Снег на губах

       Всю ночь по пустынным тёмным коридорам Хогвартса за ней гонится Пэнси Паркинсон. Тянет синие холодные руки в попытке схватить Гермиону, чтобы укусив, превратить в свою копию. Петляя в тёмных лабиринтах стен, она бежит, испуганно оглядываясь и задыхаясь, пока не попадает в крепкие объятия Малфоя. Он оценивающе смотрит на Гермиону сверху вниз. Взгляд его серых глаз странно холоден, как ледяные воды Чёрного озера. — Спаси меня, Драко! — кричит она, вцепляясь в его сюртук.       Но тот мотает светлой головой, разглядывает с презрением и брезгливостью, как когда-то давно, на младших курсах, и отталкивает в чёрную пропасть, развернувшуюся под её ногами: — Ничего не получится, Грейнджер! Это невозможно…       И она летит вниз, вертясь и переворачиваясь, хватается руками за воздух, плачет…       И ударяется о твёрдую землю…       Падение с кровати болезненно, а звон в голове почти убивает. Гермиона еле встаёт с пола. Всё вокруг шатается и пляшет. Во рту так сухо, что она, не думая, выпивает весь стакан с водой, стоящий на тумбочке у кровати, а за ним и антипохмельное. — Боже… Что я натворила?! — всё произошедшее вчера обрушивается на её отрезвевший мозг мощным водопадом не самых приличных картинок.       Нескончаемое огневиски, поцелуй Паркинсон, переодевания в девичьей спальне Слизерина, то, как они мерились у кого больше грудь, яркий макияж и много-много глупого смеха, удивленная Дафна Гринграсс, Теодор Нотт с которого слетели штаны, потому что он слишком нагло пялился на её ноги, возмущенный Рон, ошарашенный и испуганный Невилл…       Гермиона с ужасом смотрит на свою новую «подругу», которая скорее всего и выпихнула её с кровати и лежит сейчас «звездой». Пэнси завернула на себя все покрывало и похрапывает, пуская слюни в подушку. — Боже… — Гермиона закрывает глаза.       И в итоге, после всей этой вакханалии, Пэнси Паркинсон заставила её прийти к Малфою и вот, они в его спальне. Как теперь смотреть ему в глаза? Драко решит, что она бегает за ним, что у неё совершенно нет гордости. Он бросил её, а Гермиона тут же примчалась, как жалкая прирученая собачонка…       Хотя, почему бросил… У них ведь кроме секса ничего толком и не было…       Гермиона ловит свое отражение в зеркальной дверце шкафа и ахает.       Черт! Она выглядит, как ведьма с проклятых болот — волосы торчат в разные стороны, на лице дикие глаза, как у совы, с размазанной тушью, помада стерлась кривым красным пятном. Ну вылитая вчерашняя Пэнси!       Неужели всё-таки догнала и укусила?       Гермиона поскорее наводит чары красоты и оправляет платье, которое ей вчера милостиво одолжила Паркинсон. Осторожно выглядывает в гостиную.       Драко спит. Он трансфигурировал диван в кровать. Лежит на животе, одна рука свисает, а светлая голова покоится на ладони другой руки. Одеяло почти упало на пол. В гостиной прохладно, камин погас. Гермиона тихонько на цыпочках прокрадывается, чтобы накрыть Малфоя, хотя самой ужасно холодно. Мурашки гуляют по её полуодетому телу.       Надо скорее бежать в свою комнату, встать под горячий душ, согреться и, наконец, расслабиться. После завтрака поезд. В этот раз они с друзьями решили поехать на Хогвартс экспрессе и встретиться у Гарри на Гриммо двенадцать.       Гермиона тихонько пятится спиной, но, как назло, спотыкается о свои же туфли, и задевает столик, с которого с грохотом сваливается чашка. Драко в мгновение ока подрывается с кровати. Его палочка направлена ей в грудь, а он напряжённо замер. — Грейнджер?       Они прожигают друг друга долгими взглядами. Драко медленно опускает палочку и трёт глаза. — Ещё так рано… — Я ухожу… Я не должна была приходить… — Гермиона подбирает туфли и продолжает отступать к двери.       Драко меняется в лице: — Грейнджер, подожди…       Она качает головой. Почему-то его заспанный, взбудораженный вид умиляет, она улыбается кончиками губ: — Счастливого Рождества, Драко. И прощай… — Грейнджер… Не уходи… — произносит он так, что она ещё сильнее покрывается мурашками, но теперь не от холода. Он волнуется, сдерживает дыхание, и Гермиона это видит. — Драко, не надо. Ты всё сказал вчера… И я всё поняла и принимаю твоё решение, — отвечает, дрожа от холода, и открывает дверь. — Я правда не хотела приходить… Но, ты же знаешь Паркинсон, она оказалась очень убедительной, особенно после пары глотков огневиски… — бормочет Гермиона, неосознанно наглаживая пальцами старинную чугунную ручку на двери в виде змеи.       Он догоняет её, молча стаскивает с себя фланелевую пижамную рубашку, открывая вид на бледную исполосованную шрамами кожу и протягивает ей. — Надень, там холодно.       Гермиона закусывает губу. Она не знает, что и делать. И как ей кажется, самое правильное отказаться, как он отказался от неё. — Нет… Не надо… — качает головой. — Грейнджер… — Он настойчиво пытается надеть свою вещь, хранящую тепло и запах его тела, на её плечи, что окончательно выводит Гермиону из себя. — Нет, Малфой! Не надо! — сердится и отталкивает его руки. — Зачем ты это делаешь? Заботишься обо мне?! Разве тебе не всё равно?!       Он сглатывает и сжимает губы. Рубашка падает на пол и они смотрят на неё, словно это что-то значит. Словно это важно. — Грейнджер… Я никогда не говорил, что мне всё равно… — резко произносит Драко, не поднимая взгляда. — Мне не всё равно на тебя…       Она замирает и кусает губу так сильно, что там остаётся след от зубов. — Драко… Я не понимаю… Если ты со мной, то будь со мной! Если нет, то я не хочу тебя больше видеть! — она чувствует, что давит, но уже не может себя сдержать. Все происходящее между ними похоже на какой-то фарс, на игру и её это нервирует.       Малфой всё же поднимает рубашку с пола и натягивает её, мягкую, ещё тёплую на её плечи. Говорит хрипло, вероятно, это со сна или от того, что его пальцы случайно касаются её кожи, когда он поправляет ворот: — А говоришь, всё поняла… Разве не в этом смысл? Мне не всё равно и поэтому… «И поэтому мы не вместе…» — договаривает она про себя.       Замирает под его ладонями, краснеет. И злится ещё сильнее, стряхивая его руки. — Мерлин! Малфой! Я этого не понимаю, потому что… — она осекается под его горящим взглядом и, чтобы не сказать больше, поскорее выбегает в коридор, чуть не плача. — Счастливого Рождества, Грейнджер… — слышит она вслед его тихое прощание.       Он что, издевается?       Какое ещё счастливое рождество?       Бесчувственный дурак!       Мне не всё равно на тебя… Поэтому мы не будем вместе…       Гермиона готова плакать навзрыд! Как так? Она и понимает его и готова рычать, как львица, от разочарования. Всё ради её благополучия, которое без него не кажется таковым…       Мерлин! Ей не нужно это благополучие, не нужно мира, не нужно спокойствия! Ей нужен он!       После душа она впадает в уныние. Особенно после раннего визита Рона. Друг с недовольством высказал ей за то, что они с Паркинсон вчера натворили. Она смутно помнит, как они уговаривали Невилла впустить в их совместную с Уизли комнату и заколдовали все вещи рыжего в зелёный цвет, вплоть до трусов. Причем бедный Невилл был в таком шоке от уговоров, что с утра решил не ехать на Гриммо, а провести все каникулы у бабушки. Потому что Гермиона с Пэнси, черт-её-подери, Паркинсон целовали его взасос по очереди, обняв с двух сторон. Бедный Лонгботтом чуть не скончался у дверей в свою комнату.       Боже, какой позор! Одна надежда на то, что Невилл не будет слишком болтлив. Хотя Рону он всё рассказал…       Когда Гермиона уже готова к выходу и укладывает в чемодан последнюю вещь — серую фланелевую рубашку, которую теперь вряд ли отдаст хозяину, к ней в комнату врывается Паркинсон. — Грейнджер! Как ты могла меня бросить одну у этого гада? — орёт она, отталкивая с пути.       Усаживается на красный диванчик у окна, перекидывая маленькую дорожную сумку на колени. — Доброе утро, Пэнси! Как хорошо, что ты зашла. — Гермиона не удивлена.       Вчера она вдоволь насладилась компанией этой энергичной слизеринки. Это обычное её состояние — на взводе. Грейнджер достает аккуратно свернутое платье и книгу, перевязанную серебристой лентой: — Не буду спрашивать, как твоё самочувствие — вижу: как всегда отлично. Возьми. Твоё платье, спасибо… И… — Книга? — насмешливо восклицает та, хватая подарок. — Грейнджер! Это не по адресу! — Ты не умеешь читать? — Гермиона еле сдерживает ухмылку, глядя на сморщенное лицо Пэнси. — Ха-ха-ха, — бурчит та. — Одно дело уметь, а другое — любить это! — Ты сама вчера ныла, что тебя ждут скучнейшие каникулы у тётки. Почитай. Очень хорошее маггловское произведение «Гордость и предубеждение». Обожаю эту книгу и автора!       Пэнси фыркает, но закидывает книгу и платье в свою сумку. — Запомнила, значит… А у меня тоже есть подарок! — она протягивает какую-то яркую бумажку, и Гермиона разворачивает билет в кино на одного человека. — Это в Лондоне. Послезавтра… Я не смогу сходить. Хотела твоё задание по маггловедению сделать на каникулах, но тётка ужасная магглоненавистница… Хм… Да… Вот…       Последнее утверждение она говорит через зубы. Словно ей все же бывает неудобно.       Гермиона усмехается, видя её терзания: — Ладно. Спасибо за столь продуманный оригинальный подарок.       Она складывает билет в карман своего пуховика и вздрагивает, когда Пэнси резко подскакивает с кресла и заглядывает ей в лицо: — Что у тебя делал Рон? — зелёные глаза прищурены и сверкают подозрением. — Я не следила, нет, ещё чего… Но проходила мимо и заметила, что он топчется у твоих дверей.       Она сжимает губы и важно складывает руки на груди. Эдакий заправский детектив. Гермиона громко и тяжело вздыхая, натягивает пуховик. И медленно проговаривая слова, успокаивает ревнивую особу, которая вряд ли просто проходила мимо: — Рон заходил, чтобы высказать мне за то, что мы вытворили с его одеждой. Пэнси, давай договоримся, Рон мой друг, и всё…       Но та нетерпеливо перебивает её, отчаянно жестикулируя руками: — Грейнджер! Рон мой! Понимаешь? Рон мой, и я ни тебе, ни кому другому его не отдам! Каждая, кто попробует покуситься на него, получит прыщ в лоб или бородавки! Самые уродливые! Я уж постараюсь! — Пэнси, успокойся! Я же говорю… — пытается вставить хоть слово в её монолог, но Паркинсон вдохновенно и бодро продолжает: — Грейнджер, я не шучу! У меня такого ни с кем не было! Всё во мне тянется к нему, как будто он мой магнит. Он пахнет, как моя амортенция! Моя любимая корица! Он залез ко мне в душу и сердце! Каждое его грубое слово ранит меня до рваных кровавых ран, а каждое ласковое — залечивает их! Я готова ему простить всё! Понимаешь? Поэтому я никогда не извинюсь перед тобой… Потому что я не виновата, что полюбила! — её глаза сверкают от возбуждения.       Гермиона грустно улыбается. Осторожно трогает её за плечо. — А мне и не нужны твои извинения, Паркинсон.       На что та реагирует неожиданно — берет её ладонь и сжимает. — А он не любит меня… — она хмыкает и натянуто улыбается Грейнджер. — Я всё испортила. — Рон хороший друг, в этом всё дело, Пэнси. Он рассказал мне, почему вы расстались. Но это не значит, что он не любит тебя. Он упрям и возможно еще злится… И не из-за той ссоры, а потому что ты… Ты, это ты…       Паркинсон смеётся. — Как мило, Грейнджер! Ну да, я иногда делаю или говорю что-то, а потом думаю… Есть такая проблема…       Но Гермиону не остановить, она продолжает свою успокаивающую речь для растерзанного сердца, возможно, и для своего тоже: — Мне кажется, он любит тебя… По крайней мере, он к тебе не равнодушен… Просто он такой. Дай ему время… Он поймёт, что не может без тебя… — А ты, что ты чувствуешь к Уизли? Любишь его? — спрашивает Паркинсон, нахмуриваясь.       Гермиона мотает головой: — Пэнси, будь уверена, нет, я больше не люблю его… Когда я лицезрела ваш страстный поцелуй в туалетной кабинке… Никогда этого не забуду… — она недовольно морщится. — В этот же миг я перестала к нему что-то чувствовать. Как отрезало… Да и потом столько всего произошло… Я увидела Драко… — Ты же видела его на протяжении кучи лет? — Нет, это всё не то… Я увидела его реального! — убеждает её Гермиона. — Вся та шелуха, всё напускное отвалилось… Он был передо мной открытый, честный, обнажённый…       Паркинсон хихикает: — Ахах, я тоже видела Драко обнаженным… Но Рон гораздо лучше! — Дурочка! Хватит! Я же не про это!       Хочется дать этой дерзкой глупой девчонке подзатыльник, но Пэнси так сильно напоминает ей Джинни, только более злую версию, что Гермиона хохочет вместе с ней.       И вдруг она понимает, почему эта несносная вредная слизеринка понравилась Рону.       С Паркинсон точно не соскучишься…

***

      Получив разрешение на посещение матери, Драко с вещами перемещается из камина в кабинете директора в камин больницы Святого Мунго.       Привет-ведьма привычным жестом указывает на дверь палаты, где проходит лечение его мать. Драко не видел её несколько недель и внутри все сжимается. Он скучал, но каждая встреча — это борьба с самим собой. Встречи с матерью всегда полны грустных разговоров, воспоминаний, её слез и сожалений. Ему жаль её и жаль себя. Терпеть эти разговоры нет сил, но он держит себя в руках. Она единственная, кто поддерживает его, выслушивает и понимает. Она его мать и всегда на его стороне.       Малфою вдруг вспоминается, как Грейнджер встала перед ним, защищая от своего рыжего дружка в тот день, когда предложила заменять Слизнорта. Тогда Драко удивил этот странный поступок. С чего бы ей закрывать его своей грудью? Но сейчас этот жест кажется ему чем-то таким, от чего на душе тепло. Это напоминает ему о материнской защите и любви… О любви…       Я люблю тебя…       Он заставляет себя не думать о Грейнджер. Это трудно. О ней напоминает всё…       Мама встречает со слезами на глазах. И вроде бы она лучше выглядит и даже в хорошем настроении. Драко мысленно благодарит её нового целителя, который продлил курс лечения за счёт больницы. Нарцисса бросается ему на шею, хрупкая, седая, вся в белом. От красивой статной женщины почти ничего не осталось. А ведь ей нет и сорока. — Мерлин, сынок! Как же я скучала! Мой красивый! Мой любимый мальчик! — голубые, полупрозрачные глаза полны слез, тонкие сухие ладони гладят его щёки. — Как ты вырос и похудел… Сынок, ты кушаешь?       Драко целует материнские руки пропахшие лекарственными зельями. — Мама, у меня всё хорошо… — Он разглядывает её с замираением сердца. — Как ты себя чувствуешь? Как твой новый целитель? — Садись, дорогой, я как раз собиралась пить чай, — она взмахивает рукой и около окна организуется столик с чаем и два стула.       В палате есть почти всё, чтобы лечиться с комфортом, Драко даже как-то раз оставался здесь с ночевкой. Он сбрасывает свое тёплое чёрное пальто на спинку кровати, а сумку с вещами кидает в угол. Они садятся, и мама, выпрямившись, элегантно наливает им ромашковый чай в белые простые чашки. Совсем не фарфор, но Драко улыбается — он чувствует себя так, будто они снова, как раньше, пьют чай в беседке в цветущем саду мэнора. — Драко, у меня всё хорошо. — начинает она важно. — Кажется, они нашли, как мне помочь… Расскажи лучше о себе… Ты, оказывается, заменяешь Слизнорта? Блейзи заходил и всё мне рассказал. Я беспокоилась. Ты так долго не писал. — шутливо хмурится, но потом на её лице снова расцветает нежная любящая улыбка. — Драко, не делай так больше!       Он наслаждается материнским теплом, излучаемым её голубыми глазами. Ему это нужно, особенно сейчас, когда он чувствует себя ещё более одиноким. Без Грейнджер. Её последние слова сегодня с утра, как будто отпечатались на подкорке мозга… «Если ты со мной, то будь со мной! Если нет, то я не хочу тебя больше видеть!» — Да, мам, прости. Подработка, учёба, все это съедало моё время… — Драко бы добавил, что письма он писал, но когда сжёг штук пять, то просто забросил это дело. Он пытался рассказать матери о ней.       А Нарцисса, как будто чувствует, спрашивает: — Как так получилось, что это место досталось тебе? Это хороший шанс!       Драко кусает щеку изнутри, нервно трёт бровь: — Одна девушка… Она помогла мне. — Кто она? Я так рада, что кто-то помогает тебе! — Нарцисса радостно сжимает его ладонь, но он недовольно хмурит брови: — Мама, мне не нужна ничья помощь, я не инвалид и сам могу всего добиться. Но за это я ей благодарен, конечно… Вряд ли кто-то решился бы сделать бывшего Пожирателя преподом.       Нарцисса на его выпад реагирует болезненно. Нервозно выдыхает, берётся за чашку и та трясётся в её руках.       Ну зачем нужно было напоминать о Пожирателях?! Чёрт! Он совершенно забыл, что это больная тема.       Нарцисса медленно допивает чай, берёт себя в руки. Сказывается воспитание и аристократическая выдержка. Она качает головой и снова спрашивает: — Сын, кто она, эта добрая девушка? Я хочу сказать ей спасибо… И ты поблагодари её, в нашем положении любая помощь — это дар!       Драко морщит нос: — Мам, мы выберемся из всего этого дерьма… Это временно… — Драко! — Нарцисса укоряюще качает головой. — Ты сквернословишь!       Он усмехается: — Прости… И эта добрая девушка — Грейнджер… Гермиона… — Малфой произносит её имя на выдохе, словно боится, что не сможет нормально выговорить и чувствует, как предательский жар приливает к щекам. — Гермиона Грейнджер? — задумчиво повторяет за ним мать. — Это подруга Гарри и та самая девочка, которую терзала сестра в нашем доме…       Драко жёстко сжимает губы. Он почти не помнит тот день, потому что позже Волдеморт хорошенько отыгрался на нём за то, что он не узнал Поттера. Круциатусы у мерзкого урода были отменные, даже тётка так не умела. Драко пролежал сломанной игрушкой около недели. А мать плакала над ним и выхаживала зельями.       Нарцисса пугается своих воспоминаний и вдруг нервно цепляется за его руку тонкими бледными пальцами: — Драко… Почему она помогает тебе? Она хочет отомстить? За Беллатриссу? Я не понимаю? Ты же так ненавидел её, я помню нашу с ней стычку в магазине… Мерлин, она что-то задумала, я чувствую! Это очень всё странно! — Нет, мама, успокойся… — Драко сжимает её пальцы и глядя в сторону, вспоминает лицо Гермионы — внимательные добрые глаза, любопытный носик, веснушки, и губы, которые всегда говорят честно и прямо, и которые ему всегда хочется целовать — такая не может задумать ничего плохого. — Она помогает мне… Поддерживает… Она очень хороший человек… В отличии от меня… От нас всех…       И она не с ним… «Если ты со мной, то будь со мной! Если нет, то я не хочу тебя больше видеть!»       Нарцисса смотрит на него понимающим взглядом, гладит по волосам, проводит по горящей румянцем щеке. — Мой мальчик влюбился? — в её глазах появляются слезы. — Мама… Ну что за выводы? — он кривит губы и закатывает глаза. Но её он вряд ли обманет. — Значит, она хороший человек и помогает тебе просто так? — продолжает Нарцисса. — Да. Помогала. Мы с ней больше не будем общаться, — выговаривает он, а сердце скручивает в тисках. Снова эта боль. — Но почему? Драко, если она помогает тебе, держись её, дружи с ней…       Он сглатывает комок и встаёт со стула. Проходит к кровати. Возвращается и говорит то, что лежало на сердце тяжёлым грузом: — Мама, она любит меня, понимаешь?       Её глаза загораются: — Разве это плохо? Она ведь тебе тоже нравится! Раньше я только и слышала возмущения: «Эта грязнокровка Грейнджер совсем потеряла страх!», а сейчас… Ты говоришь о ней с таким уважением и любовью.       Драко горько смеётся разглядывая свою наивную мать: — Мама… Я недостоин её… Она небо, а я… Я никто и ничто… У меня ничего нет, что я могу ей дать? Одно дело чувства, а другое жизнь. Я так не могу. Я не так воспитан. Я не могу быть зависимым от её доброты, пользоваться её защитой… Я не чувствую себя мужчиной, если не могу дать своей девушке всего, чего она достойна… Меня это бесит! Дерьмо!       Он зло выдыхает, а Нарцисса встаёт и порывисто обнимает своего сына за широкие плечи. — Я так горжусь тобой, мой мальчик!       Он непонимающе хмурится: — Гордишься? Но почему? — Потому что, несмотря ни на что, ты вырос хорошим человеком…       Драко обнимает Нарциссу и тихо улыбается ей в шею: — Мама, это же неправда… — Ты такой, я знаю! — Мерлин, мама, как я люблю тебя… — И я тебя, мой мальчик, я очень тебя люблю! Ты ещё учишься жить и ты все делаешь правильно! Но сейчас я хочу дать тебе один совет… — она вздыхает и приникает к его плечу, шепчет. — Мальчик мой, цени жизнь… Ты выжил… Жизнь даёт тебе шансы, жизнь любит тебя… Если ты любишь, не отказывайся от этого, не отказывайся любить! Всё остальное обязательно придёт…       Нарцисса нежно целует в щеку и вдруг дёргается в его руках и сжимается в ужасе, глядя куда-то за его плечо. Кричит так, что сердце заходится: — Сынок он здесь, осторожно! — Кто? — Драко оборачивается с палочкой в руке, но в палате пусто.       Кажется, начинается… — Мама, это просто видения, успокойся… — Он крепче её обнимает, но Нарцисса рвётся, чтобы увидеть что-то такое, что видит только она. — Нет, Драко, это он! — она трясется, как осиновый лист, в страхе тыкая пальцем в стену. — Драко, спасайся! Спасайся! — Кто он, мама? Тут никого нет! — он пытается быть спокойным, но это невозможно. Драко не может видеть свою мать такой… Сумасшедшей, нервной и очень хрупкой…       В палату тут же проходят двое в лимонных мантиях. — Мистер Малфой, мы вынуждены вас попросить… — Сынок, спасайся! — кричит мама истеричным голосом, пока лекари колдуют над ней. — Тот-кого-нельзя-называть здесь! Уходи, мой мальчик! — Мама, он давно сдох! Поттер прибил его! — кричит он в ответ, но один из целителей оттесняет его к дверям: — Пожалуйста, мистер Малфой, вы ей ничем не поможете… Ей нужно отдохнуть…       Он хватает свои вещи и бежит. На воздух! Дышать! Его руки дрожат, лицо перекошено!       Мама! Когда же это закончится!       Драко нервно натягивает пальто и выбегает на улицу. Морозный воздух бьёт в лицо. Хочется орать во всю глотку, но он лишь часто дышит, как будто за ним гнались…       Ненавижу!!!       Ненавижу этого уродливого ублюдка, который однажды появился на пороге мэнора и милостиво объявил, что он будет жить с ними! Что им повезло! Что это большая честь, принимать у себя такого важного гостя!       Ненавижу отца, за то что он не смог быть сильным, прогнулся под эту тварь! За то, что позволил матери и своему единственному сыну испытать всё то, что они испытали! Все эти ужасы, боль, стыд, позор и нищету!       Ненавижу себя, за то что был таким идиотом и слабаком! Ублюдок! Пожирательская мразь!       Последний дурак! Так она сказала… Да, она права, я последний мерзкий дурак!       Но с её сладких губ «дурак» звучало так ласково, что слушал бы вечно… «Я люблю тебя, а ты такой дурак, Драко Малфой…»       Драко останавливается посреди пустынной улицы, стирает с лица солёную влагу. Оглядывается по сторонам. Никого.       И резко взмывает ввысь. В ледяное серое небо, с которого сыпется колючий царапающий щеки снег. Подальше от этой грешной земли, поближе к ледяным облакам…       Замёрзнуть и больше ничего не чувствовать…