Одержимость

«Возможно, это моя вина». Нет. Лидер перечеркнул предложение, написанное твёрдым карандашом, и устало потёр переносицу. Примерно через час к их дому подъедут «Железные рукава» во главе с Сеней, а на листе бумаги красовались одни только хаотичные серые полосы. На самом деле, Рома многое хотел сказать Инженеру. Хотел сказать о том, что, может быть, в нём ошибался, раз тот переломный день всё-таки настал. Хотел сказать о том, что так больше продолжаться не может — жизнь Лидера подверглась опасности, а значит, вместе с Кешей им было больше не по пути. Но два слова — «всё кончено» — смотрелись бы слишком коротко, а Инженер, его Инженер, даже и не подозревал, в чём было дело. И не Ромы же это была вина, в самом деле. Лидер бросил взгляд на мирно сопящего в кровати Кешу, крепче сжал карандаш между пальцев и принялся медленно выводить строчка за строчкой: «Кеша! Это пишу я, Рома. Я думаю, ты сам понимаешь, что между нами, мягко говоря, происходит что-то странное и ужасное. Пожалуйста, не отрицай этого. Ты, может, сам заметил, что между нами больше нет ни доверия, ни уважения, ни вообще ничего из того, что было, когда мы сошлись». Шорох. Инженер в кровати зашевелился и перевернулся на другой бок, блаженно улыбаясь во сне, а Рому на это мгновение охватила лихорадочная дрожь. Вдруг заметит, вдруг увидит, вдруг прознает обо всём. И тогда, скорее всего, свет лампы снова станет красным. Но Кеша всё ещё спал. Немудрено — прятать снотворное нужно было лучше. Снова уставившись на лист бумаги, Рома закусил кончик карандаша и задумался над последующими словами. Зимний утренний час разверзся за окном всепоглощающей бездной, и Лидеру казалось, что с улицы кто-то невидимый наблюдает за ним. Кто-то, кто глядит на эту картину со зловещей усмешкой, обнажив кривые зубы, и выжидает подходящий момент для атаки. Кто-то, кто может прямо сейчас прокрасться в комнату неслышными движениями, потянуться к глотке и придушить на месте. Небо давило на стекло своей чернью, оно напирало с такой силой, что окно запросто могло пойти сетью тонких трещин и в конечном итоге разбиться, а тьма — заполонила бы эту комнату, эту квартиру, этот дом. Где-то вдалеке послышался грохот колёс, и спустя минуту потолок озарился жёлтым свечением фар. Рома скрестил пальцы в надежде, что это «Железные рукава», но машина проехала мимо, и каждую секунду шум мотора всё стихал и стихал. Тогда Лидер продолжил свою письменную исповедь: «Я знаю, что ты не помнишь, что произошло. И ты вряд ли поверишь, если я расскажу. Не знаю, может, ты правда не помнишь, что пытался собственными руками меня убить, а может, только делаешь вид. Может, и перестрелку в «Канарейке» ты тоже попросту забыл?» Дойдя до «Канарейки», Рома опомнился. Мысли о ней всегда били током в самое сердце, и необходимо было вовремя остановиться, чтобы не погрязнуть в тёмном болезненном прошлом. Но что если Инженер и впрямь совершенно ничего не помнил из того, что сам натворил? Что в позапрошлом году, что несколько дней назад — он был в состоянии взбешённого зверя, готового ломать и крушить, мстить и убивать. «Ладно, отец, — дальше написал Лидер с трудом. — Это я к тому, что я вынужден тебя покинуть. Ты запер меня в четырёх стенах. Ты контролируешь меня. Выйти на разговор с тобой не представляется возможным. Каждый раз, когда я пытался говорить с тобой о внешнем мире, ты преображался. Бешеным становился. И меня слушать не желал». Каждое предложение, каждое слово, каждая буква давалась с неимоверным трудом. Грифель карандаша будто налился свинцом, и выцарапывать им горькие слова было невыносимо. Рома снова бросил взгляд на Инженера. Он всё ещё не мог уложить в сознании то, что этот человек, улыбающийся наивно и по-детски при просмотре очередного сна, такой близкий и родной человек мог вонзить не столько шприц в шею, сколько нож в спину. «Я вынужден уйти, Кеш. Прощай. И, наверное, прости». Подумав, что конец вышел слишком отстранённым и холодным, Рома добавил: «Я всё ещё тебя люблю». Всё! Теперь с письмом можно было заканчивать. Лидер отложил карандаш в сторону и приблизил листок к лицу — оценить результат своей работы. Рома отметил про себя, что вышло довольно сумбурно, смазанно и непонятно. Но грамотно выражать мысли он разучился сразу после окончания школы, поэтому сейчас критически оглядывал написанное и желал выбросить листок в костёр. Дрожащие пальцы невольно согнули два краешка листа. Всё? Всё. Рома отложил письмо на стол, а сам отъехал к окну — выжидать «Железные рукава». Несмотря на то, что дома всё ещё неплохо топили, а одет Лидер был, помимо привычной водолазки, ещё и в запылившийся серый пиджак, ему было холодно, чертовски холодно. Челюсти пробирала мелкая дрожь страха, а ладони сами стискивали подлокотники до боли. Ещё примерно с час назад Рома переобул ноги из махровых тапок в утеплённые зимние ботинки, которые были старше него самого и которыми он не пользовался невесть сколько времени. Ноги — накрыл шерстяным клетчатым пледом в надежде, что несколько минут на морозе он точно продержится. Время тянулось предательски долго. Лидер глянул на часы и с неудовлетворением отметил, что часовая стрелка едва перевалила за пять часов, а минутная как будто застряла межу единицей и двойкой. Обычно Инженер вставал в семь, и Роме два часа свободного времени перестали казаться долгими. Они могли пролететь незаметно, в одно мгновение ока, в одно движение ресниц, в один нервный вздох. Сеня мог и не успеть. И это было самое страшное. Рома представлял, как его сын сидит на заднем сидении, полусонный, закутанный в тёплую шубу и нахлобучивший на голову шапку-ушанку. Тихим голосом поторапливает Володю, а тот сжимает руль крепче и вглядывается в ночную дорогу, освещённую светом фар. Снега много, снега слишком много, и он не только отражает слепящий свет, он своими масштабами, своей выпавшей вчера месячной нормой вываливается на дорогу, забивается под колёса, мешает проехать, и мотор глохнет, глохнет… От этих мыслей становилось невыносимо тошно, и Рома с трудом выбросил из головы образы встревоженного Сени с бегающими глазами, Володи, скрывающего волнение за маской непроницаемого хладнокровия, и Вадима, с рукой не на синтезаторе, а на Сенином плече. Рома ведь так и не рассказал сыну — не успел — что же, чёрт возьми, происходит. И от перспективы предстоящих объяснений брови на лбу Лидера едва ли не сошлись в одну. Он закусил щёку с внутренней стороны, лихорадочно соображая, как ему пересказать Сене события прошедших четырёх месяцев. А может, ну его? Стоило ли рассказывать в подробностях обо всём? Кеша снова заворочался. Лидер отдал бы всё за то, чтобы не услышать удивлённое «Р-ромочка? А ты что тут, ну, у окна расселся… да ещё как п-при параде?» Инженер издал короткий приглушённый стон. Кажется, ему снился очередной кошмар. А от кошмаров он просыпался с вероятностью в девяносто девять процентов. Батарея была под окном, плед — на коленях, ботинки — на ногах. Лидер заранее выстраивал хаотичные цепочки объяснений, чтобы убедить Кешу в том, что вот так вот, посреди ночи ему вдруг стало настолько холодно, что он утеплился по максимуму и пристроился к батарее. Глупо, чертовски глупо — нелепее отмазку вряд ли можно было придумать, но, увы, в данной ситуации оставалась только она. Но Кеша пока ещё спал. Хмурился, правда, дико и периодически стонал, как будто во сне тонул в том злополучном озере. Рома не сводил глаз с Инженера, готовясь в случае чего защищаться. На спину со стороны окна давила удушающая тьма, и Лидер горбился под напором чёрных туч. Сеня! Поскорее бы приехал Сеня, поскорее бы забрал отца из этого кромешного ада, который устроил искренне любимый человек, одержимый, ревнивый, жестокий и готовый на всё, лишь бы удержать объект воздыхания рядом с собой. Объект — да, точно, именно объектом Инженер видел Лидера. Объектом, целью, трофеем, что должен находиться дома в качестве награды за одержанную победу. Вдали, за стенами, снова послышался гул мотора, и внутренности Лидера вытянулись в напряжённую струну, готовую оборваться в любой момент. Он весь обратился в слух в надежде на то, что сможет по звуку узнать, их ли это машина, но, что неудивительно, сделать этого не смог. Инженер всхлипнул и накрылся с головой одеялом. Сердце Ромы истекало кровью по капле, как будто оттекая в парализованные ноги. Машина остановилась где-то рядом, не доезжая до их подъезда, и надежда Лидера снова рухнула в пропасть разочарования. Он сжал кулак и непременно бы ударил им стену или батарею, однако вспомнил, что тишина равна спасению, и поэтому лишь снова сложил руки на коленях и подтянул на себя плед. Автомобиль спустя несколько секунд тронулся дальше и остановился где-то под окнами. Рома подумал, что слух его обманывает. Сейчас — главное не пропустить сигнал, услышать, самому подать знак… Три гудка. Два длинных и один короткий. Они разнеслись гулким эхом по безлюдным улицам, пробили стекло и вывалились на Рому оглушающим шквалом. Он сам, дотянувшись, хлопнул ладонью по стеклу, один раз, глухо, почти неслышно, но для чуткого Клавишника это было достаточно, и он тронул Водителя за плечо. Тот посигналил ещё раз — один раз — и «Железные рукава» наконец вылезли из машины. У Ромы перехватило дыхание. Он, не веря своим ушам, чуть приподнялся на руках и выглянул в окно. Так и есть: на дороге перед домом стояла их серая машина — её Лидер мог узнать всегда, сколько бы времени ни прошло. Тело вмиг прошибла нешуточная дрожь, а под кожу закрался коварный страх. Слух обострился в несколько раз. Рома поднялся из кресла на стол, мысленно ругаясь на дрожащие руки. Медленно, стараясь не делать лишних шумных движений, Лидер потянулся к ручкам большого окна и — замер. Прислушался. Слева от него только тихо сопел во сне Инженер. Спал. Крепко спал. Часы в коридоре будто приостановили свой и так размеренный и неторопливый ход. Всё, казалось, замерло, остановилось, застыло во времени. Давай же, Роман. Ты справишься… Первую ручку, что была пониже, Лидер повернул без проблем. Вторая, что ехидно нависала где-то высоко над головой, далась с большим трудом — для этого пришлось подтянуть одно колено к себе и усесться на него, а затем, опершись о подоконник, не намного приподняться и вытянуть руку изо всех сил, до боли в мышцах и суставах. Лишь тогда Лидер смог открыть одно окно и приоткрыть его. Снаружи под окном стояли «Железные рукава» и терпеливо ждали, когда их главарь наконец покажется в поле зрения. Тот разделался со вторым окном спустя минуту, и вскоре Сеня, Вадим и Володя увидели Лидера, Романа Стрельникова, их Рому, который, перепуганный до смерти и затравленный Инженером, в исступлении махал одной рукой. Он едва ли не кричал — горло разрывалось от переполняющего его крика. Едва он открыл окно, зима дыхнула на него морозным воздухом, и Рома едва не закашлялся от опалявшего носоглотку ветра. Высота почти в два метра казалась практически непреодолимой, и только одна мысль билась в гулких ударах сердца — лишь бы не упасть… Лидеру стоило немалых усилий подтянуть ноги руками на подоконник, а затем свесить их по ту сторону дома. Плед, подхваченный порывом ветра, слетел влево и плавно опустился на искрящийся сугроб. Рома, опершись о подоконник, повернулся к улице спиной и чуть опустился вниз. На этом силы его покинули — руки расслабились сами собой, сердце пропустило удар, а в голове забилась мысль о том, что сейчас всё-таки будет больно. Падения не произошло. Вадим с Володей вовремя подхватили Лидера, но сами, покачнувшись, едва не рухнули в снег. Рома задышал короткими резкими вдохами и выдохами, отчаянно хватая ртом пробирающий морозный воздух и всё ещё не веря в то, что он, Лидер, почти полгода сидевший буквально взаперти, глядел на окно их с Инженером спальни снаружи. Но глядеть пришлось недолго: Вадим выпустил Рому из рук, передав его Володе, и Водитель понёс главаря к машине, прочь от этого места и этих воспоминаний. Сеня поднял с сугроба плед, встряхнул его от снега и подошёл с ним к машине. — Пап… — негромко сказал Телефонист, и в груди всё сжалось от загнанного и забитого вида отца. — Пап, ты?.. — Чш-ш, Сень, — шёпотом ответил Лидер, принимая плед и снова укутывая им ноги. — Всё в порядке, я жив… По пути поговорим. Слово «жив» прозвучало для Телефониста с такой благодарностью высшим Катамарановским силам, что он внезапно подумал о том, что этого, вообще-то, могло бы и не быть, судя по встревоженному голосу отца в трубке телефона, по его исчезновению на месяцы… да по всей ситуации в целом, признаться честно. Вадим, стоящий у окна, негромко присвистнул, подзывая Сеню, и Телефонист, бросив на отца обеспокоенный взгляд, и кинулся к товарищу — попробовать прикрыть окно с наружной стороны и замести следы побега. Насколько это было возможно. — Боже мой… — нервно выдохнул Рома, захлопнул дверь, пристегнул ремень безопасности и прикрыл глаза. Только сейчас, сидя в тёплой машине, он позволил себе расслабиться и осознать, что всё позади. — Боже мой… — Ты как? — послышался голос влезшего в машину Володи. — В порядке? Выглядишь неважно. — Ага, — раздражённо пробормотал Лидер. — Спасибо, что заметил… Я позже расскажу вам, позже, пожалуйста, дайте мне хоть переварить всё… это. — Извини, — коротко буркнул Водитель и вздохнул. — Честно, мы с ребятами извелись мыслями о том, что с тобой произошло… и происходит. На это Лидер ничего не ответил — сам ещё отходил от того вечера, когда вполне реально мог лишиться жизни. Спустя минуту с двери с правой стороны машины отворились, и в салон вошли Сеня с Вадимом. — Ну, что? — спросил у них Володя. — Трогаемся? — Сойдё-ёт, — протянул Вадим, усевшись рядом с Водителем. — Двигай давай, мурашки уже от этого всего. Никто не скрывал своей взбудораженности. Никто не стеснялся показывать своё возбуждение, и, как только Водитель завёл мотор, и машина тронулась с места и отъехала от злополучного окна метров на десять, Сеня вопросительно кашлянул. — Пап? — Не сейчас, дорогой мой, — выдохнул Рома. — Я устал. Я очень устал… Давай завтра всё расскажу. — Конечно, — согласился Телефонист и смущённо протянул руку отцу. — Я это… Я того. Рад тебя видеть, в общем. Очень… — И я тебя тоже, — помедлив, Лидер снял перчатку и чувственно пожал Сенину руку так, будто это рукопожатие обещало быть последним. — Я скучал по тебе. И я люблю тебя. Правда люблю. Прости, что говорю это так редко. — Пап… — Сенин голос дрогнул, и Телефонист потянулся к отцу за объятием, может быть, первым за долгие годы — в последний раз они обнимались, когда сыну было лет семь или итого меньше. А уж слов любви от отца Сеня не слышал ещё дольше. — Папа… Что? Что могло произойти за это время с Лидером, что при встрече первым делом он сказал сыну о том, что любит его? Что вынудило его отреагировать так? Так горячо? Догадки и предположения вгоняли Телефониста в неподдельную тревогу и тоску, а оттого что Рома не раскрыл всё сразу, становилось ещё страшнее и неуютнее. Лёд треснул, и Сеня тихо всхлипнул, крепко стиснув отца в объятиях, прижимая к себе его, такого близкого и такого — реального. — Сень, Сеня, всё нормально, я здесь… — заговорил Лидер, как в далёкие времена, утешая маленького сына, которому приснился кошмар о разводе родителей. — Видишь? Ну, что, не делся никуда. Живой и даже почти здоровый. Твой папка-дурачок просто опять не с тем человеком связался. Можешь ему подзатыльник отвесить, чтобы больше так не делал. — Пап, не надо! — оборвал его Сеня и украдкой утёр набежавшие слёзы о плечо Лидера. Вадим с Володей, хмурые и взведённые до предела, напряжённо следили за дорогой, освещаемой призрачным светом фар. До их новой точки ехать нужно было ещё около получаса. Но самым главным сейчас для Лидера было то, что полугодовой кошмар подходил к своему завершению. А рядом — был Сеня. Сеня, Вадим и Володя — все «Железные рукава».