Твоя сила и проклятье - это страх

—Что вы делаете?—Элизабет выгнула бровь, прокашлявшись. Вильгельм резко оторвал кончик ручки от бумаги, отчего буква получилась более размашистей. Он оглянулся. —Заполняю бланк отчета по миссиям.—ответил Вильгельм и жестом пригласил Элизабет подойти. На столике в номере стояло семь железных банок, в которых присылают информацию по миссии.—Их нужно писать каждый раз после миссий, когда цель устранена, тобы наши люди ввели это в базу данных. —Почему вы делаете это сейчас? Мы утром выполнили все задания, а сейчас уже...шесть вечера.—рассеянно заметила девушка. —Я никогда не пишу отчет сразу после миссии.—Вильгельм продолжил заполнять третью бумажку.—Это и неудобно, и довольно муторно. Лучше сделать это за чашечкой кофе, а не тогда, когда на тебя давит время.—он слегка поморщился.—В любом случае, отправить отчет нужно в течении суток, так что времени полно. —Что именно тут нужно писать?—Элизабет подняла одну заполненную бумажку, читая рваный почерк Вильгельма, чем-то похожий на почерк Диего. —Имя цели, метод устранения, время устранения, подпись.—ответил мужчина, не поднимая глаз.—Отдел кадров любит, когда есть небольшое описание самого процесса — это облегчает им задачу, и в благодарность они могут послать в следующий раз более легкое задание. —Заполучить их поддержку до смешного легко.—усмехнулась Элизабет и положила листок на место. —Ну, они будут давать тебе поблажки только, если заполучишь их авторитет. Отдел кадров — один из важнейших винтиков в этой машине. Выше них только Совет, так что есть смысл втереться к ним в доверие. —Я учту это. Надеюсь, завтра нас не поднимут сюрприз-будильником? —Я надеюсь не меньше тебя.—вздохнул Вильгельм. Этот длинный день действительно был тяжелым. Пять целей — это чуть выше обычного числа целей, поэтому редко, когда случается, чтобы одному человеку нужно было пять раз прыгнуть во времени. Радовало, что оставшиеся четыре задания Элизабет была более спокойно и сосредоточенной. Техника, которую ей показал Вильгельм, действительно помогала.—Наверное, они хотели, справишься ли ты с такой нагрузкой, но для этого еще рано. Обычно проверяют в середине недели, но никак не на второй день. —Это плохо?—уточнила Элизабет. Вильгельм неопределенно махнул рукой. —Они надеятся, что ты принесешь Комиссии немалую ценность, поэтому всеми силами хотят, чтобы ты стала одним из лучших сотрудников, может, ты дорастешь до звания Директора. Это принесло бы Куратор набавку к зарплате. —Я думала, она и так зарабатывает миллионы.—тихий смешок заглушил тихое шарканье ручки по бумаге. —Наши зарплаты хранятся на специальных счетах в разное время, но мы не так много зарабатываем. То есть, конечно, выше среднестатистического, но мы не миллионеры. Поэтому почти каждый отпуск мы можем провести в любой части света. Иногда Совет оплачивает наш отпуск. —Почему? —Если сотрудник работал лучше остальных, если стал самым ценным или если ему задолжали.—Вильгельм фыркнул.—Но Совет так же покрывает все страховки. На самом деле, они правда парятся насчет комфорта и условий работы. Каждый сотрудник ценен, не зависимо от должности.—Элизабет кивнула, присев на свою кровать. Может, в работе было намного больше плюсов, чем она думала. Например, она хотела побывать в странах, откуда были родом ее брать и сестры. Было логично, что Диего родился в Испании, а Клаус — в Германии, или Ваня в России. Было бы здорово узнать об этих странах побольше. Элизабет закусила губу. Ей хотелось узнать, что сейчас происходит с ее семьей. Она надеялась, что они не переубивали друг друг. Это было бы иронично. — "Не время об этом думать" — напомнила она себе, вздыхая и прикрыв рот от вырвавшегося кашля. Она правда скучала по ним. Было непривычно не ожидать, что, открыв дверь, она найдет плохо сваренный кофе Диего, или не слышать музыку Вани. Оказывается, она настолько привыкла расслабляться, когда слышит скрипку, что уже не могла полностью заставить свое тело отдохнуть, потому что музыки не было. Шутки Клауса, которые всегда заставляли улыбаться, даже если было ужасное настроение, хотя и давно перестали звучать в Академии, но многие до сих пор были в памяти. Солнечные улыбки Эллисон и ее вечные разговоры про моду и теле-звезд не совсем интересовали Номер Восемь, но иногда могли отвлечь. Элизабет резко остановила себя. Клаус почти перестал шутить в последние два года, Эллисон и Лютер чаще молчали, чем улыбались или тихо ворковали в каком-то отдаленно углу Академии. Только музыка Вани не стихала, но и в ней чувствовался холод и разочарование. Как Элизабет могла забыть, что Академия Амбрелла так сильно изменилась? И это после исчезновения Пятого и смерти Бена, а что стало после ее пропажи? Она не хотела задумываться, иначе это мого заставить ее вернуться обратно в будущее и забыть про спасение Пятого. Она не могла позволить себе выбросить свои старания за последние двое суток на свалку. —Я голодна.—заявила Номер Восемь. Вильгельм удивленно повернулся к ней.—Можем мы пойти поужинать?—она не хотела думать, что это был слабый перевод темы даже для себя самой, вероятно, ослабила хватку. Она сделала мысленную пометку вернуть прежнее самообладание, даже если это значило вернуться к первоначальной версии себя, а это было не самой лучшей идеей, но пока у нее не было другого варианта. —Да, конечно.—кивнул Вильгельм, откладывая ручку. Отчет может подождать, потому что он тоже был голоден. Как они вернулись полтора часа назад, так и не сходили покушать. Долгий душ и просто лежание на кровати, давая ногам и мозгу отдых, вытеснили мысль о голоде, а силы нужны были.—Пойдем?—Вильгельм быстро оказался возле входной двери, уже открывая ее. Иногда Элизабет забывала, что этот человек был одним из лучших сотрудников в Комиссии благодаря его внешнему виду. который так и кричал "желаемый холостяк". Элизабет мысленно поморщилась от этого, но вышла из номера. Ее плащ аккуратно висел на вешалке, как и рубашка. Сейчас на ней были надеты ее брюки и еще одна рубашка, но более просторная, и перчатки. Было так приятно не ощущать на себе тяжесть плаща, но она не могла не надевать его на миссии, будто он мог защитить ее в чрезвычайном случае. —Если завтра будет спокойный день, то расскажу тебе конструкцию Комиссии. —Это важно?—Элизабет спускалась впереди Вильгельма, будто если бы она шла сзади него, то могла исчезнуть. —Ммм, да.—промычал мужчина, взвешивая ответ. Он никак не прокомментировал ее резкое желание покушать, но он чувствовал, что она специально отвлекла себя от чего-то с помощью еды. Он замечал, что она иногда дергалась, когда слышала музыку, а затем разочарованно сжимала челюсти, будто не услышала того, чего ожидала больше всего. Или когда слышала шутки, что-то бормотала о том, как это глупо и незрело, а в ее глазах плескалось веселье. И — самое важное — Вильгельм видел, как Элизабет вздрагивала, когда озвучивали номера, особенно с одного и до семи. Как рефлекс. Он не хоте представлять, что будет, если он позовет ее "Номером Восемь". Вероятно, девушка убила бы его его собственным пистолетом. У Вильгельма пока не было времени для сбора информации о ее прошлом, но и оставлять ее одну в неизвестном ей городе в далеком прошлом, пока он находился в здание Комиссии тоже не хотел. Поэтому пока приходилось повременить с этим. В ресторане было относительно много людей. Тихая музыка играла, заглушая общий шум. Уже их столик — потому что чаще всего именно они сидели за ним — терпеливо ожидал их чуть поодаль. Только они присели, как рядом оказалась уже знакомая официантка с меню в руках. На ее бейджике светилось имя "Андреа". Каждый раз, когда Элизабет и Вильгельм оказывались в ресторане, только она их обслуживала, что немного напрягало Элизабет. Ее почти тошнило, когда она замечала переглядывания между Вильгельмом и этой девушкой, а она всегда их замечала. —Вам как обычно?—с улыбкой спросила Андреа, держа наготове ручку и блокнот. "Как обычно" с учетом того, что они только второй раз тут ужинают, хотя может быть она основывалась на визитах Вильгельма до этого. —Мне — да. А ты что будешь?—Вильгельм даже не открыл меню, уже зная его наизусть. —Греческий салат и эспрессо. —Кофе не лучший напиток на ночь.—учтиво заметил Вильгельм, но Элизабет только покачала головой. Андреа кивнула и удалилась, отчего над столиком нависла ощутимая тишина. Элизабет прожигала взглядом скатерть, пытаясь ни о чем не думать, пока Вильгельм тихо подпевал песне в ресторане, иногда кидая взгляды на девушку. Ее дискомфорт можно было ощутить физически. Хотя она и была спокойно на последних заданиях, ее плечи все еще были напряжены. Может, Вильгельм и Элизабет стали менее враждебны друг к другу, они еще не были готовы поведать свои самые страшные секреты — для этого нужно чуть больше времени. Но волновать ведь никто не запрещал? —Думаю, завтра можно будет прогуляться по городу.—предложил Вильгельм. Элизабет подняла глаза, обратив внимание на голос, и на секунду задумалась, обрабатывая информацию. —Было бы здорово.—тихо ответила она спустя пару секунд. Она никогда раньше не думала о поездке и экскурсии в Вашингтоне, но раз выдалась такая возможность, то почему бы ею не воспользоваться. Тем более, что это хороший способ отвлечься.—Я читала, что есть много интересных памятников. Вильгельм не смог сдержать улыбки. —Прогуляемся до центра, а оттуда можно и по районам. Элизабет кивнула, приподняв уголки губ. Прогулка может стать отправной точкой в ее собственной миссии. Через пару минут принесли еду, от которой приятно пахло. Элизабет с удовольствием сделала обжигающий глоток кофе. Горечь осела на языке, пока напиток чуть обжигал горло. И салат, который был прохладным, только делал акцент на вкусах, подчеркивая их. Это больше было похоже на поздний завтрак, нежели на ужин, но хотелось чего-нибудь легкого, так это был прекрасный выбор. Вильгельм же пил горячий черный чай с ягодами, наслаждаясь музыкой. Ужин прошел в приятной, расслабленной атмосфере, такой, какая никогда н была в Академии, что помогло Элизабет убрать мысли о прошлом и о семье в дальний ящик мозга, поставив на первое место стать одним из лучших сотрудников Комиссии.Это будет очень долго и муторно, но определенно стоит результатов. Пол восьмого вечера номер встретил их приглушенным шумом города за окном. Вильгельм вздохнул, увидев недописанные бумажные отчеты, разбросанные на столе. Он мог бы дописать их завтра вечером или рано утром, но ему было так неохота просыпаться в семь утра, а вечером у них планировалась прогулка, когда будет не так жарко. —Я могла бы помочь.—предложила Элизабет, бросив беглый взгляд на висящее пальто. —Не думаю, что тебе понравиться такая муторная работа.—усмехнулся Вильгельм. Элизабет нахмурилась. —Вы отвлеклись потому, что я захотела поесть, из-за этого вы не смогли закончить писать их. Я хочу помочь.—твердо возразила девушка. И Вильгельм не смог сдержать благодарной улыбки, потому что Элизабет сейчас была похожа на маленького ребенка, который изо всех сил хотел помочь родителям, даже если не знал, что делать. Это было довольно мило. —Конечно, если ты так сильно хочешь.—сдался мужчина, падая на стул. Элизабет быстро придвинула второй и взяла одну из четырех пустых бумажек, а Вильгельм подал ручку.—Думаю, Куратор не будет злиться, если узнает, что это написала пару отчетов.—тихо посмеялся Вильгельм, беря недописанный бланк. Элизабет чуть сморщила нос, рассмешив мужчину сильнее. В течении следующего одного с половиной часа они они писали четыре отчета, иногда Элизабет спрашивала, как именно нужно было написать тот или иной момент, а Вильгельм подробно объяснял. Благо, у девушки была хорошая память, так что с описанием не было проблем, отчего Вильгельма захлестнула тихая гордость, что его ученица так быстро обучалась. Только когда стрелки часов пробили десять часов вечера все бланки были засунуты в нужные банки и отправлены по трубе из холодильника, в котром лежало две бутылки с водой. Элизабет тактично промолчала о таком способе передачи информации. Быстрое переодевание в спальную одежду, и уже скоро оба оказались под теплыми одеялами, пока в номере тихо шумел телевизор. Даже после столь продуктивного дня Вильгельм не мог не пролистать парочку каналов, может, где передача шла интересная. В отличии от него Элизабет заснули почти сразу, как ее голова коснулась подушки. Она действительно устала за день, так что даже не потрудилась умыться перед сном. Последний раз такое было только после особо долгой и ужасной тренировки с отцом пару недель назад по ее воспоминаниям. Тогда отец действительно пытался выжить из нее все соки, заставляя использовать не только физические возможности, но и способность. Элизабет жалела, что эта роль выпала Эллисон. Она никогда не любила использовать страх на ком-либо из семьи, хотя она и так знала их самые ужасные страхи. Каждый раз это приносило особую боль, отчего какая-то часть внутри нее ломалась на миллион осколков. Глубоко выдохнув, Элизабет обрадовалась, что пока от нее не требуют использования страха. Остается только надеяться, что так и будет продолжаться. С такими мыслями она и заснула. Ожидание увидеть знакомую темноту было растоптано в пух и прах, когда Элизабет оказалась на заднем дворе Академии, на поле для тренировок. Недалеко шумела вода в фонтанчике, а запах роз разносился по всей территории. Элизабет с удивлением огляделась. Все было в точности, как она и запомнила, даже цвет травы был тот же. Небо было светлым, будто ранним утром, но Элизабет помнила, что когда засыпала, за окном была глубокая ночь. Звуки ударов отвлекли ее внимание от созерцания флоры Академии, заставляя посмотреть на поле. —Давай ты быстрее проиграешь, и я пойду.—этот раздраженный тон можно было узнать среди тысячи других голосов. Элизабет замерла, потеряв контроль над телом, будто этот голос был ножом, которым ее ударили. —Посмотрим.—Номер Восемь закатила глаза. Элизабет только мельком подумала о том, что видит все со стороны, а не своими глазами, как призрак в прошлом, а не воспоминание. Две двенадцатилетние фигуры вышли вперед, приготовив кулаки. —Без способностей.—голос Бена действовал не хуже отрезвителя, отчего Элизабет смогла заставить себя делать пару шагов так, чтобы стоять за спинами братьев и сестры. Клаус что-то выкрикивал, она до сих пор не знает, что именно. Она чертовски хорошо помнит этот день, но обычно предпочитает не вспоминать про него. Смотреть на себя со стороны было странно, особенно на себя из прошлого. Она и правда чуть выросла за те четыре года, но по сравнению с Лютером все казались букашками. Обычная тактика Номер Пять — заставить противника выбиться из сил. Она довольно хороша, но не безупречна. Элизабет пару раз пыталась использовать ее, но шанс того, что она сработает так, как надо — пятьдесят на пятьдесят. Удивительно, как Пятый так рационально ее использует. Удар Номер Восемь пришелся в живот мальчика, отчего тот скривился. Элизабет почти физически ощутила этот удар. Рвение Пятого в ответ было весьма странным, но он наносил удары по рукам и ногам, как это обычно делала Номер Восемь. Ответный удар в живот был куда больнее. Элизабет задумалась, не надо ли было ударить Пятого в голову, чтобы у него не возникало мысли переместиться в будущее. Неожиданно мысль улетела, когда лицо Восьмой исказилось страхом и болью, а глаза широко раскрылись. На секунду паника захлестнула Элизабет, и только когда Бен и Клаус подбежали к Восьмой, она вспомнила, что это лишь воспоминание. Вид крови заставил поморщиться. —Т...ты при..дуро...к, Пя...тый.—через силу выговорила Восьмая, откидывая руки братьев, которые пытались помочь ей встать. Бен случайно задел живот, отчего вырвался ужасный стон боли, и рука отдернулась. Ковыляя, кое-как дыша, Номер Восемь направилась в сторону Академии. Элизабет осматривала свое тело со стороны и черные синяки в контрасте с кровью ей не нравились. Выглядело просто отвратительно. Будто почувствовав взгляд, Номер Восемь притормозила. Ее пустой, раздавленный взгляд упал на Элизабет, которая почувствовала себя не в своей тарелке. Бледное лицо с впалыми щеками и болезненными синяками под глазами. Неужели она и правда так выглядела? Когда она в последний раз смотрелась в зеркало, то отметила, что детский жир отступил с ее щек, отчего скулы казались острее, но синяки так и остались под глазами от недосыпа. Но ее младшая версия выглядела более...болезненно. Может от того, что этой Номер Восемь всего двенадцать. Восьмая чуть нахмурилась, как будто правда увидела себя из будущего, но сразу двинулась дальше, стоило голосам Клауса и Бена достичь слуха. Элизабет провожала ее долгим, тяжелым взглядом, чувствуя жжение в груди. Пробегающие мимо Номер Шесть и Четыре заставили сердце больно сжаться. Видеть Бена живым странно и немного пугающе, особенно учитывая, что в памяти сохранился лишь ораз металлического памятника Номеру Шесть. И памятник ни на капельку не был похож на живого Бена. Даже Диего один раз подметил это. —Это был перебор.—голос Номера Два был тихим, с толикой осуждения. Пятый ничего не ответил. Элизабет закрыла глаза, стараясь дышать глубоко и спокойно. Это были первые ее дни в Академии, не удивительно, что ее отношения с родственниками были мягко говоря ужасными. Странная прохлада пробежала по спине, будто подул ветер, но ничего такого не было. Нахмурившись, девушка потерла виски, стараясь не впадать в легкую панику. Просто воспоминание, даже не самое худшее, но которое вызывает особую тоску. Что она видит? С закрытыми глазами — темноту, и открывать глаза она пока не хотела. Всем телом чувствовала холод, как при ужасной погоде, но ничего не слышала, будто в закрытой комнате без окон. Она сожалела, что не может почувствовать тепло одеяла из номера или мягкость матраса. А еще вода. Ей чертовски хотелось пить. К чему был этот марафон воспоминаний? Темнота ей не ответила. —Чего тебе надо, Пятый?—ее собственный голос резко вырвал из мыслей. Элизабет огляделась. То же поле, только позднее. Возможно обед или ближе к вечеру. Ее фигура стояла возле стола с бутылками, а рядом ее прожигал глазами Номер Пять. В его глазах читались раздражение и злость. О, они и правда не очень хорошо ладили. —Я задам один вопрос.—спокойно начал он.—Какого черта ты тут делаешь?—он чуть повысил голос, сдерживая себя от настоящего гнева. —Что вы все ко мне пристали?—оскалилась Номер Восемь. Элизабет поморщилась. Возможно, она была не самым лучшим ребенком. —Ты хоть представляешь, что отец с тобой сделает?—прошипел Пятый, и Элизабет нахмурилась. Пятый выглядел точно так же, когда разговарил с отцом перед своим исчезновением: так же сдерживал злость, а в конце опустил поводок, позволяя эмоциям взять вверх. Девушка вздохнула, в который раз жалея, что надеялась спокойно поспать. Только когда раздался голос отца воспоминание резко оборвалось. Тело на рефлексе напряглось, потому что темнота обычно не была предвестником радости. —Тебя стучать не учили?—как факт произнесла Номер Восемь, не отрываясь от книги. О, Элизабет помнила этот момент. Слабая улыбка прорезалась на лице. Пятый лишь закатил глаза и по-хозяйски взял одну книгу из стопки на столе и исчез.—И спрашивать, видимо, тоже.—Элизабет тихо рассмеялась. Тогда ее действительно возмущали действия Пятого, а потом стало привычно и как-то уютно. Это было в тот день, когда отец уехал, а Академия веселилась как могла. Улыбка стала чуть шире. Картинка воспоминаний сменилась на гостинную, где над камином еще не висело портрета Пятого. Все дети сидели на диванах и креслах, Ваня что-то шептала Восьмой. Она тогда выучила новую мелодию из книги, которую Восьмая ей отдала, и спросила, хочет ли она послушать. Эллисон резко вмешалась, прося сыграть всем. Смятении Вани было самым искренним, а когда смычок коснулся струн музыка ожила. Звуки разносились по всей Академии, так и прося станцевать. Эллисон уговорила Лютера на танец, пока остальные наслаждались музыкой. Элизабет уверена, что в будущем Ваня стала самой известной скрипачкой или, как однажды сказала Номер Семь, первой скрипкой. Она не могла не. —Станцуем?—сердце пропустило удар. Музыка затихла. Пятый стоял перед Восьмой, терпеливо ожидая ответа. —Что?—неверяще произнесла Номер Восемь. Элизабет стояла, как вкопанная, пытаясь вспомнить, как дышать. Пятый закатил глаза и бесцеремонно схватил Восьмую. —Ваня.—он с легкой усмешкой обратился к Седьмой, и та без слов продолжила играть музыку. Как только зазвучали ноты, Пятый стал медленно вести танец, пока Восьмая пыталась понять, что происходит. Элизабет не сводила с них глаз. Спустя пару секунд Восьмая уловила темп, подстраиваясь под Пятого. На ее лице блеснула ухмылка, после которой она взяла инициативу на себя, заставляя Пятого поспешить за ней. Тот усмехнулся, принимая новые правила. На выпадах и особо резких моментах все ахали от удивления. Элизабет стояла около Вани, смотря, как она же крутиться по гостинной. Глаза Пятого блестели от азарта, пока Восьмая пыталась отдышаться. Музыка резко стихла, так что слышались только бешеный стук сердца.—А ты не так плохо танцуешь, как я думал. Элизабет сделала несколько неуверенных шагов, пока не оказалась возле Пятого и Восьмой. Ее глаза быстро бегали по лицу мальчика, зная уже каждую линию, каждую родинку. Такое же лицо, какое она помнила. Ее рука безвольно приподнялась, кончики пальцев проскользили по линии челюсти, едва касаясь. Она ничего не почувствовала: ни тепла, ни холода, только пустоту. На секунду зелено-голубые глаза Пятого метнулись туда, где стояла Элизабет, но в них было столько знакомого трепета и интереса, что Элизабет почти физически стало больно. Стало так больно от того, что не скоро увидит такую родную ухмылку или усмешку, не услышит добрых язвительных комментариев или не почувствует легкое прикосновение к своим губам. Первые соленые слезы робко скатились по щекам, падая на ковер, но не исчезая. Время будто застыло, пока она пыталась получше запомнить лицо Номера Пять, будто она больше его никогда не увидит. Руки стали мелко-мелко подрагивать, пока слезы все капали и капали, но никто этого не видел. На заднем фоне раздавались хлопки в ладоши, но Элизабет этого не слышала — все внимание было сосредоточено на Пятом. А тот, почувствовав ее прикосновение, поддался вперед и ухмыльнулся. Рука Элизабет тут же отдернулась, пока глаза с шоком раскрылись, сердце, кажется, пропустило удар. Ухмылка Пятого стала чуть шире. —Не уж-то ты стала слабее?—это звучало как поддразнивание, но от происходящего Элизабет будто язык проглотила.—Когда отпустила страх с поводка, позволив ему управлять собой? Где та девушка, которую я знал? Которая не боится будущего, всегда отпускает язвительные комментарии, смотрит страху в глаза, показывая ему его место? Где это все? —Если бы ты не ушел, это все не пропало бы.—прошипела Элизабет, позабыв, что это всего лишь игра ее воображения. Пятый вскинул брови, переняв себе ее привычку. Теперь Элизабет понимала, почему ее братьев и сестер это подбешивало. —О, так ты сдалась потому, что я ушел?—издевательским тоном уточнил Пять. —Нет. Потому что ты бросил семью и меня.—протестовала Элизабет. Пятый ничего не ответил, но его взгляд смягчился. Он поднес кисть к ее лицу, аккуратно вытирая слезу, которая текла по щеке. —Надеюсь, к моему приходу ты станешь сильнее.—его тон перешел на шепот, отчего уши навострились.—Я бы не хотел видеть тебя слабой и не способной даже на язвительность.—он криво усмехнулся. Элизабет глубоко выдохнула, позволяя легкости захлестнуть тело. Слова Пятого эхом отзывались в мозгу. —Если только ты поспешишь.—в такой же манере ответила девушка, но слезы не прекращали свой поток. Ответа не последовало, но призрачная рука исчезла с ее лица. Чувство одиночества стало нарастать, пока вокруг становилось холоднее. Дрожь пробежала по коже. Когда Элизабет распахнула глаза, то поджала губы, чтобы не закричать. Отсутствие света немало напугало ее. Глаза бегали по предметам, пока мозг пытался соорентироваться. Тихий храм, доносившийся откуда-то за спиной, помог полностью вернуться в реальность. Элизабет пару раз проморгалась, отчетливо видя перед собой дверь в ванную. Бешеный пульс ударял в висках, как барабан, мешая сосредоточиться. Она глубоко вдохнула. Она видит дверь в ванную, слышит храп Вильгельма и чувствует мягкость простыни под кожей. Она повторяла это пару раз, как мантру, пока сердце медленно приходило в норму. Она смутно отметила, что половина подушки мокрая от слез, которые засыхали на ее щеках. Когда пульс стал нормальным, Элизабет осторожно приняла сидячее положение и, подождав, когда потемнение в глазах исчезнет, направилась в ванную. Холодная воды смыла соленые дорожки с щек, немного отрезвив. Пару раз потерев веки, девушка вышла и подошла к мини-холодильнику, в котором видела воду в пластиковой бутылке. Ей казалось, что в ее горле появилась новая пустыня. Холодильник тихо жжужал при открытии двери, так что Элизабет тут же его закрыла, когда холодная бутылка оказалась в ее руках. Горло неприятно засадило при глотках, но стало определенно легче. Когда голова коснулась подушки, Элизабет тихо выдохнула. Голова немного болела, но это не мешало ей заснуть через десять минут. То и дело прокручивались воспоминания, навевая легкую тоску. На грани реальности и сна Элизабет услышала слова Пятого, которые окончательно погрузили ее в дрему. —Надеюсь, к моему приходу ты станешь сильнее. Я бы не хотел видеть тебя слабой и не способной даже на язвительность.