Твоя сила и проклятье - это страх

—В Комиссии иерархия? Первое, что спросила Элизабет, когда они вернулись в номер, и Вильгельм стал рассказывать "ступеньки" власти в Комиссии. Они сидели за столиком, делая редкие глотки чая, иногда закусывая печеньем. Они недавно вернулись с обеда, на котором обсуждали, как будет лучше действовать дальше. Но сначала решили обсудть вопрос власти за чашкой чая. С улицы доносились обрывки музыки, заполняя тишину номера, пока солнце лениво дарило жаркие лучи. Время близилось к вечеру. —Да, можно так сказать.—задумчиво ответил Вильгельм, размешивая сахар в чае.—Конечно, все работники важны. Не будет агентов — не будет целей. Но все равно есть должности, которым отдают предпочтение. —И кто самый низший из этой схемы?—Элизабет удивленно выгнула бровь, поправив перчатки.—Потому что, как вы сказали, без агентов не будет целей, без киллеров не будет устранена цель, без учителей не будет профессиональных работников. Из этого можно сказать, что все равны. Вильгельм улыбнулся, мысленно соглашаясь со словами девушки. Для своих она была очень умным ребенком, не раз это доказывая, но даже так могла удивить Вильгельма в любой момент. —Зарплата.—просто сказал он.—И престижность. Кураторы,—он выделил окончание,—руководят агентами, киллерами, отделом управления, менеджеры — всеми в своем отделении. Им подчиняются, они имеют лояльность у Глав. Они как клей, который скрепляет все детальки, чтобы показать цельную картину. выше них только сами Главы. Вот они самые большие шишки.—он сделал большой глоток черного чая. —А детальки — это работники.—сделала вывод Элизабет, сверля взглядом овсяное печенье.—Но я все равно не понимаю.—она нахмурилась. —Смотри,—позвал ее Вильгельм. Он вял печенье и сломал его на несколько кусочков.—Самый большой — это менеджеры. Они отвечают за самые крупные дела, ищут ошибку в уравнении. Это,—он взял кусочек по-меньше,—агенты. Они узнают о тех, кто выбирает неправильный путь и меняет ход времени. Как внезапная вспышка, которая возникает из ниоткуда.—он положил кусочек рядом с первым и взял третий. Еще меньше.—Это киллеры. Они устраняют эти ошибки. Это делают киллеры и только киллеры. Дальше, отдел кадров. Они составляют отчет после устранения цели. Указывают причину и что было бы, если бы цель осталась жива. Показывают альтернативу. Потом те, кто отправляет цели в банках. Именно от них зависит, дойдет ли банка до киллера. Их работы требует особого внимания, потому что и трубок, и банок много, поэтому легко перепутать.—он сложил печенье воедино, но трещины не исчезли.—А Куратор — это клей, тесто, не важно. Он склеивает все эти части, и получается единый организм, просто кто-то меньше,—он указал на часть киллеров,—а кто-то больше,—часть менеджеров.—Агенты стремятся стать киллерами, те — менеджерами, а те — Кураторами. В конце только Главный отдел. Понятно? Элизабет медленно моргнула, переваривая информацию, но ее глаза не отрывались от трещин на печенье. Потому что печенье уже было испечено, и эти трещины уже нельзя было заклеить — ни клеем, ни маслом. Эти трещины останутся, пока что-то не заставит их стать больше. Она высказала своим мысли о трещинах Вильгельму слово в слово, не отпуская чашку с чаем. Вильгельм виновато улыбнулся. —Ты права.—он вздохнул.—Готовый механизм починить сложнее, чем на стадии сборки. Найти проблему, узнать, почему она возникла, найти способ решения, решить...Этим занимаются Главы Комиссии. Они залечивают эти трещины, возрождая механизм. Элизабет поджала губы, на языке все равно вертелось, что трещины не так уж и просто заделать, но она решила промолчать об этом. —Кто же стоит во главе?—вместо этого озвучила она. —Главный совет состоит из нескольких человек, но на данный момент решающим словом обладает Кармайкл. —Кармайкл.—повторила девушка. Имя было странным, будто смесь английского и еще какого-то. Слишком фамильярное.—Он раньше был Куратором? —Да. Лет пятьдесят назад вроде.—Вильгельм закинул в рот кусочки печенья.—Хочу увидеть твою реакцию, когда ты встретишься с ним.—он предвкушающе улыбнулся, насторожив Элизабет. —Что-то не так?—осторожно спросила она. —Это мужчина, у которого вместо головы аквариум с рыбой. Элизабет попыталась представить себе это. Ого. Рыба руководит организацией, которая устраняет ошибки сквозь века, чтобы мир сохранял баланс, где каждая ошибка подобна бомбе. У нее на самом деле не было слов. Кажется, это отразилось на ее лице, потому что Вильгельм не смог сдержать смех, давясь чаем. —Не хочу знать, как так вышло.—с отвращением произнесла Элизабет, допивая чай. Уж лучше знать, как действует матрица, чем это, а матрица — то само по себе одна огромная загадка, с которой она пока не хочет взаимодействовать. Смех Вильгельма заглушил свист в холодильнике. Время без пятнадцати четыре. Мужчина отложил печенье и достал банку. —Так, так.—протянул он.—Перу, две тысячи четырнадцатый год. Цель: девушка двадцати пяти лет, гематолог.—он свернул листок вдвое и убрал в карман.—Что ж, занятно. С врачами нужно действовать осторожно. Как и с знаменитостями или депутатами. Вильгельм достал из-под кровати чемодан. —Так-с, сегодня вечером ты потренируешь меня, завтра у нас урок стрельбы, на...—он прикрыл глаза,—шестой день ты сама выполняешь задание, и на седьмой заключение — тестик. Вильгельм насвистывал песню, настраивая дату на портфеле, пока Элизабет надевала плащ. Из ее головы все никак не могли выйти трещины и то, какими глубокими они могут быть. В Академии тоже были свои трещины, но абсолютно никто про них не говорил, но все знали о их существовании. Постепенно они становились больше и глубже, полностью ломая механизм, и уже ничто не смогло бы их заделать. —Когда ты видишь, что все начинает меняться, беги. Иначе ты исчезнешь вместе с ними,—тихо пробормотала она цитату из фильма, которую прочитала в газете, и поджала губы. Только легкий приступ кашля заставил поморщиться. —Готова?—голос Вильгельма вывел из раздумий. Девушка кивнула и встала рядом. Одна секунда, и они оказались в светлом, но пустом коридоре больницы. Голоса доносились с другого конца, но они не приближались. —Нам туда.—Вильгельм повел ее по коридору в сторону огромного окна. От него повернуть направо, третья дверь. Мужчина тихо приоткрыл дверь, отчего полоска света проскользнула по полу. Девушка с красными волосами, одетая во врачебный халат, разговаривала по телефону, размахивая руками в порыве эмоций. —Нет! Все не так!—ее голос был высоким, срывающимся, будто она могла заплакать в любой момент. Через пару секунд она бросила трубку и схватилась за голову, стискивая яркие волосы. Ее плечи дрожали, пока маленькие капельки слез падали на стол.—Ну почему они не хотя слушать...—тишина не ответила на ее вопрос. Пригладив волосы, девушка взяла с края стола фото в рамке и бережно провела по лицам. Элизабет почувствовала, как внутри нее все сжалось. Из того, что она видела, у девушки были сложные отношения с кем-то близким — семья или дети. И, вероятно, никто не хотел ее выслушать. Элизабет осторожно потянула Вильгельма за рукав рубашки. —Можно ли разговаривать с целью перед выстрелом?—тихо спросила она, но даже так ее голос звучал громко. Вильгельм на секунду бросил взгляд на девушку, которая разговаривала с фотографией, а затем повернулся к Элизабет. Та терпеливо дожидалась ответа. —Если нет камер.—выдохнул он. Глаза девушки вспыхнули.—В этом кабинете нет камер, так написали на бумажке. Элизабет кивнула, глубоко вдохнула и постучала. Вильгельм только спрятал портфель и пистолет за спину, наблюдая за действиями ученицы. В кабинете доктор закопошилась, поспешно вытирая слезы. Открыла она дверь в более-менее презентабельном виде, только очень уставшем. Доктор удивленно приподняла бровь, рассматривая посетителей. —Я могу чем-то помочь?—ее голос был охрипшим, из-за чего пришлось прокашляться, но говорила она на хорошем английском. —Да.—уверенно кивнула Элизабет, прокашлявшись в ладонь в перчатке.—Можем мы зайти? Доктор в замешательстве уставилась на нее, а затем медленно повернулась к Вильгельму. —Вы по записи? —Нет, на самом деле. У нас несколько...—он неуверенно поднял глаза к потолку,—другая ситуация. Доктор моргнула, но все же пропустила их внутрь, все время настороженно поглядывая. —Присаживайтесь. Консультация?—предложила она, садясь за свой стол. Рамка с фотографией стояла на прежнем месте. Элизабет и Вильгельм присели на два стула напротив. —Нет.—снова повторила Элизабет.—Вы...о, эм, можете напомнить, как вас зовут?—она невинно улыбнулась.—У меня плохая память на имена. Вильгельм еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Элизабет зачем-то разыгрывала этот спектакль, у него, конечно, были варианты, почему, но хотелось досмотреть это представление до конца. —Скарлет Мехиа. Можно просто доктор Мехиа.—Доктор указала на свой бейджик.—Так чем я могу помочь? Вы ведь знаете, к какому доктору пришли?—она сузила глаза, когда девушка уверенно кивнула.—У тебя проблемы с давлением или нехватка витаминов? У детей в твоем возрасте это распространенное явление. —Нет, нет.—поспешила остановить ее Элизабет. Внезапно нервное чувство поселилось в груди. Зачем она начала этот спектакль? Оттянуть смерть доктора, который помогает людям? Или чтобы убедить себя, что она облегчает смерть цели? Живот скрутило от этой мысли. Времени у них было — как ни иронично — не так уж и много, поэтому пора ускоряться.—У вас есть семья? Доктор на секунду растерялась, не ожидая этого вопроса, но потом ее глаза сжалились. —Да, да, есть.—неуверенно ответила она.—К чему это? —У вас есть дети? Или, может, братья или сестры? Скарлет грустно улыбнулась. —Нет, детей нет. Два старших брата и младшая сестра. А у тебя? О, улыбнулась Элизабет, может, Доктор решила, что она боится говорить о проблеме, поэтому и решила перевести тему? Это был бы неплохой сценарий. Только чувство пустоты внутри не давало полностью поддаться этой желанной правде, которая на самом деле была ложью. Она нервно поправила волосы. —Семь братьев и две сестры.—честно ответила Элизабет. Скарлет улыбнулась. —Большая семья. Это здорово.—она вздохнула, бросив взгляд на фотографию. —Давно вы с ними общались?—чуть тише спросила Элизабет. Может, она задавала этот вопрос себе, но казалось, будто она разговаривала со своим отражением. Доктор поджала губы. —Давно...очень давно.—в ее глазах вновь встали слезы. —Мне очень жаль.—В голосе Элизабет голосе проскользнула тень смирения и понимания. —Нет, нет...это...просто семейные проблемы.—уверила ее Скарлет. —Уверена, они скучают по вам.—Элизабет улыбнулась краешками губ. И правда, желанная правда, которая так и останется фантазией. Элизабет было до боли жаль себе в этом признаваться. Ей казалось, что скоро и ее слезы заслонять обзор. Доктор покачала головой. —Нет, я так не думаю.—в ее голосе звучала горькая правда.—Но это ничего. Все хорошо. В любом случае, мы отвлеклись от темы. Так что...—ей не дали договорить. —Вы любите их?—выпалила Элизабет, более не сдерживая легкую дрожь в голосе. Может, ей казалось, что, услышав эти слова от другого человека, она сама почувствует облегчение? Доктор нахмурилась, не понимая, что происходит. —Конечно.—твердая, как сталь, уверенность. —Даже если они вас нет?—Элизабет не сдавалась. Ее кулаки сжались так, что на коже под перчатками оставались отпечатки от ногтей. Никогда ей не хотелось услышать какие-то слова, как эти, будто от них зависела ее дальнейшая жизнь. Скарлет прикрыла веки, сдерживая слезы, которые были готовы перелится через край. Номер Восемь видела, как в ней бушевал страх потери — потери самых близких ей людей. Этот страх был дрожащим и ярким, заставляя содрогнуться. И он был ей так хорошо знаком. —Конечно.—еще раз повторила Доктор. —Почему?—тупо спросила Элизабет.—Разве они заслуживают вашей любви, если не общаются так долго с вами?—она неуверенно поджала губы, потому что знала, что ее слова были правдой, но ее сердце болезненно усилилось. Она знала, что слова были правдой, но она так же знала, что не желает видеть этой правды, продолжая стараться стать лучше и помочь семье, когда та распадалась на осколки разбившейся вазы. —Потому что они семья.—улыбнулась Скарлет, сжав ткань халата, чтобы не сорваться. Элизабет видела, как ее страх медленно отступал, отдавая место искренней любви. Это заставило ее расслабиться. —Семья должна поддерживать друг друга, даже если одни этого не хотят. Как единый организм. Не будет крови или сердца — не будет семьи. Так что даже при всем нежелании каждый будет цепляться за друг друга, чтобы не дать организму умереть. —Что ж, тогда я рада, что вы так думаете.—кивнула Элизабет, облегченно вздыхая и расслабляя руки. Внутри нее поселилось что-то вроде семени уверенности. Она должна — обязана — довести свою работу до конца. Она склеит трещины в семье, пусть и не является лучшим кандидатом для этого. Она повернулась к Вильгельму. Тот просто моргал, слушая их разговор. Так вот к чему это было. Признание правды. Как исповедь, но не в религиозной мере. Или как последние слова перед смертью, когда человек раскрывает свою душу, уже не боясь ее прятать. Он понимающе кивнул и поднялся. Доктор растерянно смотрела на них. —Благодарим вас за внимание.—учтиво произнес Вильгельм, доставая пистолет. Не успела Скарлет что-либо произнести, как пуля рассекла ее плоть в области сердца. Кровь брызнула в разные сторы, попав на стену, стол и рамку с фотографией. Пятно стало расползаться по чистому белому халату. как будто цветы постепенно раскрывали свои бутоны. Элизабет в звенящей тишине наблюдала как жизнь уходит из тела, пока в голове гуляла опустошенность. Доктор повисла на стуле, ее руки безвольно болтались по бокам, пока широко раскрытые карие глаза пустым взглядом уставились в светлый потолок. Алая кровь на фоне белого кабинета слишком резко выделялась, хорошо сочетаясь с такими же волосами Скарлет Мехиа. —Ты молодец.—наконец разрушил давящую тишину Вильгельм. Элизабет оцепенело перевела на него взгляд, сдерживая рвущийся наружу хриплый кашель. Ее пульс бешено бежал по венам, стуками барабанов отдаваясь в ушах.—Ты поговорила с ней, позволила выплеснуть правду. Я видел, какое облегчение ей это принесло. Думаю, помедли я еще секунду или две, и она бы расплакалась. Он положил руку на плечо Элизабет, притянув к себе, и они исчезли из кабинета Доктора Мехиа, оставив жужжащий телефон наедине с телом и тишиной. Уже в номере Элизабет сразу направилась в ванную, чтобы смыть с себя запах больницы и ощущение тяжести на плечах. От горячей воды запотели зеркала и дверки кабинки, горячий пар обжигал кожу, оставляя красные пятна. Легкий кашель из-за влажности ссадил горло. Элизабет просто пару минут стояла под душем, позволяя воде смыть с нее грязь. Голова слегка пульсировала в затылке, пока тело не прекращало чесаться. Только после тщательного промывания с помощью мочалки зуд утих, а по конечностям разлилось тепло. Мягкое полотенце и теплые потоки воздуха из фена, и Элизабет чувствовала себя новым человеком. Часы показывали пол пятого вечера. —Пока можем отдохнуть. Готова к вечеру?—с ожиданием спросил Вильгельм, уже готовя новую рубашку. —О да, я не хочу упускать момент, когда смогу уложить вас на лопатки. С ухмылкой ответила девушка, падая на свою кровать и облегченно вздыхая. Матрас прогнулся под ее весом, идеально очерчивая фигуру, так что лежать было в двойне приятнее. В голове не было никаких мыслей — только приятная пустота, дающая момент для расслабления. Вильгельм ушел в ванную, так что Элизабет осталась одна в номере. Шум воды заглушал звуки с улицы, монотонно капая на мозг. Мышцы медленно оттаивали от напряжения. Элизабет даже не заметила, когда закрыла веки и не открыла их, давая телу полноценный отдых. Простынь под спиной и тепло одеяла действительно не составляли попыток сопротивления сну. К тому моменту, когда Вильгельм вышел из душа, Элизабет мирно сопела. Мужчина улыбнулся и осторожно укрыл ее одеялом. Девушка сразу притянула одеяло к себе, желая получить тепло. Довольно кивнув, Вильгельм присел на свою кровать. Отдых бы не помешал. Отчеты он напишет вечером, скорее всего после их маленькой тренировки. Элизабет была бы зла, если бы он ее не разбудил через час или полтора. Выдохнув, он включил телевизор и сразу убавил звук. Вот если он заснет, то его никто не сможет разбудить. Для него два задания за день не были чем-то тяжелым, но тот диалог между Элизабет и Доктором никак не выходил у него из головы. Семья...он уже некоторое время не навещал своих младших и маму. Те же сейчас спокойно жили, даже не подозревая, как он работает. Он кинул взгляд на Элизабет. Может, взять ее с собой на следующую встречу? Ей бы не помешало немного отвлечься от работы, тем более, что его мама вкусно печет. Мысль о выпечке заставила его в блаженстве прикрыть глаза. Выпечка. Он резко открыл глаза. Ему не стоит забывать, что завтра вечером он поведет Анрею на прогулку. Хоть до завтра почти сутки, нервный комок сжался у него в животе. С одной стороны Элизабет права, и ему пора скрывать интерес с официантке, но с другой как ему рассказать ей, где он работает? Или как ему уйти в отставку? Вопросы все прибавлялись, пока звук музыки из телевизора не вывел его из раздумий. Он глубоко вздохнул. До завтрашнего вечера еще куча времени, не стоит сейчас забивать себе этим голову.