Итак, теперь единственное, что ясно на бульваре, Это то, что жизнь — лишь карточный домик. Давай сегодня ночью ляжем под его карнизами. Просто крохотная банда счастливых воров. Bruce Springsteen - Living Proof
— Звонок из Кореи, три-ноль-девяносто девятый МЭШ, — сказал Под в трубку. — От Бриенны Тарт. Вы переключите? — Послышался приглушённый ответ; Под протянул Бриенне телефон. — Окей, мэм, вас соединили! — Алло? — вполголоса произнесла она, не зная, насколько громко ей придётся говорить, чтобы быть услышанной сквозь треск помех на линии. Звонок был перенаправлен из 3099-го в Сеул, на Гуам и в Гонолулу, пока, наконец, их не соединили с пунктом назначения: Атертон, Калифорния (1). — Алло? — отозвался мужской голос, несколько дребезжащий из-за расстояния, но она всё равно уловила тот же оттенок, который ей так нравился в голосе Джейме. — Мистер Ланнистер? Меня зовут... — Бесценная лейтенант Тарт, — закончил он за неё, и в его словах сквозило веселье. — Да, мой брат много о вас рассказывал. Неужели? Бриенна почувствовала, как у неё на лбу выступил пот при одной мысли о том, что именно Джейме мог рассказать о ней своей семье. С тех пор, как они подружились, он был очень мил, даже поддразнивал её больше для виду, чем по-настоящему. Но... это же Джейме. Он мог сказать буквально всё, что угодно. Это несколько пугало. — Надеюсь, только хорошее, — слабым голосом произнесла она. — И меня повысили до капитана. — Поздравляю! Вполне заслуженно, я уверен. Итак, чему же я обязан честью этого звонка? — спросил он по-прежнему весело, но продолжил уже серьёзнее, явно начиная подозревать неприятные известия. — Что случилось? Он ведь не умер, правда? У Бриенны защемило сердце при одной лишь мысли об этом. Если бы Джейме умер, она была бы не в состоянии сообщить эту новость кому-либо, это уж точно. — Нет, — ответила она, и даже сквозь помехи услышала вздох облегчения. — Но… его арестовали. Его отдадут под трибунал. — Под трибунал! — медленно присвистнул Тирион. — Что, чёрт возьми, учинил этот дуралей? Последнее, что я слышал ‒ он хотел разбрасывать индеек с вертолёта, чтобы отпраздновать День Благодарения... и как-то ещё собирался подмешать метиленовый синий в пюре из свёклы, чтобы все неделю мочились синим... — Его обвиняют в нарушении субординации... — Ну да, с ним это был только вопрос времени. — ...и уходе в самоволку. — В самоволку! Джейме? — Тирион недоверчиво рассмеялся. — Никогда. Если уж он даёт обещание, то непременно сдержит, даже если это его убьёт. При этих словах Бриенну замутило. Обещание. В тот день, при Треугольной Сопке, он обещал Бриенне. — О нет. — Что? — О нет. О нет! — Капитан, да в чём дело? — Он пошёл в самоволку из-за меня, — выпалила она, переполненная чувством вины при воспоминании, как горячо Джейме клялся, что вернётся забрать её. — Он обещал, что вернётся за мной. Он всё пытался уговорить меня лететь с ним, но я каждый раз отказывалась. Поэтому он продолжал возвращаться снова и снова. О, это всё моя вина! — Капитан, о чём это вы говорите? — Я была на линии фронта, на станции помощи. Было много обстрелов, много тяжелораненых. Среди медперсонала тоже были погибшие. Я работала час за часом… Джейме пытался забрать меня оттуда, но я отказывалась, я не могла бросить солдат. Без меня они бы умерли. Я заставляла его улетать с очередной партией раненых и возвращаться за новыми. Я не могла уйти, пока все не были готовы к транспортировке или... или мертвы. У неё перехватило горло, когда она вспомнила бедного обречённого Ренли, склонившегося над своим несчастным пациентом. — Он летал в зону боевых действий, потому что вы не хотели её покидать? — Спросил Тирион недоверчиво, но в то же время... покорно. Как будто у него было предчувствие, что в конце концов что-то подобное должно было случиться. — Ну, в отношениях с женщинами его бросает из крайности в крайность, не так ли? — Он шумно выдохнул. — Хотелось бы мне, чтоб он хоть раз выбрал милую скучную срединную дорогу. Что бы это значило? — Мистер Ланнистер?.. — Тирион, пожалуйста. Мистер Ланнистер ‒ наш отец, и чем меньше у нас с ним общего, тем лучше. — Он на мгновение замолчал. — Что ж, моя дорогая, полагаю, вы звоните, чтобы попросить помощи для Джейме? — Да, пожалуйста, — поспешно ответила она. — Думаю, полковник, который подал рапорт, имеет зуб на Джейме. Это больше похоже на личную обиду, чем на заслуженное обвинение. Я боюсь, что у него не будет справедливого слушания или что ему назначат плохого адвоката… — Ну, так не годится. Совсем не годится. Только вот... наш дорогой отец держит завязки на моем кошельке туго, как на монашеском поясе. Но у Джейме есть свои деньги, и я могу получить к ним доступ. — Он помедлил. — Хотя на это дело может уйти всё до последнего цента. Устроит это вас? — Что? — Бриенна снова пришла в замешательство. — Какая мне разница? Пусть лучше Джейме будет бедным, чем застрянет в Форт-Ливенворте (2) лет на десять. — Когда Тирион не ответил, она спросила: — Не так ли? — Слова человека, который никогда не был богат, — наконец последовал ответ, но в его голосе звучало странное удовлетворение, а не насмешка. — Нас призрак бедности страшит сильнее смерти. Бриенна закатила глаза, но запоздало поняла, что он этого не видит. — Ха-ха три раза, — проворчала она. Подобный юмор ей не слишком-то нравился. — Так это можно устроить? Вы этим займётесь? Если не хватит денег Джейме, то у меня есть кое-какие сбережения. Она подумала о жаловании, которое откладывала... она не была уверена, на что именно. Чтобы что-то сделать, когда война закончится и можно будет снова вернуться домой. Там не было и тысячи долларов. — Немного, но лучше, чем ничего, — честно сказала она. — Можете забрать всё. Тирион усмехнулся, но мягко, не в её адрес. — Да уж, из крайности в крайность. Не могу сказать, что виню его. Другая крайность просто кошмарна. — А я, значит, мечта? — недоверчиво спросила Бриенна. — Но… скажем так, я настолько далека от мечты, насколько это вообще возможно. — Смотря о чём мечтать, — съязвил Тирион. — Нет, капитан, я найду способ профинансировать эту маленькую спасательную операцию, не прибегая к вашим сбережениям. Вдруг эти деньги вам понадобятся. Скажем, для... приятной небольшой поездки на Ниагарский водопад, быть может, когда вы снова окажетесь в Штатах. «Неужели оба Ланнистера несут одну лишь чушь?» ‒ недоумевала Бриенна. Ниагарский водопад был популярным местом для медового месяца. Её не приглашали ни на какую свадьбу и, вероятно, не пригласят и в ближайшее время, особенно если она застрянет в Корее. — Начну прямо сейчас, — продолжал тем временем Тирион. — Я рад, что вы дали мне знать. И, капитан... берегите себя. Было бы ужасно иронично спасти Джейме от военного трибунала только для того, чтобы вы погибли от чрезмерного героизма. — Да, спасибо, — вежливо ответила она, не зная, что ещё сказать. Он её очень смутил. Тирион только рассмеялся и положил трубку. — Спасибо, Под, — рассеянно сказала она, возвращая телефон юному капралу. Тот даже не пытался притвориться, что не лезет не в своё дело: он открыто подслушивал весь разговор. — Уверен, вы вытащили счастливый билет, мэм, — сказал Под самым серьёзным тоном. Она выдавила улыбку и вернулась в палатку медсестёр, где собрала всё, что потребуется, и направилась в столовую. Сейчас, между обедом и ужином, в её распоряжении несколько часов; можно использовать это место в качестве временного кабинета, чтобы написать необходимые письма. Там она принялась за работу. Под уже сообщил ей имена и места службы людей, которых Джейме эвакуировал в день битвы за Треугольную Сопку из её пункта помощи в отделения МЭШ. Из 14 человек выжили 11. В каждом письме она давала краткие сведения о затруднительном положении Джейме и просила адресатов написать в Токийский трибунал, акцентировав внимание на том факте, что без его помощи они были бы мертвы. К тому времени, как она закончила одиннадцать писем и засунула их в конверты, руку её свело судорогой. Она решила, что последнее письмо ‒ её собственное ходатайство за Джейме ‒ слишком важно, чтобы доверить его написание негнущимся и усталым пальцам. С небольшими уговорами (и посильнее надавив на чувство вины за то, что он бессовестно подслушивал) она вынудила Пода позволить ей использовать для этой задачи его пишущую машинку. Медленно и методично она напечатала страстную просьбу к трибуналу понять мотивы Джейме в тот роковой день, о котором идет речь. Она подчеркнула, что полковник Тарли поступил неразумно, решив, что вертолёт стоит больше, чем группа солдат, и что в конечном счёте решение Джейме продолжать летать было мудрым и важным, по крайней мере для тех, чьи жизни он спас. Она не была уверена, насколько эффективной окажется тактика “всё хорошо, что хорошо кончается” в качестве защиты. Но это было лучшее, что имелось в её распоряжении, и она собиралась выжать из этого всё, что только можно. Несколько раз перечитав письмо, чтобы убедиться, что она излагает факты связно, как и полагается здравомыслящему армейскому офицеру, и тщательно проверив текст на наличие опечаток или грубых грамматических ошибок, которые могли бы её дискредитировать, Бриенна указала внизу своё имя. Странно было снова и снова подписываться "капитан Тарт", а не "лейтенант". Она подозревала, что ещё долго после возвращения к гражданской жизни будет включать звание в свою подпись. Как только письма были вручены Поду, благополучно проштампованы и отправлены, Бриенна позволила себе вздохнуть с облегчением. Она хорошо потрудилась над тем, чтобы попытаться заручиться поддержкой для Джейме. Возможно, она сможет сделать ещё что-то; нужно будет обдумать это на свежую голову. ...вот только поспать не получилось, по крайней мере, в эту ночь: всего через несколько минут после того, как она закончила ужинать, громкоговорители объявили о скором прибытии раненых по воздуху и дороге. Она вскочила со скамьи в столовой и побежала к вертолётной площадке, чувствуя острую боль при мысли о том, что пилотом будет не тот человек, которого она хотела бы видеть больше всего на свете. «Пожалуйста, береги себя», — мысленно обратилась она к Джейме. «Пожалуйста, сработайте», — думала она, вспоминая написанные ею письма. — «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».***
Чем дольше Бриенна была в разлуке с Джейме, тем сильнее её охватывало беспокойство. Из Токио не было никаких известий о военном трибунале; полковник Сиворт по каналам высшего уровня старался получить последние сведения о ходе разбирательства, но без малейшего успеха. Она снова связалась с Тирионом Ланнистером, и он заверил её, что нанял адвоката для Джейме, специалиста по военному праву, который всего через несколько дней отправится через Тихий океан. «Это ещё не скоро!» — хотелось ей завопить. — «Его нужно освободить! Он должен быть здесь, сейчас, со мной!» Но она лишь поблагодарила Тириона, повесила трубку и сосредоточилась на том, чтобы не сгрызть ногти до мяса. Спасало её то, что сидеть без дела не приходилось: поток раненых был непрерывным. В последние недели сражение достигло апогея, несмотря на то, что проходил очередной раунд переговоров о перемирии. Никто и не думал, что договор заключат, так как в прошлом до этого не дошло ни разу. За тот год, что Бриенна провела в стране, мирные переговоры проводились как минимум дважды, но не принесли ничего, кроме разочарования. Никто больше не тешил себя надеждами. И поэтому, несмотря на разговоры о прекращении огня, боевые действия набирали силу. Напряжённость всё возрастала: кругом был дефицит, причем поставки в последнюю минуту стали нормой, а не исключением; летняя жара была в зените, с температурой, колеблющейся около 90 (3) днём и спадающей лишь на несколько градусов к вечеру. Ночами Бриенна лежала в постели, обливаясь потом, слушая стрекотание сверчков, приглушённый храп Пии и думая ‒ беспокоясь ‒ о Джейме. Она писала ему письма, по одному каждый день. Она знала, что он никогда их не получит, но иногда ей казалось, что она лопнет, если не сможет как-то выразить себя. За то время, что они были знакомы, её замкнутость как-то отошла на второй план. Джейме проник в её разум и сердце, вдохновляя делиться с ним даже самыми обыденными вещами, и перспектива возвращения к прежнему одиночеству теперь казалась невыносимой. Она никогда не чувствовала себя по-настоящему одинокой до знакомства с Джейме, нет, пожалуй, просто... скучающей. Взрослея, она тянулась к общению с другими детьми, и даже в колледже ей бы понравилось быть неотъемлемой частью группы. Хотя то, что это почти не удавалось, не слишком её беспокоило. В отличие от глубинной, ноющей боли, что терзала сердце при каждой мысли о Джейме; или приступах мучительной тоски, накатывающих всякий раз, как она забывала о его бедственном положении, а потом снова вспоминала. В письмах она рассказывала ему о событиях, случившихся с момента его ареста: о том, как суровый майор Мордейн получила трёхдневный отпуск в Сеул и вернулась помолвленной с бригадным генералом, как у одного из полудюжины сыновей полковника Сиворта родился очередной ребёнок, и как Под пытался заработать повышение до сержанта. Она писала Джейме, как несправедливо, что полковник Тарли считает его виновным за действия, благодаря которым выжило столько людей, и как горько, что полковник предпочёл бы сохранить чёртов вертолёт, а не человеческие жизни. Тарли, полагала она, попытался наказать Джейме за то, что тот был более умным, отзывчивым и принял тогда единственно верное решение не подчиниться приказу. Она наконец поведала, как много он для неё значит, как она восхищалась им и уважала ‒ не только за то, как он поступил в день битвы за Треугольную Сопку, но и за то, что он делал много раньше. Ей запомнилось, как он полетел за каким-то полумёртвым солдатом, едва ли имеющим шанс выкарабкаться. Не имело значения, полдень на дворе или полночь, а также то, что раненые, которых он перевозил, вряд ли доживут до прибытия в МЭШ. Если требовался пилот, Джейме всегда был готов к вылету. Она призналась, как любит его и как тоскует без него, и что готова просто быть рядом, если он не ответит ей взаимностью. Она была бы счастлива, даже если бы они поддерживали только дружеские отношения. Присутствие Джейме в её жизни, кем бы он ни предпочёл для неё быть, делало зияющую пустоту будущего вполне сносной. Он озарял любой рутинный день Бриенны солнечным светом своей кривой усмешки, своими вечными подколами и глупыми шутками, заставляющими её краснеть, своими приводящими в бешенство шалостями и безграничным энтузиазмом. Дихотомия Джейме завораживала; он был одновременно пресыщенным и идеалистичным, говорил противоположное тому, что думал на самом деле, и приправлял всё это каким-то едким юмором, безошибочно выбирая для насмешек самые уязвимые места. На Бриенне, однако, он этот навык не оттачивал, а приберегал для тех, кто заслужил такое обращение своим идиотизмом или хамством. Он не терпел дураков, но был готов на всё ради тех, кого считал достойными своих усилий. Его преданность, верность своему слову были нерушимы, и за это она любила его ещё больше. Она рассказала ему о своих мечтах. Тех, в которых никогда не осмеливалась признаться и о которых даже не думала, не говоря уж о том, чтобы действительно хотеть: о доме, детях, смехе, счастье. Обо всём, что остальные воспринимали как должное, а она всегда считала недоступным из-за её роста и внешности. Впервые она подумала, что это не так. Впервые у Бриенны появилась надежда когда-нибудь это обрести, и всё благодаря Джейме. Она запечатывала каждое письмо в отдельный конверт с его именем, а затем прятала в сундучок под стопку книг и зимнее бельё. Другие медсёстры ежедневно наблюдали этот ритуал, обмениваясь взглядами, о которых, как они думали, Бриенна не подозревала. Она знала, что они жалеют её за безграничную преданность мужчине, настолько далекому от её уровня, что казалось, будто он явился с другой планеты. Но ей было всё равно. Любовь к Джейме была не только для него, но и для неё самой. Она не могла не отдавать ему всю себя без остатка. Шли недели. Из Токио по-прежнему не было никаких вестей. Тирион, как и Бриенна, не знал о судьбе Джейме ничего, кроме того, что слушания в трибунале все откладывались и откладывались до окончания мирных переговоров, а офицеры, исполнявшие обязанности судей, очевидно, нужны были в другом месте. Так что Джейме по-прежнему томился в токийских казармах, не имея связи с внешним миром. Бриенна кипела от злости, но, конечно, это ничего не меняло. На тридцать второй день после ареста Джейме Бриенна как раз выходила из здания больницы после многочасовой операции, когда громкоговорители с треском ожили. Хотя дневная жара ещё не достигла пика, в операционной всё равно было душно. Они работали с рассвета и пропустили завтрак. Они устали, проголодались и вспотели, как загнанные лошади. Никого, вплоть до самого последнего санитара, не интересовали новости, которыми Под счёл нужным поделиться, когда они набивали животы обычной пищей из сухих яиц, сухого молока и вяленого мяса. — Леди и джентльмены, пять минут назад в 10:01 утра в Пханмунджоме (4) было подписано соглашение о перемирии. Военные действия прекратятся через двенадцать часов, в десять вечера. Война окончена! Голос Пода звучал ликующе, почти истерически. В лагере воцарилась потрясённая тишина, но вскоре она взорвалась радостными криками, плачем, воплями и даже воем, исполненными радости и облегчения. Бриенна стояла в своем окровавленном халате, с маской, все ещё болтающейся на шее, и постепенно, будто через глубокую воду, впитывала слова Пода. Полное осознание пришло далеко не сразу. «Я еду домой», ‒ была её первая мысль, как только понимание преодолело недоверие. Вторая мысль была о Джейме: «Теперь военный трибунал наконец продолжится». И третья: «Если я вернусь домой, меня не будет здесь, когда трибунал закончится». Тот факт, что придется оставить Джейме в Азии, а самой вернуться в Северную Каролину, отозвался внутри жгучей болью. Их разделит множество миль, которые станут непреодолимой преградой. Бриенна пробивалась сквозь толпу солдат, врачей и медсестёр, по пути её обнимали, целовали, а в одном примечательном случае она даже получила пару тычков под рёбра от тех, кто слишком обезумел от радости, чтобы держать себя в руках. — Мы возвращаемся домой! — воскликнула Пия, уцепившись за Бриенну и на мгновение стиснув её мертвой хваткой, прежде чем так же стремительно отпустить и повернуться к одному из санитаров. — Да, — согласилась Бриенна и заставила себя улыбнуться. Она изо всех сил старалась разделить эту эйфорию. «Джейме», — подумала она. — «А как же Джейме?» Полковник Сиворт позволил им полчаса неистового ликования, прежде чем привлечь их внимание. — Немедленно начать сборы, — приказал он, — потому что мы должны выехать отсюда завтра ровно в полдень. Машины скорой помощи отвезут всех в Сеул, а там пересядете на корабль. Через 48 часов вы будете дома. И вновь раздался радостный рёв. Кто-то подсоединил "Виктролу" к громкоговорителю, и вскоре "Опять счастливые деньки» гремели на весь лагерь. Кто-то схватил Бриенну за руки и начал танцевать; она отбивалась от него, пока не поняла, что это всего лишь капитан Дондаррион, один из врачей, что всегда был вежлив и добр к ней. Бриенна заставила себя забыть о беспокойстве за Джейме, по крайней мере, на время. Она надрывалась в Корее не меньше других и тоже заслуживала праздника, поэтому позволила себе немного повеселиться. Она плясала то с капитаном, то с капелланом, то с Подом, то с полковником Сивортом, то с Пией, то с остальными медсёстрами разом, и даже почтенная майор Мордейн соизволила по такому случаю с ними потанцевать. Бриенна то и дело опрокидывала в себя вонючий самодельный джин, который доктора состряпали в импровизированном перегонном аппарате и разлили в баночки для анализов ‒ единственную тару, оказавшуюся под рукой. В какой-то момент её повели в столовую обедать: нужно было заесть выпитый алкоголь. А потом она доковыляла до своей палатки и рухнула на койку в надежде вздремнуть. В этом ей не повезло; война, похоже, ещё не закончилась, потому что её вырвал из сна громкоговоритель, возвещавший о прибытии раненых, и стук лопастей вертолётов. Бриенна с трудом поднялась, наслаждаясь роскошью тридцати секунд чистки зубов, в которой она отчаянно нуждалась, и направилась к посадочной площадке. Четырёх пострадавших доставил капитан Блэкуотер. Он ухмыльнулся ей поверх корзины, как делал это каждый день с момента ареста Джейме, наслаждаясь тем, что победил своего главного конкурента с ошеломляющими 912 спасёнными. Даже если бы война в тот день не закончилась, Джейме никак не смог бы наверстать упущенное до конца лета. И это было прекрасно. Джейме был лучшим пилотом не из-за того, сколько человек было у него на счету, а из-за его храбрости и преданности делу. Бриенна, презрительно фыркнув, проигнорировала капитана и ушла, сопровождая носилки с ранеными, он же рассмеялся и отправился за очередной партией. Как только вдали загрохотала артиллерия, прибыли и машины скорой помощи. Линия фронта, должно быть, сдвинулась ближе. В этом было мало смысла, учитывая столь скорое прекращение боевых действий, но ведь и вся война была бессмысленна. Бриенна лишь молилась, чтобы больше фронт не приближался. У них хватало забот и без того, чтобы работать при свете фонариков, потому что миномёт выбил их генератор… снова. Вскоре они оказались в эпицентре хирургии, и время потеряло свое значение среди приливов и отливов надрезов, аспираций, ретракций, экстериоризаций и наложения швов. Бриенна пересчитала все тампоны, которые использовала при извлечении шрапнели из селезёнки своего пациента, проверила, все ли кровотечения остановлены, и начала закрывать его. — Почти десять, — сказал полковник Сиворт, когда Под, натянув маску, прокрался внутрь, чтобы напомнить о времени. Присутствующие разом замолчали, и всё, что осталось ‒ это грохот битвы, продолжающейся в миле отсюда. Секунды тикали громко, как удары сердца. Санитары унесли пациента Бриенны и положили следующего, на этот раз со сквозным пулевым ранением плеча, кровоточащим из-за наспех перевязанной артерии. Пия дала анестезию. Бриенна осмотрела лоток с инструментами, отыскав взглядом всё, что ей понадобится, и надела свежую пару перчаток. Артиллерия смолкла. Наступила тишина. Война закончилась. Слабый стук металла о тазы, щёлканье резины на руках, шипение эфира из компрессионного бака ‒ вот и всё, что было слышно, а затем все как один вздохнули, и этот медленный выдох ознаменовал благословенный конец. А потом они вернулись к работе. _____________________________________________________________________ Примечания. 1) Атертон, Калифорния - город с самым дорогим почтовым индексом (прим.автора). 2) Форт-Ливенворт - федеральная тюрьма в США, штат Канзас (прим.переводчика). 3) 90°F = 32,22°C (прим.переводчика). 4) 27 июля 1953г. - в Пханмунджоме подписано соглашение о перемирии (прим.переводчика).