***
Драко возвращается к преподаванию и учёбе в тот же день. Он намеревается погрузиться в них со всем энтузиазмом и злостью, которая в нем бурлит, лишь бы не думать ни о чём другом. Не думать о самоубийстве отца. Не думать о ней. Он верит, что время поможет всё пережить и даёт себе слово, что ничто не остановит его на пути к цели. Поэтому, несмотря на ужасное настроение, грызущее его душу, он мастерски проводит сдвоенный урок для третьекурсников со Слизерина и Гриффиндора. Рассказывает им о свойствах зелья сна без сновидений, о его пользе, вреде и противопоказаниях, и они его варят. И впервые у учеников всё получается с первого раза. Драко про себя хмыкает — ему не хватало этой злости на уроках, чтобы добиться от учеников исправного выполнения заданий. Что ж, это плюс. Не обходится без пары острот и презрительных взглядов от Роберта Хиггса. На что Малфою плевать с Астрономической башни. Со вчерашнего дня в Хогвартсе только идиот может поднять на него руку или ляпнуть что-то угрожающее. Насколько он был осведомлён — за ним незримо для всех присматривало привидение, называемое Обманутой ведьмой. Призрачное тело бывшей когтевранки, покончившей жизнь самоубийством, после того, как какой-то слизеринец влюбил её в себя и бросил, молчаливо и ненавязчиво следовало за Драко повсюду, нависая у потолка. Если она заметит угрозу, то тут же сообщит об этом Макгонагалл. Как символично — Обманутая ведьма охраняет обманутого слизеринца. Драко воспринял эту новость с тем же смирением, с каким вчера убрал свою палочку в карман, перед тем, как толпа ублюдков набросилась на него. К телохранителям он привык ещё со времен Гойла и Кребба и не видел в этом ничего плохого. Пусть летает, главное, что она молчит и не показывается на глаза. За обедом он уверенно проходит к учительскому столу. По пути Драко ловит вопросительные взгляды друзей. Кивает им, игнорируя Грейнджер. Он мельком замечает, что она сидит выпрямившись, но как только он проходит мимо, горбится и сникает. «Прости, Грейнджер, но сидеть напротив тебя выше моих сил.» — мелькает едкая неприятная мысль в его голове, а внутри нарастает комок, сжимающий лёгкие. И он усаживается рядом с профессором Флитвиком, на свободное место, где обычно сидел Северус Снейп. Он предполагает, что почти каждый в Большом зале захочет кинуть в него проклятием. С учительского стола, стоящего на возвышении, оказывается хорошо видно всех учеников. Особенно злобные лица, мелькающие в направлении Драко. Поднятые в изумлении брови, жёстко сжатые губы, непонимающие горящие ненавистью взгляды. Но их оказывается не так много, как он думал. В основном, те ублюдки, кто начал ходить на отработки и теперь смердят дерьмом зуву. Остальные лишь удивленно поглядывают, принимая происходящее. Несколько девчонок с первых и вторых курсов неприкрыто восхищённо пялятся. Он украдкой бросает взгляд на Гермиону. А та наблюдает за ним с огромной тревогой, закусывая губы. Переживает. Он знает, что она переживает за него. Если это не ещё одно из её притворств. Хотя зачем ей притворяться? Чёрт, всё становится хуже… Теперь он в каждом её движении видит фальшь… И это его ещё сильнее бесит. Злость на ситуацию, которая произошла между ними, накатывает волнами. Ты всё испортила, Грейнджер! Драко выпрямляется на своём слишком удобном стуле и делает вид, что внимательно слушает соседствующего с ним профессора, внушающего, как он рад, что коллектив пополняют молодые способные кадры. А потом Флитвик тихо добавляет слова соболезнования, и Драко больше не лезет кусок в горло. — Я давно потерял своего отца, и он тоже не был хорошим человеком… — бормочет профессор, который раньше никогда так долго с ним не разговаривал. — Помню в детстве… — Спасибо! — произносит слизеринец сквозь зубы, чувствуя себя в этот момент Снейпом. — Извините, мне пора на урок. Для полного счастья не хватало ещё услышать историю о детстве, отце и всех прелестях жизни доблестного профессора Заклинаний.***
На Древних Рунах рядом с ним неожиданно усаживается Блейз, хотя этот предмет для сдачи Ж.А.Б.А. он не выбирал. Парни дружно наблюдают, как мимо них проходит Грейнджер, чтобы занять первую парту. Забини замечает, что ни Драко, ни его гриффиндорка не реагируют друг на друга как раньше, и сразу же начинает допрос с пристрастием. — На хрена ты сегодня уселся с преподами, а не с нами? Профессор Малфой игнорирует своих друзей? Что у вас с Грейнджер? Что она такого натворила? Она сама не своя со вчерашнего вечера! Паркинсон пыталась разузнать, но мисс Кудряшка сбежала с завтрака, чуть не прокляв её. Куда ты ушёл вчера вечером? — настойчиво выспрашивает он тихим голосом. Драко с раздражением поднимает глаза к потолку: — Ответить на фонтан вопросов или послать тебя, следователь Забини? Выберу-ка для верности второе… — Чёрт, да какой следователь?! Я не знаю, что происходит? Голова кругом от всего, что творится вокруг тебя! По всему Хогвартсу расползаются сплетни! Ко мне подходят, чтобы уточнить, правда ли что ты и Грейнджер… Что я должен им отвечать? — Стоп! — Драко угрожающе сверлит его взглядом. — Надеюсь, ты отвечаешь им, что это неправда? Что эта колдография монтаж… Забини нервно кривится: — Ты серьёзно? Вы что, расстались? — Мы пока на паузе… — Драко бросает взгляд на кудрявую шевелюру и в животе у него что-то противно скручивается. — Ты идиот? — мулат ошарашенно чешет затылок. — Да в чём твоя проблема? — не выдерживает Драко и повышает голос. Гермиона оглядывается, отрываясь от старинной потрепанной книги, лежащей перед ней на столе. Она мгновенно краснеет, когда ловит взгляды парней — тяжёлый пронзительный Малфоя и вопросительный Забини, и поскорее отворачивается. — Проблема в тебе, Малфой! Она же… Вы ведь… Что такого она могла натворить, что ты всё портишь? — шепчет Блейз, чтобы больше не привлекать внимание Гермионы. — Ты сам говорил, что у нас ничего не выйдет… — Драко деловито утыкается в свою книгу лишь бы не видеть каштановые кудри, мягкость которых он чувствовал совсем недавно, пропуская их сквозь пальцы. — Я так не говорил! — хмурится тот. — Я помню каждое своё слово. Я думал, что вы не подходите, но… На самом деле, вы двое созданы друг для друга. — О, заткнись! Твои романтические бредни действуют мне на нервы. — Ты мне действуешь на нервы! И ты должен рассказать, что у вас случилось! — Я больше не пью, а значит, ты ничего не узнаешь. — О, Всемогущий Мерлин, спорим, не пройдёт и недели, как ты мне всё выложишь! — Да пошёл ты… — Сам катись! — Дорогой мистер Забини, по которому мистер Малфой, как я вижу, ужасно скучал, урок уже давно начался! Вам действительно пора катиться на выход, вы же не выбрали мой предмет для экзаменов! — возмущается профессор Бабблинг.***
Пэнси не отстаёт от Блейза в доставучести. Ловит Драко в библиотеке на следующий день. У него с утра свободное от занятий «окно» и он хочет посидеть в тишине с учебным планом и парой специализированных книг по педагогике. — Ты сдурел? — новый номер «Ежедневного пророка» с размахом впечатывается в раскрытую книгу. — Как ты узнала, что я здесь? — чёрт, он так хотел в одиночестве доделать это скучное дело — написание планов раздражало его. — У Ронни есть карта… А, какая тебе разница? Ты что творишь? — она указывает пальцем на статью под фотографией нового министра магии, но Драко реагирует безразличным пожатием плеч. Паркинсон фыркает и зачитывает громким противным голосом: «Приносим глубочайшие извинения мисс Грейнджер за ложные высказывания нашего корреспондента. Она никогда не имела ничего общего с Пожирателями Смерти, тем более бывшими. На колдографии была запечатлена девушка похожая на Гермиону Грейнджер, Героиню войны и… Бла-бла-бла!» Она снова нервно шмякает газетой об стол и повторяет: — Что ты творишь?! — О чём ты? — Малфой делает вид, что не понимает, хотя на самом деле это он вчера написал гневное письмо в редакцию «Пророка» и обещал подать на них в суд за клевету и судиться с ними, пока они не разорятся. А потом выкупить их и превратить в газету «Купи-продай». — Всё ты понимаешь! — беснуется Пэнси. — Малфой, что ты делаешь? Это был хороший повод объявить людям о ваших отношениях, чтобы они свыклись и не лезли к вам! — Паркинсон, ты не лезь не в свое дело! — Как же его бесит желание всех вокруг совать нос в его жизнь. — Как это не в своё? — шипит та возмущённо. — Тише, уймись! — он хмурится. — Как это не в своё? — та, как обычно, не понимает с первого раза. — Я вас свела! — Ой, да ради Мерлина! Давай ты не будешь устраивать концерты, Святой Валентин в юбке! — он начинает заводиться, и злость искажает его лицо. — Знаешь, я конечно не такая уж близкая подруга Грейнджер, иногда она меня конкретно бесит! Но сейчас! Сейчас вы оба меня бесите! Что бы там ни случилось, иди и помирись с ней! — Это наше дело! Если ты не отстанешь… — Я знаю, какой ты бываешь обидчивый и гордый! Но, дьявол тебя укуси, она первая из тех, кто протянул тебе руку помощи! Может быть, ты это забыл, мерзавец? Даже я вела себя по-скотски! Она любит тебя! И ты тоже её любишь! Засунь свой характер… Она во многом права и это ещё сильнее раздражает Драко, словно его решение ничего не значит. — Чёрт побери! — рычит он так, что полки с книгами вибрируют, угрожая скинуть старинные талмуды на пол. — Отвали от меня, Паркинсон! Он грохает об стол кулаками, и разряды неконтролируемой яростной магии шумно отталкивают надоедливую девчонку к столу напротив. — Придурок! — обиженно всхлипывает слизеринка и, показав ему средний палец, гордо следует к выходу. Она прихрамывает. Кажется, позже ему придётся общаться ещё и с Уизли. Просто отлично. — Мистер Малфой, в библиотеке нельзя ломать мебель! — Знаю, мадам Пинс! Ничего не сломано, это случайность! — кричит он в ответ. — И повышать голос тоже! Обманутая ведьма проявляется на стуле напротив и тихо заунывно стонет: — Мистер Малфой, вам придется извиниться перед той девушкой или я сообщу о вашем поведении директору. В ответ Драко тихо рычит. — Чёрт возьми, ведьмы, как вы все достали! Ты же видела, что Паркинсон меня вывела из себя! — привидение недовольно хмурит белесые брови, и медленно и угрожающе склоняет голову набок. — Ладно, хорошо, я извинюсь! А сейчас исчезни! Как ни странно, на следующий день Уизли игнорирует Драко, когда тот окликает Пэнси в коридоре, чтобы извиниться. Грейнджер идёт следом за своими друзьями, и он поворачивает голову в сторону, делая вид, что не замечает её. В последнее время он постоянно так делает. Совершено по-детски избегает Гермиону. Хотя ему жутко, до ломоты в костях, её не хватает. Гермиона больше не снится ему. Словно воспоминания о той ночи, как только их облекли в слова, вылетели из головы и растворились в воздухе. Его сны наполнены всякой ерундой, и похожи на дурацкое маггловское кино. Он снова видит отца, такого, как помнил — холеного аристократа с тростью. Они разговаривают, и Драко что-то доказывает ему полночи, пока тот не ссыхается и не кричит, исчезая в воздухе: «Я же говорил тебе, глупый мальчишка, чем это кончится! Я твой отец, и я всегда прав!» Он видит во сне корчующуюся от боли мать, предупреждающую, что Он где-то рядом и хочет всех уничтожить. И, самое противное, Он, то есть этот гребаный псих-Волдеморт, пытающийся задушить Драко гнилыми костлявыми пальцами тоже возвращается в его сны… Снится всё, что угодно, только не Грейнджер и это нервирует. Потому что она нужна Драко больше, чем он думал. Она спасала его от кошмаров, спасала от одиночества, она давала ему так много тепла и ласки, и себя… А он из-за гордого глупого упрямства продолжает её игнорировать. Наказывает её, а мучается сам… Дни проходят за днями. Учёба и работа, которой он загружается по полной, казалось бы, должны совершенно отвлечь от мыслей. Но жизнь становится хуже, а он злее. Грейнджер тактично не беспокоит его, она принимает новые правила игры и держится в стороне. Когда проходит около десяти дней после случившегося, рассерженный Блейз врывается в жилище Драко с бутылкой огневиски. Он с громким стуком ставит её на столик у камина и начинает ходить по проходу рядом с диваном, недовольно восклицая: — Знаешь, я понимаю, у тебя сейчас не то настроение! Ты подавлен из-за смерти отца, ты злишься за что-то на Грейнджер, ты занят по самые уши… Но, я не понимаю, почему у тебя нет минутки для друга? Нам с Лу приходится тусоваться с Уизли и Паркинсон! То есть нет, Уизли оказался вполне себе нормальным, да и с Пэнс есть о чем поговорить, но их тупые приколы у меня уже вот здесь! — Он перечеркивает своё горло движением ладони. — Паркинсон иногда не видит границ! Вчера она наколдовала Луне светящуюся кожу! Ты бы видел, как это страшно смотрится ночью! Моей доброй девочке всё, конечно же, нравится, а я чуть не… Короче, мне не хватает вас! — Блейз, уймись. — Драко усаживается в кресло, наблюдая за другом с аристократически вышколенным спокойствием. — И убери это, я не буду пить. — Будешь! И всё мне расскажешь! Меня достало смотреть на ваши с Грейнджер тухлые лица! Я хочу общаться с нормальными умными людьми! — Спасибо за нормального и умного, но я не пью. У меня завтра с утра урок. — Малфой непреклонен. — Выпьешь антипохмельного! — Я не варил его уже месяц. — Вот дерьмо! Это я виноват! Я убедил тебя бросить это дело… Теперь с тобой и не напиться по-человечески! — Чаю, кофе? — словно издеваясь, предлагает Драко. — Да пошёл ты… — Блейз усаживается в кресло и выдыхает. — Малфой, ей хреново без тебя… Драко вздрагивает и сжимает губы. Ему тоже непросто без Грейнджер. Но раненая гордость и растоптанное доверие кажутся важнее любовных мук. Он не хочет спрашивать, но вопрос вылетает сам собой: — Она… Что с ней? — Вроде бы ничего, Грейнджер как будто с нами, общается, смеётся, но почти не ест и постоянно прячется в своей комнате. Полумна говорит, что она не хочет никого видеть. — Блейз качает головой и забирает бутылку. — Ладно, я не буду лезть в ваши проблемы… Надеюсь, вы всё решите сами. Вроде бы взрослые адекватные люди… Казалось бы… Они с минуту молчат. — Забини, я бы рад что-то изменить… Но внутри что-то как будто держит. Не могу вот так взять и простить… — выдает Драко. Он неожиданно чувствует, как душу царапают когтистые лапы вины за то, как жестоко он поступает с девушкой, признавшейся ему в любви, поддержавшей его в трудную минуту, с которой он был счастлив и планировал… Да много чего планировал… Блейз хмуро ждёт продолжения, и Малфой продолжает: — Ты бы смог простить человека, которому… Которому ты доверяешь и… Хм… любишь, простить то, что он без твоего ведома стёр один момент из твоей памяти, за который ему было стыдно? Залез в твои мозги и по-хозяйки, не спрашивая, удалил его! А потом спокойно с тобой общался, как будто ничего не случилось? Это было бы честно со стороны этого человека? И ты бы простил ему это? Мулат озадаченно нахмуривает густые тёмные брови и задумывается. — А я вот не могу с этим смириться… — Драко трёт переносицу. — После всего, что между нами было, узнать, что она… В общем, Блейз, я тебе рассказал, но прошу не делиться ни с кем… Даже с Лавгуд. — Ты же знаешь, что я могила… Честно говоря, теперь я вижу эту ситуацию по-другому… — Блейз ставит бутылку обратно. — Тут без огневиски не разобраться… После того, как Забини все-таки намахивает пару рюмок, включается его рассудительность и мудрость. Он капает пару капель в кофе Малфоя и важно произносит: — Друг, я тебе вот что скажу! Она имеет право на прощение. Грейнджер любит тебя. Тогда, у меня в гостях в шале, я тайно наблюдал за вами и… Я был так рад, что ты не послушал меня и Поттера и решился быть с ней. Вы оба светились от счастья, — он хмыкает на хмурую недоверчивую гримасу Драко. — И это не романтические бредни, не строй из себя циника! Кстати! У меня же с собой колдофото с того вечера! Моя крошка распечатала на выходных! Он вытаскивает из-за пазухи рамку зелёного цвета. В неё вставлено колдо, где все те, кто был у Блейза на Новый год, искренне смеясь и улыбаясь, произносят слово «Сиськи!» Взглядом он первым делом находит Гермиону. Она сидит у него на коленях, с розовым румянцем на щеках и выглядит невероятно счастливой. Яркая улыбка красит её милое личико, а он собственнически прижимает её к себе, одной рукой держа за талию, а другой поглаживая девичьи острые колени. В его внимательном взгляде, который он не сводит с неё горит огонь, и только дурак не поймет, что это любовь. Драко вспоминает колдофото в «Ежедневном пророке», на котором так на него смотрела она. Проклятье! Его самообладание пошатывается, и он впервые задаётся вопросом, а прав ли он был, когда взял паузу вместо того, чтобы пережить эту ситуацию вместе с ней.***
Урок маггловедения через пару дней наносит ещё один урон его выдержке. Она как на ладони. В своей полупрозрачной белой блузке и облегающей чёрной юбке. Драко предпочитал не отвлекаться на Грейнджер все эти дни, но сейчас в штанах встаёт колом от её сексуального вида. Она невероятно красивая. Кудрявые волосы лежат волнами на плечах. Гермиона что-то говорит, но он как в вакууме не слышит ни слова. Следит за её ярко-алым ртом и тем, как её розовый язычок иногда выскакивает облизать губы. Чёрт! Чёрт! Грейнджер, прекрати быть такой… Брюки становятся до боли тесными. Дыхание учащается, когда она проходит мимо, раздавая работы прошлого урока с выставленными оценками. Обратно к учительскому столу Гермиона возвращается, плавно покачивая бёдрами и Малфой не может отвести взгляда от её соблазнительной задницы, затянутой в черную ткань. Запах её духов и ландышевого мыла ударяет в голову, ослабляя силу воли и за это он злится на Грейнджер. Она без сомнений делает это специально! Лгунья… Мелкая заумная лгунья… Дура… Наглая беспринципная стерва с огромным самомнением… Он внушает это себе, чтобы не смотреть на неё… Не желать её… Не слышать её ласковый голос… — Мистер Малфой… — этот голос вырывает его из лап задумчивости, и Драко нехотя поднимает взгляд: — Да, профессор Грейнджер? Гермиона вновь облизывает губы и почти робко продолжает: — Я прочитала ваше эссе. Слишком мрачно. Мне кажется, вам бы следовало ещё раз сходить в кинотеатр… На другой фильм, чтобы понять, что не всё так плохо… Драко оглядывает её ледяным взором, и она ёжится, словно он заморозил её. — Нет. Одного раза мне хватило. — чеканит Малфой. Она краснеет, словно он имел ввиду что-то другое. Имел в виду их. — Вы должны дать ещё один шанс… Маггловскому киноискусству. — продолжает Грейнджер, глядя прямо ему в глаза. — Всегда есть вероятность, что вы ошибаетесь в своих суждениях. Просто попробуйте ещё раз… — Я не ошибаюсь! — он прищуривает глаза. — Мне не понравилось! — Почему вы так держитесь за своё первое впечатление? Разве в вашей жизни не было моментов, когда вы меняли свое мнение о чём либо? О чём она? О кино или о них? — Были такие моменты… — Он иронично усмехается, нахально разглядывая её. — Только чаще всё было наоборот — я очаровывался чем-то, а в итоге оказывалось, что я ошибался… Это не очень приятно, знаете ли, профессор Грейнджер, разочаровываться… В чём-либо… Или в ком-либо… Она нервно сглатывает и важно вздергивает нос вверх: — Во всем можно найти плохое и хорошее. Как в фильме, так и в человеке. А чтобы не разочаровываться, не нужно слишком очаровываться! Он хмыкает и поражается её наглости. Открывает рот, чтобы кинуть ядовитый комментарий, но его перебивают. — О, Великий Салазар! — слышится с задней парты раздраженный голос Паркинсон. — Малфой, пересмотри уже своё мнение…на счёт маггловского кино, конечно же! Желваки ходят на его скулах, когда он сжимает губы и поднимает руку, чтобы показать слизеринке средний палец. Грейнджер нахмуренно и недовольно следит за этим, но больше не трогает его до конца пары. Урок заканчивается. И он облегчённо выдыхает. Наконец-то пытка под названием «Хватит пялиться на Грейнджер!» заканчивается. Он собирает вещи и, не глядя вокруг, спешит к выходу. — Драко, подожди, — кидает Гермиона ему в спину. Малфой не оглядывается, но останавливается у двери. Паркинсон выходит последняя, многозначительно показывая ему кулак, и он резко захлопывает за слизеринкой дверь. Нервозно оборачивается. — Что, Грейнджер? Я не буду переписывать эссе, и моё мнение не изменится! Она останавливается на расстоянии вытянутой руки и смотрит на него своими огромными карими с позолотой глазищами: — Драко, я не понимаю… Я думала, ты хотел немного побыть один, и через какое-то время мы будем общаться… Думала, ты… Он молчит, не глядя на неё. — Драко… — Грейнджер? — откликается он, сдерживая внутреннего зверя. Ему очень хочется, чтобы она замолчала, не трогала его. От каждого её дыхания, слова, взгляда его стены неумолимо рушатся по кирпичику. И мысленно Малфой ощущает, как падает перед ней, несмотря на уязвленную гордость и затоптанное доверие. — Драко… Посмотри на меня… Пожалуйста, — просит она почти умоляюще. Он медленно поднимает глаза, проходясь взглядом по её шее и губам. — Думаю, я дала тебе достаточно времени, — продолжает она. — Двенадцать дней, — он, как последний идиот признаётся, что считает дни. — Да, двенадцать… — она сглатывает и опускает глаза на пуговки его сюртука, растерянно теребит рукав своей рубашки и тихо произносит: — Драко, я скучаю по тебе… Его сердце делает кульбит… Чёрт, я тоже скучаю, Грейнджер… — Бывает… — вырывается у него холодное. Почему ему так хочется сделать ей больно? Почему, когда больно ей, ему ещё больнее? За что он наказывает себя? Она неуверенно моргает и кусает губу. — Драко, я не понимаю… — Гермиона ещё ниже опускает голову, и его глазам предстаёт её кудрявая макушка, которую он любил целовать. Аромат ландышей от её кудрей дурманит мозг. Он склоняется на секунду, чтобы насладиться им, а Гермиона в этот момент поднимает своё лицо… Они близко, как раньше… Её глаза ловят, как дёргается его кадык, и Драко не может сдержать язык, облизавший пересохший рот. А перед его внутренним взором проносятся картинки всех её горячих поцелуев, её жарких стонов и любовных признаний… Поцеловать её сейчас… Он на грани… Драко чувствует, что может, как тогда на Святочном балу бездумно наброситься на неё, но что потом? А как же доверие? Возможно ли всё начать сначала? А вдруг дальше будет хуже? Он нервно откидывает голову назад. — Тут нечего понимать… — Драко, я… — Гермиона кусает губу, и на её глазах появляются слёзы, она тихо шепчет: — Ты никогда не простишь меня? Из горла лезут ехидные фразы, но он как можно более равнодушно хмыкает, отворачивается и уходит, оставляя её сходить с ума от неизвестности. В коридоре Драко понимает, что сдерживал себя настолько, что его грудная клетка словно закостенела. Он прокашливается. Всё пройдёт. Все пройдёт. Время расставит всё по местам… Если бы было так легко, как звучит. После этого первого за двенадцать дней общения Гермиона наконец снится ему. Обнажённая, влажная от пота она лежит под ним, крепко обнимая его бедрами. Малфой сжимает тонкие руки, раскинутые над её головой, вбиваясь в податливое тело, перехватывает её стоны губами, целует нежную грудь, по которой так скучал. Он неутомимо врезается в её бархатное горячее лоно. Голодно и жёстко. А она только громче всхлипывает и подаётся навстречу: — Я твоя, Драко! Твоя! С громким стоном, кончив так сильно, как никогда прежде, он просыпается. Отдышавшись и придя в себя, Драко решает, что его пауза слишком затянулась. Пора простить Гермиону, постараться снова начать ей верить, потому что он дико хочет этого. Хочет её тепла и общения, хочет её всю целиком! Она нужна ему.