Твоя сила и проклятье - это страх

Запах медикаментов был резким и отрезвляющим. Где-то с боку тихо шумели приборы, считывающие самые разные данные: сердцебиение и пульс, давление, сахар в крови. Голоса были приглушенные, будто из-под воды. Поморщившись от этого ощущения, Элизабет попыталась открыть отяжелевшие глаза, но резкая боль справа, хоть и притупленная, наотрез отсекла эту идею. Вероятно, ее накачали обезболивающем или ЛСД на крайний случай, потому что конечности отказывались подчиняться. Все тело будто парило и весило тонну одновременно. Голоса стихли, явно обратив свое внимание на ее тщетные попытки сделать хоть что-то. —Вы очнулись? Странно, доза была небольшой, но должна была оставлять тело в бессознательном состоянии дольше.—мужской голос звучал крайне удивленно. Мысленно Элизабет выругалась. Не хватало еще и веселящего вещества в ее теле. Ее горло першило и горело, но небольшая головная боль только ухудшало это. Девушка кое-как нахмурилась. —Где...год...—ее голос был едва ли громче скрипучего шепота и сразу же прервался кашлем. —Что последнее вы помните?—мужской голос раздался совсем рядом. —Снег, кровь.—полусонная голова разрывалась от картиной воспоминаний. Внезапный ужас сковал тело. Апокалипсис!—Какой...год? Число?—такая интенсивность забрала большую часть малых сил, что накопились за долгий сон. —Сегодня десятое января, но попали вы к нам три дня назад. —Год... Мужчина странно хмыкнул. —Тысяча девятьсот шестьдесят третий. От такого ответа веки Элизабет распахнулись, только вот с одной стороны ее ослепил свет, а с другой — кромешная тьма. Девушка скривилась, потянув руку к правой стороне лица, но наткнулась только на бинты. —Что...—ее голос оборвался на полуслове. Воспоминания заполнили зрение, заставляя пульс ускорить свой ритм. Дыхание сбилось, пока кардиометр громко пищал. Все, абсолютно все проносилось как в живую: горло Эллисон, концерт Вани, ее сила и то, как она чуть не убила их всех, острая боль в правом глазу, тошнота, боль и осколки Луны. Дрожащими руками Элизабет сжала тонкое одеяло, пытаясь нормально глотнуть воздуха, но кашель и тревога, стояща колоном в горле, явно так не думали. Обеспокоенный голос мужчины терялся на фоне криков Лютера, Клауса, Пятого и Диего, но громче всех звучала скрипка. Каждая нота, каждый тон — все отдавалось легкой судорогой в мышцах. Краем уха Элизабет слышала обеспокоенные голоса, которые смешались в единый шум. Из-за затрудненного дыхания и бешено колотящегося сердца Элизабет не заметила, как в ее кожу вошла игла с чем-то, что через пару секунд вырубило девушку. Кулаки разжались, а веки опустились обратно. Медленно шум стихал, и вместо него была пустота — не блаженная, не спокойная. Она была холодной и отталкивающей, похожей на столь привычные кошмары. К удивлению, успокоительное оказалось неслабым — буквально все чувства отключились от слабости, позволяя в полном спокойствии и тишине набраться сил. Следующее пробуждение было менне болезненное и более реальное. Яркий больничный белый свет ослеплял, а пищащие машины мешали прекрасной тишине. Первое, что осознала Элизабет, пока ее голова соображала, это то, что ее горло просто раздирало от сухого кашля, только не привычного, а более частого и наносящего порезы внутри горла. Второе — игла в руке. Осторожно повернув голову, Элизабет обнаружила рядом капельницу с прозрачной жидкостью, и третье — маску на лице. Чуть подзадумавшись, девушка смогла опознать аппарат искусственной вентиляции легких. Ладно, она медленно вдохнула, это имело смысл. Тугие бинты сжимали кожу лица, вдавливая в кости черепа, а также определенно заплетая ее волосы в тугие узлы, которые просто так не распутать. Если немного напрячься, Элизабет могла чувствовать тонкие швейные нитки, не дающие коже разойтись. Обезболивающее еще действовало, что не могло не радовать. Ее ребра тоже чувствовали себя хорошо, вероятно, пока она спала, быстрый гипс или шина заделали трещину. Мелкие ссадины, ранки и синяки были обработаны йодом и зеленкой, так ее кожа была похожа на разноцветное полотно. Перчатки, маленькое ожерелье на шею и форма Академии были аккуратно сложены рядом с кроватью. Найдя в себе силы, Элизабет приподняла тонкое одеяло: на ней была свободная белоснежная больничная одежда. Тяжело выдохнув, девушка уронила руку обратно на кровать, позволяя теплу и мягкости сковать движения. Очень мутно к ней стали возвращаться уже знакомые воспоминания. Было две, которые особенно сильно тревожили ее: какого черта она в 1963 и где все остальные? Дверь тихо скрипнула, и в палату зашел немолодой мужчина в маске и медицинском халате. Заметив, что Элизабет снова в сознании, он поспешил открыть свой блокнот и подошел ближе. —Как себя чувствуете? Элизабет прокашлялась, чувствуя, как кашель ухудшает головную боль. —Горло...—ее голос был похож на разбитое стекло.—Голова, мышцы...болят. Мужчина все внимательно записывал. —Вы пробыли в бессознательном состоянии двое суток. У вас тяжелая простуда, когда мы следили за вашем состоянием, заметили, что у вас плохо работают легкие. Это определенно не хроническое заболевание. Какая-то травма? Элизабет поморщилась. —Да, с детства.—она аккуратно сняла с себя маску ивл и осторожно вдохнула. Было неприятно, горло ссадило, а легкие натянулись, но сидеть в маске неудобно. —В любом случае, эти два фактора затрудняли доступ кислорода в легкие, поэтому нам пришлось подключить искусственную вентиляцию. У вас немного опухло горло, но если будете принимать все лекарства, простуда пройдет в течение пары недель. Трещина в ваших ребрах довольно быстро заросла, так что больше не будет беспокоить.—мужчина — доктор — внимательно оглядел тело пациента.—Рана на вашем лице довольно глубокая — останется шрам. Порез задел сетчатку глаза и все нервы под ней...—его голос стих.—Мне очень жаль, но мы не смогли восстановить ваш правый глаз. Что-то внутри Элизабет тихо треснуло. Она широко раскрытыми глазами — глазом — посмотрела на доктора, пытаясь понять и осознать, что он, черт возьми, сейчас сказал. Она просто моргала, походя на рыбу, что выбросило на сушу. Мыслительный поток резко прекратился, и осталась тишина. Доктор сочувственно сжал блокнот. Видеть, как пациенты осознают всю тяжесть травмы всегда тяжело. Элизабет медленно отвернулась от мужчины и начала распутывать бинты. Ее взлахмаченные и путанные волосы только мешали, так что девушка, чтобы быстрее освободиться от бинтов, вырвала пару клоков прядей. Сейчас не это ее волновало. Доктор ее не останавливал, лишь подал зеркальце, когда бинты были выброшены на пол. Элизабет неверяще уставилась на отражение: рана была длинной и тонкой, кожа около ниток чуть покраснела из-за натяжения. Под бинтом, на правом глазу, оказался еще и большой пластырь с ваткой, которая немного покраснела на краях. Электрокардиограмма запищала, когда пульс слегка ускорился. Элизабет осторожно прикоснулась к началу шраму, чуть ниже правого уха. Кожа там была грубой, белой, как снял. Она просто смотрела на свое отражение, постепенно сжимая зеркальце, пока оно не треснуло, а доктор не захрипел. Это вывело Элизабет из оцепенения. Мужчина трясся, держась за прикроватный столик, и пытался сделать вдох. Уронив зеркальце, Элизабет сразу остановило страх. Вероятно, из-за раны ее сила немного...вышла из-под контроля. Отдышавшись, мужчина странно посмотрел на девушку и поправил свой халат. —Вы пробудете здесь еще пару недель, пока ваша простуда не пройдет и когда снимут швы. Вашей карточки нет в нашей больнице. Откуда вы? —Даллас, Техас.—хрипло ответила Элизабет, совсем не обращая внимания на вопросы. Ее взгляд был прикован к треснутому зеркалу на кровати. —У вас есть родственники? Это привлекло внимание. —Никто не приходил?—Элизабет нахмурилась, пытаясь вспомнить те затуманенные моменты из переулка. Очень ярко отпечаталось падение в сугроб и потеря сознания. —Боюсь, что нет, кроме Агне Келли — она вызвала скорую и покрыла ваше лечение.—мужчина выгнул брови. Девушка прокашлялась, ясно осознавая, что, кажется, ее семья не оказалась в 1963-ем. Она знала, что прыжки во времени от Пятого непредсказуемы, но чтобы так? Вероятно, из могло раскидать по разным годам. Это очень-очень плохо. Ее голова все еще болела, но факт того, что они спаслись от апокалипсиса, успокаивал. Выдохнув, Элизабет легка на кровать. Если их раскидало не по векам, а по месяцам шестьдесят третьего, то найти друг друга будет легче, а если нет... Она прикрыла веки, тяжело вдыхая. Пока можно было отдохнуть. Через пару мгновений доктор ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Следующие два дня прошло относительно спокойно, если не учитывать те моменты, когда рана на лице начинала сходить с ума, остро пульсирую, будто от огня. В такие моменты страх особенно резво вырывался, завладевая медсестрами, врачами и другими пациентами. Элизабет приходилось вкалывать успокоительно и обезболивающе, потому что лед совсем не действовал. Почти ежечасный прием самых разных лекарств давал свои плоды — простуда начала отступать, отчего дышать становилось легче, хоть легкие Элизабет все равно болели. ИВЛ всегда был включен, когда девушка спала или лежала на кровати — врачи не могли понять, откуда у нее травма и почему она не проходит. Элизабет почти не рассказывала им свои личные данные, только имя, возраст и состояние здоровья. Официально ее не существовало в 1963-ем — она родится только через двадцать с лишним лет, поэтому не хотела бы менять историю. Ее немного напрягало вмешательство в хронологию. Эффект бабочки определенно не давал ей покоя. Оставалось лишь надеяться, что из-за ее присутствия в больнице какой-нибудь важный человек не умрет раньше времени. На третий день пришла Агне Келли — старушка лет пятидесяти трех, работала медицинской сестрой в этой больнице. Именно она спасла Элизабет от смерти на асфальте, даже оплатила лечение, что настораживало. —Что это за вопрос такой?—миссис Келли возмутилась, когда Элизабет спросила, почему она это сделала.—Ты могла умереть. Как медицинский работник, я не могла этого допустить. Элизабет нахмурилась. Что-то вроде клятвы всех врачей. —И ты ребенок. Кто знает, что могло с тобой произойти, если бы ты не попала на люди?—женщина покачала головой.—У тебя есть родители? Семья? —Мы потерялись.—уклончиво ответила девушка, что, по сути, было правдой.—Точнее, разделились. И потеряли связь друг с другом. —Может, подать новость в газеты?—миссис Келли поправила ее капельницу. —Нет, лучше не стоит. Я думаю, в скором времени кое-кто найдет меня сам. —Точно? Элизабет кивнула, вкладывая в эту надежду всю веру. Она была уверена, что, даже если их раскидало, Пятый сможет найти каждого с помощью уравнений или методом тыка. Лучше стараться не вмешиваться в события истории. Тем более, в 1963-й. Роковой год, как иногда его называют в узких кругах. —Пора сменить бинт и принять лекарство.—миссис Келли осторожно взяла медицинские ножницы и начала разрезать бинт. не задевая кожу. Элизабет внимательно следила за ее движениями. Когда она сама попыталась поменять бинт, то чуть не разорвала швы от того, что ее руки нещадно тряслись.—После твоей выписки я бы хотела, чтобы ты пожила у меня. —Почему?—Элизабет поморщилась, когда к ране подступил больничный воздух. —Ну, на время, пока ты не найдешь свою семью.—женщина грустно улыбнулась.—А я вдова, без детей, без внуков. Признаюсь, мне одиноко, а ты девочка умная. В приюте не самые добрые или заботливые люди. Думаю, тебе бы там особо не понравилось. Элизабет фыркнула. Она бы сбежала в первую же ночь. —Вы знаете меня от силы пару часов. Бинты аккуратно затянулись на коже. —И что? Ты не похожа на человека, который способен на грабеж или убийство.—миссис Келли улыбнулась, завязывая бинт. Элизабет поджала губы, чтобы не усмехнуться.—Но только, если ты сама этого хочешь. Поехать со мной, то есть. Я живу в паре кварталов отсюда, рядом есть кинотеатр, библиотека.—в ее карих глазах блеснула слабая надежда. Наклонив голову, Элизабет прикинула. Так как ее не существует в этом времени, дома у нее нет, работы тоже и денег соответственно, жить на улице определенно не вариант, а воровство она не любила. —Я не против. Просто это очень странно.—она провела рукой по спутанным волосам. Из-за того, что на них была кровь, они слиплись, так что даже горячая вода не помогала. Нужно было идти в парикмахерскую. О, и ей определенно нужна была новая одежда. Перчатки и маленький зонтик все еще дожидались своего часа на тумбочке. Улыбка миссис Келли стала шире и определенно живее. —Тогда пока ты восстанавливаешься тут, я немного подготовлю для тебя комнату.—она потрепала Элизабет по плечу.—Я навещу тебя завтра, хорошо? —Спасибо вам.—Элизабет кивнула, немного смущаясь.—За все. —Не проблема, дорогая.—женщина нежно провела рукой по ее здорово щеке, но без обиды отстранилась, когда девушка напряглась.—Ты всегда можешь позвонить мне, если хочешь. Мой номер есть у твоего лечащего врача.—взяв свою сумку, миссис Келли улыбнулась на последок и ушла. Элизабет еще пару минут прожигала взглядом закрывшуюся дверь, изучая женщину через их маленький диалог и параллельно глотая таблетки. Агне Келли на первый взгляд вызывала ощущение надежности, но Элизабет не привыкла доверять всем и каждому после пары часов знакомства. Она усмехнулась и отвернулась к окошку, смотря, как медленно заходит солнце. Вильгельму потребовалось чуть больше месяца и упорные попытки, что в конечном счете оправдались. Элизабет вспомнила, как Рэй по наставлениям Вильгельма пытался завязать с ней дружеский диалоги — настоящий провал. Их отношения с самого начала были больше доводящие до желания убить, чем до смеха. Однако, какое удивление, спустя пару лет Рэй Картер стал ее другом. Их шутки понимали только они сами — глаза Вильгельма всегда нервно дергались, когда они начинали шутить. Элизабет рассмеялась, вспоминая это, но затем резко остановилась. Закат уже не казался интересным, когда еще несколько воспоминаний всплыли. Две пули — в животе и в левой ноге. Огромнейшая лужа алой крови, и медленно бледнеющее лицо. Его дрожащий голос, приказывающий ей бросить его и идти спасать гребаный мир, который все равно погиб. То, как Рэй просто так отмахнулся от своей жизни в пользу Харгривзов. Элизабет пропустила момент, когда по ее щеке тали скатываться крупные капли слез. Прошлым вечером доктор сказал, что у ее правого глаза слезные железе повреждены, отчего слезы не всегда будут выступать, но это не помешает железам увлажнять сетчатку. Только теперь уголок правого глаз адски чесался, но бинты и пластырь не давал доступа к коже. Прерывисто вздохнув, Элизабет принялась вытирать слезы больничной майкой. Его тело осталось там, в будущем, которого теперь нет. Она даже толком не попрощалась с ним — ее последними словами были мольбы не умирать. Черт, у нее даже не было ничего такого бы, что напоминало бы об этом чертовом ковбое! Сжатый кулак несильно ударил по кровати. Кол в горле мешал глотать рыдания. Перед глазами стояло его лицо — озорная усмешка, яркие глаза и выцветившие волосы. Хотелось кричать, но в больнице это запрещено. Сжав одеяло, Элизабет поправила маску ИВЛ и, прикрыв окно занавеской, легла спать, хотя часы показывали половину десятого часа. И если утром медсестры и заметили ее опухшие глаза и мокрые от слез бинты и подушку, то ничего не сказали. Миссис Келли приходила почти каждый день, ровно в семь вечера, принося с собой что-то из домашней кухни или что-нибудь сладкое, которое не дают в больнице. Кофе категорически запретили, так что приходилось с нахмуренностью пить черный чай. Элизабет просила принести ей книги, и миссис Келли приносила, при чем самые разные. Такая лояльность и открытая забота немного удивляло и настораживало. Несмотря на весь толстый лед, Агне Келли терпеливо растапливала его, чтобы осторожно подобраться к девушке. Их вечерние разговоры стали отдушиной, а вскоре и желанным спокойствием. Миссис Келли часто рассказывали истории из своей жизни, большинство было про случаи в больнице. Элизабет тщательно спрашивала, какие события происходили в Далласе и Соединенных Штатах за день, иногда рассказывая про свою семью, но самые поверхностные вещи. Рассказать про их отношения, про жизнь в Академии, про Вильгельма и Рэя Элизабет пока не могла — в горле сразу ком вставал. Миссис Келли с пониманием кивала и заводила разговор на отвлеченную тему. Они обсуждали любимые жанры книг, любимые произведения, авторов. В Академии никто особо не любил художественную литературу, кроме Пого и мамы, которая в основном только слушала. Было приятно просто вот так вот с кем-то обсудить свое хобби. Иногда бывало, что температура в теле Элизабет поднималась слишком высоко, ярко напоминая про еще не прошедшую простуду. Горло часто раздирало от влажного кашля, пока легкие протестующе горели. Аппарат ИВЛ работал почти круглосуточно, заполняя тишину легким шумом. Иногда с Элизабет заводили беседы другие пациенты, просто чтобы немного отвлечься. В основном беседа состояла из вопросов по типу "Откуда ты?", "Что случилось?" и "Что у тебя сегодня на обед?", но такой беседы вдоволь хватало до вечера. Как-то вскользь Элизабет заметила, что, даже практически ничего не делая днем, она уставала как после хорошей тренировки, что ей определенно не нравилось. Рана постепенно затягивалась, превращаясь в белую длинную линию. Элизабет холодно просила не давать ей зеркала, а лучше вообще обойтись без зеркальных поверхностей — трех разбитых зеркал хватило. Вечный лежачий режим расслаблял мышцы, поэтому девушка сделала мысленную отметку начать тренироваться как только ее выпишут. Такое событие произошло почти полтора месяца спустя. Простуда полностью ушла, хотя врач все же прописал кое-какие лекарства для легких, пусть Элизабет и знала, что они ей никак не помогут. Снимать швы было немного нервно и болезненно, но почти сразу правая сторона лица была обратно спрятана под бинтами, что успокоило Элизабет. Было чертовски приятно вновь надеть перчатки и кулон, будто вернули часть тела или души. Врачи косо посматривали на ее татуировку в виде зонтика, но вопросов лишних не задавали, только щурились. Миссис Келли встретила ее с распростертыми объятьями, упоминая, что подала заявку на приобретение паспорта для Элизабет. Это действительно была хорошая идея. Почти сразу после выписки миссис Келли потащила ее в парикмахерскую, но идея ей пришла еще когда Элизабет упомянула, что ее волосы совсем не распутываются. Женщина-парикмахер немного испуганно посмотрела на девушку, когда та сняла бинты, чтобы было удобнее стричь волосы, а затем, заикаясь, спросила, какую бы прическу она хотела. Элизабет подметила, что почти все ее волосы на затылке и ниже было уже не спасти, а потому с легкой досадой попыталась объяснить, как лучше это убрать. К счастью, парикмахер правильно понял идею и принялась резать то тут, то там. Прическа была короткая, особенно со стороны шеи — волосы теперь доходили до середины шеи, завивая на концах, но со стороны лица пряди все еще были длинными, некоторые из них можно было убрать за ухо. Прическа была похожа на ту, которую постоянно носил Пятый, но только на первый взгляд: челка Элизабет была длиннее и благодаря пробору плавно падала немного на лицо. Выглядело действительно неплохо, Элизабет решила пока что не отращивать прежнюю длину, а попробовать походить с этой. Было немного непривычно не чувствовать щекотку на шее и плечах от волосы. Миссис Келли в восторге обходила Элизабет со всех сторон, любуясь прической, и такое пристальное внимание заставляло девушку поежиться. —Добро пожаловать, Элизабет.—миссис Келли открыла дверь в свою квартиру и с искрами в глазах пустила девушку внутрь. Стены были в нежных обоях, весь интерьер был в основном в бежевых тонах, но мебель была на пару оттенков темнее, выделяясь на светлом фоне. В квартиру проникал мягкий солнечный свет февральского утра. —Твоя комната. Надеюсь, тебе понравится. Миссис Келли внимательно следила за реакцией Элизабет, отмечая любую эмоцию. Было невооруженным глазом видно, что женщина нервничает, но старательно скрывает это. Комната была небольшой, но уютной: кровать у стены, маленький столик для письма и большой шкаф. —Это мило. Спасибо вам.—Элизабет кротко улыбнулась, стараясь привыкнуть к темноте с одной стороны обзора. Ее немного заносило в сторону, когда она ходила, а отсутствие бокового зрения справа было как гром среди ясного неба. Потребуется куда больше времени на перенастройку. —Я рада.—выдохнула миссис Келли.—Голодна? Я вчера столько наготовила.—она тихо рассмеялась.—Завтра сходим тебе за новой одеждой, хорошо? —Да, было бы неплохо. Спасибо.—Элизабет еще раз оглядела комнату и направилась на кухню. —Всегда, дорогая. Это я должна тебя благодарить, что ты согласилась на мое предложение. Элизабет ничего не ответила, только присела за стол и медленно выдохнула. Ближайшие пару недель — или месяцев — обещают быть...спокойными. Девушка нерешительно улыбнулась. Возможно, у нее есть немного времени отдохнуть от последних событий.