— Не родился, не женился, не умирал, — Поль положил перед Нилом тонкую папку с делом Виктора Дюпонта. — Ах да, не имеет кредитной карты и счета в банке, только наличные.
— Взялся из ниоткуда? — Нил поджал губы, покосившись на лист бумаги, и вернулся к холсту.
— Именно. Я проверил по некоторым каналам, но документы, видимо, ты привез с собой, прилетев во Францию по другому паспорту.
— Я не удивлен, — он сосредоточился на бледно-красных мазках, даже не обернувшись к Полю. — Я бы так и поступил, чтобы замести следы.
— Ладно, оставлю тебя за твоим занятием.
— Угу.
То ли на Нила так действовали новые таблетки, то ли рисование, то ли тот факт, что ему больше не нужно волноваться о Питере, но он чувствовал себя гораздо лучше. Теперь, кроме будничных дел по дому, у него было занятие, которое отлично заменяло йогу и прогулки, тем более что погода испортилась окончательно. Он не погнушался потратить деньги из дипломата на новые материалы и мольберт. Дом Поля медленно превращался в галерею.
От нечего делать Нил рисовал его обитателей: кошек, козу, ораву крыс. Рависёр наблюдал за ним с особым интересом, то и дело пытаясь сунуть клюв или лапы в краску. Галка любила сидеть на холсте, смотря как ее новый человеческий друг рисует, тем более что тот подкармливал птицу припасенными заранее кусочками сыра или мяса.
— Пойдем, Рависёр, не мешай, — Поль подставил галке руку, и та с карканьем перепрыгнула на его пальцы, позволяя унести себя в кухню.
— Я его уже кормил.
В ответ послышалось какое-то бурчание и звук разворачиваемой фольги. Нил сменил позу, чувствуя, как кожаный браслет на щиколотке царапает ножку стула. Это ощущение приносило одновременно успокоение и раздражение. Он бросил думать о своей странности, купил кусочек кожи и прочную нить в мастерской на соседней улице и сшил браслет на ногу. Поль никак это не прокомментировал, видимо, решив, что не стоит лезть в болото неизвестности. Как бы то ни было, никто на улице или в больнице, будь то Питер или кто-либо еще, никак не реагировал на то, что на ноге у Нила был предполагаемый знак отличия.
Поль сидел на чемоданах: через три дня он собирался отбыть в Нью-Йорк на учебу. И Нил раздумывал, как будет использовать свободное время в его отсутствие.
— Может, возьмешь меня с собой?
— А кто будет смотреть за ними? — Арно вопросительно поднял бровь, и Нил сдался.
Скорее всего, лететь в другую страну по поддельным документам было не лучшей идеей. Его обман мог быть раскрыт на таможне, а искать Питера из тюрьмы было бы еще сложнее.
— Я сегодня на дежурстве, так что ночуете без меня, — перекусывая на ходу вместе с Рависёром, сидящим у него на плече, Поль взялся за пальто, и Нил, наконец, оставил картину.
— Что-то важное?
— Обычное дело.
Галка каркнула и вернулась обратно на холст, Поль заглянул за плечо Нила, оценивая работу.
— Выглядит знакомо.
— Это кухня в доме Питера. Так что… если в Нью-Йорке ты встретишь какого-нибудь Питера, можешь напроситься к нему в гости.
— Я буду первым человеком, который попадет в тюрьму по статье «преследование Питеров в особо крупных масштабах». Страшно подумать, что решат следователи, когда поймут, что всех жертв, в чьи дома я проникал, зовут Питерами.
Арно ушел, снова оставив Нила один на один со своими мыслями и картинами.
— Хорошо быть тобой, Рависёр. Ты не помнишь, в каком гнезде вылупился, и тебе все равно.
— Кар! — галка слетела со своего места, скрывшись на кухне, а потом вернулась обратно, бросив в раскрытую ладонь Нила колпачок от флешки с оторванной веревочкой.
Нил рассмеялся.
— Поль будет не рад, маленький негодник. На, спрячь его в своем тайнике.
Рависёр забрал колпачок, слетел с холста на пол и чинно зашагал по ковру, чтобы спрятать колпачок за креслом. Нил нашел там такой же схрон, как и за фикусом, и решил, что лучше его не трогать.
Еще не было полуночи, но Нил уже был в постели. Он старался не нарушать режима, чувствуя себя слегка пришибленным и приходя к выводу, что его покорность судьбе скорее результат приема лекарств, чем склонность к прилежному поведению. Таблетки делали его куда более ленивым, спокойным и пассивным, позволяя часами сидеть перед холстом и не стремиться бежать куда-то в поисках неуловимого друга и собственных воспоминаний. Дни превратились в кисельную, вялотекущую массу, а постоянно моросящий за окном дождь, периодически разбавляемый мокрым снегом, только усугублял желание зарыться в нору и переждать неприятности. Быть может, если Нил впадет в спячку подобно сурку, то все само разрешится к тому времени, когда он проснется?
Нил отгонял унылые мысли, но, заматываясь в одеяло, подумал, что активные действия могут подождать и до завтра. Или послезавтра… Или до возвращения Поля из Нью-Йорка.
Неизвестно, сколько прошло времени с того момента, как он заснул, убаюканный шумом дождя и хорошей дозой снотворного, прежде чем резко вскочить на постели от громкого карканья, хлопанья крыльев и чужого крика:
— Прочь пошел!
Нил в мгновение ока слетел на пол, не обращая внимания на боль, прострелившую еще не зажившее до конца колено, включил свет и прижался к подоконнику, во все глаза таращась на того, кто влез в дом. Незаметно для пришельца он скользнул пальцами за шторы, вытаскивая из щели между окном и стеной спрятанный карманный нож. Поль не знал, но Нил спрятал кое-где в доме то, что помогло бы ему защититься в случае… да вот в таком случае, например.
Высокий плечистый мужчина, одетый в кожаную куртку и перчатки, безуспешно отмахивался от разъяренного Рависёра, напавшего на него в темноте. Он взмахнул рукой в очередной раз и сбил галку на постель.
— Эй! — Нил привлек его внимание криком, испуганно переводя взгляд со взломщика на подбитую птицу.
Галка растерянно топталась по одеялу, хлопая крыльями, запутавшись в комках мягкой ткани.
— Кто ты такой и чего тебе нужно?
Прохладная костяная рукоять ножа ничуть не помогала Нилу почувствовать себя уверенней или спокойней, но он все равно стиснул пальцы, пряча оружие за спиной, одновременно планируя пути отхода. Дверь была перекрыта незнакомцем, застывшим посреди комнаты, единственным выходом оставалось окно. Чтобы вылезти через него, ему понадобится проявить чудеса акробатики со сломанной ногой… Значит, оставалось только отвлечь мужчину, бросив что-нибудь в лицо, и рвануться к входной двери. При соседях он, может, передумает нападать на Нила.
— Это ты кто такой? — мужчина стянул перчатку с руки и тыльной стороной коснулся глубокой царапины на щеке, которую оставила галка, пытаясь выцарапать незнакомцу глаз. — Что за бешеная птица? — он недовольно посмотрел на сидящую в комьях одеяла галку, выглядя больше растерянным, чем злым.
— Я первый спросил, — звучало как-то глупо. — Это ты вообще-то влез в мой дом.
— В твой дом? — незнакомец окинул взглядом спальню. — Ты спишь на моей кровати, парень. А твое барахло лежит на моем комоде. Это моя комната.
Нил растерянно открыл рот, с трудом соображая, что происходит — не попал ли он в очередной бредовый сон. Но уже через секунду почувствовал, как его затапливает облегчение. Кажется, его убийство и побег откладывались.
— Ты брат Поля?
— Да, — мужчина зашипел и поморщился, чувствуя, как струйка крови стекает по лицу из глубокой царапины. — А ты кто?
— Я домработник, — Нил незаметно засунул нож обратно в щель между окном и стеной и подошел к кровати, приходя на помощь запутавшемуся в постельном белье Рависёру.
Тот жалобно каркнул, когда его аккуратно взяли на руки, и тут же перепорхнул на угол шкафа — самый высокий предмет мебели в комнате, чтобы смотреть на ненормальных двуногих с безопасной высоты.
Мужчина ухмыльнулся.
— Домработник? Ты, кажется, хромой.
— А ты вломился в дом посреди ночи.
Они посмотрели друг на друга с подозрительным прищуром. Так получилось, что до сих пор Нил ничего не знал о брате Поля. Арно ни разу не завел о нем разговора, упомянув лишь пару раз мельком, и Нил не стал настаивать: мало ли какая семейная драма крылась в прошлом братьев.
— Где Поль?
— На дежурстве.
Мужчина кивнул и молча вышел из комнаты. Рависёр громко каркнул ему вслед.
— Хороший мальчик, — Нил протянул руку, погладив галку по грудке, но в благодарность получил клевок в костяшку пальца. — Ай! Проклюнул до крови!
Что ж, Нилу бы тоже не понравилось, если бы его сначала пнули в кровать, а потом хватали руками.
Он вышел из спальни, чтобы узнать, куда направился ночной гость, и обнаружил его в кухне, достающим из холодильника молоко, лазанью и кусок пирога. Он даже не озаботился царапиной на лице, просто стерев кровь салфеткой. Нил замер на входе, глядя, как мужчина по-хозяйски открывает шкафы, включает микроволновку и достает с полки банку с кофе.
— Я Питер.
Мужчина бросил на него короткий взгляд, прежде чем вернуться к разогреванию ужина. Возможно, пришло время позвонить Полю…
— Люка.
— Поль ничего о тебе не рассказывал.
Тонкие сжатые губы Люка скривились в саркастической ухмылке.
— Я не удивлен.
Нил неторопливо прошел к столу, двигаясь плавно и тихо, словно подкрадываясь к опасному животному. Люка был загадкой, но Нил не думал, что брат Поля способен взять и убить незнакомого человека в родном доме. Жесткие черты лица, отдающие рыжиной волосы, нахмуренные брови, холодный серый взгляд — он ничем не походил на мягкого домашнего Поля, больше напоминая опасного хищника. Разум велел держаться от незнакомца подальше, но в Ниле взыграло дурное любопытство. Это знакомство слишком отличалось от всех остальных в его новой жизни.
— Семейные неурядицы?
— Что-то вроде того, — Люка усмехнулся, доставая из микроволновки лазанью и пирог, и уселся за стол, бесцеремонно закинув ноги в ботинках на стоящий рядом табурет и держа тарелку в руках. — Я видел козу на заднем дворе. Это нормально?
— Смотря что считать нормальным, — Нил лучезарно улыбнулся, обнажая зубы, и Люка усмехнулся на этот раз чуть более расслабленно и открыто. — Как ты попал в дом?
— Вошел через дверь.
— Она была заперта.
— Разве это проблема? — Люка насмешливо вздернул бровь, откусывая большой кусок от пирога.
И Нил с тревожным трепетом осознал, почему брат Поля вызвал у него неоднозначное любопытство. Они сменили замок пару недель назад после того, как ключ Поля застрял в личинке и сломался, а значит, у Люка никак не могло быть нового ключа. Он проник под покровом ночи, вскрыв дверь, как вор… Нил учуял в нем родственную душу из преступного мира, даже если не помнил, чем именно занимался в прошлой жизни.
— Ты собираешься тут остаться?
— Ненадолго. А ты? — в голосе Люка звучал деловой интерес.
— Ненадолго.
Послышались легкие шаги, и мяуканье — на шум в кухню пришла кошка. Она потерлась о ногу Нила, словно спрашивая: не пора ли поесть? Ее большие зеленые глаза с любопытством разглядывали гостя.
— Коза, уличная кошка, драная галка, хромой домработник… Похоже на Поля. Тебя он подобрал до козы или после?
— Кто-то же должен был за ними присматривать.
— Ясно, — Люка облизал испачканные в соусе пальцы и поставил пустую тарелку на стол. — Раз уж моя комната занята, лягу в спальне родителей. Надеюсь, там Поль не держит питона.
Нил проследил за тем, как он встает, потягиваясь, и идет в сторону второго этажа. Несмотря на высокий рост и крепкую комплекцию, Люка двигался плавно и тихо, как и сам Нил, когда ему позволяла нога. Периодически он даже умудрялся напугать Поля, бесшумно подкрадываясь к нему со спины.
Они с Люка были из одного теста.
В заднем кармане джинс Люка мелькнул уголок кастета.
Возможно, из одного…
Утро обещало быть нестандартным. Ночью Нил смог уснуть только после того, как Люка перестал бродить по второму этажу и улегся. Спал он или нет, Нил не знал. На всякий случай, он запер дверь спальни, оставив ключ в замке, раздумывая написать ли Полю смс или оставить все как есть? Если у них с Люка были непростые отношения, сюрприз будет неприятным. Но с другой стороны Люка вернулся в свой дом, а не вломился в чужой. Стоило предоставить братьям возможность разобраться друг с другом самим.
Когда Нил встал, чтобы приготовить завтрак, Люка уже стоял у плиты. Вкусный запах наполнил дом. У ног гостя крутилась кошка, выпрашивая лакомый кусочек. Рависёр сидел рядом, внимательно наблюдая за тем, как Люка возит лопаточкой в сковороде с фаршем.
— Не спалось?
— Заспался?
Нил улыбнулся, усаживаясь за стол. Кажется, сегодня ему не придется готовить, судя по размеру сковороды и тому, что Люка жарил фарш для любимого Полем болоньезе. Он налил себе кофе из еще горячего кофейника и подманил Рависёра, предлагая ему кусочек примирительного печенья. Галка покосилась на печенье и осталась следить за фаршем.
— Предатель.
— Разумное существо. Ночью защищал своего кормильца, а когда понял, кто в доме хозяин, подлизался и принес мне это.
Люка показал крышечку от флешки, которую Рависёр тут же с карканьем вырвал у него из рук и унес прочь, чтобы спрятать снова под кресло.
— Не бери, если не дает, иначе останешься без пальцев.
— Видимо, ты тоже любишь брать чужое, — Люка кивнул на его расклеванный палец и перевел внимательный взгляд на лицо Нила.
Нил ответил ничего не значащей улыбкой. Люка отвернулся к плите, больше не обращая внимания на нового знакомого, позволив тому спокойно пить кофе.
Мирная атмосфера утра треснула, как яичная скорлупа, когда в дом, пыхтя и громко топая, вошел Поль, отряхивая с зонта капли воды и оставляя грязные следы на полу.
— Фух, надоел этот ливень. Пахнет просто обалденно, Питер. Не думал, что с утра ты будешь готовить… — Поль замер, оборвав себя на полуслове.
И Нил тревожно прикусил губу изнутри, чувствуя, что дело запахло жареным. Люка, стоящий у плиты, выглядел так, словно не случилось ничего необычного.
— Привет, Полли, будешь кофе? Если подождешь еще десять минут, то соус будет готов.
Поль ничего не ответил. Бледность, разлившаяся по его лицу, ярко выделила россыпь веснушек на щеках. Нилу показалось, что его голубые глаза сменили цвет на темно-синий, хотя все дело было в расширившихся зрачках. Он так и стоял посреди кухни с опущенными вдоль тела руками, пока Люка не выключил газовую гарелку под сковородой, вынужденный признать, что его появление не было чем-то из разряда будничных событий.
— Я так понимаю, завтракать ты не слишком хочешь.
— Что?.. — голос Поля звучал так опасно тихо, что Нил отставил свою чашку подальше, переживая, что придется вмешиваться в драку, не иначе.
— Поль…
Нил не был уверен, слышит ли в голосе Люка больше извинительного тона или просьбы не устраивать скандала, но этого все равно было недостаточно, чтобы сдержать лавину.
— Как ты смеешь… Как ты посмел войти в мой дом… — Поль задыхался от возмущения и гнева, с трудом подбирая слова. — Ты…
— Давай обойдемся без драмы, Поль, — Люка скрестил на груди руки, хмурясь и занимая оборонительную позицию.
— Без драмы?! — голос Поля сорвался на крик, от которого Рависёр испуганно вспорхнул со стола, а Нил пожалел, что не может так же просто взять и уйти с кухни, где назревала семейная ссора.
— Я же говорил…
— Может, это тебе не стоило устраивать подростковую драму десять лет назад, когда ты довел нашего отца до больницы, а нас с тобой до тюрьмы?!
— Это было десять лет назад.
— Вот именно! Десять лет, Люка! — Поль пересек разделявшее их расстояние, желая подойти ближе, но остановился на полпути, кусая губы.
Нил видел, как напряжены его плечи, как нервно он переминается с ноги на ногу, чтобы скрыть злую дрожь в своем теле. Его глаза горели похлеще кошачьих в темноте.
— Я давно оставил это в прошлом, а ты все вспоминаешь о папочке и своем ночном пребывании в камере временного заключения?
Поль подлетел к Люка так стремительно, что Нил поспешил соскочить с барного стула, готовый, если что, разнимать братьев, хотя скорее он тут был тем, кому наваляют первым в случае чего: хромой против полицейского и уголовника. Кулак Поля врезался в каменную челюсть Люка, заставив того отшатнуться, но второй удар Люка блокировал, ловко заломив руку брата за спину отработанным приемом. Поль попался только потому, что был ослеплен собственной злостью, забыв о правильной тактике и защите.
— Пусти меня!
— Люка, — Нил сделал шаг в их сторону, но Люка бросил на него предупреждающий холодный взгляд, заставляя остаться на месте, крепко прижимая Поля к столешнице.
— Ты знаешь, почему я сбежал. Не притворяйся дурачком, Поль. Твой отец не собирался отпускать меня, а после того, как я тебя втянул, он бы посадил меня за решетку навсегда.
Поль безуспешно дернулся, пытаясь ударить Люка в зубы затылком. Тот предугадал его движение, успев отклониться, но не ослабив хватку.
— А ты хотел свободной жизни, в которой берешь, что хочешь, и делаешь, что хочешь? Плевав на закон, на свою семью, даже на самого себя? Этой свободы ты хотел от отца? Пусти меня, черт тебя возьми!
Люка разжал пальцы, и Поль развернулся, чтобы с силой толкнуть его в грудь, отпихивая от себя и проходя мимо. Трясущимися руками он схватил кувшин, налил себе стакан воды и выпил одним глотком. Его колотило от злости.
— О какой семье ты говоришь? — щеки Люка раскраснелись, он потерял свое холодное спокойствие и надменность, похожий теперь больше на растрепанного воробья, чем на опасного хищника. — Кроме тебя у меня никого не было.
— А-а-а, — Поль нехорошо улыбнулся, его губы тряслись. — Поэтому ты бросил меня?! Потому что я твоя семья. Как я сразу не догадался?! В этом же весь ты!
— У меня не было выбора! — теперь кричал и Люка, сжимая пальцы в кулаки.
Нил переводил взгляд с одного на другого. Его нога успела разболеться, но он не спешил садиться и не мог уйти, на случай, если все-таки придется вмешиваться.
— Выбор всегда есть. И ты свой сделал! — Поль шарахнул стакан о стол так сильно, что по его дну пошла трещина, остатки воды разлились по столу, но никто не обратил на это внимания. — Убирайся из моего дома, Люка! Иди туда, где ты шлялся десять лет, когда я даже не знал, жив ты или тебя убили в какой-нибудь подворотне твои дружки. У меня нет никакого брата!
Он развернулся на каблуках и пронесся мимо Нила в сторону лестницы.
— Поэтому ты оставил в моей комнате все как есть? — вопрос Люка застал его на первой ступеньке.
Поль замер, и Нил подумал, что сейчас он развернется и скандал пойдет на новый виток, но тот рванул наверх, пока где-то на втором этаже не хлопнула с грохотом дверь спальни.
Стоило Полю скрыться, как на лицо Люка вернулось холодное спокойствие. Если бы не краснота на щеках, можно было подумать, что никакого скандала и не было. Он зачесал назад растрепавшиеся волосы и подошел к плите, включая огонь.
Нил опустился на свое место, но к кофе уже не притронулся, смотря в спину незваному гостю, продолжающему хозяйничать на кухне. На этот раз Люка подал голос первым.
— Он всегда был таким. Его очень ценили в театральном школьном кружке за эмоциональную вовлеченность.
— Считаешь, предательство недостаточный повод для эмоциональной реакции? — Нил не хотел играть с огнем, но невольно втянутый в чужой конфликт, не успел остановить себя.
— Я ушел, чтобы защитить его.
— От себя самого?
— В том числе.
— Почему ему не сказал?
— Так получилось, — Люка обернулся, чтобы бросить Нилу грустную улыбку. — Тебе никогда не приходилось делать родным больно ради их же блага?
Нил опустил короткий задумчивый взгляд в свою полупустую чашку с остывающим кофе, прежде чем посмотреть Люка в глаза и ответить:
— Возможно. Но я этого не помню.
Нил чувствовал себя не в своей тарелке, собираясь подняться с завтраком на второй этаж. Поль был первым человеком в этой новой жизни, который помог Нилу и сделал для него больше, чем кто-либо еще, так что, наверное, их можно было считать приятелями. Но в чем бы там ни был хорош Нил в прошлой жизни, разговоры по душам не были его сильной стороной.
Люка собирался оставаться в доме и не планировал идти на переговоры с Полем, держа оборону на первом этаже. Поль заперся в спальне — уставший после ночной смены, голодный и злой, и не желающий спускаться вниз. Нил чувствовал себя как Рависёр — не знал, куда деваться, но хотел как-нибудь помочь. Из-за общей напряженной атмосферы в доме расслабиться не выходило, и все труды Нила по соблюдению рекомендаций врача шли сегодня насмарку.
Пока Люка вышел зачем-то во двор, Нил собрал завтрак Полю на поднос и поднялся наверх. Постучал в дверь.
— Поль. Это Питер. Я принес тебе завтрак.
В ответ не раздалось ни слова. Возможно, Поль уснул, что было маловероятным после того, как полчаса назад он готов был взорваться от злости. Он решил, что еще одна попытка не помешает.
— Я совершил подвиг, взобравшись сюда с подносом и без костыля, но не уверен, что смогу спуститься назад без естественного ускорения падения.
Послышался скрип пружин, шаги и дверь открылась. Поль не удостоил Нила взглядом, тут же развернувшись и отправившись обратно к кровати, но опустился не на ее край, а на пол, глядя на унылый вид за панорамным окном.
Нил оставил поднос на кофейном столике и закрыл за собой дверь, задвинув щеколду. Навряд ли Люка стал бы рваться в комнату, но новый скандал точно не то, что сейчас нужно. Он опустился на пол плечом к плечу с Полем, распрямляя разнывшееся колено — из-за плохой погоды он все время чувствовал глубоко в кости противную болезненную ломоту на месте нарастающей костной мозоли.
Рядом с Полем стояла ополовиненная бутылка вина. Одна из тех, что они забрали в квартире Виктора Дюпонта. Заметив взгляд Нила, Поль усмехнулся.
— Прости, считай, что я конфисковал эту бутылку и делиться с тобой не намерен.
— Я бы сам тебе налил после такого.
Поль скривился и приложился к горлышку. Напиться этим вусмерть было нельзя, а крепкого алкоголя в доме все равно не было.
— Злишься на него?
— Ты не представляешь, как. Готов придушить его, хочу его пристрелить прямо сейчас, — Поль смял пальцами ткань брюк на бедре, удерживая свою руку от того, чтобы потянуться к наплечной кобуре с пистолетом. — Ненавижу… Если бы ты только знал, как я его ненавижу.
— Не хочешь рассказать? Я умею слушать, — Нил улыбнулся, пытаясь поддержать Поля, но, глядя на красные глаза Арно, едва сдерживающего слезы, подумал, что и сам бы не отказался подбодрить себя чем-нибудь крепким.
Поль отвернулся, упираясь локтем в согнутое колено и постукивая бутылкой по голени. Там, на комоде под зеркалом, стояли фотографии. Нил видел их, когда заходил в спальню убираться, но рассматривал только однажды. На одной из них явно был десятилетний Поль, стоящий в обнимку с другим мальчишкой. Тогда Нил посчитал, что Поль обнимает за плечи друга — слишком непохожими они были, но теперь в чертах другого мальчишки он легко смог увидеть лицо Люка.
Молчание затянулось, и Нил легонько толкнул Поля локтем под руку.
— Эй.
Поль утер лицо тыльной стороной ладони, шмыгая носом, но удержался от рыданий, сделав еще пару глотков вина. Когда он наконец смог вздохнуть, успокоившись, он бросил на Нила странный взгляд.
— Знаешь, почему я помог тебе?
Нил улыбнулся.
— Как сказала Жюли, я был хромым бомжом, а ты любишь подбирать побитых и несчастных.
Поль рассмеялся, все еще шмыгая носом.
— Да, есть немного, — он снова отвернулся, уставившись на дождливое серое небо за окном. — Но это все из-за Люка.
— Ты надеялся, что кто-нибудь так же поможет твоему брату, если он попадет в беду, — Нил не спрашивал, утверждал, и Поль кивнул ему в ответ, не поворачивая головы.
— Ты представить себе не можешь, каково было все эти годы не знать, где он, что с ним, жив ли он. Я провел миллион часов, размышляя о том, где он мог быть, представляя его то счастливо живущим за границей, то валяющимся трупом в сточной канаве. Я искал его. Но Люка умеет прятаться. За столько лет работы в полиции я ни разу не смог напасть на его след. Было бы проще жить, зная, что он умер, чем так: гадая, ища, надеясь, что он в порядке, что он не ранен, не страдает, что он не один.
— Нет, — Нил покачал головой, и Поль повернулся, чтобы встретиться с ним взглядом. — Ты не мог хотеть его смерти по-настоящему. Он же твой брат.
— Я просто хотел знать, что с ним. Одна открытка — и я бы был спокоен.
— Думаешь? Ты не стал бы искать его еще сильнее, узнав, что он жив?
Поль открыл рот, собираясь сказать «нет», посмотрел Нилу в глаза и передумал.
— Что случилось? — Нил подтянул здоровую ногу к груди, обнимая себя за колено. — Не подумай, что это просто любопытство, я хочу понять.
— Люка связался не с той компанией, когда был подростком, а потом втянул в это меня. Они воровали, занимались мелким хулиганством, угоняли машины, влезали на частную территорию. Мне было семнадцать. Я любил своего брата и хотел его внимания, но когда он стал совершеннолетним, мы стали отдаляться. У него были другие интересы, он не поступил в колледж, в который хотел устроить его отец, и слонялся большей частью без дела. С работой у Люка не складывалось, он начинал и бросал все, дома были скандалы, отец бесился. Отец был полицейским и каждую выходку Люка воспринимал очень остро не только как родитель, но и как служитель правопорядка.
— Люка сказал, что он был только твоим отцом?
— Ммм, — Поль поболтал остатки вина в бутылке и сделал еще один глоток. — Так и есть. Люка был приемным.
— Погоди, я думал, у вас одна мать.
— Мать Люка и мой отец познакомились, когда он уже родился. У них был вроде бы бурный роман, а потом мать Люка внезапно скончалась. Люка ждал детский дом, но отец сжалился и усыновил его. Потом он познакомился с моей матерью и родился я.
— Не слишком добро он отзывается о своем благодетеле, — Нил попытался подумать о своем отце, представить, кем он был и в каких они были отношениях. Но на месте фигуры родителя была только черная пустота и густой комок тошноты в желудке.
— Отец был строгим человеком, — Поль поджал губы, опуская взгляд.
— Строгим?.. — Нил склонил голову. — Или жестоким?
— Если бы у меня был ребенок, я бы не стал воспитывать его так, как мой отец воспитывал нас. Он очень трепетно относился к порядку в целом и порядку в доме. Требовал от каждого из нас соблюдать установленные им правила. По большей части они были рациональными: не опаздывать к обеду, помогать по дому матери, приходить домой раньше, чем стемнеет, отрабатывать плохие оценки дополнительной работой по дому. Ничего такого. Я был послушным ребенком, а Люка всегда сопротивлялся. Он словно специально делал все наоборот, выводя отца из себя. Отец злился, наказывал его… — Поль замолчал, позволяя шуму дождя наполнить полутемную комнату.
— Он бил его?
— И такое бывало. Без травм, но унизительно. Люка ненавидел отца за это. Хотя иногда они были словно лучшие друзья, находя какое-то совместное занятие, будучи на одной волне. Но это случалось все реже, чем старше мы становились. В подростковом возрасте все стало совсем худо. Люка начал убегать из дома, пробовал наркотики, отец вытаскивал его из каких-то притонов со шлюхами. Моя мать всегда была отстраненной: она не поддерживала отца, но и не поддерживала Люка. Я был тем, к кому он всегда приходил, когда становилось слишком плохо или когда он жутко злился. Я мог утешить его, даже отговорить от какой-то дурной затеи. Он забывал о своем бунтарстве, когда мы были вместе, потому что у нас всегда находились совместные занятия и без правонарушений. Но Люка вырос, а я в его глазах остался ребенком и больше не мог удержать его от плохих идей. Мы отдалились, и ему не за кого стало держаться в нашем доме. Люка хотел уйти, но отец… Он не отпустил его. Он пытался устроить его будущее, дать ему образование, работу. Боялся, что Люка будет грязным пятном на его репутации — бродяга, наркоман, грабитель. Но чем больше отец пытался, тем хуже становилось. Тогда все совсем разладилось.
— К тебе он не был жесток?
— Сначала нет. Но когда Люка сорвался с крючка, пойдя во все тяжкие, у него немного отказали тормоза. Я занял место Люка. Отца бесило все, что я делал и чего не делал, я был недостаточно хорош во всех своих делах, он желал невозможного, хотел, чтобы я был лучшим за двоих. Люка еще жил с нами, но они с отцом почти не разговаривали, только ругались и разбегались по углам. Видя, что отец взялся за меня, Люка вдруг снова начал со мной общаться. Я был счастлив, не понимая, что задумал брат на самом деле. Он втянул меня в свою компанию, готовя ограбление одного богатея на окраине Парижа. Меня заслали вперед как малолетку, которому не дадут срок, если вдруг что.
— И ты попался?
— Все так и было. Все разбежались, а меня схватили. Я был в ужасе. Я никогда не нарушал закона до этого дня, авантюра Люка казалась мне приключением, я хотел заслужить его уважение. А теперь я сидел за решеткой, и мне грозили колонией для малолетних за проникновение на частную территорию и попытку ограбления. Конечно, потом я узнал, что меня просто пугали.
Поль замолчал, вернувшись в свои воспоминания, задумчиво глядя на свою босую ступню.
— И что было потом?
— Когда отец узнал о случившемся, у него случился инфаркт. Он чуть не умер в тот день в реанимации. Мать пришла ко мне в камеру, рыдая и обвиняя Люка во всем, она кричала, что убьет его, если он вернется домой. Она была не в себе от страха. Я никогда не видел ее такой, я был напуган так же, как она. И тогда ко мне пришел Маркель. Он был напарником отца, его близким другом, и я знал его с детских лет. Маркель сказал, что Люка грозит много лет тюрьмы за все, на что до этого полиция закрывала глаза. Что никто больше не будет отмазывать его, и он сядет, если только попадется. Но в тот день Маркель был там не ради Люка. Он пришел ради меня. Мы проговорили с ним много часов до глубокой ночи. Он выпустил меня на следующий день, взяв с меня клятву, что я никогда больше не влезу ни в какую авантюру с Люка, что, закончив школу, я поступлю в любой колледж, который выберу сам, и буду держаться подальше от всего, что имеет отношение к Люка. Он просил меня не связываться с ним, как бы я ни хотел.
— И ты сдержал слово?
Поль улыбнулся.
— Отчасти. Я поступил в школу полиции и больше не ввязывался в авантюры с Люка, но я всегда пытался найти способ связаться с ним. Сначала я оправдывал его перед родителями, уверял их, что Люка не хотел меня подставить, что он не был злодеем, каким они его выставляли. Я все еще надеялся, что он вернется ко мне или хотя бы напишет. Потом я понял, что этого не будет. Люка был в бегах, отец так и не восстановился после инфаркта и через два года скончался. Жить стало туго. Я учился и работал, а матери пришлось искать подработку, чтобы мы не потеряли дом. Мы больше не были счастливой семьей, которой я нас считал. Сейчас мне вообще кажется, что я один так считал. Я думал, что ругань Люка с отцом — это то, что есть в каждой семье. Подумаешь, старший сын не ладит с родителями и бунтует, что тут такого? Но потом я понял, что все с самого начала было неправильно. И в какой-то момент я тоже стал ненавидеть Люка за то, что он бросил меня, подставил, что не попрощался с отцом, не извинился, что сбежал. Я понял, что мои представления о любимом брате были детскими фантазиями. Люка был преступником, и он повел себя как преступник, втянув меня в дело и сбежав. Но я все равно его любил. Боже, проще объяснить работу компьютера, чем семейные отношения. Все эти годы я ненавидел его и хотел вернуть его обратно. Это чертовски сложно, понимаешь?
Нил только кивнул. Он не помнил о своих семейных проблемах, но понять Поля было не трудно.
— Я не знаю, какие отношения вас связывают с Питером, но знаю, что чувствует человек, чей родственник пропал. Сбежал, исчез, и ты не знаешь, что с ним. Даже если вы с Питером были в ссоре, я уверен, что он думает о тебе. И он очень хочет тебя найти.
Дождь закончился, хотя небо оставалось все таким же серым и унылым, ничуть не добавляя настроения. Нил отвернулся от окна, глядя на браслет на своей ноге.
— Два месяца прошло. Я боюсь, что Питер не ищет меня, не потому что мы поругались или он боится выйти на связь.
Брови Поля нахмурились, и он перестал покачивать бутылкой в руке.
— Что тогда?
— Мне кажется, Питер думает, что я мертв. Никто не ищет мертвецов.
***
— Как вы могли это допустить?!
Питер раздраженно расхаживал туда-сюда по кабинету, уперев руки в бока. Во всех его движениях улавливалась усталая нервозность, обычно ему не свойственная. Диана держала в руках папку с документами на Эндрю Далтона и файлом о его досрочном освобождением из тюрьмы под залог. Она получила документ утром еще до того, как Питер вошел в офис, но никак не ожидала, что босс так расстроится из-за этой новости.
Накопать что-то на Далтона было трудно, но ей все-таки кое-что удалось. Вместо того, чтобы провести время с сыном, она потратила всю субботу, встречаясь с информатором и проверяя кое-какие данные. И то, что она нашла, ей не слишком-то понравилось.
— Питер не успокоится, пока не засадит его за решетку пожизненно, — Джонс увидел ее находку первым, и Диана была с ним согласна.
Она не знала, что Далтон сказал Берку в комнате для встреч, но в контексте последних событий можно было не сомневаться, что это — о Кэффри.
— Письмо от маршалов пришло сегодня утром. Его отпустили еще в четверг, но из-за бюрократии… — она замолкла под мрачным взглядом Питера, но все-таки нашла в себе мужество продолжить. Это не ее вина, она в няньки Далтону не нанималась. — Сообщили только сегодня утром.
— За четыре дня он мог улететь на другой конец планеты.
— Питер, — Джонс решил подать голос, чтобы поддержать Диану, — может, скажешь, что случилось?
— Он был в моем доме, вот что, — Питер обернулся, и Диана увидела, что в его глазах мелькает не только злость, но еще и капелька страха, что их боссу было вовсе не свойственно.
— Когда это случилось?
— Я не знаю, — он покачал головой, прекращая бессмысленное патрулирование кабинета, и оперся кулаками о стол. — Я уже попросил Моззи проверить мой дом на наличие следящих устройств и жучков, он сейчас там. Диана, мне нужно знать все, что у тебя есть на Далтона.
Диана вздохнула поглубже, не желая быть тем, кто поднимет эту тему, но ей пришлось напомнить, что они все тут в первую очередь агенты, а уже потом друзья, потерявшие близкого человека.
— Что? — Питер уловил ее настроение быстрее, чем она успела открыть рот, напрягаясь и настораживаясь еще больше, чем до этого.
— Питер, мне поступила кое-какая информация из неофициальных источников, которую мне удалось проверить. Я не стала звонить тебе в выходной… Настоящее имя Эндрю Далтона — Дэвид Мерфи, он сменил документы несколько лет назад официально, не знаю, по каким причинам. Дэвид Мерфи кузен Алана Вудфорда.
Лицо Питера застыло на секунду, и кабинет погрузился в звенящую тишину.
— Выкладывай все, — когда босс вернул себе голос, из его тона пропало раздражение и на место вернулась привычная для Питера цепкая хватка гончей, которая взяла след.
— Мерфи когда-то был в группе Розовых Пантер, но они с Вудфордом не сошлись. По нашим данным он был замешан в некоторых аферах, связанных с воровством и мошенничеством. Подделками он занимался в основном по-мелочи: банкноты, кредитки. Скорее в целях выживания, чем поиска наживы. Информации о нем не так уж много, семейная история ничем не примечательна. Жил с матерью в бедном районе, задерживался несколько раз за хулиганство и воровство в подростковом возрасте. Потом попытался влиться в дело Вудфорда, но не срослось. После занимался воровством и перепродажей предметов искусства и старины из частных коллекций. Мерфи скорее вор-домушник, только цели выбирает покрупнее обычных. Богатые дома с сейфами и охраной.
— Его ни разу не задерживали?
— Мерфи работает не один. Набирает команду, обычно временную, организует дело, а если что-то идет не так — вместо него попадается козел отпущения. Он отрабатывал эту схему как минимум пару раз — есть имена его подельников. Один из них, Конрад Грейс, до сих пор находится здесь, в Синг-Синге. Другой, Стив МакБрайт, сидел в Аризоне, но вышел пару лет назад. Оба получили небольшой срок за проникновение в частную собственность и мелкую кражу. В обоих случаях по данным полиции Мерфи проходил как возможный организатор и участник преступления, но пойман не был, улик против него было недостаточно. Половина смазанного отпечатка, невнятные показания свидетелей, краденные вещи не всплыли на радарах — скорее всего сбыл их в другой стране или смог проскользнуть мимо наших.
Питер пролистнул дело Конрада Грейса.
— Почему никто из подельников не сдал Мерфи с потрохами?
— Я пока не знаю. Возможно, они получили деньги за свое участие.
— И по пять лет тюрьмы. Не столько они украли, чтобы ради этого садиться на пятилетку, — Джонс поцокал языком, рассматривая дело Стива МакБрайта.
— Он больше не связывался с Пантерами с тех пор? — Питер снова поднял взгляд на Диану.
Та покачала головой.
— Мой источник говорит, что нет. Мерфи покинул страну пару лет назад, его след потерялся после того, как он прибыл в Тунис. Когда бы он ни вернулся в США, он сделал это под другим именем.
— Где бы он ни был, очевидно, там он тоже провернул ограбление по привычной схеме. Собрал команду, ограбил, кто-то попался вместо него, а он улизнул, чтобы продать награбленное на родине.
— Почему в тюрьме не знали, что он Дэвид Мерфи?
— Смена имени была официальной, документы не поддельные. Никто не стал в этом копаться ради мелкого хулигана.
— Ладно, — Питер потер гладко выбритый подбородок, глядя на кипу бумаг, завалившую его стол. — Джонс позвони в Райкерс и устрой мне встречу с Вудфордом, Диана — я хочу, чтобы ты поехала к Грейсу и узнала, как именно Мерфи проворачивает свои грязные дела. А я пока — поговорить с Фернандо Эстеро.
— Думаете, это он внес залог? — Диана остановилась на выходе из кабинета, оборачиваясь.
— Думаю, он решил, что Мерфи ему должен кое-что.
Пока Питер еле ехал по пробкам, в его голове кружился рой мыслей. Мозг напоминал гудящий пчелиный улей, а он сам — пасечника, который пытается безуспешно загнать всех пчел в соты, чтобы увидеть целостную картину. Куча новых не подходящих друг к другу деталей никак не помогла.
Дело Далтона-Мерфи попало в отдел Белых Воротничков практически случайно, Питер мог даже не открыть папку, которую ему принесли. Предполагаемый преступник уже сидел в тюрьме, и было вопросом времени, когда полиция или любой рядовой агент ФБР хорошенько перетрясет его квартиру, связи и банковские счета, чтобы найти деньги Эстеро, заплаченные за подделку. Это даже звучало глупо. Судя по выражению лица, сам Мерфи будто не знал, что продает подделку, а значит, либо его самого облапошил кто-то из подельников, либо облапошили того, кто владел пропавшей и ныне украденной картиной. Нарисовать подделку, наделать шуму и привлечь вора? Кому это вообще могло быть выгодно? В чем был смысл?
Даже если оставить тот факт, что с продажей картины все пошло не так, какое все это имело отношение к Питеру? Что забыл Мерфи в его доме?
Их встреча в тюрьме выглядела совершенно случайной.
Что если в этом был замешан Алан Вудфорд? Решил каким-то образом через Мерфи отомстить Питеру за свои двадцать семь лет тюремного срока?
К тому времени, когда он остановился у кованных ворот особняка Эстеро, Питер чувствовал себя уставшим, словно сейчас было не девять утра, а девять вечера. Он не пришел ни к какому выводу и понимал, что копать придется во всех направлениях сразу, чтобы выстроить полноценную картину.
Зазвонил телефон.
— Да, Джонс?
— Мерфи нигде не появлялся. Мы установили слежку у его квартиры, за его подружкой, следим за банковскими картами и паспортом, но пока все глухо.
— Спасибо, Джонс.
— Хьюз не дал разрешение на рассылку данных в аэропорты и задержание, потому что у нас нет на это весомых причин, так что…
— Достаточно и этого. Выясним, что он задумал, и причины найдутся. Мне пора.
Просторный холл встретил Питера дорогой, но строгой обстановкой. Фернандо Эстеро был одним из тех, кто имел не только слабость к дорогим покупкам, но еще и хороший вкус. То, что Мерфи решил дерзнуть и продать картину такому человеку, как Эстеро, говорило о том, что он либо был бесконечно уверен в своем фальсификаторе, либо в том, что владел оригиналом картины и совершал честную сделку. Странно, что Эстеро сразу не разглядел подделку. Насколько Питер знал, он очень ответственно подходил к своим покупкам. Эстеро лишь однажды попал на радар ФБР и с легкостью ушел от правосудия: слишком умный и скользкий. С тонкой улыбкой на змеином лице, он смотрел на Питера насмешливо, зная, что тот ничего не сможет доказать.
Встреча с этим человеком была не самым лучшим событием утра.
Одетый в деловой белый костюм Фернандо спустился по лестнице в гостиную, где Питеру предложили кресло и чашку кофе, но он предпочел остаться на ногах, рассматривая одну из работ Боттичелли.
— Агент Берк, какая встреча, — Эстеро засунул руки в карманы штанов, ухмыляясь своей привычной холодной улыбкой, его карие глаза изучали Питера.
— Мистер Эстеро, у меня есть кое-какие вопросы по поводу картины…
— А вы не знаете? — Эстеро слегка приподнял бровь, делая вид, что удивлен.
— Чего не знаю?
— Мы с мистером Далтоном поговорили и пришли к выводу, что случилось недоразумение. Он вернул мне деньги, а я забрал свое заявление.
— Почему ФБР ничего об этом не знает?
Питер почувствовал, что начинает закипать. Бюрократия, халатность или глупость — что бы ни стояло за всей этой странной историей, за утро Питеру надоело спотыкаться об это на каждом шагу.
— О, — Эстеро издевательски пожал плечами, — наверное, мой адвокат еще не передал бумаги. Наша встреча состоялась в субботу.
— Это вы внесли залог за Далтона в тюрьме?
— Зачем бы мне это? — Фернандо усмехнулся, его большие темные глаза прищурились.
— Вы мне скажите. Далтон обманул вас, продав фальшивку, а потом просто так взял и вернул деньги через день после выхода из тюрьмы. А может, вы с ним о чем-то договорились? Например, вы освобождаете его под залог и забираете заявление, а он достает вам настоящую картину взамен поддельной? За продажу краденого ему бы дали намного больше двух месяцев исправительных работ.
— Вы хотите обвинить меня в преступном сговоре, агент Берк? — лицо Эстеро застыло непроницаемой маской.
Питер вернул ему противную ухмылку.
— Просто рассуждения вслух. Гипотезы.
— Хорошо. Иначе мне пришлось бы пригласить адвоката, чтобы открыть новое дело: за клевету тоже по голове не гладят, агент.
— До скорой встречи, мистер Эстеро.
Он собрался уйти, но его остановил оклик.
— Раз уж дело закрыто, я бы хотел вернуть поддельную картину себе. Она будет служить мне напоминанием, что стоит лучше планировать покупки.
— Боюсь, нет. Раз сделка между вами и мистером Далтоном расторгнута, значит картина принадлежит мистеру Далтону. Он может прийти в ФБР и забрать ее в любой момент. Передайте ему, что я буду ждать. У меня есть некоторые вопросы.
Вслед Питеру послышался тихий смех.
***
Диана сидела на скамье в зале для свиданий, как обычно с ровной спиной и бесстрастным выражением лица. Мужчина, которого к ней вывели, Конрад Грейс, выглядел так же как на фотографии из своего дела — тридцатилетний, высокий, поджарый. Оранжевый комбинезон слегка портил вид, но Конрад вошел в комнату так, будто это он пришел навестить Диану, а не наоборот.
Правда, встреча эта его не радовала.
Губы Грейса были недовольно поджаты, колючий взгляд говорил о том, что беседа с агентом последнее, что его интересует. Он молча уселся на лавку, сцепил пальцы и уставился на Диану в ожидании того, что она скажет.
— Здравствуйте, мистер Грейс, меня зовут Диана Бэрриган, я из ФБР.
— Я догадался. И что же вам нужно, агент Бэрриган? — Грейс держался подчеркнуто вежливо, надеясь, очевидно, что чем покладистее он будет и чем корректнее ее отошлет, тем быстрее от него отстанут.
— Я пришла поговорить с вами об Эндрю Далтоне. Возможно, вы знали его как Дэвида Мерфи. Вы работали на него, когда крали три года назад картину из дома мистер Бове, не так ли?
— Понятия не имею, о ком вы говорите. Это все? — Грейс пожал плечами, вздернул брови и скрестил руки на груди, отклоняясь от стола, всем своим видом пытаясь показать Диане, что этот разговор не стоит выеденного яйца.
Она поджала губы, сочувственно кивая.
— Я слышала, что у вас есть сын. Его зовут Мартин, — она достала из своей папки распечатанную фотографию, на которой восьмилетний мальчик держал в бейсбольной перчатке мяч и улыбался на камеру.
Лицо Конрада дрогнуло, но взгляд остался твердым.
— И что?
— В вашем деле сказано, что вы пошли на кражу, чтобы обеспечить лучшее будущее своему ребенку. Вы жили в бедном районе, ваш босс нагрел вас на деньги, у вас были кредиты, и не было сбережений, поэтому вы решили пойти на преступление.
— Все это есть в моем деле. Я признался в том, что пытался обокрасть дом мистера Бове, который кормил свою собаку черной икрой и имел четыре дорогих машины в гараже. Одна ничтожная картина могла прокормить мою семью и покрыть мои долги на годы вперед. Но я попался и теперь сижу здесь, — он пожал плечами. — Очевидно, это была не лучшая моя идея.
— Почему вы так просто сдались? В отчете полиции сказано, что вы, обладая отличными физическими данными, даже не пытались убежать или бороться, хотя имели все пути к отходу.
— Растерялся, почувствовал терзания совести, решил, что лучше уж тюрьма, чем вечный побег? — он хмыкнул, все еще оставаясь закрытым для нее. — Думаете, человек не может осознать свои ошибки?
— Думаю, вы очень любите своего сына и свою жену. А еще вы лжете, мистер Грейс, — Диана достала из папки еще одно фото и придвинула ближе. — Это сын моего коллеги и друга, его зовут Нил, ему восемь месяцев. Ваш сын был старше, когда вас посадили… Дети так быстро растут.
Грейс бросил короткий взгляд на фото ребенка.
— Зачем вы мне это показываете?
— Затем, что Дэвид Мерфи что-то задумал, и это нечто дурное связано с моим другом. Его жена и ребенок могут пострадать, если мы ничего не предпримем. Мерфи улетал, но вернулся в США…
Конрад нервно сглотнул, что никак не смогло укрыться от Дианы.
— Он снова проворачивает какую-то аферу, Конрад. Но мы не знаем, что именно он задумал. Помоги нам поймать его. Твои показания могут помочь выдвинуть против него обвинения и начать расследование.
Грейс усмехнулся, и маска безразличия спала с его лица. Его губы кривились в злой улыбке.
— Мои показания? То есть у вас ничего нет, и вам нужно мое слово, чтобы просто начать расследование неизвестно чего? Вы обратились не по адресу, агент Бэрриган, — он поднялся со скамьи, намереваясь уйти и закончить разговор, который даже не хотел начинать.
Она вскочила следом.
— Пожалуйста, Конрад. Вы же не хотите, чтобы сын моего друга пострадал.
Грейс остановился в дверях.
— Все будет хорошо, пока ваш друг будет делать то, что должен.
— А если он не знает, что делать?
— Значит, знает тот, кому он дорог, — он обернулся: — не возвращайтесь, агент Бэрриган.
***
День длился бесконечно долго, пока в какой-то момент Питер вдруг не обнаружил, что уже время ехать домой. Будильник на телефоне намекал, что пора собираться. Последние двадцать минут Питер сидел за своим столом, пялясь в открытый файл с фотографией картины. Экран погас, но Питер не отвел взгляд, погруженный в свои мысли.
— Босс, можно?
Он поднял голову, чтобы увидеть, как уставшая Диана протягивает ему еще один файл.
— Что это?
— Информация по Стиву МакБрайту.
— Удалось найти его место жительства? — Питер спросил прежде, чем заглянул в документы, по лицу Дианы уже видя, что это тупик.
— Похоронен на кладбище родного города Уинслоу в Аризоне. По данным полиции он покончил с собой через некоторое время после выхода из тюрьмы.
— Только получив свободу, свел счеты с жизнью? Он страдал от депрессии или психического расстройства?
— Данных нет, тюремный психиатр давал ему характеристику только в начале срока, больше МакБрайт к врачу не обращался. Но вы же знаете, мало кому есть дело до психологического состояния заключенных. У него осталась мать, она все еще живет в Уинслоу. Можно наведаться к ней.
Питер прижал ладонь ко лбу, пытаясь стереть усталость из напряженных мышц, но почувствовал, что от этого только хуже.
— Завтра утром закажу билеты на самолет. Спасибо, Диана.
— Моззи ничего не нашел?
— Нет. Ни жучков, ни скрытых камер. Если что-то было, то Мерфи это убрал. Но я не представляю… — Питер покачал головой, сжимая губы и прикрывая глаза.
Диана усмехнулась.
— Если бы Кэффри был жив, было бы проще, верно? Что бы ни случилось, во всем виноват Нил.
Питер бросил на нее странный взгляд и вдруг рассмеялся.
— Да, он очень облегчал нам работу. Куда проще расследовать дела, в которых подозреваемый постоянно у тебя под боком. Далеко ходить не надо.
— Мы во всем разберемся, босс, как всегда, — она прикоснулась ладонью к его спине, когда они выходили из кабинета, и Питер почувствовал к ней прилив благодарности.
Он был их начальником, но на Диану всегда можно было положиться. Питер знал, что она прикроет спину, поддержит, поможет, проявит проницательное понимание, когда нужно. Они вместе вошли в лифт, чтобы вернуться вовремя к своим семьям, несмотря на то, что у них остались незаконченные дела.
— О, и кстати, вы ведь не забыли, что начинаются обучающие семинары для приезжих агентов и полицейских?
— У меня уже все готово, я выступаю только на седьмой день, так что успею вернуться.
— Удачи, Питер.
***
Он сошел с трапа самолета в Париже как Рауль Тома, одетый в тесный новый костюм, который ненавидел всей душой, гладко выбритый, хотя обычно он носил щетину, в очках, которые ему были не нужны, и с тростью, на которую он нарочито сильно опирался, хромая левой ногой. Париж встретил его проливным дождем и серым небом, и Мерфи скривился, скрипя зубами от злости из-за того, что пришлось вернуться.
Он должен был нежиться на пляжах Майами, наслаждаясь своими миллионами, вместо того, чтобы сначала сидеть на нарах, потому что слишком рано отпраздновал, а потом тащиться обратно, когда Питер Берк так внезапно нарисовался на горизонте. Увидеть его в комнате для свиданий было приятным сюрпризом. Смотреть на то, как самоуверенный и наглый федерал пытается дергать за ниточки, было так забавно. Если бы только Питер Берк знал, что два месяца провел под прицелом винтовки и был жив только потому, что его «мертвый» приятель оказался послушной сучкой. Разговаривать с ним, смотреть ему в глаза, слушать его высокомерно милосердное предложение, зная то, о чем Питер Берк и не подозревает, было сущим наслаждением.
Но обман Кэффри с картиной выбесил его до белого каления.
— Надо было добить тебя в больнице, как шелудивую псину, — он бормотал это, сжимая пальцы в кулаки, представляя, как мог бы сомкнуть их вокруг шеи обманщика.
Теперь, когда он вышел на свободу и ушел прежде, чем полиция и ФБР успели одуматься, Мерфи собирался возместить моральный ущерб, который Нил ему нанес. Новый заказчик был готов платить меньше, чем Эстеро, а Дэвид хотел удовлетворить свою жажду мести сильнее, чем получить деньги. Эта картина перестала быть просто очередным делом, чтобы добыть денег и пожить какое-то время вольготно. Оно стало личным.
Это Мерфи был кукловодом, дергая за веревочки и заставляя своих подчиненных дрыгаться в конвульсиях — испуганных или обозленных, поглощенных азартом или желающих отомстить. Он играл на чужих чувствах, и это доставляло ему удовольствия даже больше, чем кража, больше, чем полученные деньги за воровство. Его брат Алан видел в воровстве только бизнес. Воровство для него было лишь целью достичь богатства. Но Дэвид ценил сам процесс: планирование, подготовка, сбор команды, манипулирование. В группе Пантер было скучно: Алан собирал вокруг себя людей таких же скучных, нацеленных лишь на получение наживы. Дэвид не хотел быть частью равнодушной друг к другу кошачьей стаи, он хотел быть вожаком среди волков, грызущих друг друга ради добычи, но верных ему, сплоченных против одного — самого жалкого, взятого в качестве подачки полиции, в случае неудачи. Неудачи, которая не пугала его, скорее радовала, давая во всей красе почувствовать свою власть над жертвой. Пойманные полицией, сидящие в камере, они не сдавали его, помня, что он обещал им дать или отнять, если они будут говорить.
Проникать в головы людей было интересней, чем проникать в их дома. И в этом деле он был куда более виртуозен, чем в кражах, которые не всегда заканчивались успехом. Алан хотел результата, а Дэвид хотел власти — они разбежались в разные стороны давным-давно. Но кто же знал, что однажды Дэвид сможет поиграть с игрушками кузена еще раз.
Жаль, что амнезия Кэффри испортила все наслаждение. Он хотел увидеть лицо Берка, когда тот узнает, что нашли труп его друга — еще раз. Это было бы забавно.
Он улыбался, представляя себе эту картину раз за разом. Мерфи не особенно любил Алана, но знал, что тому будет приятно узнать, что он был отомщен руками Дэвида.
Дэвид сожалел, что не удалось насладиться послевкусием кражи, но жизнь все вернула на круги своя. Это был рок, от которого Кэффри не удастся уйти. Оставалось только заново отыскать щенка, чтобы на этот раз довести дело до конца.
— Раз-два-три-четыре-пять, Кэффри я иду искать.
