***
— Повелитель, — поклонился Сюмбюль ага. — К сожалению, Махидевран Султан нездоровится. — Что с ней? — спросил уже готовый к хальвету Султан. — Лекарша говорит, что, скорее всего, это сказываются последствия отравления. — Хорошо, пусть сегодня отдыхает, пришли ко мне Гюльнихаль.***
Лучше Султанше стало лишь через два дня. Тогда Сулейман вновь позвал её на хальвет, но, к несчастью, во время очередного приготовления на теле госпожи обнаружили сыпь. А значит, по правилам, она вновь не могла пойти к Султану. Сулейман был зол, но не мог предъявить какие-то претензии матери своего наследника. Алиса же в это время, наслаждаясь прекрасным вечером, попивала вино. — Переспать со мной захотел, да, дорогой? — смеясь на грани слышимости, прошептала Султанша. — Ну-ну, жди дальше.***
Проведя здесь год, Алиса поняла, почему сын Хюррем спился. Династию в трезвом состоянии крайне сложно терпеть. Сегодня, перед очередным разговором с Валиде, женщина выпила бокал вина. Хотя нужно было выпить бутылку, может, тогда слушать нравоучения Хафсы было бы проще. — Госпожа, — обратилась Гюльшах, когда они шли по Мустафу. — Может, вам нужны амулеты с молитвами? — Я лишь раз в жизни просила помощи у Бога, и теперь расплачиваюсь за это. Нет, спасибо, больше я в чудо не верю, только на себя можно надеяться. Махидевран тихо приоткрыла дверь. Молодой учитель Мустафы выглядел уставшим, судя по всему, Шехзаде не давал ему никакого отдыха. Но парень заинтересовал госпожу ещё и тем, что Валиде всерьез рассматривает его как кандидатуру в мужья Хатидже. По истории она должна выйти замуж за Ибрагима. Поняв, что его любовь к Махидевран так и будет неразделённой и причинит лишь боль, хранитель покоев переключил свое внимание на сестру Султана. Сейчас же ситуация изменилась. Или Ибрагим в итоге положит взгляд на Хатидже? Не каждому мужчине надолго хватит лишь платонической любви, а вот это уже плохо. Любовь — это пьянящая смесь секса и эмоций, которой никто не может дать определение. И если забрать одну из двух вещей у молодого человека, то никто не даст гарантии, что это чувство не исчезнет. — Валиде, — заметив в проходе маму, Мустафа подорвался с места и побежал к черкешенке. — Как твой урок? — Я спросил у Челеби Хаджи о звездах, а он сказал, что потом. Прикажи ему рассказать мне. — Учитель, — парень быстро подошел, не поднимая головы. — Если Шехзаде хочет учить ещё, ты должен продолжать урок. Хоть целый день с ним сиди. — Но, госпожа… — Желание учиться — это прекрасно, к тому же чем меньше ребенок, тем быстрее он запоминает информацию. Этот возраст нужно использовать с умом. Шехзаде хороший ученик? — Он быстро все запоминает и ничего не забывает. — Отлично, за дополнительное время тебе доплатят. Ты доволен, мой мальчик? — обратилась она к сыну. — Да, спасибо большое! — Мустафа засиял от радости, а после побежал за свой стол. — Госпожа, — запыхавшись после бега, окликнула Гюльшах. Султанша даже не заметила, когда её калфа отлучилась. — Хюррем Султан узнала, что Гюльнихаль ходила к Повелителю. — Сильно орала? — без интереса спросила Махидевран. — Нет, просто выгнала. — Заберёшь Мустафу, когда ему наскучит; если кто-то спросит, где я, то ответишь, что только вышла в сад.***
— Такого заказа мне давно не делали, — сказал наемник, показывая отсеченную голову работорговца. Мужчина был на пару лет младше настоящего возраста Алисы. Грубые руки показывали, что он много работал, можно было заметить часть шрама, благодаря закатанным рукавам рубашки. Видно было, что жизнь его закалила, и все в нем говорило о том, что мужчину стоит опасаться, за исключением ноги. Он постоянно хромал, едва становясь на левую ногу. Для человека его деятельности это было фиаско. — Почему же? — Работорговцев редко трогают, если хотят убрать конкурента, то для этого не нанимают наемника. А рабы, которые за смерть своих мучителей могли бы отдать многое, на деле не имеют ничего. У тебя же богатые одежды. Рабыня, получившая деньги, решила отомстить? — Это часть сделки, которую я заключила, — Алиса отрезала ухо, на котором была серьга, и завернула его в шелковый платок. — В свое время ты был лучшим, — повернулась она к наемнику. — А сейчас из-за серьезного ранения передвигаться стало трудно, да и старость не за горами. Как же обеспечить себе покой и стабильность в последние годы? — Девочка, я намного старше тебя, где же уважение к старшим? — спрашивая, подошёл мужчина. В его серых глазах было лишь превосходство, такого не сломает даже смерть. — Никогда не суди обо мне по моему возрасту. У меня есть власть обеспечить тебе достойную жизнь с хорошим заработком. — В этом мире из женщин властью обладают лишь шлюхи и вдовы. Кто же ты? Алиса грустно улыбнулась: она очень хотела бы быть второй, но увы, пока рано. — Третий вид, несвятая и несвободная. Но твоё положение будет вполне конкретным. — И какое же? — У меня маленький сын, хочу, чтобы бою его обучал такой человек, как ты. Будешь помощником конюха, чтобы лишних подозрений не было. Кров, еда, все будет даровано, также, помимо основной зарплаты, будет ещё и дополнительное поощрение лично от меня. Я предлагаю не просто новую работу, но и новую жизнь. — А если мне что-то не понравится? — Уйдешь, — без раздумий сказала Алиса. — Я не держу своих людей против их воли. — Раз есть деньги, почему не можешь найти сынку учителя получше? — Все будут его жалеть, ни один не поставит на место, если будет нужно. Ни один не расскажет тех хитростей, что знает человек, который посвятил свою жизнь убийству людей. Мне нужно воспитать из него непобедимого воина, к сожалению, тут я бессильна и мне нужна помощь лучшего в своем деле. — А если обманешь? Сделаешь мне западню? — Мы никто, если не будем держать свое слово. Если обману — убьешь, — без тени сомнения и с непоколебимой уверенностью заявила Алиса.***
— Заходи, — Махидевран открыла перед Ибрагимом двери небольшого домика, что стоял в конце города. — Недавно его купила, хотела иметь что-то, что будет принадлежать только мне. — Разве у вас не много таких вещей? — внутри дом был обставлен просто, необходимая мебель без излишеств. Но даже так он не был похож на дом бедняка. — Все дал Султан — и в любой момент заберёт. В этом и состоит главный ужас рабства — даже воздух, который никому не принадлежит, у тебя могут забрать. — Я вас понимаю, — Ибрагиму казалось, что даже стены дворца постоянно шепчут, что он раб. — Но этот дом мой и здесь я свободна, а значит, и ты, — она очаровывала своим взглядом. Вроде бы и улыбается, но без теплоты, лишь чарующая опасность. За всю жизнь Ибрагима лишь двое людей заставляли испытывать страх. Первый — Султан. Ведь в его ласковых голубых глазах он всегда видел отражение своей смерти, в его речах — недосказанный приказ казни. И Махидевран. Страх, что вызывала она, был иным. Он боялся поддаться её чарам красоты. Вспомнить только: ради прекрасной Елены две страны вступили в войну. Но эта женщина не флаг, который желаешь получить, как трофей, она самый сладкий, вкусный яд, который едва касается кончика твоих губ — и сразу же убивает. Ибрагиму нравится смотреть, как она подходит: покачивая бедрами и не отводя взгляда. — Но здесь без охраны может быть опасно, — сдержанно напомнил хранитель покоев, пытаясь отвлечься от ненужных мыслей. Махидевран на это замечание не отвечает, она лишь улыбнулась шире и оказалась еще ближе. Её тонкие пальцы неторопливо развязали бант на черной накидке, и она полетела вниз к ногам Султанши. Воздуха в комнате становилось все меньше. — Мне вот кое-что интересно, — она остановилась в шаге от мужчины. — Какие твои чувства ко мне? — Я вас люблю, — не задумываясь, выпалил Ибрагим. Он более сдержан в словах и привык подумать прежде, чем сказать, но когда Махидевран так близко, все летит к черту. Это будто мираж и ты готов поверить во что угодно, лишь бы она не пропадала. Алиса довольно улыбнулась. Настоящая любовь — это слепая преданность, безответная покорность, самоунижение, это когда веришь, не задавая вопросов, наперекор себе и всему свету, когда всю душу отдаешь своему славному мучителю. Ей нужна именно такая безоговорочная преданность, это больше, чем она может получить от любого слуги. А если такие чувства будут у великого визиря, то это сильнейший козырь в рукаве. Алисе даже немного жаль Ибрагима. Он не получит её сердца, но мужчина даже не представляет, как ему повезло. Она не подходящий для любви человек. Алиса никогда не любила, не причиняя вред. — Привезя в гарем, они за меня решили абсолютно все. И даже теперь, когда я одета в шелка и стала госпожой, я все ещё невольна. Но сегодня, — с ухмылкой провела пальчиками по его скулам и губам, — я буду решать, что делать и с кем быть. Алиса наклонилась за поцелуем. На этот раз Ибрагима не застали врасплох. Он сразу же ответил на поцелуй, ощущая вкус её губ на своих. Отойдя от него на шаг, она сбросила черный кафтан, оставшись в сорочке на бретельках. Оно упало на пол и Махидевран перешагнула через него, оказываясь почти обнаженной перед Ибрагимом. Мужчина пытался скрыть свое желание, которое сразу отозвалось во всем теле. Он залипает, как мальчишка. Давно сбился со счёта, сколько раз у него замирало сердце при виде этой женщины, но каждый раз она все больше обескураживает. Ибрагим не подросток, он взрослый мужчина, который все свои эмоции должен скрывать за маской невозмутимости. Вот только за этим скрывается заведённый механизм, который вот-вот рванёт. И теперь, когда Махидевран стоит вот так перед ним, все летит под откос, рассыпается в пыль. У Султанши неповторимый талант изысканно, чересчур изящно доводить его до безумия в считанные мгновения. Просто подойти и поцеловать, что может быть проще? Но банальные касания губ превращаются в сумасшествие. В каждом движении красивых рук, что по-господски блуждают по его телу. Вот кафтан Ибрагима уже летит, а рубашка расстёгнута на большинство пуговиц. Хранитель покоев сильнее прижал к себе Султаншу. Это страшно — быть настолько от кого-то зависимым. Это крайняя степень отчаяния — так нуждаться в ней.***
— Госпожа, — обречённо вздохнула Гюльшах, поклонившись. — Где же вы были целый день? Я так боялась, что кто-то заметит. — А кто-то заметил? — спросила Алиса, отдав свою верхнюю одежду калфе. — Было не до того, во дворце такое случилось в ваше отсутствие! — взволнованно начала женщина. — Гюльнихаль отравили, у неё на лице и шее такие большие раны: их-то перевязали, вот только вряд ли будет толк. На девушку взглянуть страшно. — Известно, кто это сделал? — Хюррем! Она так ужасна, что отправила отравленный мех своей подруге. Чем-то обрызгала, а глупышка на нем уснула. — Не глупышка, а дура, — с улыбкой исправила Махидевран. — Я на её месте вообще убила бы, а она лишь ранила. Скучно.***
— Почему ты позволила себе такую наглость? — с порога спросила Валиде. Женщина была вне себя от злости. Хюррем только и успела, что подняться с софы и поклониться, опустив голову. — Я тебе говорю. Отвечай! Смотри мне в глаза! — рыжеволосая подчинилась. Изображать смирение в этот момент ей было тяжело. — Простите, Валиде, для меня это было таким потрясением. — Это гарем Султана Сулеймана. Все: ты, Гюльнихаль и другие рабыни — это его гарем. Этот порядок существует уже сотни лет, — Хюррем вновь опустила глаза, чтобы Валиде не видела её злости. — И так будет всегда. Ты, недавно родившая ребенка, не можешь с таким бесстыдством нарушать покой гарема. Я тебе не позволю. Дайе, возьми моего внука у этой ненормальной. Я запрещаю ей до него дотрагиваться, пока она не придет в себя. Увидев, как калфа потянулась к сыну, Хюррем упала на колени. — Нет, не уносите Мехмета! Пожалуйста, Валиде, прошу вас. — Султанша взялась за подол платья матери правителя. — Клянусь, я сделаю все, что пожелаете, более не допущу ошибок. Не отнимайте у меня сына. Я буду самой послушной и верной вашей рабой. Сделаю все, что хотите… Все… — Остановись, Хюррем, — отдернула платье Хафса. — Каждый имеет право на ошибку, но более ты её совершать не должна.***
Хюррем расчесывала волосы, когда в покои вошла Нигяр. — Хюррем Султан, вы хорошо выглядите, слава Аллаху, — Султанша улыбнулась, не отрываясь от своего занятия. — Видно, чем больше вредишь людям, тем лучше себя чувствуешь? — Что за бред ты говоришь? И где твое уважение к Султанше? — Я понимаю, почему ты Гюльнихаль изуродовала. Но за что меня подставила? Заставила отнести ядовитый мех. — Ты не разговаривай со мной так, Нигяр калфа, я ведь люблю тебя. — Неужели ты мне угрожаешь? Мне такой доброты не надо. Но будь осторожна. Некоторые ямы наполнить нельзя. — И что же это за «ямы»? — Те, которые мы сами себе роем, — поклонившись, калфа ушла.***
Очутившись на кладбище, Алиса сразу же поняла, что это сон. Много надгробий, на которых ничего не написано. Падающий снег будто растворялся в воздухе, так и не опустившись на черную землю. — Я думал, что с тобой не будет проблем, — этот голос нельзя перепутать ни с одним. Тяжело вздохнув, Алиса повернулась к своему мучителю. — А в итоге ты разочаровываешь. Амон презрительно скривил губы, оглядывая её с ног до головы. От этого взгляда женщина чувствует себя жалкой, ничтожной. Будто на неё опрокинули ведро с помоями. — И что же я делаю не так? — У тебя был шанс избавиться от Хюррем и заодно от всех её отпрысков, могла бы уже исполнить одно условие. Не сделала. Султан дает тебе силу, но ты почему-то брезгуешь её получить. Я думал, что выбрал амбициозную душу. А в итоге чем ты занимаешься? Тихо сидишь в стороне и спишь со слугой. — Какой смысл убивать противника? Ведь тогда он никогда не узнает, что проиграл, а стать настоящим победителем можно только при наличии противника, который побежден тобой и сознает это. А что касается Султана, то если хотел ему новую наложницу, стоило взять душу шлюхи, которая будет ублажать Султана по первому твоему зову. Со мной так не выйдет, — Алиса медленно выделила последние предложение. — Меня никто ни под кого подкладывать не будет. — Дерзишь, — ухмыльнулся блондин. Он подошел к Алисе и легко поднял ее за горло. — Какая разница, с кем спать? — Хоть в ад меня отправь, а покладистой куклой я не буду, — прохрипела женщина. Амон нахмурился на мгновение и все тем же пренебрежительным жестом запрокидывает её голову, заглядывая в лицо. А после, будто утратил всякий интерес, швырнул на землю возле могилы. — В условии сказано, что дети Хюррем должны умереть, а Мустафа занять трон. Я достигну этого без постели Султана. Пусть дети вырастут, и я отправлю их в твой дом одного за другим. Но пока они маленькие, я их не трону, — заявила Алиса, вставая с земли. — И что в этом такого? Какая разница, в каком возрасте убить? — Я никогда в жизни не убивала детей. И впредь не собираюсь переступать через свои принципы. — Все больше и больше разочаровываешь. — Некоторые вещи происходят не так, как ты мне показал. Это незначительные изменения, но почему они происходят? — Ты не захотела травить Хюррем, пошла обольщать Ибрагима. Изменяя историю, будь готова к последствиям. Ты сама породишь самое большое изменение. Подумай хорошенько, сможешь ли в итоге справиться с последствиями?***
Слова Амона не выходили у Алисы из головы. Она хотела не вмешиваться в историю до того момента, пока Мустафа не будет готов занять трон. Так намного лучше — знать обо всех поворотах судьбы и опасностях. — Али, — окликнула она евнуха. — По поводу нашей сделки, — Султанша достала сверток. — Я свою часть выполнила. Раскрыв платок, евнух на мгновение застыл от шока, а после на долю секунды на его лице промелькнуло облегчение. — Благодарю, но, к сожалению, у меня для вас неутешительные новости. — Какие? — Хюррем Султан беременна и бывшая фаворитка Повелителя Гюльнихаль хатун тоже. Ей было плохо, все думали, что это из-за отравления, а оказывается, что она беременна. А это уже интересно. По истории она провела с Султаном лишь две ночи и не успела забеременеть. Но сейчас из-за того, что Ибрагим послал Гюльнихаль на месяц раньше положенного срока, все поменялось.