Save Yourself: Reference Point

https://soundcloud.com/polnalyubvi/fpk2izfiwn5l — what do you mean? https://soundcloud.com/aligatie/what-if-i-told-you-that-i-love — «I am dead?»       Снежинка упала на лобик мальчика, убегающего от подростка. Сад приветствовал новый свет, а радость мальчишек не могло закрыть и солнце. Нагнав Зено, а так звали маленького непоседу, юноша поднял его под руки и закружил вместе со снегом. Смех летал по пустой площади эхом отзываясь в двух парах ушей около беседки. Беловолосый парень сидел в объятиях своего любимого и ласково смотрел на ребятишек. — Асмодей и Зено так выросли, — поглаживая руку на своем животе сказал омега. — Да, жаль, что внуков я не увижу, — с усмешкой ответил мужчина в бежевом пальто и длинными русыми волосами. — Матиас, — смотрит голубыми глазами в чужие, — твои шутки про старость меня доведут. Подожди до того как Зено вырастет и все будет, — они смеются пока служанка не выбегает из дворца с криком: — Асмодей-султан, Асмодей-султан!       Юноша останавливается придерживая неваляшку. (От вида знакомого лица сердце мутит, а будущее всплывает перед глазами.) Он не убирая улыбки с лица игнорирует запыхавшуюся девушку и говорит что-то на ухо младшему. Тот негодует, поднимает истерику, но один взгляд черных глаз успокаивает его, он обнимает братика и грустными глазами смотрит вслед. — Папа, ну почему нии-сан все время забирает его! — Потому что он его омега, — веселясь от такой реакции говорит Киеши. — Я люблю Вильяма, но почему тогда он забрал у нии-чана голос если любит его? — Нам это никогда не узнать, — заканчивает будущие возмущения отец.       Легкой походкой идя по уже въевшимся под кожу коридорам, Асмодей не снимал улыбки, за которой хранилось больше, чем вы думаете. В каждом узоре его тела скрывалась невыносимая темнота, в каждом седом волоске была отражена его боль, но жизнь пришила ему улыбку на лице и расштопывать не спешила. Некогда вороньи волосы начали покрываться звездной пылью, а взгляд бархатеть. Вот еще немного и он упадет своему кошмару в руки, хотя нет, он был пропитан этим кошмаром. Серебряный кулон и соломенная шляпа чудом не отобранные от него хранили последнее тепло, оставшееся в нем, но холод, составляющий все остальное, не собирался отступать, а Асмодей не спешил его бросать.       Он не знал сколько ему лет, лишь догадывался, что ему больше двенадцати. Он не помнил лица некогда близких и словно слепой ориентировался по чувствам, которые то ли росли, то ли остались его последним воспоминанием. Он забыл свой последний вздох без привкуса пепла во рту, но почему-то все время неправильно ломался и сращивался тоже как-то не так. Его любимый, кажется, делал все, чтобы он сросся так как нужно, только разрушал еще сильнее, выпотрошив каждую клеточку в поисках того, что раздражало его до кровожадной полуулыбки.

***

      Луффи перестал следить за солнцем и луной. Это бесполезно — он считал. Каждый день был похож на другой. Скучные уроки в школе, где кроме рисования и танцев интересного ничего не было. Им не преподавали историю или географию, потому что боялись, что у них появится лишнее желание сбежать. Однако, смотря в ауры этих людей Лу понимал, пока этим жалким подобиям человека не принесут ключи в подарочной упаковке, они и шага отсюда не сделают. Многим даже нравилось жить здесь, на самом деле не безосновательно. Если не считать постоянные крики людей где-то внизу, то в гареме за омегами хорошо следили. У них даже была относительная свобода действий, только ограничения в передвижениях и статусе.       Вот из-за второго Луффи ненавидели больше всего. Оказалось, чтобы вообще получить себе наставника девушки и парни учились как ненормальные, потому что таким образом их сто процентов могли либо предложить будущим наследникам либо другим Тэнрюбито. Но вдруг заявился какой-то мальчишка и получил все: учителя, в лице истинного главы семьи Омана, красоту (Лу так и не понял почему), дорогие одежды и (как они называли)дар «магического» танца, что привораживал всех кто его увидит. Лу смеялся с этого, только ироничным смехом, может их жизнь и была легкой — ешь, спи, учись, — то у него к этому прибавлялось ужасное слово терпи.       После того как сам Господин (!) дал ему имя, каждый учитель посчитал сделать все возможное, чтобы вбить в него знания и сделать из него идеального наложника. И им было плевать, что ему всего-то семь, а дылдам, учившимся вместе с ним как минимум по двенадцать. Не правильно отвечая, рисуя или двигаясь, он зарабатывал себе несколько ударов плетью на постоянной основе. Руки наполнялись рубцами и шрамами, а ноги были практически фиолетовыми из-за почти что каждодневных занятий танцами. И как бы он ни старался к концу дня тело было в очередных синяках и гематомах, а все из-за чего? Из-за того, что он ничего не знает. Разумеется, он умел считать и немного читать, но он никогда не учился серьезно. У него не было школы или учителя, были только братья и Макино, что иногда обучали его чему-нибудь.       После такого вправления мозгов, к вечеру он приходил никакой. Ужин не лез ему в горло, а Кио видев состояние мальчика, вскоре прекратил настаивать. Вообще Киеши был странным, тем не менее неким другом для него. Уроки с ним были веселые и он никогда не поднимал на него руку. Киеши мог рассказывать интересные сказки, пока Луффи учился управлять веером или старался не проткнуть палочкой глаза. Наверное, он был одним из того почему Лу терпел все это. Надежда не угасала в юном сердце, а написанные корявыми буквами слова «Обдираловка Шакки» на обратной стороне шляпки, словно говорили, что он выберется отсюда. Только даже такой боли как эта, на замену может прийти нечто еще страшнее…       Комната снежной феи уходила в сухой мрак. Руки впустили покачивающийся силуэт в комнату и захлопнули дверь. — Кио, — оглядывался по сторонам мальчик, — Кио? — уже перейдя на шепот он приоткрыл двери в ванной и гардеробе. Кио ушел? Кажется, да. Уставший сильнее чем обычно, мальчик тихими шагами приближался к манящей кровати, но ноги запутались и он полетел вниз, в конце, подхватываемый теплыми руками. как же он мечтал чтобы их здесь не было, и они остались с ним навсегда. Сабо прижимал его к себе вытирая выступившие слезы на щечках братика, вот только… только… — Сабо… — дрожащими руками дотрагиваясь до любимого образа прошептал он, — Почему я забыл ваши лица так скоро? Вы же были со мной рядом всегда, — Из места, где должны были быть глаза, у силуэта пошли маленькие капли крови, пачкающие чужое лицо. Но Луффи не пугался, он словно крот радовался тому, что помнит хотя бы биение дорогого ему сердца, которое как и все убивало Лу, только своей привычной нежностью. С каждой минутой тая в теплых объятиях, он растворялся в неземном царстве Морфея, но его покой был нарушен громким хлопком двери. — Кио, это ты? — потирая сонные глазки он старался разглядеть того кто зашел. Аура входящего почему-то была знакомой, но он сразу понял — это не был Киеши. Что-то быстрыми шагами приближалось к нему не давая отступить и увидеть чужие очертания за черной пустотой. Его ощущения были доведены до предела, но когда неизвестный сел около него, нервы дали сбой, а резкий удар по голове, в конец повалил изможденного малыша.       Голова гудела, а перед глазами все плыло. Где он? Что произошло? Мозг не хотел работать, в легких не хватало воздуха, а тело отдавало острой болью и тяжестью внизу живота. Но при этом его инстинкты где-то нашли не истощаемый запас силы и надрывно кричали чтобы он бежал. Лу попытался встать, но вместо этого услышал звон цепей и скрип кровати. — Уже проснулся? ‐ противный взгляд цирконовых глаз облизывал его, только теперь дополненный телом. Блюр все также не хотел стираться с его взора, но он понял, что перед ним сидел то ли парень, то ли мужчина в расстегнутой рубашке и белых штанах. — Прости, что в нашу первую встречу приходится тебя приковывать, но не хотелось слышать твои крики, — мужчина пододвигается к нему и опускается рядом.- Я так, — зарывается пальцами в черные волосы, — ждал… когда смогу прикоснуться к тебе, — смотрит прямо в черные глаза, — И сделал бы это давно… но твой наставник и мой отец были так, — ухмыляется, — категоричны, — опускается поцелуями по нежной коже.       Движения этого человека можно было сравнить с липким желе сделанным из навоза. Лу настолько мутило от этого монстра, что хотелось вырвать ему язык и скормить собакам, или отрезать ему эти вездесущие руки и засунуть тому в задницу. Только вот сука, он сидел опять прикованным как на том чертовом корабле, сгорал от унижения и отчаяния, что пихали ему в рот в огромных порциях. Опять был беспомощным. Тело реагировало без его приказов, наполняясь истомой и ярой ненавистью где-то внутри. — Ну вот ты губу до крови прикусил, — мажет языком по капелькам крови уворачиваясь от укуса, — Вкусно…       Он не чувствовал себя Луффи больше,  — «По-моему со мной что-то не так. Настоящие черви по кровати же не ползают. Они же не должны душить его и лезть внутрь? — открывает рот в беззвучном крике до рвущихся связок.       Ведь тонули в нем детства следы — Спасите меня… пожалуйста? — говорил не видя ничего кроме яростных вспышек в своем сердце.       Его самого забрали грязь и вопли — Здесь что-нибудь кроме темноты есть?       Схватили сильно настолько, что не было над жизнью больше яркой звезды. — Конечно, есть. Твоя же кровь, в которой ты лежишь»  — А что приходит после смерти? Луффи умер? Без какой-либо силы отомстить сдох словно крыса?

— Внутри, кажется, так и было. Почему только внутри? — риторический вопрос — Снаружи тоже, — смеется про себя и плачет.

***

      Девушка двадцати лет, с русыми волосами и в длинном белом платье уверенными шагами подходила к огромной двери со стражей по бокам. Перед тем как ей что-то сказали, она ворвалась в темное помещение и сморщилась от запаха. — Госпожа Ноэль, вам сюда нельзя, — образумливая девушку стражник вошел внутрь, но притормозил закрыв нос. — Онии-сама, вы неделю не выходили из своей комнаты, — проходит глубже натыкаясь на кровожадный взгляд, — Опять расчленили кого-то? — делает шаг, но замирает видя окровавленные пальцы и безумную улыбку. — Нет, — из его рта скатывается слюна примешанная с красной жидкостью, — Что ты, — наклоняет голову проводя по чужой спине. — Ты не представляешь, но я нашел прекрасное создание, — смотрит на черную макушку. — Он не сломался, он не кричал до звона в моих ушах, он… только обещал меня убить. Девушка на такие слова с неким интересом и брезгливостью подошла к боку кровати и вскрикнула. Черные глаза уставились на нее. — Вы уверены в своем решении? У вас же есть… — Замолчи, — грозным голосом словно хищник защищая свою добычу сказал он, — У меня есть только Асмодей, — улыбается проводя по шрамам на спине. — Красиво же получилось? — Это дракон? — Да, — змеей прошипел брат Ноэль. — Если он вам так дорог, что вы не поскупились на него своей силой и кровной меткой*, то нужно отнести его к лекарю, а здесь прибраться, — вставляет свои пять копеек девушка. Мальчик слегка хрипит. — Соглашусь с тобой… Не подходите! — кричит подступающей страже, — Я сам! — Я не пущу вас в таком виде! — пререкается Ноэль, но понимая, что лучше сейчас его не провоцировать переводит стрелки, — Накиньте на него, — поднимает одеяло видя озадаченность в желтых глазах. — Вы же не хотите, чтобы вашего омегу все увидели?       Это рай? Вокруг белый свет и чистый воздух, но движение руки показывает наличие онемелости и иглы в руке. Значит ад. Все тело прошибает острой болью, оседая памятным фасадом на его сердце, которое хотелось выбросить за пределы души. Когда он сделал что-то не так? Когда родился? Когда получил родителя, которого у него было? Когда встретил первые звезды или когда получил возможность плакать? Видимо, его голос опять уходил в пустоту.       Мальчик практически не дышал смотря в ослепляющий потолок, пока не наткнулся на корзинку с фруктами. Воспоминания кувалдой били по его внутренностям забирая последние вздохи и заставляя согнутся в пагубном крике. Губы дрожали словно на морозе, а руки тянулись к маленькому ножику на тумбочке. — Папа, я люблю тебя, но… — все также задыхается и молит о прощении, — я не хочу умереть от того, что у меня не было свободы. — Плакать начинает и правду молит: — Я так хочу тебя увидеть, — смотрит на красноволосую макушку согнувшуюся в три погибели рядом с ним. — Заново хочу в лес, даже, кажется, в море уже хочу. И прости, я забыл ваш облик, — утирает глаза. — Только я помню ваше тепло, — показывает на шляпу, что поет о дурацкой мечте.— Король пиратов? Ты же сам говорил, что несмотря на выбранную нами цель, наш внутренний ориентир говорит как правильно, — делает первую полоску. — Мой говорит не умирать в цепях, — трясется вместе с голосом. — Я не заслуживаю быть твоим сыном, — уголки губ подрагивая поднимаются. — Семью — не заслуживаю. Эйс правильно сказал: Я — плакса. Но, — продолжает резать тонкую кожу, — Я был рад тому, что вы у меня были. — Спасибо, — смотрит рассыпающемуся отцу в лицо, — за то, что Луффи называли меня, спасибо… — тихая мелодия сухим голосос соскальзывает с его уст: Живет в этом мире птица ценней — Необузданных приключений и Сокровищ полных кораблей. Ей в миг желание загадай И в счастье своем с ней летай. Небесным огнем тоску развеет И в небо без войны унесет. О феникс, милый мой феникс Сделай меня королем?

      Лезвие тихим звоном заканчивает песенку, а улыбка на детских устах застывает навсегда.