— И что ты своими взмахами мне сделаешь? — потянув за копну волос прошипел Вильям.
Мальчик хрипел делая удары мечом, но противник ускользал от него постоянно, словно призрак, который не должен показываться на глаза. Что Луффи эта жижа под ногами, когда сокол к груди режет крыльями и рвет себе путь к свободе. Только кто знал, что его Господин сам владеет мечом, точнее мастерски владеет. Даже такие скольжения и грозные порывы с двух сторон можно было бы назвать танцем красивым, смертоносным, если бы не удары в одни ворота. Кто Луффи? Всего лишь мальчик-омега не державший изысканного оружия у себя в руках. Где его сила? Она есть, только спрятана под усталостью и скорее всего сумасшествием со звоном металла. — Неужели это все? — мужчина ставит ногу на некогда дорогой ребенку труп клацая зубами. — Уйди от него! — орет срывая связки. — О, вот ты и злой. Ну постарайся, постарайся… — отражая тупой удар, меч проскальзывает по груди и животу словно по маслу, но не так чтобы убить, нет. Так, чтобы оставить шрам и разбудить ту силу, которую хочет увидеть. Луффи держится за порванную сорочку, от которой скоро останутся лоскутки и плюет кровью от последующего удара ноги. Острая боль прошибает все тело будто говоря, что все, хватит, прекрати. Но смазанная картина перед ним бьет куда сильнее поднимая с очередного комка фаршированных органов. И, психике, кажется, настает конец, когда холодное тело в конец разрезается клинком с кожаной рукоятью. Он больше ничего не видит и никуда не идет, только бежит сломя голову вызывая восторженное «вау» с чужих губ и сменяющийся этим фырк и оскал. Волны невиданной мощи соединяются друг с другом электризуя помещения и вырубая охранников снаружи. Вот все и должно по факту закончится, а фанфары встречать победителя, но этого не происходит. Уже беловолосый мальчик проигрывает в сухую лежа на том же мертвеце, а чудовище радуется и в экстазе посмеивается дьявольским гулом, сверху вниз смотря на такого же монстра, как и он сам. Нарадоваться своему счастью не может и под вскрики стражи и их нескрываемый страх уносит бессознательное тело из места откуда возвращаются лишь избранные, но такие поломанные изнутри.***
Птицы щебетали мотыльками летая около заросшей плющом беседки, что придавало ощущение скрытности и спокойствия, но сегодня его нашли. Однако, новости сказанные служанкой были достаточно интересными (удовлетворительными), чтобы их послушать. — А теперь прошу поподробней, — делая глоток кофе он мазнул взглядом по странице газеты и по девушке. — Он идет на поправку, но очень медленно. Нам приходится постоянно смотреть за ним и использовать транквилизаторы. — Все настолько плохо? — После того, как вы принесли Асмодея, у него было несколько глубоких ран… — Переходи к сути, — спокойно перебил Вильям. — Насколько бы сильными медикаменты не были, их действие спадает быстрее, чем должно. — И, что Себастьян хочет от меня? Я дал ему свободу действий, — девушка от такого давления чуть ли не в обморок падает, но ей не привыкать и отвечает: — Вы поставили на него метку, а значит можете контроли… — Пусть делает, что хочет. Я не собираюсь играть в няньку (пока что), — служанка сжимает все свое терпения в побелевших костяшках и выдает: — Он срывает с себя бинты или наносит себе повреждения, когда их действие спадает, несколько раз открывались раны… — Что? — мужчина чуть не подавился своим кофе, но вовремя положил его на стол. — А кандалы, смирительные рубашки, веревки в конце концов? — У него все тело повреждено, — качает головой девушка, — вы сами были свидетелем этому. — Что наставник, что ученик — одного поля ягодки… — Закинув ногу на ногу Вильям потер переносицу и слегка засмеялся, но хорошего в этом было мало. — Так уж и быть. Скажи моему нетерпеливому товарищу, что я зайду через пятнадцать минут. — Хорошо, я все передам Себастьян-сенсею, — служанка, поклонившись, ушла. — Ох, отец, ну что за прекрасного птенчика ты мне послал, — наслаждаясь теплом весеннего дня улыбался хозяин.***
В широкой комнате, отделанной в карминовом цвете, горела одинокая свеча на резном трюмо — одиноко горела не освещая ничего. Лекарь сидел рядом с мальчиком будто смотря на увядающий свет и сам не зная почему начал говорить: — Я понимаю как тебе тяжело, но ему не легче, поверь мне. На самом деле он мягкий внутри: потерял мать в раннем возрасте, а недавно своего истинного — и из всех ты первый кого он оставил в живых… Преданность — страшная вещь, ты готов пойти даже за самим дьяволом лишь имея веру в его правоту могущество, но больная преданность (привязанность), вбитая тебе в голову страхом, пытками и желанием прекратить этот ад, видимо еще ужасней и разрушительней. Мальчик и так пребывая в неком пузыре заполненным водой с первой встречи с Себастьяном стал фильтровать его «советы» и поучению уму разуму, а сейчас еще и ожидал крадущиеся шаги темы его нравоучений.Ждал тот пропитанный пеплом воздух. Ждал и молил… Оставь меня в покое О, раскат бушующего шторма. Оставь меня в покое, Плещущее море голубое. Оставь меня в покое Обрубленная шпагой жизнь. Оставь меня в покое И дай минутку в тишине прожить.
— Ты приготовил все, что я сказал? — спросил зашедший опираясь на стену сложив руки на груди. — Конечно, — монотонно ответил мужчина с очками на глазах примерно такого же возраста и роста, как и его собеседник. — Сам разберешься? — За кого ты меня принимаешь? — Вильям, это столько проблем доставило… — И что он сделает? — задавая риторический вопрос парень усмехнулся смотря на животное лежавшее на кровати. — С вами спорить бесполезно, ваше величество, — они оба над чем-то смеются, но взгляд желтых глаз меняется прекращая смех. — Можешь идти, — низким голосом сказал демон, и начал ждать пока его друг соберет свои вещи и уйдет. Комок под одеялом так и не зашевелился с момента как они сюда зашли и выгнали прислугу. Разумеется, ждать что-либо от бомбы замедленного действия разумно, но не когда маленькое существо еще утром обкололи. Мужчина сел на кровать отодвигая одеяло с чужого лица и поднял уголки губ, когда увидел полу-белую макушку и сонный взгляд направленный на него. — И почему мы не слушаемся? Тишина в ответ. — Ну, — протягивает пальцы к мальчику, но тот тянет одеяло на себя, — неужели, ты обиделся на то, что я проткнул тот труп? — Он не был трупом, — охрипший голос выходит из-под холодных губ. — Эээ, нельзя принимать все так близко к сердцу. Ты сам на меня напал, — играючи скалится вытаскивая одну из рук, с которой уже были сдернуты бинты. — А еще я видимо ошибся насчет твоего ума.А кто виноват, что мальчику постоянно снятся кошмары, которые оживают у него на виду?
О, об этом можно рассуждать долго, только проблему это вряд ли решит.
— Но в тот день меч идеально сидел у тебя в руках. Я удивился. Талант-то у тебя есть, — поглаживает рубцы на бледной коже. — Ты тренировался до этого? Асмодей смутно-злобным покалыванием одергивает свою руку, но ее прижимают обратно. Он про семью этой гниде рассказывать ничего не будет, как бы не боялся не будет, даже если надо сожрать свой язык, но оставшихся дорогих ему людей не отдаст. — Ты не понимаешь, да? — безумным выражением вырывает омегу из потока мыслей. — Я тебя чувствую, как и ты меня. Не пытайся строить из себя всемогущего. Стоит мне тебя прижать, как ты со страха из окна выпрыгнешь. — Тот, кто строит из себя всемогущего, так это ты, — пробормотал еле движущимися устами мальчик. Вильям из-под припущенных век усмехнулся на такое замечание подойдя к чемоданчику-аптечке откуда вытащив пару мазей и бинты стал полностью стаскивать одеяло. Как только белая ткань парой движений спадает на простыни, воздух будто кем-то крадется, а температура и сердцебиение возрастают. Мальчика стало тошнить, а когда он попытался подняться голова закружилась и опрокинула обратно на постель. Он дышал через рот маленькими вздохами — по-другому тело ныло, а глотку и легкие рвало. — Не надо, — одними губами проговорил Асмодей, прежде чем все-таки переползти на край кровати. — Ухх, — раздражался Вильям, — Лучше будь паинькой, и пока я добрый иди сюда. В ответ качание головой. — Иди сюда, — рык раздался по темнеющей комнате, свечка задулась прощальным паром, а воздух стал как дым. Луффи чувствовал как его плечи не выдерживают и он прогибается. Чувствовал как все его нутро деформировалось от чужого накала и двух топазовых огоньков. «Вставай, вставай», — говорил он про себя и поднимался опять придавленный валуном. Не переставая свою пытку господин как ни в чем не бывало продолжил начатое. Одни бинты заменялись другими, легкими движениями кожа мазалась мазью, а тело уже было в конвульсиях, но осталось же еще шею и ноги! Когда влияние альфы достигло своего апогея, он лежал рыбкой выброшенной на сушу пытаясь схватить хоть немного кислорода до выступающих жилок на шее. — Больше никогда не разговаривай ни со мной, ни с другими. Ты меня понял? Мне надоело слышать одно и тоже, — заканчивая с вздутой шеей он ослабил свою ауру дав ребенку отдышаться. Луффи очень хотелось смеяться сейчас незнамо от чего, до боли в и так порезанном животе повторяя проклятия про себя. Но серьезность слов и нежелание оказаться расплющенным делали свое дело. Вильям еще раз осмотрел результат своей работы и кажется остался доволен, пока воспоминания не напомнили о красивых блистаниях меча и ярых криков его «противника». — Знаешь, мне скучно, поэтому, когда ты поправишься, — гладит по черно-белым прядям, — я научу тебя владению меча. Мальчик все еще вдыхая как можно больше воздуха им подавился, и смотрел истуканом на мужчину. — Я серьезно. Мне, кажется, тебе подойдет, — целует улитку в лобик и выходит из спальни. …две недели спустя (?) Худое тельце в хлопковой сорочке сидело на банкетке перед трюмо и вглядывалось в свое отражение. На самом деле, ему было лучше, по сравнению с прошлыми днями. Да, у него мешки под глазами, пару шрамов рассекающих грудь и живот, несколько мелких на запястьях, волосы цвета млечного пути, но он жив. Не вспоминая очередные порванные рубашки и лиловые следы на теле. Конечно, он чуть не разбил зеркало к чертям пару раз, но вовремя останавливал себя — к мертвым он больше не хотел.Если бы ему сказали сосчитать количество кошмаров, что он видел каждые день и ночь, то Асмодей показал бы на свои волосы и сказал: «Сосчитай».
Света в его покоях не было. И он был этому рад. Солнце — что-то настолько далекое, было слишком ярким, а воск с горящим фитилем был как раз. С момента как усталость и ободранные руки из-под кровати перестали преследовать его на постоянной основе, он сам доходил до пуфика и часами смотрел на огонек проводя по нагретому воздуху вокруг. Иногда не замечая как кто-то заходит в его спальню и наблюдает за ним — так спокойней (к примеру как сейчас). Господин стоял в своей излюбленной позе около двери, словно человек перед аквариумом.Интересно, а когда он пришел и когда уйдет?
— Я вижу тебе лучше, — сказал Вильям. Мальчик кивнул — говорить еще никто не разрешал. — Можешь пойти к Киеши сегодня, — Асмодей напрягся не веря в то, что его выпускают отсюда. — К урокам вернешься через пару дней. Видишь ту закрытую дверь, — он указывает на ту, что справа от кровати, — в тумбочке лежит ключ. Приведи себя в порядок за тобой зайдут через пол часа, — к ребенку он не подходит, лишь разворачивается и уходит. Асмодею понадобилось минут пять, чтобы прийти в себя и достав золотой ключик открыть дверь в гардеробную, и минут десять, чтобы найти шелковые штаны и рубашку, с вышивкой на воротнике, темно-синего цвета. Металл мешал одеваться (кроме кулона, разумеется), но дискомфорт ушел подальше, когда он понял, что ему очень холодно. Из-за этого он ускорился и быстро одел фиолетовый полу кафтан с широкими рукавами. Он не знал сколько у него осталось времени, но осмотревшись решил взяться за свое лицо (оно очень бесило, ведь было таким жалким). Когда он закончил подводить глаза, то с некой дрожью заглянул в зеркало, но успокоился — по крайней мере он не был похож на зомби. Стоило ему так подумать как в дверь постучали. Мальчик взял соломенную шляпу с кровати и вышел к двум слугам. Хоть Асмодея уже не трясло от других людей, но подходить ближе чем на метр он не давал. Вокруг все по-непривычному пестрело, словно он и не жил в этом дворце до этого. Но как же было хорошо от того, что не нужно было проходить через общий зал со змеями и подниматься на другие этажи. Комната Кио оказывается находится недалеко от его, что не могло не радовать. Вот привычные служанки у бело-золотой резной двери, их лица, что как-будто увидели призрака и наконец снежная спальня с феей по-середине. — Ты вернулся? — устало спросил Кио и похлопал справа от себя по креслу, на котором сидел.Он так ждал, когда его ученика отпустят, помнил как просил Матиаса повлиять на сына впустить его ненадолго хотя бы. Но его супругу было как-то забавно за этим наблюдать — он говорил подождать и оставить все как есть — сами разберутся. А на грусть и тоску, что откликами чувствовал сам, ему было плевать — как всегда. И что это дало? Седину бьющую хуже огненного шара по его сердцу и воспоминаниям.
Мальчик легонько присел рядом и под тяжестью обнимающей руки лег щечкой на чужую грудь, что стала подрагивать от тихого плача: — Прости, я даже навестить тебя не смог…и забрать не смог…я… — Но ребенок покачал головой и сильнее обнял: — Кио, — тихим шепотом проговорил он, — это же тоже не твой цвет волос. Парень на это уткнулся в белоснежную голову и, кажется, рухнул где-то один из его многочисленных предохранителей, что с частотой его же дыхания ювелирно строились на протяжении его жизни. Но маленькая рука на его животе вырвала сознание от саморазрушения введя в такие непривычные нежность и уют: — Что ты…? — У тебя внутри еще одно сердце бьется, ему грустно, когда ты грустишь. — Как…? — Просто слышу, — также вполголоса задумавшись о рождении, смерти и наплевательскому отношению этого мира к жизни, он поднял уголки губ и поник также сразу: — Он вырастет такими же как и они? — Если меня не убьют, то нет, — Асмодей свел плечи от нехорошего предчувствия. — А почему тебя убьют? — Я не первый, малыш, и не последний. Свою бывшую жену он не пожалел и убил, хотя она подарила ему двоих. — Зачем? — Надоела, раздражала… Будто увидев пленку своих воспоминаний перед глазами Асмодей всхлипнул. Еще одних смертей мальчику хотелось меньше всего: — Давай убежим, — низко, но уверенно сказал Асмодей. — Хах, — Кио будто срывался, — невозможно, и не говори, что если стучаться об закрытую дверь она откроется — так не бывает, ангелочек, — Асмодей сжал теплый плед не понимая, почему таких жалких и ноющих омег в гареме, он уже порядком ненавидел, а Кио при этом уважал и верил. Но, видимо, тот уже так задолбался от потрескивающих звуков в своей груди, что решил сменить тему: — Я, ведь давно тебе ничего не рассказывал пора это исправить, — все лишь парой слов и тоном утихомирив маленькое чудо, он начал свой рассказ: В стране самураев, что не знала бед и горечи, жил был мальчик по имени Минори и жил счастливо мечтая стать таким же великим самураем как и его отец. Он тренировался каждый день ища свой истинный путь самурая. Но детский ум, храбрость, влечение к приключениям и желание быть похожим на уважаемого им отца родили в нем мечту отправится в море, чтобы увидеть мир. И вот однажды услышав, что за лесом пришвартовался корабль, Минори решил испытать судьбу и исполнить свою мечту, и видимо удача сопутствовала ему, потому что в день задуманного им плана в доме начался переполох. Все бегали туда-сюда не заметив, что Минори пропал. А в это время, мальчик уже бежал по кочкам и тропинкам, вскоре достигнув своей цели. Он увидел как на судно грузили провиант и тихо-тихо, чтобы его не услышали, залез в одну из бочек, которую забыли наполнить. К его радости, никто не заметил что-то неладное и вскоре корабль поднял якоря, а соленый воздух заполнил детский нюх. Так как бочка с мальчиком была в трюме, он не знал сколько уже, плыл, но решив, что еще рано выходить уселся поудобнее и уснул. — Эй, там что-то движется внутри! — крикнул кто-то разбудив Минори, который от громкого звука вжался в стенки бочки. — Прекрати свои шутки, Джон, опять страшилок от кока наслушался? — еще один мужской голос приближался к бочке. — ЭЭЭ? Гакика (Это ребенок)? Ты, что тут забыл? Мальчик боялся, что его сейчас вытащат и отдадут обратно, разумеется, выслушав его историю моряки-исследователи и вправду предлагали ему вернутся и не расстраивать родителей, только позже решили оставить его на корабле. Вместе с веселой командой мальчик посетил большое количество разных островов начиная от маленьких и совершенно обычных до тех, где птицы были больше гор, а капли дождя умели петь, но самое интересное путешествие и знакомство случились, когда Минори отлучился от команды исследуя оживленный и липкий остров. Липким он был из-за какого-то вещества, которое выделяли растения, только это больше раззадорило его любопытство. Шел он, шел и в одном безлюдном месте встретил дракона! Самого настоящего! С большими крыльями и пылающей огнем пастью. Что этот дракон здесь делал? Заметив мальчика он разбушевался пытаясь его зачем-то поймать, но Минори научился еще лучше пользоваться своей катаной и вступил в настоящий бой. Он смог нанести ему сильный удар, только дракон — легендарное существо победил его и забрал к себе домой в страшную пещеру. Минори не мог смириться со своим проигрышем и нахальным отношением дракона, поэтому каждый день вызывал его на поединок и просил отвести к морякам обратно, но тот либо не реагировал на слова мальчика, либо побеждал его. Так продолжалось очень и очень долго, пока дракон не показал ему свое истинное сокровище, имя, которого нельзя было произносить вслух. В своей сокровищнице Мацу, а так звали дракона, рассказал, что жил все время одиноко — без друзей, поэтому он и похитил Минори. Конечно, Минори разозлился и обиделся, но вскоре понял, что дракон стал дорогим для него и выслушав его извинения, простил. Так, кроме, великих приключений самурай нашел себе нечто более важное, чем бескрайнее море — дружбу. Говорят, что если найти один древний остров, то там можно найти камень, на котором есть отпечаток драконьей лапы и человеческой ладошки, — закончил свой рассказ Кио смотря вдумчивое лицо малыша. — О чем задумался? — О том, что дракон никогда не был дорог для мальчика и весь конец был ложью, — размял шею Асмодей. — Ну, почему же, он и правда любил его, — пропел ласковым голосом Киеши. — Тогда это злая любовь. — Почему? — Потому что этот мальчик — ты, Кио, — зевая и потирая глазки прошептал Асмодей засыпая в теплых объятиях, что, кажется, слились вместе с колыбельной в его голове.Сегодня домик феи охраняли духи. Сегодня Луффи тихо уснул.