Твоя сила и проклятье - это страх

"Тот, кто сказал, что время лечит все раны, солгал. Время помогает только научиться перенести удар, а потом жить с этими ранами. Но, всё равно, каждое утро, стоит только открыть глаза, ощущаешь потерю. От этого можно убегать, но невозможно убежать."-Век Адалин Время летит как всегда быстро. Люди не успели оглянуться, как выпал снег и пошли первые морозы, как постепенно настал декабрь, а вместе с ним - и Рождество. В настоящее время Академия во всю готовится к этому празднику. Дети украсили свои комнаты, а Грейс - все оставшиеся помещения. Стол стал по-тихоньку заполняться разнообразными блюдами и напитками. Все, вроде бы, было прекрасно: и праздничное настроение, и чувство предвкушения. Но с другой стороны...Все было не так: не было прежнего уюта, не было прежнего веселья, не было прежнего сарказма. Без Номера Пять все было не так. И каждый это понимал. За эти два месяца многое произошло: спустя неделю, после исчезновения Пятого, Элизабет все же вышла. Почти все тогда несказанно обрадовались, слишком быстро приняли, что все стало по своим местам. Номер Восемь стала просто никакой. Столь редкие улыбки более не существовало, волосы будто слегка посерели, а кожа, наоборот, побледнела. Глаза и вовсе стали пустыми: в них не было ни капельки жизни, ни грамма эмоций, не было даже обычного блеска. Просто пустые драгоценные камни в глазницах. Элизабет ни с кем не разговаривала, просто игнорировала. Она стала той самой обратной стороной медали-Академии. Ваня же после этой немалой трагедии стала каждый вечер заходит в комнату с цифрой пять. Она включала свет, ставила на стол кружку свеже сваренного кофе, Бог знает, где раздобытого, и тарелку с сэндвичем из арахисового масла и зефира. Она с огромной надеждой верила, что Пятый все-такие вернется, но его все не было и не было. В один из таких ночных походов, Номер Семь заметила, что свет в комнате брата уже был включен. Бесшумно подойдя к двери, она заглянула в щель. Внутри комнаты, на кровати, сидела Элизабет. Просто сидела и ничего не делала. Ее взгляд был направлен на стол, глаза были слегка опухшими. Верно, она опять плакала всю предыдущую ночь из-за кошмаров. Происходил какой-то дурдом. Одна треть Академии будто стала сходить с ума. Первыми начали Клаус и Элиза. Потом был Бен. Они буквально стали завядать на глазах, прямо как прекрасные розы со временем отпускают свои лепестки. Элиза тихо встала с кровати, что-то достала из кармана шорт и, подойдя к столу, вложила предмет в ящик стола. Простояв в середине комнаты еще три минуты, она все же двинулась к двери. Ваня не стала прятаться или убегать. Просто стояла с подносом и ждала. Когда же дверь отворилась полностью, Восьмая застыла на месте, растерявшись. Конечно, она не надеялась кого-либо встретить. Ее глаза стали метаться по виду Вани, по подносу, и бровь медленно поползла вверх. -Элиза,-тихо, с сестринской лаской произнесла Седьмая. Элизабет просто не знала, что ей делать. Вся ее былая уверенность, сдержанность и самодостоинство пали в самую глубь черноты, дали трещину, готовясь полностью расколоься.-Давай поговорим? Глаза Восьмой раскрылись. Нет. Нет. Нет! Взгляд стал бешеннее метаться то по Вани, то сквозь нее, на стену сзади. Нет! Элизабет была не готова, она была растоптана в собственных чувствах! Внутри все кричало о том, что да, ей нужна помощь. Очень нужна. Но внутренний страх вновь стал произрастать, прорезался новый сажанец, из которого потом расцветет цветок Смерти. Не выдержав давления изнутри, Элиза просто рванула с места, молниеносно скрывшись у себя в комнате. Ей было тошно от самой себя. Желудок буквально хотел выкинуть все раннее съеденное наружу, а из съеденного сегодня была лишь каша на завтрак, да и то - не вся. Голова кружилась от недостатков вещевств, сердце же танцевало бешенный вальс. Все тело Восьмой стала покрывать мелкая судорога, глаза впали в глазницы, придавая еще больше отвращения к себе. Хотя, куда уж больше? Элизабет случайно опустила взгляд на свое отражение, и разум не выдержал. Все, что так, или иначе находилось в ее желудке, вырвалось наружу. В этой отвратительно пахнущей жиже были красные разводы. Взгляд расфокусировался, слезы застилали глаза, губы дрожали. В добавок, пришел и кашел, но на этот раз с кровавой жидкостью. Весь пол и белый ковер окрасились в цвет всего живого, в цвет боли и страдания. Мерзко. Гадко. Противно. Скверно. Отвратильно. Элиза в страхе отшатнулась в самый дальний угол, из которог нельзя было увидеть свое отражение. По ее подбородку текла тонкая линия крови, перемешанной со слюнями. Они каплями капали на шорты и белоснежную рубашку, оскверняя и их. Элизабет готова была вырвать себе глаза, лишь бы не видеть весь этот ужас. Ее внутренности будто сжались в один комок, мозги резко превратились в кашицу, растеряв былое самодержавие. Только горькая усмешка украсила и добавила ужаса всей этой картине. -Жалко...-тихо, почти только губами произнесла Элизабет.- Жалко и никчемно... Она начала нервно хохотать, пытаясь закрыть свой рот ладонью. Но резко хохотат стал перерастать в психический смех, в конце-концов ,сменяясь истерикой. Слезы рекой полились из ее глаза. Действительно, жалко и скверно. Около двери с цифрой восемь уже собралась вся Академия, не хватало только отца. -Она же в порядке?-начинал паниковать Бен. Все слышали мелкие шорохи и редкие звуки из комнаты, но пока что не решались зайти. -Я слышу смех,-напрягся Диего, прижавшись к стене ухом. Его это все нервировало сильнее всего. Хоть снаружи он и старался казаться холодным героем для всех, внутри все содрагалось от одной мысли о том, что его сестра сейчас страдает. Да, у них были не самые лучшие отношения. Но Элиза помогла ему, буквально помогла преодолеть то, с чем всю жизнь жила. И сейчас Диего готов ей отплатить тем же. -Ну все,-решительно произнес Лютер.-Я выламываю дверь! -Будь отсторожен!-тихие насторожения Грейс заглушил звук упавшей двери. Первым вкомнату влетел Клаус и тут же чуть не упал в обморок. За ним зашли и все остальные. Они просто пришли в немой шок, Грейс и вовсе закрыла рот руками. Элизабет, вжимаясь в угол, зажимала себе рот ладонью настолько сильно, будто та была приклеена. Из ее глаз телки соленые слезы. Зрачки были расфокусированны и метались то одного лица, то к другому. Из ее носа текла струйка крови, делая белую кожу более контрастной. Одежда была грязной, смятой. Вся она дрожала. -Дорогая...-тихо вскрикнула Грейс и сделала шаг навстречу девочке. Та с животным страхом только сильнее стала вжиматься в стенку, что-то говоря, но из-за ладони этого не было слышно. -Хей, Элизабет,-тихо позвал ее Диего. Он тоже стал делать мелкие шажочки навстречу.-Тихо, тихо. Он опустился на корточки, все еще находясь на расстоянии. Все с удивлением глазели на него. Элизабет раскрыла глаза и замотала головой. -Мы тебе не навредим,-он сделал маленький шаг вперед.-Мы ведь твоя семья, так? Ты это понимаешь? Вообще, Номер Два был на самом последнем месте по поддержке. Он не мог подобрать нужные слова в тяжелый момент, начинал заикаться и поддаваться панике. Но сейчас, когда он увидел, пожалуй, самого сильного человека в Академии, во всех смыслах, в таком беспомощном виде, в нем вновь проснулся герой. Элизабет кое как кивнула, вникая в его слова, но руку до сих пор не убирала. -Элиза, мы просто хотим тебе помочь,-присела около Диего Ваня. Тот укоризненно на нее взглянул. Но когда Элизабет слегка подвинулась вперед, все вопросы пропали. Все те, кто до этого стоял, так же опустились на пол. Кроме Пого, тот сразу вышел из комнаты. Голоса братьев, сестер и Грейс стали вливаться в один-единый голос. -Мы твоя семья. -Ты будешь в порядке. -Ты справишься. -Мы хотим тебе помочь. За всем этим словесным потоком Элизабет даже не заметила, как родственники оказались совсем рядом с ней. Ваня аккуратно коснулась ее ладони, что лежала на полу. Это слегка отрезвило Восьмую. Но когда рука Клауса легла на ладонь на лице, голубые глаза вновь наполнились слезами. Элиза быстро замотала головой, скидывая чужую кисть. Она не хотела, не хотела, что бы ее видели в таком виде. Это будет позор на века, это будет конец. Ее мысли вновь превратились в рой ос, что никак не хотел униматься. С тугими усилиями, но Эллисон оторвала ее ладонь от лица, тут же охая. Все губы и щеки Элизабет были искусаны до такой степени, что кровь лила просто фонтаном. Весь подбородок и кисть были в алой жидкости. Не выдержав, Элизабет окончательно треснула. Все вылилось наружу. И слезы, и стон-крики боли, и мольбы о прощении, и, и, и....Элиза просто цеплялась за каждого и, сильно прижимаясь, просила, умоляла ее не призерать. Слезы и кровь смешались окончательно, постепенно смываясь. -Эллисон, давай,-поджал губы Лютер. -Пожалуйста, п-пожалуйста,-молила Элиза, хватая руки Эллисон в свои.-Умоляю, не ненавидь меня! Белки глаз стали краснеть от лопнувших капилляров. Из носа еще сильнее хлынула кровь. Кожа просто превратилась в мел. -Пожалуйста..!-ее голос срывался на крик, чем резал слух. -До меня дошел слух...-начала произносить Эллисон, сжимая руки сестры. Элиза замотала головой. -Пожалуйста! -Что ты уснула,-закончила Номера Три. Элизабет, закрыв глаза, безвольно куклой повисла на ней. -По...-прервалась ее фраза. -Прости,-тихо произнесла Эллисон, прижав сестру к себе. Из ее глаза стали капать мелкие слезинки. Мунуту. Минуту стояла гробовая тишина. Все переваривали нынешнюю ситуацию. Все было плохо. Все было очень плохо. -Дорогой, возьми Элизабет на руки и пойдем со мной в лазарет,-прервала тишину Грейс. Ее голос был поникшим, но слез она не пролила, лишь слегка дернула уголками губ. Лютер кивнул, приходя в себя. Он поднял голову на Эллисон. Та часто шмыгала носом, не смея отрываться от сестры. Номер Один аккуратно обхватил плечи Восьмой и потянул на себя. Подняв ее на свои руки, Лютер вышел в коридор, пока Грейс помогала всем подняться. Потом была долгая и мучительная дорога в лазарет. Грейс наотрез отказывалась кого-либо пускать в мини-операционную до того, как Элиза будет в полном порядке. Когда все разошлись по комнатам, Грейс приступила к лечению. Вся грязная оджеда тут же полетела в стирку. Потом нужно было отмыть руки и лицо. Из-за засохшей корки крови это было сделать чуть сложнее. Затем - обработка всех ранений. Оглядев Элизу чуть внимательнее, Грейс обнаружила довольно глубокую рану на левой ладони. Ей Восьмая закрывала себе рот, вероятно, в порыве эмоций зубами и раскусала кожу. Шрам точно останется. Когда же мама полностью привела девочку в порядок, то аккуратно переложила ее на более мягкую койку, оставляя набираться силами. И вышла из лазарета. Пого довольно спешными шагами направлялся в давно знакомый кабинет. Его всего настораживала и нервировала эта ситуация. Некий страх проснулся внутри. Раздался громкий стук. Получив разрешение войти, Пого открыл дверь. Реджинальд что-то писал на своих бумагах, даже не подняв взгляд. -Что случилось, друг мой?-его хриплый голос отражился эхом от стен кабинета. -Мисс Элизабет,-слегка задыхаясь, начал произносить Пого. -Что с Номером Восемь?-старик все же поднял голову, слегка нахмурившись. -Она...-Пого все никак не мог связать предложение. -Что?-надавил Реджинальд, настораживаясь. -После исчезновения Мистера Пятого она стала совсем другой.-все сказал Пого.-Сначала заперлась у себя в комнте. А сегодня мы нашли ее в крайне ужасном состоянии. Она раскусала себе все щеки и губы, так же на ее ладони была глубокая рана. У них ведь с Мистером Пятым была крепкая связь, ты это знаешь.-с надеждой выпалил шимпанзе. Его голос слегка хрипел, а в некоторых моментах и срывался. -Да, я был прекрасно в этом осведомлен,-поднимая бровь, ответил Реджинальд.-Где она сейчас? -Вероятно, в лазарете,-задумавшись, отевтил Пого. Старик что-то записал себе на бумаге. -Можешь считать это своего рода эксперимент.-сторого выплюнул он, вновь опуская взгляд. Пого даже не нашел, что сказать. Хотя, нет, сказать ему хотелось многое: как это строго, жестко и слишком бесчеловечно поступать так с простым ребенком. Но поджав губы, шимпанзе просто вышел. Через двое суток Элиза пришла в себя по слуху Эллисон. Она просто сидела и смотрела в стенку. Когда же ее выпустили из лазарета, Восьмая быстрыми шагами ушла к себе. Потом многие видели, как она куда-то перетаскивала свои вещи. Куда-то наверх. Некоторые пытались за ней проследить, но она их замечала и начинала ходить кругами, запутывая преследователя. Все сделали вывод, что она просто решила переехать в другую комнату. Никто не знал, какой номер у этой комнаты, но все знали, что она находится дальше всех комнат, вероятно, в другом крыле, если не улицы. Потом настал декабрь. Элиза стала мало-помалу разговаривать с семьей. Это были короткие диалоги, ничего такого не обещающие. Но дети были рады и этому. Когда Восьмая впервые заговорила с Эллисон, та чуть ли не разревелась. В принципе, как и Клаус. Когда же настало Рождество, в доме стояла кака-никакая атмосфера уюта. На всех были надеты красивые свитера, которые сшила Грейс. У всех было праздничное настроение. И даже отец не мог его испортить. Двадцать пятого декабря, в одиннадцать часов вечера, дети стали дарить друг другу. Элизабет все же нашла в себе силы и за прошедшее время приготовила каждому по подарку. Это были от руки нарисованные портреты карандашом. Они были даже красивее семейных портретов, что висели по всей Академии. Потом настало время блюд. Пока все накладывали себе как можно больше сладкого, Элиза решила довольствоваться горьким чаем и парой пряников. Аппетита не было, голова болела. Такое чувство, будто она заболевала, но симтомов простуды или гриппа не было. Неожиданно, в полночь, когда все во всю веселились, Восьмая почувствовала тепло над губой. Ее руки сразу же затряслиль. Кончиками пальцев она коснулась губы. Это была кровь. Быстро схватив салфетку, она старалась остановить кровотечение. Все же не хотелось никому портить праздник, но все заметили ее состояние. Будто у них было шестое чувство. Грейс сразу приложила холод к ее переносице, усадив на диван. Остаток вечера, пожалуй, прошел спокойно. Царило маленькое веселье, некая настольгия и грусть. Это было их первое Рождество без Пятого.