Твоя сила и проклятье - это страх

Время тянулось непривычно долго, особенно сейчас. Хотя прошло от силы минут десять. За это время Пятый и Элиза почти не общались. Только короткие диалоги, ограничивавшиеся только "Есть что-то странное?". А в ответ либо короткое "Нет", либо просто отрицательное качание головой. Иногда это сопровождалось тихим хриплым кашлем, который все еще резал слух. Долорес тоже молчала, как на зло, иногда посылая Пятому укоризненный взгляд, а тот закатывал глаза. —Почему ты пошла к Комиссии?—наконец нарушил тишину Пять, не отрывая взгляда от входа в поликлинику. Восьмая неуютно повела плечами. —Сейчас это уже не важно,—холодно ответила она. Голова слегка гудела, а непривычная ткань пиджака натирала кожу. Было до ужаса душно и некомфортно, хотелось просто выйти на улицу. Ну или открыть окно побольше. Пятый поджал губы. —Там, в апокалипсисе, я нашел книгу Вани. Ты читала?—он повернул голову к девушке. —Ее все читали,—вздохнула Элизабет. Самое обидное было не то, что Номер Семь рассказал семейные тайны Харгривзов а то, что она высказалась насчет всех своих братьев и сестер, описала все их темные стороны, упуская светлые моменты. При первом прочтение хотелось в клочья разорвать несчастную книгу. Не выдержав, Элизабет все-таки сняла надевший пиджак, аккуратно складывая его и укладывая на колени. Дышать стало легче. Только раны немного болели, но эта боль была второстепенной. Пятый невольно покосил взгляд на сестру. Светлая аристократическая кожа никак не изменилась, но определенно стала тоньше, иначе косточки на на пальцах и локтях так не выпирали бы. Сердце вновь глухо стукнуло. —Прояви ты уже чуть больше нежности,—с полу-усмешкой—полу-упреком произнесла Долорес. Пятый поджал губы. Сейчас и правда хотелось заключить Элизу в объятья, забыв про утеренные года и приближающийся конец света. Но реальность была явно против. Под изучающий взгляд парня девушка слегка поежилась. Все еще было неловко. Эллисон и Лютер уже пару минут спорят. А все началось с одной несчастной записи на пленке, где был записан момент смерти отца, а в этот момент в комнате находилась только Грейс. Третья уже успела упрекнуть брата в том, что он пренебрежительно относился к...существу, которое они все гордо и ласково называли "Мама". Теперь это просто Грейс. Холодное и сухое имя. —Слушай, а что случилось с...Клер?—неожиданно спросил Лютер, заставляя сестру растеряться.—И с Патриком? Ты так и не рассказала. —Да. Я не хочу об этом говорить,—поежилась Эллисон, отходя к диванчику в гостинной. Настроения и так не было, а теперь оно перевалило за ноль. —Ну в детстве мы сидели тут и рассказывали друг другу все на свете,—попытался разрядить напряденную атмосферу Номер Один, присаживаясь напротив сестры. —Да,—кивнула Эллисон,—А потом мы выросли.—в ее голосе звучала толика упрека. Они уже давно не дети, хватит вспоминать то далекое прошлое. Лютер прожигал ее взглядом, тем самым, когда не собирался отступать ни при каких обстоятельствах. Девушка вздохнула. —Мы разругались с Патриком,—скрестила она руки, неохотно отвечая на вопрос,—Теперь по суду я должна пройти эту обязательную терапию до того, как смогу навещать дочь. Голос предательски дрожал. Сердце билось не в такт, принося боль. Каково это, не видеть свою родную дочь из-за закона, который насильно ее отобрал? Ответ прост: ты чувствуешь себя просто паршиво. —Но зачем?—как малое дитя вновь спросил Лютер, и правда не понимая суть этой операции. Эллисон покачала головой.—Ты применила к ней силу...—с озаренным и удивленным взглядом произнес мужчина. Это было как гром среди ясного неба. Девушка присела на диванчик. —Просто бывали дни, когда у нее были эти ужасные истерики,—выпалила Третья,—Я сказала: "Это только на один раз", но одним разом не ограничилась.—ее голос звучал ровно, но через чур напряженно. Взгляд был направлен в никуда.—Я убеждала себя, что любые родители с моей силой поступили бы также.—она подняла взгляд на брата. Усмехнулась.—Что тут ничего плохого. Просто у меня есть преимущество. На секунду на ее лице появилась та самодовольная улыбка-ухмылка, которую она часто натягивала в детстве, когда была победителем. Но эта ухмылка сразу сменила печалью и горечью. —С самого детства я пользовалась ей, чтобы получить все, что хочу: от отца, от карьеры...Но теперь я понимаю, что все это было ненастоящим.—ее голос окончательно поник, как и погас свет в карих глазах. Лютер поджал губы.—И я начинаю с чистого листа. Я просто не думала, что будет так сложно...—честно призналась она. —Станет проще,—неожиданно сказал Лютер.—Некоторым вещам нужно время. Эллисон удивилась тому, как точно подобрал нужные слова ее брат. —Да...—тихо согласилась она,—А некоторые просто нельзя починить. На каждое "А если..." есть свое "Но". Настала тяжелая тишина, где-то на третьем этаже убиралась Грейс, а Пого как обычно сидел в библиотеке. Спустя пол часа Эллисон молча поднялась и ушла к входной двери, где накинула свою куртку и тихо покинула Академию. Она так и не попрощалась. На улице было сыро и мокро, влажно и душновато, но именно это помогло номер Три обдумать всю ситуацию немного объективнее. Ноги вели ее куда-то в город. Эллисон была неправа, и это еще мягко сказано. Она еще тринадцать лет назад дала себе обещание не использовать свою силу в кругу семьи. Ладно, она обманом, если строго сказать, исполнила свою мечту: построить карьеру актрисы, но ведь это можно не считать? Она, как и все остальные, всеми возможными путями строила себе дорогу. Просто у нее было преимущество. Но ведь но отношению к Клер использование ее силы было несправедливо. Клер — ребенок, а детям свойственно кричать, закатывать истерики, хотеть чего-то, и это не повод силой заставлять их прекратить это делать. Эллисон поступила...как Реджинальд Харгривз. Эта мысль больно кольнула в сердце. Она так же не дала право выбора своей дочери, не учла ее желание. Осознание, что она, Эллисон Харгривз, воспитывала свою дочь, как ее отец ее, стала худшей новостью за всю жизнь. А ведь когда-то в далеком детстве все дети Академии Амбрелла обещали сами себе не становиться мини-копиями своего отца. Видимо, никто из них не выполнил данное обещание. Неожиданно в паре метров по прямой показалась знакомая чуть сгорбленная серая фигура девушки, а рядом с ней стоял незнакомый мужчина. Подойдя на пару шагов ближе, Эллисон опознала Ваню. Третья подошла еще ближе, улыбаясь. Седьмая удивленно на нее посмотрела. —Эллисон? —Привет,—девушка легонько помахала сестре рукой. Мужчина не верил своим глазам. —Леонард, это моя сестра — Эллисон,—быстро объяснила Ваня, опустив взгляд в землю. —Погодите...я вас знаю!—усмехнулся представленный Леонард,—Вы были в том фильме. Вы...—Эллисон улыбнулась,—Играли юристку!—вспомнил мужчина.—Стальная леди в инвалидном кресле. —Да.—тихо рассмеялась Третья,—Это была я. —Ты не говорила, что твоя сестра — кинозвезда,—обратился Леонард к чуть унывшей Ване. Та поджала губы, но все же кивнула в ответ. "Лучше бы это так и осталось недосказанностью" —Ты еще была в этом..как его,—вновь затараторил мужчина,—Про Амбрелла, да?—Эллисон нахмурилась,—Но тебя там, вроде бы, не было.—он посмотрел на Ваню. —Нет,—покачала она головой,—Я..была что-то типа пятого битла в группе. —Никогда особо не любил битлз,—скривил лицо Леонард,—Я как-то больше по ролингам. Ваня опустила взгляд, пока Эллисон не вмешалась. —Простите, что перебиваю. Не могла бы ты вернуться в дом,—она немного грустно, но твердо взглянула на сестру.—У нас семейный совет,—добавила в конце. Ваня вздернула бровь. —И я вам там нужна?—наверное, она уже давно должна была привыкнуть к тому, что является не нужным звеном в этой "неординарной Академии Амбрелла", но боль до сих пор не утихала. —Конечно,—возмутилась Эллисон, будто Ваня сказала большую глупость. Она украдкой взглянула на Леонарда, который не вмешивался, и вздохнула.—По поводу мамы. —Прости, пожалуйста,—все же произнесла девушка. —Ничего!—сразу ответил мужчина,—Ничего, ничего...потом уточним насчет ужина,—он на последок улыбнулся и, дождавшись кивка от Вани, ушел. —И кто это?—интригующим голосом наконец спросила Эллисон. —Это...просто друг.—скорее себе ответила Ваня, чем сестре. Ее голос немного дрожал из-за того, что на улице все еще было холодно, а на теле висела легкая толстовка. Неудивительно. —Друг?—в насмешке переспросила Третья, изогнув бровь. Ваня немного занервничала. —Нет, это...возможно, я просто пытаюсь не отгораживаться от всех,—голос стал холоднее, заставляя Эллисон немного стыдливо опустить взгляд. Все же, не нужно было говорить ей те слова на негативных эмоциях. Иногда Номер Три завидовала Номеру Пять и Номеру Восемь, ведь те могли не идти на поводу эмоций. Холодный и трезвый разум — страшное оружие. —Извини,—покачала головой Эллисон, честно признавая вину. Номер Семь немало удивилась. Ее гордая сестра редко позволяла себе произнести это короткое слово.—Зря я вчера наговорила тебе все это. Меня выбесил Патрик, но...досталось тебе. Эти слова немного залечили самую глубокую рану на сердце. Удивительно, как мало нужно Ване для улыбки. Грустной, но улыбке же. —Мне очень жаль,—чуть тише добавила Эллисон.—У меня плохо получается быть хорошей сестрой. В голове вновь пронеслись те слова, сказанные Элизе много-много лет назад. И пусть Восьмая ее простила, Третья сама себе этого никогда не позволит забыть, как болезненное напоминание правды. —Я не заметила,—ободряюще ответила Ваня. —Да ладно,—отмахнулась девушка,—Лучше бы правду сказала. Ваня старалась сдержать отчаянно-разочарованный вздох. Она и так старается изо всех сил наладить отношения с некоторыми членами семьи, но как только первые кирпичики доверия и понимая начинают складываться в мост, тут же набегает огромная волна разочарования и холода, которая смывает весь каркас. —Может и скажу,—слукавила Седьмая, отчего Третья рассмеялась. —Ладно... Пятый настырно вертел в руках протез глаза, усиленно обдумывая следующие действия еще не составленного плана. Прошло несколько часов слежки, которая пока ничем не увенчалась. На улице уже виднелся закат, а небо окрасилось в розовые тона. Элизабет все также сидела к брату спиной, думая о чем-то своем. Пиджак все еще покоился на ее коленях. За весь день девушка успела даже ненадолго вздремнуть, но тут же проснулась из-за давно не навещавшего ее кошмара. Лучше бы он так и не возвращался к ней в гости. Настроения, как и сил, совсем не было. Все ушло понапрасну. Докторишка так и не объявился, а сидеть весь день в душной машине, не привлекая к себе ненужного внимания, не очень-то и легко. Пятый проводил взглядом очередную серую фигуру прохожего и вздохнул. Перед машиной пробежала пара веселящихся мальчишек, который, вроде, играли в мяч. На их лицах царило легкое веселье. Даже грустно стало. У кого-то было прекрасное детство, наполненное кучей любимых воспоминаний, а у кого-то не было ни того, ни другого. Хотя, может Пятый и ошибался по этому поводу. Пятый вдруг обернулся к стоящей взаде Долорес. Ему показалось, что она что-то сказала. В глазах резко помутнело, а в воздухе запахло пылью и гарью. Голова немного кружилась. Неожиданно вновь открылся мир на апокалипсис. Дома разрушены, машины горят, а на земле лежат трупы. Пульс резко ускорился, болью отдаваясь в висках. —Пятый...—как из под воды доносился чей-то знакомый и незнакомый одновременно голос. Парень судорожно оглянулся, натыкаясь на гору остатков дома. —Пятый!—чуть четче донесся женский голос. Пятого резко потрясли, и наваждение пропало. Перед лицо появился обеспокоенный взгляд Элизабет. Она оглядывала брата на наличие видимых повреждений, но так и не найдя их. подняла голову. Взгляд еще не до конца сфокусировался, но парень уже был рад видеть Восьмую перед собой. Появилось дикое и резкое желание заключить девушку в крепкие-крепкие объятья и не отпускать ее никогда-никогда. Но когда Пятый потянулся выполнить мимолетную мечту, в окно резко постучали. Пара обернулась, недоуменно глазея на человека за стеклом. —Пятый! Элиза!—Лютер мог в любой момент сломать несчастную дверь. Восьмая и Пятый одновременно тяжело вздохнули. Этот день может пройти еще под более прямым углом, заставляя их катиться по наклонной прямо в бездну?