***
Асмодей тем временем лишал своих Богов их неприкасаемости идя по направлению к главе Омана, из спальни которого доносились режущие слух стоны какого-то омеги. Дверь была выбита щелчком пальца, а находящимся внутри было дозволено лишь отпечатывать в своей памяти блестящие под лунным светом кизиловые волосы и красные глаза. — Что ты здесь делаешь? — опасался своих догадок Матиас. — Пришел за свободой, — срывал с себя оставшийся ошейник из кайросеки Луффи. — Без вас он будет свободен. — Без меня мы умрем, — доказывал Тэнрюбито кивая на свою метку, но Асмодею было плевать — эта сволочь была последней преградой, и скорее всего самой легкой. Кровавыми фонтанами, оторванная когтями голова, под чужие крики упала на пол, пачкая ковер и лица все еще живых. — Убегай отсюда, — предупредил он напуганную омегу, что, сдерживая слезы натянула одеяло на себя. Мо прикинул количество времени, которое займет для того, чтобы этот кролик задвигался и дошел до главного потока, и решил снять взрывчатку сам. Парень старше его уперся в изголовье кровати, но моргнуть не успел как громкий шум, яркая вспышка и волна воздуха, смешанная с дымом, наполнила помещение и взорвала бывшую стену с окном. Легкие, глаза и уши готовы были закопаться и улететь, но сейчас нужно было сойти только с Ред-Лайн. Луффи выходит из горевшей комнаты без нужды следить за юношей — разные люди — разные дороги. Как только подрагивающие коридори пролетают мимо него, блаженная улыбка всплывает на лице лишь от мысли, что вот он добежит, откроет дверь, возьмет непоседу в руки и они втроем убегут. Он должен забрать свою семью отсюда и все закончится: слезы Кио уйдут, братик будет жить в хорошем месте без плохих людей, у Асмодея больше никого не заберут и хотя бы Киеши и Зено будут жить спокойно; а у Луффи есть мечта и свой путь короля — стержень, который еще многим будет глотки рвать и терпение самурая (так всегда говорил Кио) взращенное поломанными пальцами ребенка. Шаги под стуки сердца сменяются на галоп пробегая сквозь обшитые алмазами коридоры, но почему чем ближе подходишь к деревянной двери, тем холодней становится? Ну конечно холодно, чего это ты, за окном та самая зима, со снежинками которой ты сегодня утром танцевал, - думал Мо.Только ты выдумываешь, забыл, что температуру не чувствуешь давно, но не останавливайся, не дрожи ты так. Давай открывай, открывай эту дверь.
Ручка под напором щелкает, выпаливая морозный ветер в лицо. В спальне, как ни странно, не темно, только окно открыто нараспашку из-за чего сквозняки и летают шаля вокруг. А где все? Голоса их тут, Луффи прекрасно чувствует, но там около занавесей никого нет. Асмодей положил руку на сердце успокаивая себя, страх здесь не к чему, они оба в комнате. На кровати нет, значит вот на том кресле развернутым к тебе спиной кто-то да должен быть. Топот, позванивая украшениями ускоряется и все и вправду на месте. — Кио, Зено, идем, вставайте, — потихонечку тормошит спящих Асмодей. Как вообще при таком шуме уснули? Ну ничего, главное, чтоб проснулись. — Эй, ну хватит, Зено, так играть плохо. Я разозлюсь, — Мо продолжает судорожно смотреть и трясти любимых, но что это такое? У Кио вообще сон чуткий, так чего они придуряются? Луффи не оставлял своих попыток, пока, чертовые капли не начали падать с глаз вместе с куском бумаги и склянкой, что приземлились на пол. Воздух замирает. Он машинально подбирает согнутый пополам листок и не задумываясь зачем, начинает читать, впитывая каждое чернильное слово, душащее где-то под диафрагмой и накатывающее никогда не уходящий вкус бессилия: Дорогой Асмодей, У моего ангелочка все получилось, я в этом уверен. Мы будем по тебе скучать, но если сможешь, то забудь нас. Сотри этот кошмар из своей памяти и не беги к нему обратно, как это делал я. Стены этого дворца заменили мне озеро, которое я очень любил в детстве, и одна эта картина настолько завораживала, что я не заметил, как уже лежал на самом дне. Но появился ты и знаешь, наверное, лучшего — эта ошибка не могла мне принести. Я видел, как ты рос день за днем, сквозь усталость все равно даря мне улыбку; как полюбил мое дитя, хотя и ревновал по началу. Но за мое счастье ты не должен был платить так много. Поверь, видеть, как твой ребенок себя мучает — вещь, за которую не прочь выколоть себе глаза. Теперь я понимаю каково было моей семье, когда я поступил так безрассудно. Хотя, я даже не имею право на это. У убийцы своего ребенка на это права нет, но и быть частью твоей жизни мы тоже не можем. В мире, который ты создашь не будет места Богам, а тем, кто им поклоняется тем более. И если эти слова еще не разорваны в клочья, тогда выслушаешь наше последнее желание? Я хочу, чтобы ты много-много ел и никогда не грустил (было написано корявым почерком). Проживи без сожалений, Асмодей. Твои, Кодзуки Котаро и Зено. Бумага пропитывалась солеными слезами, размывая написанные буквы, а Асмодей, только и мог, сидя на коленях просить прощения за свое существование. И кульбитом повторять «зачем?» и «не нужно ему такого счастья», но решения других штука злая: захочет и тебя убьет. Руки прижимали к себе совсем не изменившиеся тела родных, тем временем как неконтролируемое пламя плясало по мебели оставляя лишь дорожку пепла после себя. На дворец обрушился шквал взрывов и непрекращающегося огня смешанного с воем чудовища, что само того не понимая сжигало даже тех, кто был ему дорог. Казалось, будто Асмодей не осознавая выполнял просьбу папы стирая все воспоминания о своем прошлом, так, что, в конце концов, смотря из-под руин на растворяющиеся в ночном небе искры, прошептал тихо, звенящее по отражениям снежинок: — Спокойной ночи.Звезды дождем разлетались,
Освещая испепеленное лицо,
А коробка мечей распускалась,
Как одинокая аргемона в саду.
***
По теплым и липким улицам Сабаоди скиталась в черном плаще тень, по сорок раз перечитывая написанное название на шляпке своей. Луффи понятия не имел, в какую сторону ему идти. На архипелаге 79 рощ и какая нужна ему еще предстояло узнать, только подходящие к концу силы и кровоточащая рана делали ситуацию опасней. Спросить бы кого, да вот из-за им же устроенного шума все попрятались, где могли. Можно, конечно, ворваться к кому-нибудь в дом, но в таком случае Импел-Даун ему ручкой в приветствии помашет. Но вот колокольчики (судьбой) зазвенели, сообщая о подходящем к нему человеке, что оказался стариком, одетым в шорты, майку и плащ, из-за которого не было видно лица. Его голос не говорил о враждебности и поиске чего-то, а значит Лу могло повезти. Если бы не риск спускания всей его жизни в унитаз, он бы упрямством обыскал весь архипелаг, но время — жизнь, так что действуем. — Извините, вы не могли бы мне помочь? — спросил юноша, утопая в тени капюшона. — Смотря чем, — обернулся старик. — Мне нужно заведение, — Асмодей цокнул и опять вынул шляпу, вот что, а запомнить это название у него не выходило, — «Об-ди-раловка Ша-кки». Я приезжий и плохо ориентируюсь. — Я как раз туда направляюсь, — задумчиво протянул старик, — пошли проведу. — Спасибо, — сказал Луффи пристально следя за действиями собеседника. Его можно было назвать молодцом, у него получалось говорить при разрезанных ребрах и не подавать виду. — Меня зовут Рейли, тебя? — Мо, — почти соврал Асмодей стараясь поддерживать не медленный темп, казавшегося таким безобидным, старика. — Интересно, — усмехнулся Рейли, — что же такому человеку нужно в таком месте? — О чем вы? — держался Луффи. — Ты не выглядишь как турист, что будет зачем-то идти в рощи беззакония, — отпил из непонятно откуда взявшейся бутылки. — Хах, — выдыхает Мо сжимая мокрую, пропитанную кровью ткань под плащом, — мой друг, как всегда, выбирает место встречи с изобретательностью. — Был у меня такой же, — поддерживает Рейли. Они идут под покровом ночи перекидываясь парой фраз, но дальнейшего диалога из этого не выходит. Рейли, кажется, потерял к нему интерес и наконец-таки для Луффи не заставлял его разговаривать. Шли они недолго, так показалось для Мо, что ушел в себя во время пути. Рейли по-хозяйски открыл дверь с порога выкрикивая: — Шякки-чан, я вернулся и к нам гости, — женщина на вид тридцати лет вынырнула из-под барной стойки держа сигарету между пальцев. — Ты про упавший мешок мяса? — повседневно спросила женщина. Рейли резко повернулся и подбежал к еле дышащему юноше переворачивая того на спину. — А об этом я не подумал, — вспоминая запах крови, преследующий юношу, сказал Рейли. Ночь выдалась для всех троих непростая. Крестообразная рана была глубже, чем на первый взгляд и норовила остаться большим шрамом на всю жизнь. Только это было полбеды. На все тело слабонервным было бы невозможно смотреть: заметные следы от кандалов на шее, запястьях и ногах, большое количество других ран и следов от разных предметов, след Тэнрюбито и тату дракона на исполосованной спине. Слава Богу, что для сам беглец более-менее спокойно переносил последствия повреждений. Изнеможденная пара заняла свои места около барной стойки лишь с первыми лучами солнца, тогда как Рейли обдумывал планы на счет мальчика. — Ты о его шляпе думаешь? Старик, смотря на янтарный напиток ответил: — Это Роджера, где угодно узнаю ее. Шякки нахмурилась вспоминая, где упоминались строчки о соломенной шляпе и видимо преуспела, когда сказала: — Скорее всего, он тот, кого ищет революция… — Внук Гарпа, понадобившийся Шанксу, был перед нашим носом все эти годы, — отпивает мужчина, — только под маской Белоснежки. А значит то, что мы приняли за тату… — «Черная вдова» *, — кивает темноволосая затягиваясь. — Слухи в этот раз не врали: Асмодей необычен и силен раз уж сумел убить Гончего. Ты уже связался с ними? — Да, с одним. Скоро должен быть здесь. И по закону «вспомнишь солнце вот и лучик», деревянная дверь с табличкой «закрыто» была отворена высоким мужчиной, что был широк в плечах и одет в черно-белую одежду, но шляпка с медвежьими ушками делала его вид более милым и экзотичным. Однако, у жертв этого Медведя редко были лишние секунды, чтобы обратить на это внимание. — И в чем причина такой скорой встречи, Темный Король? — оставаясь в дверях произнес Кума. — Кума, вести серьезные, так что сядь и не спеши проверять свой ежедневник, — улыбнулся старпом Короля Пиратов. Шичибукай выполнил негласный приказ и сел справа от Рейли, когда Шякки подала кружку с пенным напитком. — Помнишь, мы говорили о пропавшем мальчике, из-за которого весь Гранд-Лайн был чуть ли не перерыт? Было видно, что Шичибукай напрягся. — Он был одним из сбежавших? Ты знаешь где он? — быстро догадался куда ведет разговор. — Он здесь, — указывает на дверь напротив. Кума почти вскакивает, когда тяжелая рука приземляет его обратно на барный стул. — Не спеши, мы не знаем, что с ним было и почему он сам искал этот бар. Он может и не помнить ничего, — слегка врет Рейли. Этого пацана весь мир пожрет стоит ему выйти показав свои «достижения» миру, а неугомонных монстров для вишенки на торте здесь только и не хватало. — Если вероятность, что это он, я обязан немедленно сообщить. — За задержку тебя никто не убьет, — озорно смотрит на собеседника. — Эти дьяволы и не такое сделают, — тепло улыбается, вспоминая что-то, но сразу выныривает, говоря: — Они его уже столько лет ищут. Дай мне просто сообщить. — А ты дай ему очнутся. Я не думаю, что сейчас он желает быстрого воссоединения с семьей. У него был шанс уплыть на корабле, — аргументирует Сильверс. — А я как раз пойду проверю, — кокетливо подмигивает женщина, прерывая нарастающий разговор, что ни к чему дельному не привел бы. Войдя в «палату» Шякки, хотела проверить бинты, но наткнулась на (как она и предполагала) смотрящего в потолок юношу, который никак не отреагировал на ее присутствие. — Они тебя разбудили? — выдыхая дым поинтересовалась женщина. — Можешь поспать. Тебе нужно отдохнуть. — Можно у вас попросить лишние вещи? — хрипло спросил Луффи. — Тебе нельзя вставать. Раны могут открыться, да и переломов не мало. — Все нормально. У меня высокий болевой порог. Я сам к ним выйду. — Ты давно встал? — Не помню, но услышал достаточно, — признался Лу. — За дополнительные услуги придется платить, — пригрозила женщина, желая остановить, но оказалась проигнорированной чужим молчанием. Немного подумав, она выдает черные джинсы и водолазку, предлагая свою помощь, но опять игнорируется, уже начавшим одеваться юношей. Слегка хмыкая на ненужную самостоятельность, она следит за моментом, когда водолазка облегает бледный торс и не заметив ухудшений Шякки просто выходит, ничего не говоря на вопросительные взгляды, которые вытягиваются в удивленные, когда Асмодей делает то же, что и она. Асмодей и вправду красив. Напоминает мифы об эльфах со своими белоснежными волосами, которые контрастируют с ониксовым цветом одежды и непонятно откуда взятыми, да и вообще сохранившимися украшениями и соломенной шляпой. Он легкой походкой — будто вчера не существовало — сел слева от мужчин, смотря выразительными глазами, пробирающими холодом и незаинтересованностью. Словно они посягнули на табу и их ждала смерть. — Что уже обсудили? — скорее шипя начал Луффи. — Как невежливо с нашей стороны, — улыбнулся Рейли. — Мое полное имя Сильверс Рейли, которое тебе видимо ничего не говорит, а это… — Один из Шичибукаев — Бартоломью Кума, — зло прищурился Асмодей пристально следя за эмоциональным фоном двух мужчин, у которых было огромное преимущество в силе. — Мы догадываемся кто ты, Асмодей, — вызвал бурю эмоций Кумы Сильверс, — и хотим помочь. Этот человек служащий твоего отца. — Я не знаю его. Я не видел тебя с Шанксом, — вытягивая мутные воспоминания проговорил Мо стараясь держать пошатывающуюся ауру в узде. — Не знал этой детали о ваших с Шанксом отношений, но я говорю о другом отце, — покачивая бокалом говорит Рейли. — У меня один отец, — чеканит Луффи. — Сын Гарпа, твой родной отец, Монки Д. Драгон — глава революционной армии, а я вхожу в ее состав, — разъяснял взбудораженный Кума, — как и твои названные братья Эйс и Сабо. Они, как и твой дед и Акагами ведут поиски касательно тебя уже как семь лет. Семь лет. Душа ушла в пятки. Все это время его искали и не забывали, но, кажется, что он пробыл там так мало, или семь лет это много?Стоять. «Дед и Акагами ведут»? Дедушка жив? Но я же видел, как его не стало. Они мне врут, но почему я этого не чувствую. Из-за стресса?
— Мой дед мертв, — не показывая и небольшого сдвига мускул утверждал он. Все трое переглянулись, друг с другом ища некий подвох. — Он жив. Все также вице-адмирал дозора, доставляющий самому Дозору проблемы, — умно покивал Рейли. Опять стоять. А в тот день. Кого он видел тогда? Минутку. Все, что ему твердили каждый день — было неправдой? Каждый больной скрежет костей был только потому, что наказания были беспричинными, а окровавленный дедушка был не им вовсе?Подождите сейчас он соберется, разнесет абасов в своих мыслях и выйдет на протянутый чужой рукой свет.
— У вас, — голос неестественно снизился, — есть их фотографии? — Конечно, — улыбнулась Шякки доставая листовки с наградой за голову: на одной была лишь награда в кругленькую сумму, а на трех других красовались два парня и один статный мужчина. И плюс к этому, газету с кричащим заголовком “ Герой Дозора опять спасает мирных жителей!» и фотографией вице-адмирала. У Луффи от вида истины все где-то…сворачивалось…возрождалось, уходило…радовало, расщепляло… На пустую листовку он и внимания не обратил, но другие разглядывал, запоминая каждую черточку тех веснушек, бесстрашных глаз, некогда знакомых черт. Для троицы он казался нефритовой статуей, которая с каждым моментом оживала перед ними. Лу взял хрустальные листы в руки и почти не касаясь проводил длинными пальцами по чернилам. Человек всегда что-то теряет и чаще всего безвозвратно, но, когда оно возвращается его ломает чувство хуже потери – нежелание терять еще раз. Голоса заевшей пластинкой расцветали в мыслях, а Лу теряясь в этом океане прижал куски дерева к груди словно настоящего человека и давал ручейкам на щеках поплыть. Птички под слоем титановой маски распевают свои воздушные песни маленькими клювиками. Их крылья заставляют губы искренне подняться, а связки тихонько рассмеяться. Чугунная голова просто падает на деревянную стойку раскачиваясь туда-сюда. — С ними все хорошо? — Да, — смотрит Бартоломью на подрагивающего юношу. — Когда тебе станет легче мы поплывем к ним. — Нет, — оборачиваясь к говорящему еле произносит Асмодей, — просто скажи им что я жив, но нам пока рано встречаться. — Почему? — в какой раз удивляется Шичибукай. — Я должен научится защищать, — тепло говорит Мо, — Если я буду с ними рядом, то, — слова не хотят лезть наружу, — их убьют. — Ты… — было начинает Кума. — Я беру его под свою опеку, — под смешок Шякки выбрасывает Сильверс. — Меня точно зажарят, — допивает пиво мужчина. А Луффи почему-то не отрекается от предложения (скорее утверждения) Рейли и к своему сообщению лишь добавляет: — Пусть дадут мне побыть эгоистом еще немного. Кума приподнимает брови, представляя надрывающиеся ден-ден муши и оставляя хозяев бара уходит.