***
— Помоги мне, — Мустафа отбил удар своего сокольничего и приставил к его шее меч. — Убить меня? — с ухмылкой уточнил Азат, сделав шаг назад. — Хочу сделать Румейсе подарок. Возможно, ей нравятся какие-то животные, — Шехзаде вонзил меч в землю и, взяв у подошедшего евнуха полотно, вытер пот с лица. — Змеи, — после недолгих раздумий спокойно ответил мужчина. Но заметив, как на мгновение застыл Шехзаде, он все же решил дать более детальный ответ, пока брови Мустафы не поползли ещё выше. — От них можно получить много ядов, и, играясь с ними, она до совершенства доводила скорость рук. — Не скажу, что я сильно удивлен, но в моем дворце не будет змей. — Голова сеньоры, которая часто посещает дворец, — тем же самым будничным тоном предложил бывший наемник. — Сестра будет без ума от подарка, — наследник ничего не ответил, лишь прищурив глаза, и выразительно посмотрел на подчинённого. — Это была шутка. — Я знаю, что нет. Румейсе она не нравится, да и Габриэлла сама провоцирует её. — Аврору всегда недооценивали. Из-за хрупкой внешности никто не видел в ней угрозу, а из-за не совсем приятного характера наивно считали, что ей присуща вспыльчивость. Ее гнев тих и продуман. Кстати, о моей любимой сестре, — Азат указал остреем меча на идущую к ним Румейсу. Девушка перебывала в приподнятом настроении, искренне улыбаясь. — Мой Шехзаде, — поклонилась рыжеволосая. — Мне сказали, что завтра вы собираетесь выйти в город. Позволите, чтобы я была с вами? — Какая же ты чрезвычайно милая, когда что-то нужно, — негромко подметил Азат, на что Мустафа едва заметно улыбнулся, но хранитель покоев этого не заметил, ведь стоял за господином. — Пойдем, на сегодня мои занятия окончены, — Шехзаде протянул руку любимице, которую она сразу же приняла. — Вчерашний ужин тебя расстроил. — Я заметила минимум пять способов, как можно убить тебя в этом доме, — мрачно подметила Румейса, когда они шли ко дворцу. — И это я даже не пыталась что-то придумать. — Ты сможешь найти способ убить меня и здесь, — губы наследника едва дрогнули в улыбке. — Я серьёзно, ты слишком беспечен. Недостаточно охраны, недостаточно проверки. Нам повезло, что Хюррем Султан не знает о твоих беседах в доме той торговки, — на последнем слове лицо наложницы на мгновение исказилось в отвращении. — Твоей смерти желают люди с разумом и возможностями, пожалуйста, перестань недооценивать врагов и беспечно относиться к собственной жизни. — Мне никогда не быть в абсолютной безопасности, — Шехзаде преградил ей путь, встав напротив. — Ты должна к этому просто привыкнуть. Я нигде и никогда не буду полностью неуязвим. — Шехзаде, — Фидан склонилась перед наследником и бросила краткий взгляд в сторону Румейсы. — Сеньора прибыла во дворец. Она сообщила, что желает преподнести вам подарок. Мустафа лишь одобрительно кивнул. Калфа обернулась и, махнув рукой, дала сигнал евнухам. Аврора смотрела на приближающуюся торговку без видимой злости, скорее с интересом, от чего Шехзаде напрягся. — Подожди меня в моих покоях, — Румейса поклонилась, покорно исполнив приказ. Она остановилась лишь на мгновение, обернувшись на незваную гостью. — Шехзаде, — сделала низкий реверанс Габриэлла. — Прошу прощения за такой неожиданный визит, но мне показалось, что вчера я не смогла продемонстрировать свое гостеприимство, ведь так и не успела подарить вам приготовленные дары. Ее черная шляпа и вуаль, которая закрывала лицо, почти не давала возможности рассмотреть эмоции обладательницы. Больше наложнице не был интересен разговор, закрыв лицо, она поспешила покинуть сад.***
В гареме наложницы в основном скучали. Девушки не устраивали ссор, и даже фаворитка Шехзаде с его женой не выносили на общее обозрение своей неприязни. Слухи постоянно распространялись по гарему, но они были не громче шёпота. Все боялись привлечь к себе внимание управляющей гарема, которой даже не было во дворце. Поэтому новость о том, что торговку, которая слишком уж часто посещала Шехзаде, отвели к лекарше, стало долгожданным событием, которое нарушило тишину в гареме. Не было никакой точной информации, но для девушек было достаточно и тех крох. Все, что было известно, — лицо сеньоры в ожогах. Красные пятна просто начали появляться, уродуя лицо. Для рабынь причина была очевидна, — колдовство.***
Мустафа ждал вердикта лекарей, чтобы ему объяснили, что произошло. Все случилось слишком быстро. Габриэлла привезла очередные подарки, но Шехзаде сказал, что на нее нет времени и предложил проводить к выходу из сада. Он сказал, чтобы торговка более не приходила к нему без приглашения. Женщина сняла шляпу, чтобы наследник уж точно заметил, как ее расстроили эти слова, но спорить не стала. Когда она резко остановилась, Мустафа не придал этому значения, а стоило. Ее лицо сначала начало покрываться красными пятнами, которые медленно превращались в волдыри. Шехзаде среагировал очень быстро, ее почти сразу же завели во дворец, да и лекарь пришел без задержек. Но кожа выглядела ужасно, будто обожгли. Мустафа снова и снова прокручивал их беседу в голове, рядом был лишь он. Ей ничего не давали, она ни к чему не касалась, так что же произошло? Азат, стоящий рядом, не выражал ни капли беспокойства. Он наблюдал за беготней почти скучающе. — Шехзаде, — вышедший лекарь поклонился. — Она будет жить, но лицо... Я не уверен, что все обойдется без последствий. И, как вы и приказали, я проверил шляпу, но на неё ничего не было нанесено. — Хорошо, спасибо, — кивнув лекарю, Мустафа резко повернулся к своему сокольничему. — Приведи ко мне Румейсу. — Аврора не станет её лечить. — Я и не попрошу об этом.***
Азат нашел сестру в полном одиночестве в саду. Она выглядела умиротворенно, собирая травы. — У тебя ничего не получилось, — на такое заявление брата Румейса лишь улыбнулась. — Я бы расстроилась, если бы она умерла. — Тогда зачем ты это сделала? — Видишь ли, — она аккуратно сложила травы в корзину и поднялась. — Несмотря на общепринятое убеждение, жизнь куда хуже смерти. Ее лицо изуродовано. Для молодой женщины — это слишком сильная потеря. И чтобы скрыть этот дефект, она поступит так же, как и все женщины в ее краях. Начнет использовать венецианские белила, — ее улыбка стала почти плотоядной. — Ну закрасит она это все, будет у неё светлое лицо, так чем это хуже смерти? — Это хорошее средство в кратковременной перспективе, но оно содержит яды, которые уродуют кожу и ускоряют смерть. С каждым годом ее жизнь будет становиться все короче и хуже. — Ты ужасна, — без капли осуждения произнес Азат. — Мустафа хочет тебя видеть и, кажется, он зол. — Расстроился, что тронули его нынешнюю любимую игрушку? — Румейса резко помрачнела. — Утверждал, что сеньора для него ничего не значит, а сейчас сложно изобразить равнодушие? — фаворитка едва сдерживала раздражение. — Ты знала, на что соглашалась. — Он тоже.***
— Мой Шехзаде, — поклонилась Румейса, войдя в покои наследника. — Простите, что не дождалась вас здесь, думала, вы задержитесь надолго. — Это ты сделала? — сразу же спросил Мустафа, медленно приближаясь к фаворитке. Она лишь широко улыбнулась. — Зачем? Я сказал, что никогда не приведу ее в гарем, эта женщина не значила ничего! — на последнем слове голос почти перешёл на крик. — Когда мне все равно на человека, то его состояние нисколько не беспокоит, — ее мнимое хорошее настроение резко испарилось. — Почему же тебе не все равно? — она мрачно взирала на Мустафу исподлобья. Каре-зеленые глаза были холодными и злыми. — Она живой и невиновный человек, — мать, — эти слова для женщины, которую он любил, были пустым звуком. Шехзаде опустил взгляд и покачал головой. Взывать к человечности Авроры было бесполезно. Для неё не было граней. Он прекрасно понимал, что это ненормально. Такие люди опасны и неуправляемы, у них нет границ, ведь именно такая его мать. Женщина, любившая лишь своих детей. Он помнил, что в детстве мама была привязана и к Султану, но долго это не продлилось. Румейса же любила лишь своего брата и его. Но с Азатом она была связана кровными узами, у Мустафы же не было такой гарантии. Как долго такая, как она, может любить? И что будет, если в один день она начнет смотреть на него так же, как и на всех остальных людей? — Ты причинила ей вред в моем доме. Торговке, соблюдающей все законы, обожгли лицо во дворце Шехзаде. Ты хоть понимаешь, как это выглядит? — Невозможно было просчитать, что эта женщина без тебя и дня не выдержит. Моей вины здесь нет. — Я говорил не трогать ее, если бы ты проявила терпение... — Я терпела месяцами, — спокойным тоном перебила его Румейса. — Ты сказал не убивать, она жива. — Почему ты не можешь, как остальные наложницы, устроить сцену ревности вместо того, чтобы убить или изуродовать? — Зачем? — девушка искренне не понимала смысла данного вопроса. — Не вижу смысла тратить твое время на проблему, которую я могу решить сама. К тому же выход, который предложишь ты, не сможет меня порадовать. Так зачем мне тратить время на ненужные обоим истерики, если мы используем его более правильно. Я не понимаю, почему ты злишься. Она не мертва. И если ты мне не врал, то состояние ее лица никак не повлияет на ваши исключительно деловые встречи, — Румейса склонила голову вбок, заглядывая Шехзаде в лицо. — Я не понимаю, почему ты злишься. Моей вины нет в том, что она сегодня пришла. Она должна была остаться у себя дома. — Ты будто не слышишь, что я говорю, — в нем не осталось ярости, лишь усталость. Нергисшах было проще объяснить, почему что-то плохо, нежели Авроре. — Я хочу, чтобы ты искренне раскаялась в содеянном и попросила прощения. Придешь ко мне лишь когда поймёшь, что была не права. — Ты примешь ложь? — Нет, — холодно отчеканил Шехзаде. — Тогда я не приду, — Румейса развернулась и покинула покои, не поклонившись перед уходом.***
Две недели спустя — Ты настоящая красавица, — с улыбкой сказала Танели, когда, войдя в покои к Эсмахан, застала ту в свадебном наряде. — Мехмед не сможет отвести от тебя глаз. — Я на это очень надеюсь, — Султанша смущённо опустила глаза. На ее щеках появился румянец. — Оставьте нас, — попросила Танели у слуг. — Украшение, которое подарит повелитель, сделает тебя ещё более прекрасной. — Самое красивое будет то, что подарил Мехмед, — Эсмахан произнесла это тихо, будто рассказывала что-то сокровенное. — Что он подарил? Дочь Шах прикусила губу и с улыбкой подбежала к столику, на нем лежала маленькая шкатулка. Султанша бережно подняла вещицу и протянула кузине. Внутри оказались золотые серьги с большими рубинами. — Они великолепны, — восхищённо произнесла Танели. Она подошла к окну, чтобы лучше рассмотреть, как свет проникает в драгоценные камни. — А твой жених тебе что-то дарил? — Он постоянно присылает мне подарки, — уже без улыбки произнесла Танели. — Я на них даже не смотрю. — Почему ты согласилась на брак? — Эсмахан было жаль ее. Она нередко чувствовала стыд из-за того, что так счастлива, в то время как сестры чуть ли не в трауре. — Так решили родители, им виднее.***
Неделю спустя — Михримах, мне сказали, ты ко мне приходила. Что с тобой? — на сестре лица не было. — У тебя неприятности? — Нет... просто... Я хотела навестить тебя, — девушка теребила край рукава, пытаясь найти в себе храбрость, чтобы поговорить. — Михримах, сестренка, что с тобой? — Шехзаде подошёл ближе, став возле сестры на балконе. — Мехмед, помоги, — не сдержав эмоции, начала плакать девушка. — Я за Рустема выходить замуж не хочу! — Как это не хочешь? Ты же ходила к Повелителю, сама согласилась. — Не подумав сказала, — она думала, что выдержит, будет хорошей дочерью, но чем ближе никах, тем больше ей кажется, что она находится в гробу, который начинают присыпать землёй. — Помоги. Поговори с отцом, матушкой. — Да ты соображаешь! — Михримах растерялась от такой реакции брата. — Свадьба объявлена, ничего изменить нельзя. Почему ты согласилась? Он понимал чувства сестры, и ее было жаль, но она уже не дитя. За слова нужно отвечать. Султан уже сказал свое слово, а оно — приказ, который ни при каких обстоятельствах не может быть нарушен. — Мехмед, ты поможешь мне? — он был ее последней надеждой, единственным, кто бы смог помочь. — А как тебе помочь? О свадьбе объявлено! Решение Повелителя окончательно, его не обговаривают и уж точно не отменяют! Это конец. С её стороны было глупо надеяться на какой-то другой исход. Брат прав — слишком поздно. — Все ясно, забудь, что говорила.***
Неделю спустя. — Госпожа, — поклонилась Румейса вошедшей Айбиге. — Чем обязана вашему визиту? — Исключительной заботой, — хорошее настроение Султанши было для наложницы не в новинку. С того момента, как Мустафа перестал призывать ее к себе, крымчанка заметно повеселела. — Ты перестала ходить на хальветы, я решила проверить, не заболела ли ты. — Я совершенно здорова. — Это уже будет решать лекарша. Я желаю, чтобы она тебя осмотрела. Женщина подошла к наложнице и начала осмотр. Румейса смотрела на едва заметно волнующуюся Султаншу абсолютно спокойно. Она поняла, зачем Айбиге это нужно: проверить, не беременная ли. Хоть Мустафа и перестал звать к себе фаворитку, но и других наложниц пока тоже не принимал, да и жену чаще посещать не стал. При этом Аврора все ещё контролировала все, что поступает к Шехзаде. Ее веселила такая глупость с его стороны. Принимать то, что даёт оставленная женщина, слишком опрометчиво. Во дворце все поняли, что состояние сеньоры дело рук Румейсы, ведь именно после инцидента ее перестали звать на хальветы. Для Айбиге все выглядело так, будто ее муж наконец-то увидел истинное лицо своей любимицы, и она стала для него противной. В такой ситуации единственное, чтобы могло вернуть все назад, была беременность. Для Румейсы это действительно было бы хорошим выходом из ситуации, но ещё до того момента, как руки лекарши коснулись ее, она уже знала, что чуда не произойдет. — Девушка совершенно здорова, — сообщила женщина. — Но не беременна. То, как лицо Айбиге наконец полностью избавилось от тревоги, повеселило Румейсу. В случае Султанши ребенок действительно было единственным, что могло изменить ситуацию. — Благодарю за заботу, — широко улыбнулась наложница. — В сравнении с вами, я действительно недостаточно слежу за своим здоровьем. Не каждая жена будет столь же добра. — Оставьте нас, — приказала госпожа. Айбиге раздражало, что в любой ситуации рабыня вела себя так, будто победила. — Я думала, что ты продержишься дольше. — Но ведь я ещё не мертва, чтобы говорить о конце чего-то. — Мустафа высокоморальный человек. — А я очень плохой — и что с того? — пожала плечами Румейса. — Госпожа, вы зря пришли злорадствовать, этим вы лишь унижаете себя. Я ещё не выбыла из игры. — Это и не важно, отношения уже дали трещину. — В моем случае хотя бы есть что разбивать. Видите ли, госпожа, мое положение на вас никак не влияет. Я не забирала любимого мужа, ведь сердце Шехзаде никогда не принадлежало вам. Я не являюсь угрозой вашему ребенку, ведь и сама не могу забеременеть, к тому же ваша дочь не может занять престол, а сына вы не родите. Ваш статус никак не меняется от количества фавориток. — А благодаря кому я не могу родить сына? — сквозь зубы прошипела Айбиге, подойдя ближе. — Махидевран Султан, — одного имени было достаточно, чтобы лицо крымчанки на мгновение исказилось страхом. — Я выполняла ее приказ, если вам что-то не нравится, я передам ваши претензии. Вот только все, что случилось, было по вашей глупости. Поверьте, с вами обошлись намного добрее, чем с любой до и после. Я не делала ничего от себя, ведь если бы это было мое желание, — на смену безразличному выражению лица пришла довольная улыбка. — Вы бы здесь не стояли. — Ты правда считаешь, что не делаешь ничего плохого? — едва усмирив свою злость, спросила Айбиге. — А как же слухи, которые начинают расходиться? — впервые с начала разговора Румейса нахмурилась, выдав тем самым свое непонимание. — У Шехзаде нет сыновей. Каким бы совершенным он ни был, но, если народ не будет уверен, что Аллах пошлет ему наследников, никто не позволит убить братьев. А это значит, что Мустафе нужно будет усмирять множество бунтов, а все из-за тебя. Я не могу родить ему сына из-за яда, который ты мне дала. Но у тебя нет такого оправдания, ты просто бесплодна. А из-за твоей ревности все, кто мог забеременеть, сейчас мертвы или отосланы. Поверь, у меня предостаточно поводов наслаждаться твоим падением, — напоследок сказала Айбиге. Румейса ей лишь поклонилась. К своему стыду, она ничего не знала о слухах. Брат не рассказывал, а сама она не выходила из дворца. — Не представляю, как ты ее терпишь, — сказала Фахрие, закрыв за собой двери в комнату. — Ее нельзя трогать, она важна, — тяжело выдохнула наложница. — Она не может родить сына, а значит, бесполезна, — выпалила калфа, но, встретившись взглядом с Авророй, запоздало поняла свой промах. — Прости, ты другое... — Как наложница, я бесполезна, я это знаю, — спокойно ответила фаворитка, сев обратно на подушку. — Ты сказала правду, нет смысла за нее извиняться. Айбиге является гарантией благосклонности крымского ханства. Пусть на первый взгляд оно и не кажется таким значимым, но если необходимо будет сражаться за престол, это дополнительное войско. Поэтому с Султаншей ничего не должно случиться, ее здоровье должно быть безупречно, чтобы хан не имел и малейших сомнений. Поэтому даже информация о ее бесплодии не покидает стен дворца. — Все равно она мне не нравится. — Нужно лишь потерпеть до восхождения Мустафы на трон, — пустой взгляд зелено-карих глаз начал наполняться безумием. — То, что важно Шехзаде, бесполезно Султану, — с довольной улыбкой прошептала Румейса.***
— Ты прекраснее всех на свете, — не скрывая своего восхищения, с улыбкой сказал Мустафа. Он лишь сейчас смог встретиться с сестрой на закате перед началом церемонии. Танели находилась в одиночестве на балконе, девушка не могла сидеть в покоях, ей будто не хватало воздуха. — Айяс паша не заслуживает такого великолепия. Султанша действительно была прекрасной. Облаченная в темно-зеленый шелк, умело расшитый золотыми нитями. Величественная госпожа. Девушке собрали волосы, украсив высокой золотой короной с изумрудами. Но несмотря на роскошные украшения, внимание Мустафы привлек небольшой кулон в виде розы. — Боюсь, в этом мире не найдется мужчины, которого ты бы счёл достойным меня, — уклончиво ответила Танели, но заметив, куда направлен взгляд брата, поспешила побыстрее вернуть украшение в шкатулку. — Я очень сильно по тебе скучала, — впервые за день Султанша искренне улыбнулась, крепко обняв брата. — Ты не выглядишь счастливой. — Поверь мне, ты намного мрачнее. Я знала, что ты не будешь меня расстраивать, вынуждая терпеть компанию твоей жены, но где твоя зависимость? Сомневаюсь, что столь прекрасный жест был сделан для меня. — Румейса нарушила правила, я наказал ее. Она будет в одиночестве, пока не научится сдерживать свои порывы. — Убила кого-то? — Скорее... — вспоминая то, во что превратилось лицо некогда красивой сеньоры, в какой-то степени, сотворенное с ней, можно было прировнять к убийству. — Покалечила, думаю, так будет правильнее сказать. — Ты ее не наказал, — разочарованно выдохнула Танели, вновь подойдя к перилам. — Ты сделал жест, чтобы заглушить крик собственной совести. И как только он станет тише, ты вернёшься к ней. Ты наказал не ее, а себя. Потому что мой великолепный, справедливый брат не может простить себе безразличие, к ужасу, который творит та женщина. — Румейса не хуже всех тех, кто нас окружает, — как всегда, попытался оправдать фаворитку Мустафа. С Танели всегда было сложнее всего. Если разговор неприятен, сестре он не мог приказать замолчать. И она всегда говорила ту правду, на которую Шехзаде так старался не смотреть. Сестра сделала своим долгом постоянно озвучивать ненавистную правду, она переняла эту привычку у Валиде ещё с детства. Но если с годами мать меньше указывает на взгляды сына, которые ей не нравятся, то Танели компенсирует все с лихвой. — Вот только число всех тех, кого она не хуже, можно сосчитать на пальцах. Но дело не в том, что она делает, Румейса не нравится мне не из-за этого. На примере собственного отца мы уже видели, что происходит, когда Султан ослеплён любовью. Убил умнейшего визиря, пренебрегает лучшим из наследников. Падишах не имеет права ставить собственные чувства выше благополучия империи, иначе это приведет к краху. — Румейса не Хюррем. — Да, ведь Хасеки приходится манипулировать Султаном и как-то скрывать свои злодеяния, в отличие от твоей фаворитки. — Ты к ней слишком предвзята. Румейса просила передать тебе подарок, — Мустафа вытащил черный бархатистый мешочек. — Она так долго выбирала его для тебя, — внутри оказался серебряный перстень с большим рубином. — Пожалуйста, прекрати вражду с моей фавориткой. — Исключительно ради тебя, — закатив глаза, Султанша все же надела кольцо, пусть оно и не подходило к набору из золотых украшений. — Ты поймёшь меня, когда влюбишься, — на это заявление госпожа не выдержала и кратко засмеялась. Из-за нервов ей было сложнее сдерживать свои эмоции. — Прости, — Мустафа положил руки на плечи сестры и заставил полностью развернуться к себе. — Если ты не хочешь этого брака, просто скажи. — Скоро начнется церемония, что ты можешь сделать? — Это уже мои проблемы, — будто эхом в её голове пронесся голос матери. Интонация и даже взгляд, все в них было идентично. — Мне нужно лишь одно твое слово. Не было причин сомневаться в словах Мустафы, единственное, что действительно заставляло волноваться Танели, это как брат все сделает. Она могла предугадать действия любого, но только не брата и матери. — Нет, я искренне желаю этого брака, — как можно искренне улыбнулась Султанша. — Но хочу попросить у тебя подарок в честь праздника. — Разумеется, все, что пожелаешь. — Чтобы ни случилось в будущем, дай слово, что когда ты станешь Султаном... Я не стану предметом вознаграждения для твоих подданных. — Что ты такое говоришь... — Дай слово, — твердо потребовала госпожа. — Даю. Я не сделаю ничего, что бы сделало тебя несчастной.***
Шах вошла в покои, чтобы увидеть счастливую дочь, но ее прекрасная девочка была слишком бледной и какой-то уставшей. — Дорогая? — едва заметив мать, Эсмахан сразу же улыбнулась, вот только и улыбка казалась болезненной. — Что с тобой? — Султанша сразу же подбежала к дочери, приложив руку ко лбу. Кожа горела. — Ты больна, лекаря! — Нет! — с ужасом перебила брюнетка. — Я просто всю ночь не могла заснуть, второй день уже нервничаю. Я просто переволновалась. — У тебя жар. — Здесь душно, — в покоях действительно было жарко, но Шах это не успокоило. — Валиде, если вас это успокоит, то сегодня после церемонии я позову лекаршу, но сейчас уже нужно идти. Пожалуйста, это все из-за моих постоянных переживаний. Я так боюсь, что по какой-то причине никях будет отменён. Шах поддалась на уговоры дочери, она никогда не могла отказать своему любимому ребенку. К тому же они отложат приход лекарши лишь на пару часов, ничего не случится.***
Три прекрасные девушки в роскошных одеяниях вошли в большой зал. Три невесты и ни одна не счастлива. Михримах тайком стирала горькие слезы. Но на это никто не обращал внимание, считалось, чем больше во время ночи хны плачет невеста, тем счастливее будет её жизнь. Танели шла с гордо поднятой головой, но на лице ее не было ни капли эмоций. Эсмахан вошла на дрожащих ногах, перед ней рассыпали золото, а все, что волновало девушку, — это не упасть. Ей становилось все хуже. Когда вокруг начали ходить девушки с подносами, на которых были свечи, стало невыносимо плохо. Она не чувствовала, как на руку нанесли хну. Дальше все было как в бреду. Голоса звучали где-то далеко, все вокруг кружилось. Эсмахан пришла в себя лишь в тот момент, когда ее сестры рядом встали. Она едва смогла подняться, чтобы поприветствовать пришедшего Султана. Повелитель подарил алмазное колье Михримах, изумрудное Танели, а когда взял в руки рубиновое, Эсмахан упала прямо перед Сулейманом.