Сладкий проигрыш

      Съёмки стартовали спустя две недели после переговоров. Новый преподаватель (а если быть точнее – преподавательница) будет известен уже сегодня, как и, собственно, новый состав «Пацанок».       Жаркий, безумно жаркий июльский день, не продохнуть. Хочется больше свежего воздуха и холодной воды, или, в крайнем случае, под кондиционер или вентилятор, однако всё, что дарует госпожа погода – ветер, на котором можно было и яйца сжарить на завтрак, и самому подпечься. Неплохо так, причем. Никакой автозагар не нужен. Оставалось только преданно молиться всем Богам, отвечающим за дождь, да и, впрочем, любые погодные явления. Даже град сейчас казался не таким стихийным бедствием.       Лукина сидит в машине, справляясь с жаждой: последняя вода закончилась у нее около получаса назад. Вода кончилась, ужасающая пробка, длинной в десяток километров – нет. В горле пересохло, причем очень давно, и она, кажется, уже была готова выпить целое озеро. Нет. Океан. Смахнув рукой спадающую чёлку темных волос, Лаура томно выдохнула. Окна настежь, откуда прет этот чертов горячий воздух, она в легкой футболке и шортах, уже даже кондиционер не помогал.       Стянув с себя очки, Лукина отбросила их на соседнее сидение, провела рукой по лбу и совершенно случайно покосилась налево. Женщина дважды хлопнула глазами и потянулась к очкам, надевая их обратно. Не сон, а странно, ведь таких совпадений не должно быть, правда? Или это уже бред из-за нахождения в раскалённой машине? Ответа не было, пришлось проверять.       — Маш? — спросила Лаура. Девушка лишь изумленно повернула голову в сторону директора. Не сон.       — Кхм… Добрый день, Лаура Альбертовна, — Мария неловко улыбнулась. Щеки залились заметным румянцем. Наговорили друг другу дряни вчера, она в этой дряни лидирует, потому краснеет.       — Как ты? — заботливо спросила Лукина. Будто они и не расходились. Будто так и остались хорошими подругами, коллегами по работе. Только безумные ночи не выходили из головы, вытесняя собою все возможное.       — Я… Нормально. А вы… Ты? — подхватывает Третьякова. Румянец медленно отпускает, а девушка расслабленно выдыхает. Из-за неё выглядывает новоиспечённый кавалер.       — Тоже, — заметив мужчину, отчеканивает Лаура, прикусывает язык и отворачивается. Волю эмоциям давать нельзя. Океан внутри бушевал, однако на каждый океан таки найдётся свой личный Фёдор Конюхов. И этот самый покоритель куда ближе, чем кажется. Мария разочарованно отводит взгляд, крепко задумываясь.       Проходит некоторое время, и пробка, что называется, рассасывается. Дороги наконец свободны, а значит, что попасть в «Школу леди» – уже не такая катастрофа. Сейчас. А завтра хуже. И так до пятницы – там вообще мрак, даже мысли допускать не хочется.       От осознания, что до съёмок ещё тридцать минут, Лукина облегченно выдыхает, однако не задерживается, ровным счётом, нигде. Барышня она строгая, даже себе опозданий не простит. А трепаться попусту – зачем? Лаура вылавливает своих гримеров где-то по пути, и вместе они направляются в небольшую, но хорошо освещенную комнату, где Лукина переодевается, а девушки приводят ее в "порядок". Шикарная укладка, спокойный, но задающий акцент макияж, строгий костюм, и вот она – Лаура Альбертовна, директор «Школы леди». Поблагодарив девочек, Лукина покидает гримерку и направляется на съемочную площадку, где уже покорно ожидает новая преподавательница.       Лично они не знакомы, и Лукина не могла припомнить, где бы они могли встречаться, поэтому решается провести процедуру знакомства здесь и сейчас. Девушка, безусловно, эффектная: завитые блондинистые волосы, яркий макияж, обтягивающий белый брючный костюм. Первое впечатление приятное, что с Лукиной редко бывает. Не щадит в основном. наверное, таковым оно, это впечатление, и должно быть, когда перед тобой директор Австрийской Школы этикета, о чем женщина, конечно, ещё не знает. Вот и встретились два одиночества.       — Лаура Альбертовна? Наслышана. Я Мари, очень приятно, — Буше протянула женщине руку.       — Взаимно, — Лукина пожала руку, слабо улыбаясь краешками губ. — Прошу простить мне мою неосведомлённость, вы к нам откуда? — поинтересовалась директор.       — Маргарита совершенно ничего не рассказала? — с неким разочарованием спросила Мари, в ответ получая лишь отрицательные покачивания головой. — Досадно, но не страшно, — улыбнулась. — Я преподаю в АШЭ.       — Ого, — неподдельно удивилась Лаура. — Достойно похвалы.       Оставшееся время женщины проводят за разговором о сходстве между друг другом, предположениях, каким именно будет состав, и на вопросе «а кто третий преподаватель, кстати? Мария… Третьякова?», Лукина подводит саму себя. Замерев на несколько мучительных секунд, заставляя Буше начать здорово так занервничать, Лаура отмирает, отвечая на немой вопрос:       — Всё хорошо, задумалась, — затем следует кривая улыбка, однако Мари уже не предаёт ей значения – на площадке появляется Третьякова.       — Мне нечего надеть! — кричит Мария с одного конца квартиры на другой, и именно эта фраза звучит как гром среди ясного, как день Божий, неба. Лаура, уже в полной боевой готовности, бежит из гостиной на второй этаж, оглядывая девушку. Та стоит в своей любимой розовой пижамке, хлопая глазами. Ответная реакция не заставила себя долго ждать.       — Как это? Мань, ты неделю назад была в Милане, накупила себе всякого. Память подводит? — парирует Лукина, нервно усмехаясь.       — Нет ничего подходящего, — Третьякова пожимает плечами, окончательно выводя Лауру из строя.       Мероприятие, на которое они пытаются собраться уже второй час, начинается всего-то через двадцать пять минут, а Мария, видите ли, стоит, нечего надеть. Казалось бы – типичная женская ситуация. Только из Милана она действительно привезла себе столько, что в аэропорту категорически отказывались принимать пять ее чемоданов с платьями и костюмами.       — Что, даже если красивые? — спрашивая на своём ломаном итальянском, Третьякова состроила милые глазки, что обычно прокатывало.       — Даже, — бросил суровый контролёр. — Следующий.       — Вот же гад, — продолжила Мария уже на родном русском, не скрывая недовольства под маской лЭди. Куда делись два чемодана? Третьякова уже и сама не помнит.       — Совсем нет? — уточняет Лукина, в надежде, что ее спутница таки передумает и пощадит ее нервы.       — Совсем, — отвечает девушка, шумно выдыхая.       — Ладно. Хорошо, — Лаура хватает возлюбленную за руку и ведёт в другой конец этажа.       Широко распахнув двери гардеробной, Лукина пробежалась быстрым взглядом по всем вешалкам, которых было там, по меньшей мере, штук сто пятьдесят. Может больше, может меньше, но не меньше сотни явно. Она повернулась к Третьяковой, раздраженно вскидывая бровь.       — Нечего надеть, родная? — вспыхивает директор. — А это? — начинает перебирать всевозможные варианты. Наконец, наткнувшись на белоснежное ажурное платье, замирает и молчит с полминуты. Мысленно примерив его на Марии, впихивает ей в руки вешалку. — Возражения не принимаются. Оно шикарное, — после чего Лаура удаляется из комнаты.       Вскоре Третьякова выходит из гардеробной, потушив за собой свет. Кружится пару раз возле директора, вызывая только положительные отклики. Лукина заключает ее в свои объятия, целуя где-то за ушком, параллельно шепча:       — Ты у меня самая красивая, Мань. Я тебя люблю, — Лаура зарывается носом в ее волосы, прикрывая глаза. Они опаздывают. Но это уже не важно.       — И я тебя, — шепотом отвечает Мария, довольно улыбаясь.       Сейчас, видя на Третьяковой то же белоснежное платье, Лукина испытывает ничуть не отличные от тех эмоции: такое же восхищение, огонёк в глазах, и жажда быть куда ближе, чем есть на самом деле. Пока что это не осуществить, а значит, остаётся только пожирать Марию своим требовательным взглядом. Лаура знает, что девушка делает это специально, оттого приятнее: помнит. Интересно: с таким же она трепетом вспоминает те ночи, или нет? И вспоминает ли?..       Тёзки, познакомившись друг с другом, о чём-то болтали, но не так увлечённо: не пришлись друг другу по вкусу. Зато Лукина нашла с Буше общий язык, то и дело ловя на себе взгляды Третьяковой, пропитанные ревностью едва ли не насквозь. Взгляд этот, увы, не нов, изучен вдоль и поперёк.       Принимайте эстафету, Мария Владимировна. Дойдёте до финала?