***
Войдя в покои, Султанша сделала лишь два шага, прежде чем заметить лежащую на полу Хатидже. Над ней стояла Танели, которую трясло от страха. — Я сказала успокоить, а не убить, — Махидевран устало потеряла переносицу. — Понимаю, что второе более действенно. Но что ты творишь? — сквозь зубы прошипела госпожа. — Валиде, она все узнала, — Танели была на грани нервного срыва, сдерживаясь из последних сил. Она протянула письмо матери. — Тетя все узнала, она хотела рассказать; я поняла, что сделала, когда уже ударила её по голове. «Ты была единственным сокровищем в моей жизни. Я — раб из Парги, сумел получить огромное состояние и власть, о которой не мог мечтать при рождении. Но ни моя жизнь, ни пост, ни богатство никогда не смогли бы сравниться по значимости с тобой. Ты мой Ветер на закате, самое важное в жизни. Я не смог быть отцом и теперь не смогу исправить эту ошибку. Но я заблаговременно спрятал свое состояние, оно отныне твоё. Я спрятал все…» — Я тебя поздравляю, — обратилась к дочери Султанша, её беспокойный взгляд все время метался к Хатидже. — Теперь у тебя есть официальный повод рыдать и носить траур. — Тетя ещё жива, — Махидевран метнулась к лежащей женщине. Она приложила пальцы к её шее, пульс ещё был, хоть и слабым. Из раны на голове текла кровь. — Валиде? — Помолчи, — приказала госпожа. Прежде чем убить человека, она всегда продумывала все последствия наперед. Несколько мучительно долгих для Танели секунд её мать просто молчала, раз за разом осматривая комнату. Затем, ничего не объясняя, она взяла с софы коричневую шаль Хатидже и обмотала той голову, приостанавливая кровотечение. — Помоги переложить её на кровать, — Махидевран взяла госпожу под руки, а Танели за ноги. — Теперь слушай внимательно, — начала объяснять Алиса, пока они клали женщину. — Ты вошла в покои и застала Хатидже Султан лежащую на кровати с перерезанными запястьями. — Но… — девушка запнулась, наблюдая за тем, как мать, взяв подушку, залезла на тетю и начала её душить. — Не вмешивайся, — холодным тоном предупредила Махидевран. Хатидже начала брыкаться, пытаясь вцепиться во что-то руками. Танели сделала шаг вперёд, но Султанша сразу же ее остановила. — Не подходи. Ты можешь не рассчитать силу, и у неё появятся синяки, — её тон едва ли сбивался, а на лице не отразилось ни одной эмоции. Госпожа молча наблюдала за тем, как мать с завидным хладнокровием убивает человека. Её губы лишь сжимались время от времени в тонкую полоску из-за приложенных усилий, но в основном она была спокойна. Когда руки Хатидже безвольно упали, Махидевран ещё раз проверила её пульс, а после ногти, чтобы убедиться, что под ними ничего не осталось. Далее она быстро взяла нож со стола, на котором был накрыт так и не тронутый завтрак, и разрезала правую руку госпожи. — Разрежь левую, — протянула она нож дочери. — Почему я? — У тебя трясутся руки: порез, нанесенный поврежденной рукой, не может быть ровным, у тебя получится правдоподобно. Быстрее… — девушка неуверенно взяла протянутый нож и наклонилась над трупом. — Поверни руку к телу и стой как можно дальше. Порез нужно нанести слева направо. Дав указания дочери, Махидевран подошла к столу и быстро начала писать записку. Она часто подделывала чужие почерки. Без подготовки безупречного почерка не будет, но, к счастью, экспертизы здесь никто проводить не станет. «Моя любимая Хатидже, если вы читаете это письмо, значит я отправился к Аллаху. Какой бы ни была моя смерть, вы должны знать лишь одно— я был самым счастливым рабом Всевышнего от того, что мог быть возле вас и служить нашему Повелителю. Ни моя жизнь, ни пост, ни богатство никогда не могли сравниться по значимости с вами. Я надеюсь, что ваша улыбка будет и дальше озарять жизнь другим, как она делала и с моей. Моя любовь к вам будет одинаково сильной как на этом, так и на том свете». Написание любовных предсмертных посланий явно не было одним из преимуществ Алисы. — Вы много знаете, — подметила дочь, исполняя приказ. — Сложнее всего изобразить самоубийство, — женщина положила письмо возле трупа. — Слишком много нюансов нужно учесть. Нож оставь на кровати, — Султанша подошла к дочери и порвала свисающие рукава платья на тонкие обрезки. — Итак, ты вошла в покои и увидела Хатидже с порезанными запястьями. В панике разорвала свое платье и перевязала тёте руки, — Махидевран ловко перевязала запястье и взяла из сундука красный широкий шарф из тонкого шелка с небольшой бахромой в уголках. — Проверив, что Султанша жива, ты позвала меня. — И она умерла, пока я звала вас? — Нет, — Алиса начала быстро стирать пятно крови с пола. Повезло, что не попало на ковер, иначе пришлось бы и здесь что-то придумывать. — У неё на голове рана, такую можно логично объяснить лишь в одном случае. Итак, — Махидевран спрятала окровавленную ткань под одеждой. — Когда я вошла, то тоже проверила госпожу, и она была в порядке. Я отправилась за лекаршей, а ты осталась здесь. Затем ты отвлеклась на мгновение, как Хатидже проснулась и, несмотря на твои слова, пошла на террасу и сбросилась с балкона. Танели оступилась, едва заметно отрицательно покачала головой. — Валиде… — слово неуклюже скатилось с языка. — Жди здесь. Махидевран проверила кабинет Ибрагима паши, двери в который вели из покоев. И едва приоткрыла двери на террасу, чтобы проверить, нет ли там кого-то. — Танели, — вернувшись, обратилась к дочери женщина. — Нужно очень быстро отнести тело, — Махидевран взяла труп под руки, а госпожа за ноги. — Посчитаешь до двадцати и сбросишь тело. Если будет какая-то угроза — сбрось раньше. Я постараюсь забрать всех слуг, которые есть на этом этаже. Прежде чем сбросить, сними с головы повязку. Танели, — девушка выглядела как будто в трансе. — Я все слышала. Прежде чем выйти на террасу, Махидевран ещё раз проверила, нет ли там никого. На балкон вели две двери: один из кабинета Ибрагима паши, вторые — в коридор. — Пошли, — госпожа вновь взяла труп под руки. — Сейчас нужно выполнить все безупречно, а после сыграть ещё лучше. К сожалению, в момент падения рядом должна быть лишь ты, ведь в тебе никто не усомнится. — Я готова, — кивнула девушка, попытавшись взять себя в руки. Алиса ещё раз оглянулась на пустой коридор и побежала в покои. Она поправила волосы, одежду и проверила, чтобы окровавленный шарф не выпал. Выйдя, Султанша быстро прикрыла за собой двери. — Немедленно приготовьте госпоже хамам, — приказала Махидевран. — Я вернусь и лично сопровожу Султаншу туда, — служанки поклонились и отошли от двери. Уже возле лестницы она заметила ещё одну служанку, идущую по коридору. — Ты, иди ко мне, — рабыня сразу же подошла к госпоже. — Следуй за мной. Хатидже Султан себя плохо чувствует, нужно немедленно привести лекаршу. — Я сделаю, как вы пожелаете, — у подножья лестницы ответила девушка. Оглушающий крик со второго этажа ощущался так, будто содрогались стены дворца. Следом послышались крики рабынь снаружи. Махидевран быстрым шагом вышла из дворца. Открывшаяся картина была ужасающей. Половина лица некогда одной из самых красивых Султанш превратилась в кровавое месиво. Рабыни с ужасом отворачивались, одну даже стошнило. Танели выбежала со дворца и, не обращая внимание на кровь, бросилась к тете. — Почему вы просто стоите?! — кричала Султанша. — Немедленно приведите лекаря, госпоже нужно помочь! — Танели, — Махидевран положила руки на плечи дочери. — Вставай. — Валиде, почему никто не спасает тетю?! — Со всем уважением уберите тело Хатидже Султан и немедленно сообщите Повелителю о случившемся. Дорогая, поднимайся, — Султанша помогла встать дочери. — Валиде, — расплакалась девушка. — Это я виновата, я должна была быстрее бежать за госпожой. Если бы я успела ее удержать… — Ты не виновата, — Махидевран обняла шатенку. — Пойдем в дом, не нужно на это смотреть.***
Махидевран сидела на тахте, следя за служанками, которые носились по дворцу, убирая покои и двор, дабы убрать следы ужаса произошедшего. Голова Танели лежала на коленях матери, а та медленно гладила её по волосам. — Госпожа, — поклонился евнух. — Я Хакан ага. Покойный Ибрагим паша приказал после его смерти служить вам и особенно охранять Танели Султан, — женщина лишь повернулась к слуге, но ничего не ответила. — Я должен был доставить сундук госпоже, но Хатидже Султан ранее наняла слуг для слежки. — Кого? — Знаю лишь о двух. — Отправишься с нами в Топкапы, — все так же безэмоционально приказала Махидевран. Она была словно статуя без единого намека на человеческие эмоции. — Ступай, — евнух поклонился и отошёл от госпожи. — Танели, пришло время, — прошептала шатенка. Девушка села ровно, неотрывно смотря на точку на ковре. — Жизнь никогда не будет стерильной от боли и неудач. Мы словно фигурки на доске, где один шаг может определить дальнейшую судьбу. Для меня нет запаха слаще, чем дубовое эхо от новых фигур, и звука приятнее, чем стук о поверхность доски, после которого следует проигрыш моих врагов. Все остальное для меня лишь потери фигур для достижения цели. — У меня не получается быть такой, как вы. — Разница между нами вот в чём: чтобы ты ни сделала, я это исправлю. Чтобы ни сделала я, должна полагаться лишь на себя, мне никто не поможет, — снаружи послышалось объявление Султана. — Пришло время нового спектакля, — Танели лишь кивнула. — Махидевран, — в зал вошёл Султан. Женщина с дочерью сразу же встали, чтобы поклониться. — Как такое могло произойти? — он выглядел растерянным, а на лице мужчины виднелась гримаса ужаса и боли. — Я застала Хатидже Султан лежащую на кровати с перерезанными запястьями, — начала Танели и на глазах её появились слезы. — Это все из-за меня, Повелитель, простите, — девушка упала на колени перед отцом. — Я перевязала её запястья, но не хотела поднимать шум, чтобы не пострадала репутация госпожи. Вместо лекаря я позвала Валиде. Она сразу же пошла за лекаршей. Но когда матушка ушла, Хатидже Султан проснулась, — слова прерывались рыданием девушки. — Я лишь пошла за ней, пока она говорила о любви к Ибрагиму паше. Госпожа так неожиданно перегнулась через перила, я не успела среагировать и схватить Султаншу. Это всё моя вина, Повелитель, госпожа умерла из-за меня. — Танели, — тяжело вздохнула Махидевран. — Это несчастный случай. Двух человек недостаточно, чтобы что-то изменить, здесь должно было быть значительно больше людей. Повелитель, — Султанша обратилась к Сулейману, будто требуя каких-либо действий, а не просто наблюдать за страданиями дочери. Сулейман распростер руки для объятий, и дочка быстро подбежала к отцу, крепко обняв его, после чего, зарыдала сильнее. — Твоя Валиде права, ты не виновата. Ты в этом точно не виновата. Мы все оставили ее одну в тяжёлое время, вы, хотя бы попыталась помочь. — Я должна была помешать, — девушка продолжила рыдать на груди отца. Ей были противны касания мужчины, который убил Ибрагима пашу и смотрит на брата, будто тот его главная угроза. — Я хочу побыть здесь немного, а вы уезжайте, — приказал Султан. — Танели не стоит тут находиться.***
Во дворце Топкапы звучала музыка, чем ближе Махидевран подходила к главному залу гарема, тем громче она становилась. — Госпожа, — подошёл Али. — Найди Хакана агу, он укажет на людей, которых необходимо привести ко мне. Танели, — обернулась госпожа. — Ступай в свои покои. Ты можешь держать траур сколько пожелаешь. — Траур? — переспросил ага, но госпожа не ответила. — Прекратите это! — крик Махидевран Султан впервые был слышен наложницам. Девушки сразу же перестали танцевать и играть. — Афифе хатун, немедленно разгоните всех. Веселье кончилось. — Махидевран, я не знала, что ты уже вернулась, — встала с тахты Хюррем. — С этого момента никто в гареме не имеет право устраивать праздник без моего одобрения, — на эти слова Афифе хатун лишь склонила голову. — Каждый, кто будет участвовать в подготовке к празднику, на который я не давала разрешения, — будет продан. Махидевран окинула взглядом девушек и каждая, которая встречалась с ледяными глазами, со страха опускала голову еще ниже. — Давай обсудим все наедине, — подошла Хюррем, а за ней и Михримах. — Мне нечего обсуждать с человеком, которому не хватает ума, чтобы понять элементарные вещи. — Следите за языком, госпожа, — неуверенно начала Михримах, смотря в пол. Но затем подняла голову и продолжила: — Вы оскорбили мою мать. — Я критикую вас обеих, — спокойно продолжила Махидевран, сделав шаг вперёд. Юная Султанша не смогла выдержать взгляд госпожи и на мгновение отвела взгляд. — Вместо того, чтобы навестить Хатидже Султан в этот скорбный для нее день, вы обе веселились на празднике. Как так вышло, что я смогла из Манисы приехать к госпоже быстрее, чем вы из дворца? Если нет ни капли жалости, должен быть хоть разум… — Махидевран, ты забыла, кто перед тобой, — перебила Хюррем. — Передо мной Хасеки Повелителя, которая устроила праздник в день смерти любимой сестры Султана, — на лице обеих госпожей отразилось удивление, а по гарему пронесся обеспокоенный шепот. — Раз считаешь, что ты выше меня — продолжай праздник, — медленно произнесла Махидевран. Рыжеволосая сжала руку в кулак, впилась ногтями в кожу. Ей пришлось признать превосходство, ведь в ином случае Повелитель отвернется от неё. — Отлично, Афифе, в гареме объявляется траур, я не позволяю никакого веселья.***
Маниса — Твоя письменность все лучше, — констатировал Шехзаде, рассматривая записи Азата. — Я благодарен вам за возможность учиться, — сокольничий положил книгу и подошёл к Мустафе. — Но позвольте дать совет. — Говори. — Аврора не будет меняться, помните, что я говорил о любви моей сестры? — Я отдаю себе отчёт в своих решениях, — Шехзаде положил записи. — Чтобы ни сделала Румейса — это будут исходы моего решения. Но я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы твоя сестра была счастлива. — Я не волнуюсь за неё, — ухмыльнулся Азат. — Она умеет мстить, если её расстроить. Просто помните об этом, выбирая новую фаворитку.***
Стамбул Две недели спустя. Первая мысль, которая появилась в голове Танели, когда объявили о приходе Султана, было сделать вид, что потеряла сознание. Но девушка сразу же взяла себя в руки и поклонилась. — Моя красавица, как ты? — ей даже слышать его голос было противно. — Не мне жаловаться на сложности, — Танели посмотрела на Султана. Она едва смогла изобразить легкую улыбку. — Вы ежедневно заботитесь о тысячах подданных, но никто не благодарит вас за то, что вы взяли на себя эту тяжелую ношу. Я утонула в жалости к себе, не подумав о том, как было вам. Ради блага государства, вам пришлось убить лучшего друга. Вы потеряли сестру и, не позволив пожалеть себя, пришли поддержать меня. Я восхищена вашей стойкостью, простите, что в последнее время не навещала вас. Ужасно себя чувствую из-за того, что была такой невнимательной дочерью, — Танели поцеловала его руку, а после прижалась к ней лбом. — Ну, что ты, — Сулейман обнял дочь. — Из всех моих детей, лишь ты и Мехмед меня никогда не разочаровывали. Зато Сулейман разочаровал. Разочаровал как отец, вечно твердящий о морали. Танели не испытывала злости из-за безразличия Султана к матери. Валиде было наплевать на чувства Повелителя, её даже раздражало любое проявления внимания от «мужа». Но с Мустафой все было по-другому. Он слепо любил Сулеймана, ведь, в отличие от Танели, не имел отца, который всегда видел лишь достоинства своего ребенка, беззаветно любя, не ожидая ничего взамен. Брат был очень внимателен, но предпочитал закрывать глаза на опасность, исходящую от Повелителя. Чем дальше, тем меньше он смотрит на Мустафу, как на сына, больше как на соперника, угрозу. В то время как Мехмеду даже не нужно ничего делать, чтобы быть лучшим из сыновей. Михримах может капризничать и совершать ошибки — это не важно, она безоговорочно любимица в любой ситуации. На Селима же всем наплевать, он растет тихо, не привлекая особого внимания. На него не возлагают надежд родители, они уже давно сделали свой выбор. О Джихангире вспоминают, когда он болеет, в остальное время они лишь спрашивают, здоров ли он. Ведь зачем уделять больше времени сыну, у которого нет прав на престол. А что до Танели, то каждая похвала или одобрительный кивок — это результат её ежедневных стараний. Она не плакала, не жаловалась, не создавала никаких проблем. Обучалась тому, чего не хотела, читала книги, которые были неинтересны, улыбалась, когда единственной эмоцией была лишь злость. Сулейман считает себя прекрасным отцом, заботящимся о дочери, но, на самом деле, он забывал о её существовании, когда она уезжала в Манису. Вся та любовь и расположение держатся лишь на её стараниях, которых с каждым годом приходится прикладывать все больше. И сейчас это превратилось в ежедневную работу, которую Султанша ненавидела всей душой. — Для меня расстроить вас хуже смертельной болезни. Понимаю, что вы очень заняты, но не могли бы уделить немного вашего времени? — за, казалось бы, искренностью голубых глаз было умело спрятано отвращение. — Конечно, — тепло улыбнулся Султан. — Дайте мне урок. Привезли новые камни, я бы хотела получить ваш мудрый совет, прежде чем садиться за работу. Танели любит украшения, но ненавидит делать их сама. Но чтобы постоянно быть на ровне с Михримах, она должна быть лучше. Поэтому она часами сидела над ненавистным занятием, чтобы иметь возможность сражаться за такое же место в сердце, которое, по факту рождения, имеет дочь Хюррем. — У тебя прекрасно получается, в твои годы мне не хватало усидчивости, чтобы так быстро и хорошо освоить это мастерство. О, терпеть Танели умеет. Часами, днями, месяцами и годами. Чтобы Валиде гордилась, чтобы быть полезной для брата, чтобы не быть забытой дочерью от нелюбимой жены. Слишком мало того, что действительно любит, слишком много того, что нужно уметь, чтобы быть лучшей. «Хорошо» не подходит, должно быть «отлично», всегда недостаточно. — Мне приятно, что вы желаете подбодрить меня, — улыбнулась Султанша. — Но пусть мне никогда не сравниться с вами, надеюсь, хотя бы приблизиться к этому великолепию, чтобы быть достойной ученицей. — Ты во всем прекрасная, — одобрительно кивнул Султан. Он всегда обожал лесть и ощущение собственного превосходства.***
Танели смотрела на сокровища, оставленные отцом, с безразличием. Блеск золота напоминал лишь о смерти Ибрагима. Валиде не пожелала забрать сокровища паши, сказав, что не она их владелица и если будет нужно, попросит у дочери о помощи. — Передай Валиде, — прежде чем уйти, Танели повернулась к Али. — Я хочу, чтобы она перепрятала сокровища в место, которое сочтет безопасным. И пусть распоряжается ими как сочтет нужным. Мне все равно. Не иди за мной. Султанша не пожелала возвращаться во дворец. Он для неё стал клеткой, где всегда нужно играть роль, чтобы зеваки были довольны игрой. И будто пережитого не хватало, так Султан ещё и отдал пост великого визиря Аясу паше. Она хотела уехать к Мустафе. В Манисе все было прекрасно, она могла делать, что хотела, быть настоящей. А здесь словно натянутая струна, которая не имеет права порваться. И все хорошо, она справляется, вот только сердце иногда стучит так, словно хрупкая клетка вскоре разорвется. Валиде говорит, что она привыкнет, а Танели надоело привыкать, она просто хочет чувствовать себя счастливой. После смерти отца появилось желание сбежать. Но она не имеет на это права. Долг давит на её легкие, забирает весь кислород. Султанша сама не заметила, как пришла на пристань. Она стояла перед кораблем, который показал ей Хасан. Она никогда не поднималась на борт, но часто читала о плаваниях в книгах. Это казалось чем-то очень интересным. Танели надела на голову спавший капюшон и развернувшись, медленным шагом начиная идти ко дворцу. — Ты умираешь? — Султанша вздрогнула от голоса неожиданно появившегося рядом Хасана. — Нет, — удивлённо замотала головой девушка. — Выглядишь, словно больна. — А говорят, что красивая, — грустно улыбнулась Танели. — Лишь Валиде с тобой одного мнения. — Вот и слушай эту прекрасную женщину, ты выглядишь уставшей. — Просто все надоело. — О, — довольно потянул Хасан. — Я тебя понимаю. — Сомневаюсь, — Султанша остановилась, посмотрев на своего спутника. Он, как обычно, улыбался и выглядел все так же беззаботно. — Что тебе надоело? — Сидеть во дворце, — с лица мужчины исчезла улыбка. — Хочу к отцу, в море. Надоело контролировать каждое слово и движение. Хоть на каплю поговоришь дольше с человеком — и вот, тебя уже приписали к одной из сторон. А это значит, что я становлюсь врагом для половины дворца. Ты даже не представляешь, как здесь сложно удерживать нейтралитет. — Представляю... — Нет, — перебил её Хасан. — У тебя несменная сторона, за которую ты готова сражаться. А я хочу сражаться на поле боя, а не в интригах гарема. Поэтому у нас с тобой разные стороны, разные желания и разные проблемы. Но я ни в коем случае не говорю, что тебе проще. Ты смотрела на мой корабль с восхищением, — ухмыльнулся хранитель покоев. — Представляю, как он плывет по морю в бурю. Мне кажется, это выглядит захватывающе, — уголки губ Султанши дрогнули, но улыбка на её лице так и не появилась. — Пошли, — кратко бросил мужчина и, развернувшись, пошел к пристани. — Ты куда? — Танели пришлось значительно ускорить шаг, она была почти на голову ниже Хасана. — Приглашаю тебя на палубу моего корабля, — мужчина протянул руку, едва склонившись. — Я ни одной девушке это не говорил. — А как же: женщина на корабле — к беде? — проигнорировав протянутую руку, девушка все же подошла ближе. Хасан хмыкнул, опустив руку. — Знаешь, откуда пошла эта поговорка? — Корабли часто называют женскими именами. Моряки считают, что морской бог, как известный бабник, будет благосклонен к кораблю с женским именем. Ввиду этого и само судно становилось как бы девушкой. Именно поэтому настоящей женщине на корабле не место. Ведь судно будет ревновать к сопернице и перестанет слушаться руля, — уголки губ Хасана медленно поползли вверх. На этот раз он улыбался иначе, без ехидства, со странным удивлением в глазах, будто увидел что-то новое. — Что? — Очень часто, — за мгновение хранитель покоев уже смотрел на неё как всегда. — Суеверия имеют вполне логичное объяснение. Путешествие по морям предполагает длительную изоляцию от остального мира. Наличие женщины на борту может привести к ссорам, дракам и неизбежной утрате концентрации мужчинами команды. Ни одна война, — хранитель покоев склонился ближе. — Не может внести такой же раздор в команду, как всего одна женщина. Хочешь подняться со мной на борт? Мягкий шелест волн смешивался с пронзительными криками чаек. Вечером на пристани были лишь редкие прохожие. Султанша знала, что ей нельзя на корабль, стоило развернуться ко дворцу. О другом выборе нельзя и думать. — Принцесса, разве ты не устала? — Хасан вновь протянул руку. — Да, — не давая себе времени повторно обдумать решение, Танели быстро положила руку в протянутую ладонь, позволяя отвести себя на корабль. Среди команды, у которых репутация пиратов, ей должно было бы быть страшно. Только вот страха нет, как и неуверенности. К слову, почти все мужчины по жесту руки хранителя покоев спустились в трюм. Остался лишь один матрос возле штурвала. Она прошла на нос палубы. Девушка облокотилась о планшир и смотрела на воду, как завороженная. Вид волн, разбивающихся о мачту, дарил умиротворение. Хасан стал рядом, их локти почти соприкасались. — Есть место получше, — ничего не объясняя, мужчина взобрался с ногами на планшир, левой рукой он держался за трос. Но Танели такая затея казалась крайне небезопасной. — Пожалуйста, слезь, — её руки инстинктивно потянулись вверх, чтобы попытаться удержать от падения. Глупая мысль, но сейчас Султаншей все цело захватил страх. Она успела лишь крикнуть в тот момент, когда Хасан схватил ее за руку и рывком поднял к себе. — Что ты творишь?! — девушка почти кричала. За мгновение она уже стояла на планшире. Носки обуви свисали над волнами. — Прости, я совсем забыл, — тон Хасана был раздражающе спокоен. — Ты ведь не любишь прикосновения, — хватка мозолистой руки моряка начала слабеть. Танели в панике левой рукой впилась пальцами в кожу мужчины, а правой вцепилась в кафтан. — Не смей меня отпускать. — Ты уверена? — хранитель покоев изобразил искреннее беспокойство. — Я не хочу, чтобы тебе было неудобно. К тому же, ты столько раз об этом говорила, уверена, что решила изменить свое мнение? — Если, — преодолевая страх, Султанша сделала два маленьких шага к Хасану. — Ты меня отпустишь, — девушка сделала глубокий вдох, чтобы прогнать панику. — Клянусь, я тебя убью, — сквозь зубы прошипела госпожа. — Это так мило, что ты хочешь быть со мной. — Пошел бы ты к дьяволу, — прошептала Танели. — К морскому дьяволу попасть проще всего, нужно лишь сделать один шаг. — Не смей, — Султанша двумя руками вцепилась в одежду мужчины, а тот лишь громко рассмеялся. — Хватит бояться, клянусь, я не позволю, чтобы на тебе и царапина появилась. Но разве отсюда вид не лучше? Стоя в шаге от смерти, все действительно выглядело другим. Солнце, приближающееся к своему закату, казалось, светило ярче, а краски неба были более насыщенными. Даже ветер, развивающий длинные каштановые волосы, ощущался сильнее и приносил какой-то более необходимый воздух. Волны с такого положения выглядели чем-то поистине опасным. — Никогда, — продолжил Хасан, заметив, что хватка тонких пальцев на его одежде начала ослабевать. — Мы не чувствуем жизнь так же ярко, как в шаге от ее потери. И это я лишь приоткрыл дверь, ты и шагу не сделала в мой мир. Для Султанши, любой каприз которой исполнялся сразу же, эта мелочь была чем-то за гранью её мира. Хасан же лишь смотрел на неё с ухмылкой. Такие, как она, ни во что не ставят робость и молчаливое раболепие. Ни того, ни другого в хранителе покоев никогда не было. Так же неожиданно, как её поднял на планшир, Танели вернули на палубу. Хасан взял ее за талию, а девушка лишь успела повернуть к нему голову в тот момент, когда брюнет, держась второй рукой за трос, поставил их на устойчивую и более безопасную поверхность. За показным облегчение в синих глазах скрывалось разочарование. Ей понравилось это безумие. Моряк, склонив голову вбок, опасливо покосился на ее пальцы. У этой на вид хрупкой девушки всегда был с собой кинжал, и она умела его держать крайне уверенно. Но, к удивлению Хасана, она не начинает кричать или угрожать. Даже не пытается второпях покинуть корабль. Он думает, что девушка ещё просто не отошла. Однако, на самом деле, Танели ещё ничего не сказала, потому что была в ужасе от собственных мыслей. Ей с ним комфортно. Он единственный человек, рядом с которым она забывает обо всем. Мужчина, который создал проблемы при первом же появлении, а после с завидной ловкостью вызывал лишь раздражение, был единственным, кто смог заставить Султаншу почувствовать себя живой. Он не лебезит перед ней, не строит необходимую правилами вежливость. В голове щелкает второй раз, и она понимает, что сейчас оценивает его, как всегда делает перед тем, чтобы забрать вещь себе. — Ты придумываешь в голове, как меня можно убить? — Танели вздрогнула, отогнав от себя ненужные мысли. — Ты не в приоритете моих проблем. — Сожаление и грусть никогда не смогут тебе хоть в чем-то помочь. Знаю, как тебе нелегко, но... перестань. — Ты ничего не знаешь, — госпожа развернулась, чтобы покинуть корабль, но Хасан сразу же ее догнал. — Перед первым боем отец и учителя больше всего готовили меня к убийству. Они рассказывали, что сложно лишь в первый раз, как важно быть сильным, что дальше будет проще. Но прошел первый бой, второй, пятый. Я убил десятки людей, но не почувствовал ничего. — Мне кажется, так лучше, — Танели пыталась то замедлить, то ускорить шаг, когда они спустились на пристань, но хранитель покоев, будто не замечая, шел рядом. — Безусловно. Но в одном из боев был ранен матрос. Он много чему меня научил, — его лицо на мгновение озарила лёгкая улыбка. — Рана была тяжёлая, к суше плыть минимум две недели, а он мог продержаться не более трёх дней. Из-за того, что началось заражение раны, он сильно мучился. Ахмад — так его звали, попросил меня об одолжении, сказал, что это будет честью умереть от моей руки. Я прекрасно понимал, что ничего не исправишь, — эту историю Хасан рассказывал иначе. Он не пытался изобразить безразличие, вместо этого демонстрируя скорбь. Смотрел лишь в пол. — Но именно это убийство было и остаётся самым сложным. Я тогда даже несколько дней не мог брать меч в руки и очень долго мучался от кошмаров. — Почему ты мне это рассказываешь? За мгновение мужчина уже вновь смотрел на неё с ухмылкой. — После смерти Хатидже Султан ко мне пришла лекарша, которая омывала тело госпожи, — Танели сразу же напряглась. — Я не успел её принять, ведь ещё до наступления вечера с ней случился несчастный случай. Бедняжка неудачно спустилась с лестницы. Я успел осмотреть тело госпожи незадолго до похорон. На голове была странная рана, которая не должна была появиться при падении. Во всяком случае, вид должен быть немного другим. А ещё служанки говорили, что Султанша даже отдала приказ приготовить карету, ведь собиралась поехать во дворец. — Почему ты рассказываешь это мне? — девушка приложила все усилия, чтобы голос звучал безразлично. — Стоило доложить об этом Повелителю и явно намного раньше. — Чтобы на меня повесили расследование, — Хасан сделал шаг вперёд, Танели же стояла неподвижно, словно парализованная. — В ходе которого нужно обвинить любимую дочь Султана или мать старшего наследника? Как я и сказал ранее, держать нейтралитет в этом дворце крайне тяжело. А ты должна перестать волноваться, могил членов султанской семьи не трогают. Пойдем, разве не время возвращаться во дворец? — Ты знаешь, кто я. — Думала, лишь ты можешь за мной следить? Принцесса, ты очень красива, но не настолько же умна.***
— Айяс паша, я поздравляю вас с получением столь важной должности, — Хасеки стояла за ширмой, но великому визирю не нужно было её видеть, чтобы знать, что госпожа неизменно улыбается. — Уверена, вы будете ее достойны. — Сделаю все возможное, чтобы оправдать доверие Султана и ваше. — И у тебя уже есть такая возможность. Я желаю, чтобы Рустем ага был в совете дивана. Он верный мне человек. — Сделаю, как прикажете. Но на это потребуется время. Бывший конюх не нравился паше, но Хюррем Султан всегда умела выбирать способных людей. Да и разочаровывать госпожу, когда он нуждался в её полной поддержке, было неправильно. — Я рассчитываю на вас. — Госпожа, у нас есть угроза, которая может в будущем превратиться в очень большую проблему. — И что же это за проблема? — спросила Хюррем. Единственная, кто сейчас угрожала будущим планам Хасеки, была Махидевран. — Танели Султан давно вошла в брачный возраст. Её муж, кем бы он ни был, в итоге станет приближенным к Султану пашой. У него будет преимущество, которого лишены другие паши. Госпожа сможет влиять на Падишаха, и кто знает, насколько могущественным это сделает наших врагов. — Я не смогу уговорить Султана выдать Танели за одного из бейлербеев далёких провинций. В последнее время он даже запретил ей надолго уезжать в Манису. Он не отпустит дочь далеко, — тяжело выдохнула госпожа. Она и сама думала о браке девушки. Это крайне сильный козырь, который Махидевран непременно разыграет, особенно, когда она потеряла главную поддержку в диване. — Даже если мы предложим кого-то из верных нам людей, нет ни малейшей гарантии, что в итоге, под воздействием чар юной госпожи, вас не предадут. Чем моложе мужчина, тем проще он поддается влиянию. К тому же брак с госпожой любой может использовать как возможность для получения новых должностей. Я пока не нашел решения и подходящего кандидата. — Айяс паша, вы ведь развелись со своей женой? — медленным тоном подметила Хюррем. — Да, у меня были на это свои причины. Уверяю вас, на службе это никак не отразится. — Вам ведь пятьдесят? — Пока сорок девять, — исправил паша. — В вашем возрасте мужчины ведь уже должны остыть к соблазнам женских чар. Да и вы взобрались на самую вершину, для вас брак даже с Султаншей несильно что-то изменит. — Не совсем понимаю вас, госпожа, — несмотря на спокойный и даже безразличный тон, паша ухмылялся. Но из-за ширмы Хасеки этого не заметила. — Я предложу Султану вашу кандидатуру на роль мужа Танели Султан.