Первое письмо от неё приходит через восемь дней, рано утром. Драко открывает узкое оконце, впуская мелкую уставшую сову. Птица, проделавшая огромный путь, бессильно падает на подоконник и вяло протягивает лапку с привязанным к ней письмом.
Малфой наливает ей воды в мелкое блюдце и торопливо разрывает конверт. Жадно читает текст, написанный знакомым любимым почерком:
«
Здравствуй, мой хороший!»
Чёрт, как же он соскучился по ней… Её доброте… По её нежности… Её губам…
Он резко выдыхает. Представляет, как Гермиона говорит ему эти слова и волна приятных воспоминаний накрывает, увлекая в ностальгическое настроение. Драко усаживается в кресло у камина.
«
Я хотела написать тебе письмо сразу по приезде. Но не получилось. Пишу только на следующий день.
А сейчас всё по порядку.
Австралия встретила меня неимоверной жарой и улыбками. Люди здесь приветливые и очень интересные, а по улицам и правда иногда пробегают кенгуру.
Встретилась с папой. Это было грустно. Мы много плакали, вспоминали прошлое, моё детство. Папа совершенно разбит. Но, самое важное, он простил меня. Понял причину моего поступка. Он рассказал, почему они вспомнили — это была мелочь. Но она снова связана с музыкой: в магазине они увидели детскую игрушку, музыкальную карусель. Такую же они подарили мне в детстве. Она заиграла, и их обоих словно сбило мощной волной.
Мамино сердце не выдержало того количества воспоминаний, что резко навалились на неё. Она в больнице. В коме…
Не могу об этом писать сейчас. Драко, это больно. Знаю, ты меня понимаешь.
Я ищу, как ей помочь. Магическое сообщество в Австралии очень отзывчиво и есть варианты, что в местной магической клинике что-то придумают. Я решила каждый день приходить к ней, разговаривать, читать вслух. Слышала, что люди в коме чувствуют и слышат происходящее вокруг.
Думаю, я тут пробуду месяц, если не больше. Но постараюсь вернуться к лету.
Представляешь, тут нет каминов, и это тоже удивительно. Австралийские маги общаются по маггловскому телефону, они вообще очень любят все маггловское. Давай тоже попробуем поговорить по телефону. Переписываться совами слишком долго. И мне жалко бедных птиц. Я всё устрою и пришлю номер. Надеюсь, мы сможем созваниваться на выходных, когда ты выбираешься к маме в Мунго.
Драко, я скучаю. Прошло всего два дня, а я жутко хочу слышать твой голос. Хочу чтобы ты был рядом… Любимый мой. Я постоянно думаю о тебе… Вспоминаю наш танец на Святочном балу. Какой ты был красивый. Вспоминаю салюты у наших ног, когда мы летали над Лондоном. А ещё нашу встречу в кино. И как ты смеялся, когда застукал меня в своей пижаме. Пишу это и не могу сдержать улыбку.
Меня бы очень порадовала та рубашка. Жалею, что не взяла ни одной твоей вещи. Кроме брошки-снежинки. Но это не то… Хочу твой запах… Твоё тепло…
Напиши мне, Драко, как ты живёшь, как учёба, работа? Как там наши друзья?
Люблю и очень скучаю… Твоя Гермиона.»
Драко жёстко закусывает губу.
Письмо шло больше недели. То есть следующее придет через две? Так не пойдёт. Он не может так долго ждать! Что это за изощренная пытка? Его душа и тело рвутся к ней, а он сидит в этом чёртовом древнем замке, ходит на уроки, учит детей. Как будто всё, как обычно. Как будто ничего не изменилось и его сердце не разорвано на две части, одна из которых на другом конце мира.
Он садится за стол. Придвигает чистый пергамент, макает перо в чернила…
Что он напишет ей? За эти восемь дней в его мире не произошло ничего.
Может быть, написать, что он собрал все вещи, которые она носила или оставила в его комнате и теперь любуется на них, как псих. Что он вдыхает её запах, оставшийся на фланелевой рубашке. Гермиона обожала надевать её на ночь. Её записи с урока по Заклинаниям… Чёрные гольфы, которые она забыла после одной из ночевок… Её расчёска… Пара маггловских книг… Мягкая игрушка в виде рыжего кота, которую она подарила ему… И золотое платье… Всё это лежит в его спальне, а он каждый день перебирает эти вещи, вспоминая их хозяйку.
Особенно Драко радует золотой наряд… Он вспоминает, как срывал его с Гермионы в день Святого Валентина. Ощущение её бархатного тела ещё теплится на кончиках пальцев. Тонкая глянцевая ткань соскользнула с неё, как кожа змеи. А потом этой дорогущей тряпкой он связывал её руки и зацеловывал прекрасное нежное тело так, что она не могла и двух слов связать. Гермиона протяжно и сладко стонала, когда его губы и язык доводили её до края. Это была жаркая и долгая ночка.…
Драко выдыхает. Написать ей о том, что он постоянно вспоминает её обнажённой и дикой в своей постели, на столе, в д
уше…? О, нет, он даже думать об этом спокойно не может. Только зря разгорячится. Он оставит этот пыл для личной встречи…
А может быть написать, что он не ходил в Большой зал первые два дня после её отъезда, потому что кусок в горло не лез. Словно он тоскующий пёс, которого бросил хозяин…
Или то, что на пятый день ему послышался её голос и он бросился искать Грейнджер по коридорам Хогвартса, как потерявшийся ребёнок…
Драко понимает, он слишком прирос к ней. Но ничего не может с этим поделать. То вдохновляющее и окрыляющее чувство, которое он определяет, как любовь, без Гермионы превращается в отчаянье и боль.
Но этого он ей тоже не напишет. Грейнджер там в Австралии не до его страданий. У неё полно своих проблем и она тоже очень скучает. Драко уверен — его задача сейчас, выжить в ожидании её. И он справится.
Можно написать ей о том, что на выходных приходили ребята. Болтали о всякой ерунде. Придумали организовать дружеский матч по квиддичу. Первый после холодной зимы.
Но через некоторое время он отказывается и от этой идеи. И пишет всего несколько строк:
«
Привет, малышка!
Я в порядке. Ничего интересного не произошло за те восемь дней, как ты сбежала от меня из холодной Англии в жару.
Надеюсь, ты будешь загорать в купальнике. Проверю при личной встрече. Если не найду на твоём теле белых полосок от лямок, будь готова к скандалу. Голой тебя не должен видеть никто, кроме меня. Даже кенгуру.
Жду номер телефона, чтобы сказать больше, что я думаю о твоей поездке и что сделаю с тобой, когда вернёшься…
Люблю. Твой Драко.»
Время до следующего письма тянется, как резина.
Но Малфой всё же находит силы не свихнуться от тоски. Он загружает себя ещё и тренировками по квиддичу. И плевать, что кто-то считает нечестным человеку умеющему летать, садиться на метлу. Насколько ему известно и проверено опытным путём, на метле всё же быстрее. Вся фишка в том, что если он и свалится с метлы, то с землей не встретится. Это довольно весело. И бесит тех, кто на тренировке пытается сбить его.
Нет, он больше не тот человек, которого легко столкнуть вниз. Он больше не позволит себе сдаться.
Сова приносит ответ почти в конце марта. Тёплая весна радует солнцем и обновлённым свежим воздухом. А его настроение подобно таянию снега, плавится от счастья, когда из конверта выпадает ещё и новенькая колдография Гермионы. Она загорелая, в голубом сарафане в белый горох, стоит на фоне синего океана и посылает ему воздушный поцелуй. Каштановые кудри Грейнджер развеваются на ветру, а в её глазах горит любовь.
«
Любимый мой Драко! — пишет она, а он не может сдержать улыбки. —
Я так рада, что ты не унываешь!
Я загорала всего три раза. Времени на это почти нет. Но белые полоски от купальника я тебе обещаю! Кенгуру грустно плачут в сторонке, так и не уговорив меня позагорать голенькой.»
Драко смеётся и снова смотрит на фото.
Дразнит его, ведьма! Красивая до невозможности… Чёрт, скорее бы она вернулась!
В конце письма номер телефона и приписка.
«Я буду ждать твоего звонка каждую субботу с четырёх до пяти по английскому времени. Люблю, целую… Твоя Грейнджер.»
Суббота сегодня… Мерлин! Он начинает возбужденно собираться в путь. Макгонагалл открывает ему камин по субботам прямо в Мунго. Он спешит к матери, а потом в Министерство на обычный осмотр.
Переговорную будку связи с магглами Малфой находит на первом этаже. Кидает галеон, чтобы говорить дольше. Нервозно набирает нужные цифры. Минута ожидания и на том конце провода слышится звонкое:
— Это ты, Драко? — голос в трубке заставляет его сердце биться быстрее.
— Привет, Грейнджер! Конечно я, — Он смеётся. — Или ты ещё кому-то дала свой номер?
— Ах, нет конечно, Драко! Боже, я так рада слышать тебя! Мой хороший! — Гермиона улыбается: он улавливает это по её радостным интонациям. — Скучаю ужасно!
— Не береди душу, малышка. Я без тебя схожу с ума…
— Драко… — так хочется, чтобы она повторяла его имя ещё и ещё.
— Как твои дела? Как мама? — он трогает пальцем потрепанный корпус телефона, вглядываясь сквозь спешащую по коридору Министерства толпу волшебников, а перед глазами встаёт её нежное личико.
— Всё без изменений, — тихо отвечает Гермиона: Малфой знает, что сейчас она скорее всего кусает губу. — Мама… Она не пришла в себя, но мы поговорили… Это был странный опыт. Меня магически погрузили в искусственную кому и направили к ней. Мы встретились на вокзале Кинг Кросс. Представляешь? Это удивительно! Гарри тоже как-то встречался там с погибшим Дамблдором. Потом расскажу подробнее. А мама… Мама сказала, что ей очень тяжело принять реальность и она не может пока вернуться. Я просила прощения, но она ответила, что прощать мне нечего и…
Она говорит, говорит, а Драко грустно улыбается одним уголком губ. Так волнительно и приятно слушать её чуть искаженный расстоянием голос. Её интонации, её дыхание, её воодушевление.
— …Ты знаешь, он очень талантливый человек и я помогаю ему, — продолжает Гермиона и вырывает его из лап задумчивости.
Вот как значит! Грейнджер и в Австралии нашла кому помочь.
— Кто он? — перебивает Драко более резко, чем планировал.
Она задумывается, но через миг уже смеется:
— Драко, нет! Не смей ревновать или беспокоиться обо мне! Повода нет совсем. Это Рольф Саламандер. Он безобидный, добрейший человек. Изучает магических животных Австралии, и попросил отредактировать его новую книгу. У него не хватает времени, а я могу это делать в палате у мамы…
Не смей ревновать? Да за кого она его держит? Конечно, Драко будет ревновать и беспокоиться! Беспомощное чувство неизвестности накрывает его и заставляет раздражаться. Он готов сбежать из Англии, наплевав на условный срок, чтобы узнать, что за «добрейший человек» крутится возле его девушки. Нет, конечно, он доверяет ей, но этого типа не знает… А вдруг он причинит Гермионе вред? Проклятье! Она слишком доверчива!
— Грейнджер, когда ты вернешься? — нервно перебивает Малфой.
— Не знаю, постараюсь раньше. — Гермиона тяжело вздыхает. — Но точно обещаю вырваться к твоему дню рождения! Это без вопросов! Я уже договорилась о портключе. И купила тебе подарок.
— До моего дня рождения ещё тысяча дней! — недовольно бросает он. — Собирай вещи и приезжай сегодня же!
— Ну что ты говоришь! Осталось всего ничего. Два месяца… Пойми, я не могу пока вернуться… Мне нужно быть здесь. С папой и мамой.
— Грейнджер… Что мне сделать чтобы ты вернулась? Может на предстоящей игре по квиддичу грохнуться об землю и сломать все кости?
Она молчит и Драко понимает, что перегнул палку.
— Ладно… Прости, — он выдыхает свое раздражение и закрывает глаза, успокаиваясь. — Понимаю, ты там нужнее и для тебя это очень важно. Я… В общем, я жду тебя.
— Нет, Драко. — Он слышит тихий всхлип и ругает себя за несдержанность. — Ты не понимаешь… Ты мне тоже важен. Очень важен. Но ты в порядке, а родители нет, я не могу бросить их в таком состоянии даже на один день. Потому что это я виновата в том, что случилось.
Драко закрывает глаза. Гермиона чувствует себя виноватой и ни за что не оставит родителей. И она права. Он жив, здоров, да, скучает, да, сходит с ума от одиночества, но надо взять себя в руки и перестать уже изображать избалованного истеричного мальчишку. И она обещала приехать ко дню рождения. Это хоть что-то.
— Гермиона, — мягко произносит Малфой успокаивающим голосом. — Я правда понимаю. Всё хорошо, не плачь… Просто приснись мне в том золотом платье. А ещё лучше без него.
Она тихо смеётся:
— А ты снишься мне…
— Расскажи об этом, — заинтересованно ухмыляется он. — Надеюсь, я в твоём сне совершенно дикий и необузданный, и вытворяю с тобой самые непотребные вещи?
Гермиона хохочет и слышать её веселый смех гораздо приятнее, чем слёзы.
Они разговаривают почти два часа, пока его не просят освободить кабинку. Прощаться тяжело и они обещают друг другу продолжать писать и созвониться в следующую субботу.
Разговор с Грейнджер приносит ему хоть какое-то успокоение, и до пятницы его жизнь настолько расписана, что у него нет времени на грусть и скуку. Её колдография стоит в рамке на каминной полке, радуя глаз. Входя в гостиную он всегда приветствует её. Ему плевать, что это выглядит, как сумасшествие. И сначала это сбивает с толку его друзей, но позже они и сами начинают здороваться с ней.
Письмо для Гермионы давно спрятано в конверт, но пока не отправлено. Драко планирует вложить свое колдофото с пятничного дружеского квиддича.
Это событие будоражит его. Участвуют желающие со старших курсов, Слизерин вместе с Пуффендуем, а Гриффиндор с Когтевраном. И Драко снова ловец. Как когда-то давно, в той прошлой, будто чужой жизни. У него новая метла и квиддичная форма, и он жалеет, что Грейнджер не видит его в этом зелено-серебряном спортивном великолепии. Он знает, что выглядит охрененно.
Пэнси восхищённо присвистывает, увидев его у выхода из раздевалки.
— Малфой, тебя надо завернуть в фольгу и продавать в Сладком Королевстве по кусочку! — кричит она бойко, а потом вдруг соображает, что именно ляпнула и прикусывает губу. Уизли рядом, в красно-золотом, недовольно хмурится и скрещивает руки на груди:
— Я не понял!
— А тебя, дорогой, я никому не отдам, ты только моя конфета! — выкручивается слизеринка.
Драко посмеивается. Паркинсон в своём репертуаре — сначала говорит, а потом думает.
Он жмёт рыжему ладонь. С некоторых пор они с гриффиндорцем довольно хорошо общаются. Удивительно, но Уизли оказывается интересным неглупым человеком. Мастерски играет в шахматы. Знает всё о квиддиче. Немного ленив и прожорлив, но не злопамятен. Он мог незлобно пошутить и как-будто забыл то, как Малфой раньше издевался над ним, поливая грязью и насмехаясь над его бедностью. Драко больше не видит в нём того рыжего потрепанного придурка, каким он казался ему в детстве. Уизли обычный нормальный парень, с которым можно иметь дело, поговорить и даже посмеяться.
То же самое Малфой вдруг разглядывает и в Поттере. Тот общался без прежней подозрительности и злобы еще с тех самых пор, как Драко получил орден. А после отъезда Гермионы, «золотой мальчик» приходил несколько раз на тренировки по квиддичу, желая поучаствовать в дружеской встрече, и это заканчивалось вполне себе адекватным совместным обсуждением первых квиддичных игр в новом сезоне.
Размышляя об этих странных изменениях в восприятии двоих друзей из Золотого трио, он вдруг понимает, что всё это потому, что он поменялся сам. Он наконец-то повзрослел. Война изменила многое, но самым важным было то, что она изменила его внутренне. И Грейнджер притянуло именно это. Останься он тем же, кем был до войны, вряд ли она бы даже взглянула в его сторону.
Малфой вспоминает свою кудрявую гриффиндорку и сдерживает грустный вздох, рвущийся наружу. Если бы она была сейчас рядом…
Он ловит взглядом догоняющего их Поттера.
— Что, поиграем сегодня? Как в старые добрые… — дерзко ухмыляется Драко.
— Ага, крепче держись за метлу, Малфой! Гриффиндор как всегда победит! — очкарик уже переоделся в спортивную форму, а за ним спешат остальные ребята — участники состязания.
— Гриффиндор и Когтевран первые! — кричит, пробегая мимо, когтевранский защитник.
— Слизерин и Пуффендуй круче! — спорит слизеринская нападающая.
Они весело смеются и пытаются поддеть друг друга метлами. Пэнси хватается за локоть Уизли и снова его целует.
— Удачи, милый! — кричит она. — Сегодня будет жарко! Пойдём, Даф, займем лучшие места!
Драко вздрагивает, когда кудрявая копна каштановых волос проносится мимо него.
Грейнджер?
Сердце дёргается, как сумасшедшее… Но нет… Это Дафна, завила свои обычно прямые волосы в тугие локоны. Она оглядывается и неожиданно бросает Драко с лёгкой полуулыбкой:
— Удачи! Я буду болеть за тебя!
Слова поддержки от Гринграсс? Завтра пойдёт дождь…
***
Полчаса напряжённой борьбы на квиддичном поле и снитч оказывается в руке Драко! Он готов орать от накрывшего его адреналина и восторга. Трибуны ликуют. Комментатор надрывается, выкрикивая его имя. Было сложно, Поттер почти схватил золотую сферу, но у Драко длиннее руки и огромное желание выиграть матч, и это рвение приносит его команде сто пятьдесят очков! А ему ни с чем не сравнимое воодушевляющее и окрыляющее чувство победы!
Чёрт, Грейнджер, ну почему ты этого не видишь?!
Драко спрыгивает с метлы на покрытое черными проталинами игровое поле и подняв руку со снитчем вверх, победоносно кричит подлетающему к нему Поттеру:
— Хрен тебе, а не снитч!
Тот задорно хохочет, откидывая лохматую голову назад. Его дыхание так же сбито, а зеленые глаза горят радостью. Он оставляет метлу и вдруг подходит к Драко с протянутой для рукопожатия ладонью:
— Ладно, Малфой! Твоя взяла! Поздравляю с победой! В следующий раз я возьму реванш!
— Это мы ещё посмотрим! — Драко доволен, как никогда, и крепко жмёт руку бывшему врагу. — Буду рад встретиться на поле!
Дальше — вспышки колдокамер, проходящие мимо ребята из команды-соперника дружески хлопают его по плечу, а свои радостно обнимают и скандируют его имя.
Мерлин, это чертовски приятно! Он победил! Он сделал это!
Как же возбуждает победа и восхищение толпы! И как же ему не хватает Гермионы… Он вылавливает Полумну с камерой и просит сделать снимок с пойманным снитчем.
— Драко, я сняла миллион классных снимков! — та восторженно жмёт его ладонь. — Ты так красиво выхватил снитч из-под носа Гарри! Завтра всё принесу! Это лучшие мои колдофото!
Обычно спокойная и даже флегматичная девчонка озаряет его белозубой улыбкой. Блейз ещё более несдержан в эмоциях. Он хватает блондина в охапку, сжимая в крепких объятьях:
— Дружище, это полный восторг! Ну ты натворил сегодня! Этот финт надо назвать финтом Малфоя! Я горжусь тобой!
Драко с довольной усмешкой закатывает глаза и отпихивает друга:
— Иди ты! Только целоваться не лезь!
Мулат хохочет. Он громко приглашает проходящих мимо болельщиков и игроков на вечеринку в гостиную Слизерина.
Драко приходит не сразу. Он давно не появлялся там и нет большого желания видеть мрачные слизеринские стены вновь. Он в чёрной рубашке и такого же цвета брюках. А на душе хоть и радостно от победы, но тёмные воспоминания, под цвет его одежды, наваливаются, как только Малфой оказывается у знакомого порога. Последнее нападение, вылившееся в жестокое избиение, а после в судебное дело, произошло именно здесь. Драко всё ещё помнит то противное чувство, когда он не хотел возвращаться с уроков в эту обитель притворщиков. Многие из тех, кто брезгливо воротил от него нос, до войны были готовы лизать ему пятки.
Но в гостиной вдруг оказывается всё по другому. Стены выкрашены в бежевый, зелёный и серебряный также присутствует в деталях интерьера, но исчезает гнетущая мрачность, уступая место совершенно иному уютному стилю. Слизерин тянется к светлому. И Драко думает, что изменился не только он. В ответ на его мысли, толпа восторженно приветствует своего чемпиона.
Малфой сразу же вливается в радостную волну. Здесь старшекурсники со всех факультетов и все они весело отрываются под энергичную музыку. Кто-то поздравляет его, кто-то кричит кричалки с матча, кто-то пьет алкоголь, которым Блейз щедро снабдил Слизерин на этот вечер. Клубится искристый туман и всё вокруг, люди, стены, звуки медленно теряет свои очертания и чёткость.
Драко не собирается пить. Но почему-то через какое-то время пьянеет. Его холодная отстраненность испаряется. Он смеётся и общается со всеми подряд. Шутит и даже танцует. Сок в его бокале странно пахнет, а он в какой-то эйфории и не обращает на это внимания. С ним происходит что-то странное, кружится голова, картинки двоятся перед глазами и мутнеют.
Рядом снова мелькают каштановые кудри… И тело само, как магнитом тянется за прекрасным видением.
Грейнджер?
Неужели она вернулась?
Драко, преисполненный надеждой, спешит следом.
— Малышка! — он хватает её за руку.
— Драко? — оборачивается та, но…
Это Дафна…
чёрт возьми…
— Извини… — Драко отшатывается и разочарование наваливается на него душащим пыльным мешком. — Я подумал, что.…
Почему она так похожа на Гермиону? Проклятье!
— Ничего страшного, — Гринграсс вновь удивительно мило улыбается. — Может, пойдём потанцуем?
— Эй, Малфой, ты повёлся на её кудри а-ля Грейнджер? — откуда то из-под руки выпрыгивает Пэнси. — Даф, а ты говорила, что эта прическа для крестьянок!
Дафна сразу же меняется в лице. Обида и злость искажают холёные правильные черты.
— Я передумала, Пэнси. Мне уже нравится и это модно в новом сезоне! Драко, пойдём…
Он не хочет танцевать с Гринграсс. Малфой всё бы отдал, будь на её месте Грейнджер. Но он вяло соглашается и следует за кудрявой слизеринкой между танцующих пар…
Гермиона…
Моя любимая ведьма…
Хочу тебя…
Красивая… Ласковая… Моя желанная девочка… Моя малышка…
Твои губы, порочные и нежные… как же я скучал…
Моя…
Он чувствует её руки на своей груди… Она расстегивает рубашку… Мягкие губы целуют его шею… Горячий язык проводит влажную дорожку к подбородку… Но что-то в этом неправильно… Что-то не так…
Теплые губы накрывают его рот, Драко делает движение языком и понимает что… Это не Гермиона… Девушка, которая сейчас на нём, не она! Вкус, запах, ощущения от её кожи, тихие стоны… Всё чужое…
Он резко открывает глаза и видит перед собой возбужденное лицо Гринграсс. Она пытается стащить с него одежду и извивается, как змея, лежа на нём.
Его чуть не выворачивает от осознания с кем он в своей комнате и в своей постели чуть не занялся сексом.
— Даф, что ты творишь? Что за херня происходит? — его подташнивает и Малфой дёргается подальше от цепких рук.
Толкает слизеринку от себя. И вдыхает наконец нормально. Она как будто душила его.
— Ты же сказал, что хочешь меня… — Дафна выглядит жалко, она растеряна и чуть не плачет, оправляя задравшуюся юбку. — Ты мне нравишься, Малфой… Я думаю, из нас бы получилась хорошая пара.
— Ты с ума сошла? Вали из моей комнаты! — он пытается встать с кровати, но большее, на что он способен в таком состоянии это крепко сидеть, упершись кулаками в матрас. — Я говорил это не тебе, чёрт возьми… Я не знаю, вообще, что за фигня со мной происходит. Я вроде не пил ничего, почему мне так херово?
— Драко! — всхлипывает та. — Неужели ты не заметил, как я отношусь к тебе…
Он мотает головой:
— Что за бред ты несёшь, дура? Ты не относишься ко мне никак!
— Почему ты со мной так неуважительно разговариваешь? — выкрикивает она обиженно.
— Что? — Драко хмуро усмехается. — Ты хочешь уважения? На хрена тогда лезть ко мне в постель? Ты… Когда я вдруг стал тебе нужен? Сегодня, когда поймал снитч? А может быть, когда получил медальку и чуток признания от народа? Или когда ты узнала, что я снова богат?
Он не жалеет слизеринку, а та хлопает ресницами и вздрагивает, словно он бьет её по щекам.
— Ты не понимаешь… Я просто поменяла свое мнение о тебе. И… Ты стал другим… — лепечет Гринграсс что-то в свое оправдание.
— Иди на хрен! — выплевывает Драко всю свою злость. — Почему, когда я валялся в гостиной Слизерина избитый, ты не подошла ко мне помочь подняться? Думаешь, я не помню, как ты брезгливо плюнула на меня проходя мимо? Я был в сознании! Тебе не повезло, я злопамятный и помню всё!
— Драко… Прости… — она все ещё на что-то надеется и садится перед ним на колени, тянет свои руки к его раскрытой рубашке. — Все после войны были озлоблены, я попала под это настроение. Это Теодор Нотт всех подстрекал к ненависти! Прости… Мы с тобой так подходим друг другу… Ты и я, мы должны быть вместе…
Драко отворачивается. Эта лживая девка начинает ему надоедать. Её прикосновения вызывают лишь новые спазмы в желудке. В памяти всплывают мерзкие воспоминания о тётке Беллатриссе, которая вела себя почти так же до противного навязчиво. И Гринграсс жутко похожа на неё со своей новой дикой прической и похотливым жадным взглядом.
— Убери свои руки. — Цедит Малфой, пытаясь сдержать рвотные позывы. — Ты мне противна… Ты же знаешь, что я занят! У меня есть девушка! И не надо тянуть ко мне свои щупальца!
Лицо Дафны искривляется и наконец вся её лживая сущность выбирается наружу. Она вскакивает и начинает истерично орать:
— Да пошёл ты, урод! Вцепился в эту грязную шелудивую девку! Она
грязнокровка! Была ею и останется! А ты таких, как она, годами поливал грязью! И каково теперь эту грязь трахать?
Он никогда не бил женщин, но сейчас ему этого очень хочется. Драко дёргает пальцами и сильным шлепком заклеивает её рот вербальным Силенцио. Дафна дёргается и из её глаз брызгают слёзы, но кричать и говорить она уже не может. Краснеет и яростно мычит. Драко не чувствует ног, пытается встать, чтобы выкинуть эту стерву из своей спальни. Но это выше его сил и он указывает на дверь, злобно хрипя:
— Пошла вон отсюда, грёбаная сука! Если я ещё раз услышу хоть одно мерзкое слово в адрес моей девушки, я зашью твой рот настоящей иглой с нитью!
Гринграсс, сдавленно рыдая, вылетает из комнаты, словно её пинают под зад. Сраная аристократка!
Драко обессиленно падает на кровать и погружается в тяжёлый пьяный сон.
***
Он еле разлепляет глаза. В дверь так тарабанят, словно в Хогвартсе снова пожар. Драко тяжело сползает с кровати. Пол под ногами резко накреняется и он падает, ударяясь о стену. Давящее чувство внутри заставляет его опустошить желудок прямо себе на рубашку и на старый ковёр Снейпа.
Стук не прекращается. Он пытается подняться на ноги.
Неожиданно комната сотрясается от мощного взрыва и Драко валится обратно… Дверь в спальню хлопает о стену…
— Драко, прости… — знакомые голоса.
Темно-зеленые и серые глаза… Чёрные и светлые волосы… Он чувствует, как взлетает в воздух и его вялое тело плюхается на что-то мягкое. Его левитируют на кровать. Чьи-то тёплые руки снимают с него испачканную рубашку… Он ворчит, но сил сопротивляться нет.
— Пэнси, ты перестаралась с Бомбардой, — выговаривает меланхоличный голос.
— Я беспокоилась, Полум, он же один тут… Вдруг что случилось… Мерлин, ему совсем хреново!
Драко находит силы и открывает глаза. Два озабоченных девичьих лица склоняются над ним.
— Что произошло? — еле выговаривает он.
Лавгуд смотрит изучающе, а Паркинсон закатывает глаза:
— Вчера один из пуффендуйцев перестарался с дымовой завесой. Он добавил зелье счастья и, кажется, что-то не так сделал. Многие, кто пил алкоголь, сейчас лежат в отключке…
Драко тяжело вздыхает и сглатывает — во рту невероятно гадко, словно он языком вылизывал сарай Хагрида. Полумна понимающе качает головой и достаёт из кармана склянку с голубой жидкостью.
— Выпей, тебе полегчает. Блейзи, точно такой же чахлый, отлеживается у себя в комнате.
Драко никогда так не делал, но он настолько разбит, что сразу же выпивает неизвестное лекарство, и его мозги в тот же миг прочищаются как по мановению волшебной палочки. Картинки в голове проясняются…
…
Он поймал снитч. Он творил черти что в слизеринской гостиной. Он танцевал с Гринграсс. А после они пили огневиски. Она признавалась ему в симпатии, а он неверяще смеялся, а потом и вовсе начал путать её с Грейнджер и… Дерьмо! Он чуть не трахнул её…
Тошнота вновь поступает к горлу и он на нетвёрдых ногах бредет в туалетную комнату, а потом в душевую. Чтобы смыть с себя этот смрад и омерзительные поцелуи и прикосновения слизеринской стервы.
Когда посвежевший Малфой, завернувшись в халат, выходит в гостиную, девчонки уже соображают ему завтрак. Входная дверь на месте. А на маленьком столике стопка колдографий со вчерашнего квиддича и чашка кофе.
Драко садится в кресло. Бросает тяжёлый взгляд на Паркинсон и забирает колдографии, чтобы рассмотреть, что получилось.
— Слушай, Пэнс, почему ты-то свежа, как майская роза? — спрашивает он, хмыкая. — Ты же любительница…
Та возмущённо округляет глаза.
— Хочешь сказать, я алкашка? — взвизгивает она.
Он изумленно поднимает брови.
— Пэнс, я имел в виду…
— Я не пью больше! — твёрдо чеканит слизеринка, а Лавгуд поощряюще качает головой. — Кстати, ты же тоже вроде перестал заливать за воротник? А я вчера видела тебя с Дафной, когда вы пили что-то преступно крепкое, а потом ушли вместе! Надеюсь, вы не натворили глупостей?
Он морщится. Сейчас Драко помнит всё до мелочей и общение с Гринграсс вызывает у него лишь омерзение. Как он не заметил её интерес раньше? Слепой дурак! Как только Гермиона исчезла с горизонта, эта стерва начала крутиться возле него. Но ему было безразлично её внимание. Все его мысли были только о Грейнджер.
Чёрт… Чёрт! Сегодня нужно позвонить ей… Проклятье! Он же не расскажет ей об этом инциденте с Гринграсс? Или расскажет? Они обещали друг другу быть честными…
Но он не рассказывает. Драко отправляет письмо с одним из самых лучших снимков, где он стоит на поле со снитчем в вытянутой вверх руке и на его лице плещется огромное неприкрытое счастье. Пусть Грейнджер порадуется вместе с ним, а знать о том, что случилось после, ей не нужно.
