***
На этот раз мадам Руссель потратила больше времени на технику расслабления и успокоения. К тому времени, когда они приступили к извлечению воспоминаний, Нил чувствовал, что едва не отключается. Сказались усталость и ночные кошмары, и то, что сейчас он хотел докопаться до своих воспоминаний куда сильнее, чем раньше. Если для этого придется полностью довериться другому человеку и расслабиться — так и быть. Тем более, сегодня он под присмотром инспектора полиции. — Вам нужно вернуться в тот момент, когда вы последний раз видели Питера. Вы помните этот день? Воспоминания были похожи на старую видеозапись с пленки. — Да, я помню. — Что вы видите? Нил нервно облизнул губы, стараясь удержать дыхание спокойным. — Питер на кухне, спиной ко мне. Между его лопаток точка прицела. Они следят за ним… Они… — Сейчас мы будем говорить не о них. Давайте вспомним точнее. Вы можете сказать, сколько сейчас времени? — Уже вечер, поздно. У меня нет часов… И телефона… Они все забрали. В своих воспоминаниях Нил опустил взгляд на собственные кисти. Синяки от стяжек скрытые под рукавами водолазки болезненно пульсировали. — Вы помните, какое сегодня число? Голова начинала болезненно пульсировать, стоило чуть-чуть напрячься, пытаясь что-то припомнить. Числа календаря в хаотичном порядке сменяли друг друга, но ни одно не помогало Нилу. — Не думаю. Я не слежу за временем, — он замолк, а потом снова ожил: — На улице никого нет. Нил услышал шорох, Поль явно поднялся с кресла и что-то прошептал на ухо доктору Руссель. — На какой улице вы находитесь? — Я не знаю названия. Там кафе и магазины, но это не центр города. Я здесь впервые. Все уже закрыто. — Вы видите номер дома, в котором находится Питер? Этот вопрос приводил в замешательство. Как мог Нил смотреть в окно дома Питера, но не видеть номера дома и названия улицы? — Я… вижу только кухню. Изнутри. — Что находится рядом с вами? Названия магазинов? Кафе? — Какие-то лавки… Не вижу, я не смотрю на них… Уже темно, идет дождь. Снова послышался шорох и шепот. — Рядом с вами есть телефон? — Да! — Нил почувствовал облегчение, когда картина его воспоминаний, наконец, получила недостающую деталь. — Я в таксофоне! — Вы звоните Питеру? — Да. — Вы помните номер? — Пять-пять… Нет… Три… Нил попытался представить, как набирает номер, но как только его взгляд падал на кнопки автомата, в голове становилось пусто. Он нахмурился, чувствуя, как пульсирует не так давно заживший висок. — Давайте посчитаем. Я буду считать до пяти, пока вы будете делать вдох, а потом обратно. Пусть шум дождя успокаивает вас, капли стучат по асфальту, по вашим плечам. Пахнет свежестью и вечерней прохладой. Сосредоточьтесь на звуках улицы. Теперь, когда ваш пульс равномерный и дыхание спокойное, мы снова вернемся в таксофон. Вы набрали номер Питера. — Я слышу гудки соединения. Он берет трубку, — Нил улыбнулся, чувствуя прилив адреналина, ускоряющий ток крови по организму. — У меня мало времени, я должен срочно сказать ему… — Почему вы просто не войдете к нему в дом, ведь вы видите его в окне? Нил вдохнул и вдохнул. Две картинки никак не хотели складываться в одну. Почему он не мог подойти? — Питер далеко. — Разве он не в доме через улицу? — Нет. — Тогда как вы видите его?.. Послышался шепот Поля, и мадам Руссель задала другой вопрос: — Рядом с вами есть кто-то еще? — Я… я не успел… Несколько минут прежде, чем они догонят его. Нил едва не поскользнулся на мокрой мостовой, подлетая к таксофону. Снять Питера с крючка, предупредить его — и он будет свободен. Питер может убивать его потом сколько угодно раз за все, что он сделал, но сейчас главное — лишить их рычага давления и убрать прицел со спины друга. Мысли путались, мешая друг другу, пытаясь обогнать колотящееся сердце. Он оказался здесь, вдали от дома, чтобы защитить свою семью, и все равно подставил Питера. Мокрые пальцы скользили по кнопкам, промахиваясь. — Ну же, быстрее. Несколько украденных монет пропали в щели таксофона, позволяя Нилу сделать международный звонок. Он обернулся, прислушиваясь, как загнанный лисой кролик. Гудки соединения казались бесконечно длинными. — Быстрее-быстрее, — он торопил автомат, не спешащий совершить соединение. — Алло? — голос Питера раздался на том конце — такой же, каким Нил помнил его. Он вдохнул, чтобы выпалить все в одном предложении, когда в его шею ткнулся прохладный пластик пистолета и из-за спины появилась рука, держащая мобильный телефон. Вместо слов Нил судорожно выдохнул набранный воздух, глядя на прямое видеоподключение. Питер стоял на кухне, держа на руках ребенка, спиной к окну, в которое было направлено дуло винтовки. Яркая точка прицела прыгала по его позвоночнику, о чем Берк даже не подозревал. — Вас не слышно. Голос Питера перебил детский лепет, на экране был виден только маленький затылок ребенка, сидящего под мышкой у отца. — Выбирай, — хриплый шепот коснулся уха Нила с другой стороны. — Алло? — Питер все еще надеялся добиться ответа абонента, но Нил мог только беззвучно открывать и закрывать рот, судорожно вздыхая, не имея возможности сказать ни слова, только слушать и смотреть. На экране Питер опустил трубку, и в таксофоне послышались гудки. Нил прикрыл глаза, чувствуя, как с мокрых волос по лицу стекают теплые капли дождя. Он с трудом разогнул одеревеневшую руку и повесил трубку на рычаг телефонного аппарата. Точка прицела пропала со спины Питера, все еще стоящего у стола и возящегося с ребенком. — Нам будет, о чем потолковать, да? — Питер! Питер, слышишь меня? Давай, приятель, проснись, — кто-то хлопал его по щекам. Нил дернулся, с трудом приходя в себя. Его разум увяз в тяжелом гипнотическом сне, тело покрылось испариной, кожу холодил врывающийся в окно сквозняк. Он разлепил веки, пытаясь проморгаться и понять, кто над ним склонился. — Поль? — Все верно. Ты отрубился. Он обнаружил себя неудобно завалившимся на один из подлокотников кресла. Нил потряс головой, выпрямляясь и убирая падающие на глаза отросшие волосы. — Вот, выпей воды. Стакан был как нельзя кстати. — Как вы себя чувствуете? — мадам Руссель стояла здесь же, ее рука легла ему на плечо. — Я в порядке, — он попытался улыбнуться, но тут же скис. — Голова раскалывается и тошнит. — Я попрошу доктора Кормье осмотреть вас. — Нет, не стоит! — Нил хотел отмахнуться и встать, но жесткая рука Поля вернула его обратно в кресло. — Сиди и слушай, что тебе говорят. Мадам Руссель вышла из кабинета, отправившись за врачом, и Нил тут же обернулся всем корпусом к хмурому Арно, усевшемуся рядом с ним на стул. — Питер жив. — Угу, а тебя шантажировали. Все звучит достаточно серьезно, Питер. — А раньше разве было не так? — Нил вытянул руки вперед, показывая зажившие шрамы на своих запястьях. — Ты ведь сразу знал это. — Услышать из твоих уст — это не то же самое, что подозревать. Честно говоря, я надеялся, что история с Питером под прицелом — это что-то из твоего более отдаленного прошлого, что у тебя в голове все перемешалось. Но…. — Поль поджал губы, качая головой, и Нил тревожно сглотнул: он еще не видел Арно таким серьезным. — Ты не смог вспомнить улицу? Магазины, название, как выглядел таксофон? — Все как будто на старой кинопленке: смутное и смазанное. Может, я смог бы узнать, если бы увидел его снова? — Будет проблематично. В Париже около восьми тысяч таксофонов, а мы даже не знаем, в каком районе искать. Это еще хуже, чем с Питерами, если честно. — Звучит не слишком обнадеживающе… — Нил опустил плечи, ладонь вернулась к пульсирующим болью вискам. — Не думай сейчас об этом. Как только доктор закончит, заберу тебя домой. — Нет, я должен что-то начать делать уже… — Ты хотел узнать, жив ли Питер, и мы узнали, что он не пострадал. На сегодня достаточно. Если ты не позаботишься о себе, лучше никому не будет. Нил не успел ответить, в комнату вошла доктор Кормье, осмотрела его, прощупала пульс и недовольная увела за собой в другой кабинет. За последнее время Нилу успели надоесть стены этой больницы. Он хотел поскорее встать на ноги или хотя бы отделаться от головных болей и кошмаров, но доктор Кормье вежливо и настойчиво просила приходить его снова. — Таблетки не помогают мне. Вы можете выписать что-то другое? Я не люблю лекарства, но лучше пара пилюль, чем постоянно просыпаться в кошмаре на полу. — Сегодня вы плохо спали? — пока медсестра в который раз брала у него кровь, доктор светила каким-то прибором в его глаза. — Ужасно. — У вас повышено давление, страдают сосуды головы. Если не будете беречь себя, то рискуете усугубить свое состояние. Субдуральная гематома рассосалась, но сотрясение может иметь отдаленные последствия. Вы должны находиться под наблюдением и сообщать мне, если ваше здоровье ухудшится. Головные боли не прошли? — Мне не даются йога и полноценный отдых. — Месье Доу, — доктор Кормье с упреком выдохнула, — ваше стремление скорее вернуться к привычной жизни, вспомнить свое прошлое — естественно. Но если вы будете истязать себя физически и психологически и дальше, то могут возникнуть проблемы с вашим будущим. Я выпишу другие лекарства и надеюсь, что вы будете серьезней относиться к моим рекомендациям. — Да, мадам. По крайней мере, теперь, когда Нил знал, что Питер жив и скорее всего в безопасности, раз больше шантажировать некого, он мог спать куда спокойней.***
Часы в гостиной тикали раздражающе громко. Обычно Питер не обращал на них внимания, но сейчас, в ночной тишине дома, их звук казался чересчур громким. Сидя за обеденным столом в пижамных штанах и футболке, Питер смотрел стеклянным взглядом на каминную полку. Уставшая после тяжелого дня Элизабет уснула сразу, как только они опустились в кровать, и не проснулась, когда Питер встал пару часов спустя, чтобы прекратить себя мучить. Он не мог уснуть, но не хотел пить лекарства. Голова была слишком переполнена мыслями, чтобы отключать ее таблетками. Питер решил спуститься на кухню и выпить чашку какао. Оно давно остыло, но он не притронулся к напитку, изредка помешивая ложкой холодную жижу, чтобы чем-то занять руки. Голова разрывалась между мыслями о цифрах и о том, что он видел, находясь под гипнозом. — Нил не стал бы убийцей и не стал бы поступать в Йель. — Это порождения вашего разума — не моего, — доктор Коллинз пожала плечами. — Вы нашли ответ на свой вопрос, мистер Берк? — Код города… — Питер покачал головой, не понимая, как он сразу не подумал об этом. Теперь отгадка казалась такой простой, лежащей на поверхности. — Эта правда стоила того, как вы считаете? — Пока не знаю. «Стоила того?..» — в тот момент Питер подумал, что врач говорит о потраченных деньгах и мучительных погружениях в гипноз, но теперь, оставшись наедине с собой, он понял, что Коллинз имела в виду. Питер был не из тех людей, что живут мечтами. Он был реалистом: не стоит желать невозможного и фантазировать о несбыточном, лучше научиться радоваться тому, что имеешь, и не забывать, что люди сами строят свое будущее. Питер жил согласно этим принципам, и потому не имел проблем с самим собой. Да, как и у всех, в его жизни случались черные полосы, вроде истории с порванными связками и разрушенной спортивной карьерой. Кем стал бы Питер сейчас, если бы жалел себя и свои разбитые мечты? Ноющим пьяницей, у которого жизнь не удалась. Нет, это не его путь. Он выбрал другой: разумный, в котором рациональные решения приводят к достижению новых целей, в котором нет места пустым мечтам. Все было проще, когда Нил только пришел в ФБР. Питеру нужно было лишь присматривать за ним и одергивать, если он лез не туда или рисковал своей бедовой головой. Но время шло и все изменилось: Нил занял слишком много места в его жизни. Проблема была в том, что Питер не мог просто дружить с ним: пить пиво по выходным, ходить на матч, болтать о ерунде или поддерживать его авантюры. Нил нуждался не в друге, а в наставнике, который будет держать его в узде, достаточно умном, чтобы быть на шаг впереди и предотвращать его импульсивные глупости. Питер был этим человеком, и он не мог не чувствовать ответственности за своего подопечного, которая вышла далеко за пределы их работы в бюро. Преступления, на которые Кэффри шел за его спиной или под его контролем, становились личной неудачей Питера. Отказ бюро признать Нила достойным свободы мог бы нанести Питеру оскорбление (в их глазах он не справлялся с поставленной задачей), если бы он не знал, что мотивы ФБР корыстны и нечестны по отношению к его информатору. Он бы добился для Нила свободы! Когда-то это было вопросом справедливости, но позже в этом желании стало больше личного, чем следовало. Питер знал Нила, видел, что он старается, хотя и не всегда принимает правильные решения. Проблема заключалась в том, что все нравоучения, угрозы и правила становились пустым звуком, стоило Нилу оказаться один на один со своими проблемами. Испуганный, загнанный в угол, разозленный или обиженный — он тут же соскакивал с крючка, если Берк не смотрел за ним. Питеру оставалось только одно — то, что нельзя привести аргументом в рекомендациях, — он верил в Нила. Верил, что тот несмотря ни на что в нужный момент поступит правильно или, по крайней мере, лучше, чем мог бы поступить раньше. И Нил это знал. К сожалению, чаще вместо того, чтобы не совершать одну импульсивную глупость, он городил еще десять в довесок, чтобы скрыть первую от Питера. Возможно, страх перед тем, что Питер разочаруется в нем и отвернется, порой имел чуть больший вес, чем угроза пожизненного заключения. Но Питер на самом деле не представлял, что будет, когда с Нила снимут браслет. Хватит ли стремления Нила быть частью новой семьи и команды, чтобы не упасть обратно? Питер не верил в то, что Нил мог стать убийцей. Самооборона — да: отчаянная мера, на которую способно любое живое существо, но никак не серийные убийства. Демонизированный Беннет из подсознания тоже не внушал доверия. Питер покачал головой, вспоминая, как год назад все сидели за этим самым столом, и они с Элизабет пытались сгладить неловкость между отцом и сыном, не знающими, как найти точки соприкосновения после многих лет разлуки. Теперь эти воспоминания вызывали у Питера тошноту. Самое лучшее, что Беннет смог сделать для сына — отвратить его своим поступком от всего, что было связано с жестокостью и применением оружия. Но в этой версии возможного будущего страшнее другое: Нил пропал. Он попал в неприятности, а Питер ничего не знал об этом и не смог помочь. Он горько усмехнулся собственным мыслям. Сколько можно? Кэффри не ребенок, ему не десять лет, и он способен сам принимать решения и отвечать за них. Питер хотел отмахнуться этим разумным аргументом, но не получалось. Он чувствовал себя предателем. Нил был его другом, членом их необычной ФБР-семьи, его подопечным, а Питер потерял его из виду, позволил снова оступиться и не сделал ничего, чтобы вытащить. Смирился, пошел дальше, построил карьеру. От слащавости спокойного будущего, напоминавшего досрочную пенсию в офисе, его затошнило еще сильнее. Зачем Нил звонил в его сне? Это было уже смешно: пытаться разгадать сны, которые были созданы, чтобы помочь ему разгадать другие сны! Питер потер лоб рукой, сглатывая горечь и стараясь не нервничать из-за того, чего даже никогда не было. Возможно, Нил звонил ему, потому что был невиновен? Потому что его подставили? Шантажировали? Он признался и сел в Райкерс навсегда, чтобы защитить кого-то еще, а Питер просто оставил его там, не докопавшись до правды. Он сцепил пальцы в замок, глубоко вдыхая и напоминая себе, что этого никогда не было. Нил никого не убил, не сел в тюрьму строго режима на пожизненный срок, и Питер его не предавал. И это глупо утешало. Питер не хотел бы жить в развилке времени, которая привела к тому, что он видел. Пальцы сжались еще сильнее, до побелевшей кожи, до ноющей боли в суставах. Он старался не думать о втором будущем вовсе. Коллинз была неправа. Второй вариант казался Питеру куда более вероятным. Может быть, не таким радужно-слащавым, но он возлагал на него все свои надежды и желал его. И оттого думать о нем было практически невыносимо. Он встал из-за стола, меряя гостиную шагами, стараясь избавиться от наваждения. Гипнотические фантазии были яркими, насыщенными. Питер помнил тепло солнечного света, проникавшего в квартиру Нила, слышал его смех, видел фотографии разукрашенного Сачмо, как в живую… Картины в галерее были такими же настоящими, как та, которую Нил нарисовал им в подарок на Рождество и которая висела теперь над каминной полкой. Это было жестоко: отправить его разум туда, дать почувствовать себя спокойным за будущее Нила, позволить им разделить рабочие и домашние радости, а потом вернуть назад, в реальность, в которой Нил лежал в могиле, не успев получить даже заслуженное освобождение. Никогда после смерти Нила Питер не позволял себе размышлять о том, что было бы, если… Переживать о будущем Кэффри уже не было смысла. Травить душу несбывшимися надеждами — зачем? Он переживал свое горе, вспоминая о том, что сделал и чего не сделал, о том, как можно было все переиграть. Но он не позволял представлять себе вот это! Нил сам себя подставил! Глядя на их фотографии на каминной полке, Питер кивнул своим мыслям, уверяя: ему не в чем себя винить. Нилу нужно было иметь чуть больше веры в Питера, разве он просил так много? Конечно, много. Агент Берк — лишь элементом системы. Бюро показало, что его слово — не последнее. Нил являлся консультантом Питера, но у Питера тоже имелось начальство, и как бы сильно Берк не хотел освободить своего подопечного и помочь ему, он был ограничен в своих возможностях. Столкновение с Крамером, из-за которого Нилу пришлось бежать, обнажило тот факт, что Питер не всесилен. Он дал Нилу незаконный карт-бланш, но, когда пришло время законных решений, Питер оказался бессилен, вынудив Кэффри почувствовать себя одиноким в борьбе за свободу. Бессмысленно мучиться, прокручивая это в голове снова и снова. Питер заставил себя вернуться к столу. Сегодня днем здесь стояли шампанское и торт, и Питер обнимал Нила, поздравляя с поступлением в Йель, а вечером он оказался в одиночестве с холодным какао и ужасным настроением. Он снова открыл папку с распечатками звонков. Конец августа, выходной, немой звонок с таксофона из Парижа. Соединение длиной в одиннадцать секунд, во время которого Питеру никто так и не ответил. На самом деле Берк понятия не имел, что с этим делать. В его голове разрозненные детали паззла никак не хотели складываться ни во что адекватное. Первое, о чем он подумал: звонок шел от Филиппа Габена. У него не было доступа к делу, но Диана и Джонс утверждали, что Филипп после отъезда в США не возвращался в Париж. К тому же Габен, хотя и хорошо планировал преступления, не имел никакой личной связи с жертвами. Кроме Питера никто из убитых не был связан ни с миром искусства, ни с фальсификаторами, которых Габен хотел превзойти, ни с бюро. Он стал жертвой лишь потому, что сел Филиппу на хвост. Версия с Габеном не выдерживала никакой критики, и Питер быстро отмел ее. Возможно, все было лишь игрой его разума. Филипп был из Франции, и умирающий разум подкинул Питеру единственное незаконченное дело, связанное с Францией. Странный звонок, про который он забыл, поскольку его отвлек Джонс. Простое и беспощадное объяснение лишало смысла последние несколько недель терзаний. Всего лишь агональный бред, в который Питер вцепился как утопающий в соломинку, надеясь еще немного погоняться за воспоминаниями о Ниле. Но как, черт возьми, этот звонок вообще мог быть связан с Кэффри? Возможно, во Франции у него был кто-то из знакомых? Кто из знакомых Нила стал бы звонить домой агенту ФБР? Питер усмехнулся своим мыслям, понимая, что это полнейшее безумство. Единственный, кто иногда выходил с ними на связь, наведываясь в гости, был Моззи — и он был в Нью-Йорке. Питер приглядывал за ним. Алекс по последним данным была в Италии, и она едва ли позвонила бы Питеру, особенно после того, как у него под носом, используя Нила, ограбила половину музеев города. Это был тупик. Питер нашел таксофон на карте, осмотрел местность через Гугл, почитал о находящихся рядом магазинах и кафе. Ничего, что могло бы хоть как-то связать странный звонок с Габеном, Нилом, Питером или хоть с чем-то знакомым. Он даже набрал номер с мобильника, но услышал короткие гудки: автомат был предназначен только для исходящих звонков. Питер сделал запрос о всех входящих звонках на свой домашний, мобильный, мобильный Эл и рабочий телефоны, но больше нигде не всплыл ни номер этого таксофона, ни любой другой парижский или французский номер. Тупик. Стоило просто отпустить это. Наверное… Питер убрал бумаги со стола, вылил какао в раковину и вымыл чашку. Нужно вернуться в постель: продолжать мучить себя воспоминаниями и бессмысленными изысканиями не было смысла. В каждом из его бредовых снов ему звонил Кэффри. А что, если… Питер поставил кружку на дно раковины, впиваясь пальцами в край столешницы и стискивая зубы. — Хватит этого, Питер. Хватит. Он вытер руки полотенцем и покинул кухню. В полутьме гостиной тиканье часов стало еще громче. Питер бросил короткий взгляд на полки с фотографиями, невидимыми в темноте, а потом скользнул выше, к их семейному портрету, нарисованному Нилом. Голос Эндрю Далтона из воспоминаний заставил его ногу замереть, так и не наступив на первую ступеньку. «Знаешь, Питер, я, пожалуй, пас. Сделки и разговоры с тобой выглядят как второсортное дерьмо. На них могут повестись только сопливые мальчики, ищущие себе нового папочку, который повесит их детские каракули на стену». — Чертов сукин сын был в моем доме!