Сколько стоит твоя душа?

Утром, отправляясь во дворец мужа, Танели не могла избавиться от чувства отвращения к самой себе. В Топкапы уже было ощутимо присутствие смерти, а за его пределами слух раздражало оглушающее веселье. Эсмахан так и не пришла в себя. Она угасала на глазах, перед ее отъездом лекарши уже прямо сказали, что осталось лишь молиться. Месяц назад — Другого способа нет? — Танели ужаснулись, когда Валиде объявила, что хочет убить Эсмахан. — Я понимаю, вы не желаете никяха, но ведь можно сделать так, дабы она просто заболела. — Хюррем подождёт и Шах тоже. Ее дочь по уши влюблена, — отвращение матери к любви было слишком очевидным. — Этот брак расторгнет лишь смерть, а я не желаю, чтобы Мехмед превратился в несчастную жертву. Трон на гробу, — последние три слова женщина сказала скорее себе, нежели Танели. — Что вы имеете в виду? — Забудь, — отмахнулась Махидевран. Она так часто делала. Говорила какие-то странные вещи, а когда дочь пыталась уточнить, переводила тему. — Сейчас важнее безупречно обставить смерть Эсмахан. Это должна сделать именно ты, чтобы избежать любого намека на подозрения. Валиде едва отрывалась от дел, рассказывая, что собирается убить невинную девушку. Танели же чувствовала, что воздух в комнате стал неприятен настолько, что не хотелось дышать. — Это просьба, а не приказ, — более мягче продолжила Махидевран, встав из-за стола. — Не хочешь делать, не вынесешь мук совести — просто скажи. Целостность твоего рассудка, — она взяла дочь за руку. Пальцы матери были всегда холодны, но для Султанши это были самые теплые прикосновения. — Для меня гораздо важнее. — Что вы будете делать, если я откажусь? — Это уже не твоя забота, — госпожа говорила без тени волнения, и у Танели не было причин сомневаться в матери. Та всегда имела запасной план. — Я выполню все, что необходимо, что от меня требуется? — девушка приложила все усилия, чтобы голос звучал не обречённо. И даже если Валиде это заметила, то не подала виду, тепло улыбнувшись. — Поговори с Мехмедом, надоумь его сделать невесте подарок, но так, чтобы он считал, что это была полностью его идея. Лучше, чтобы это были серьги, но какое именно украшение, не играет роли, главное, чтобы оно было достаточно роскошно, чтобы быть с ними именно на никяхе, а не носить каждый день. За пару недель до праздника навестишь Эсмахан, проследи, чтобы когда она будет хвастаться подарком, рядом слуг не было. Я дам тебе яд, при контакте с кожей в течение нескольких часов человека будет не спасти. Поэтому ты должна будешь аккуратно смазать украшение, а после выпить противоядие. Махидевран резко замолчала, ее губы были сжаты в плотную линию так сильно, что аж побелели. Она больше не смотрела на Танели, теперь ее пустой взгляд был устремлён в пол, а крылья носа сильно раздувались, будто ей не хватало воздуха. — Валиде? — с опаской произнесла дочь, коснувшись плеча женщины. — Что с вами? — Просто задумалась, — ее улыбка была натянутой и неестественной. Даже голос звучал сдавленно. Наше время Танели приказала вынести зеркало из покоев, она не хотела смотреть на себя. Все вокруг раздражало. Уже готовая постель, слишком довольные слуги, свадебные подарки. — Госпожа, — от нахлынувшей рефлексии ее отвлёк евнух. — Эсмахан Султан отправилась к Аллаху. Карета Айяса паши только что прибыла. — Оставь меня, — Хакан поклонился и вышел. — Все, вон! — рабыня, несшая к Султанше вуаль, застыла на месте. — Я сказала всем уйти. Девушка не посмела спорить, она положила полупрозрачную ткань на кровать и поспешно сбежала. Пусть Танели и готовила себя к такому исходу, но мерзкое чувство отвращения не желало её покидать. На этот раз все было гораздо проще, чем с Хатидже. Султанша надеялась, что в один день избавляться от мешающих людей ей будет так же просто, как и Валиде, а сейчас нужно взять себя в руки. Госпожа сняла с пальца подарок Румейсы и подошла к ломившемуся от яств столу. Открыв серебряную крышку с большим рубином, девушка аккуратно вылила мутную жидкость, хранившуюся в потайном отверстии, в чашу. Количество яда было меньше, чем вмещалось в столовую ложку, но больше всего Танели волновало, что серебряные стенки отверстия не потемнели. Пусть фаворитка Мустафы никогда не подводила, но в данном случае полагаться на чудо не хотелось. За дверью раздались шаги, поэтому Султанша быстро надела кольцо на палец и встала у кровати. Паша вошёл в покои с отвратительно довольной улыбкой. Он оглядел свою жену похотливым взглядом, Танели пришлось подавить подошедший к горлу рвотный позыв. — Помню, как вы говорили, что мне даже смотреть на вас не разрешено, — мужчина опустился на колени, поцеловав подол платья. Но едва он поднял взгляд, госпожа отдернула ткань, сделав шаг назад. Танели больше не могла терпеть визиря так близко. — Должна признать, — девушка пошла к столу, быстро налив вино в бокалы, заведомо взяв себе без яда. — Я недооценила ваш разум, — Айяс ухмыльнулся, сев напротив жены. — Я так тронут, столько добрых слов я от вас никогда не слышал. Так ещё и снизошли до того, чтобы налить мне выпить. Я так счастлив. — Не могу ответить вам взаимностью. — Это ничего, — паша будто не замечал, с каким отвращением на него смотрит Султанша. Он отпил немного вина, продолжая, улыбаться. — Со временем вы научитесь меня любить, а когда у нас появятся дети, мы станем действительно счастливой семьей. Танели не любила вино, но сейчас оно было необходимым, чтобы хоть как-то пережить эту ночь. — Вы мне противны. — Это у вас говорит детская наивность. Со временем, — мужчина запнулся. Его лицо исказилось в гримасе боли. — Как и сказала ранее, я недооценила ваш разум, но и вы недооценили мою семью, посчитав, что меня можно обменять как товар. Танели впервые за день ощутила прилив счастья, наблюдая, как паша схватился за сердце. Три месяца назад — Ясно, — другая девушка, возможно, заплакала бы, разбушевалась или побежала умолять свою мать. — Как пожелаете, с вашего позволения, — поклонилась Танели, принимая свою участь и то, во что превратится её жизнь в ближайшее время. — Это все, что ты скажешь? — резко поднялась Махидевран. Девушка не могла понять, почему мать стала недовольной. — Я не создам проблем, вам не нужно волноваться за меня, — растерянно ответила Султанша, не понимая, что сказала не так. — Мне было неприятно от того, что нужно нарушать слово, данное тебе. Но я посчитала, что посидеть на церемонии в красивом платье, а на следующий день изобразить скорбь будет для тебя несложно, но уж точно не такой реакции! — Я... не понимаю... — Я хоть и ужасный человек, но как ты могла предположить, что я соглашусь обменять тебя как товар? Ты правда считаешь, что я позволю жить человеку, который видит в тебе вещь, что можно купить? Правда считаешь, что я ставлю тебя на один уровень с девушками в мейхане?! — Танели застыла на месте, растерявшись. Ещё никогда такая сильная злость матери не была направлена на неё. — И даже если ты столь плохого мнения обо мне, как ты могла допустить, чтобы с тобой обращались как с вещью? Я воспитывала тебя как умного человека, способного отстоять свою точку зрения, а не бесправную рабыню. Ты не моя собственность и не Мустафы. Никто не имеет права распоряжаться твоей судьбой и уж точно не отдавать в руки старому извращенцу терпеть насилие. Не разочаровывай меня, Танели, — последняя фраза уже была сказана спокойным голосом. — Спасибо, — едва смогла прошептать Султанша через слезы. Она встала перед матерью на колени и начала целовать ее руки. — Спасибо... Те несколько секунд, которые Танели пыталась смириться с жизнью с Айясом пашой, стали нестерпимо ужасными. Она поверила, что ее продали, это было равносильно предательству. — Довольно, встань, — голос матери был холоден, но она уже не была раздражена. — Я сказала факт, а не действие, требующее благодарности. — Но вы сказали, что это нужно Мустафе, — поднялась Султанша. — Айяс паша — человек Хюррем. Чтобы получить тебя, он временно переметнется на нашу сторону, но лишь до заключения никяха, а после будет играть на две стороны. Поэтому мы сделаем вид, что он получил желаемое, тебе нужно будет потерпеть подготовку и церемонию. Но ведь это не сложно? — улыбнувшись, дочь отрицательно помахала головой. — Вот и прекрасно. Отравишь его в первую брачную ночь. Я уже написала письмо Румейсе. Она пришлет нужный яд, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что у старого паши остановилось сердце от счастья. Не забудь передать визирю, что я очень расстроена, не имея возможности увидеть его смерть. Наше время — Что ты... — его сердце будто сжали в тиски, и с каждым мгновением боль становилась лишь сильнее. Даже говорить стало невыносимо сложно. — Валиде просила передать, как она сожалеет, — Танели, не сдерживая довольной улыбки, подошла к мужу. — Она очень хотела лично лицезреть, как умрет такой самонадеянный дурак. Это было великолепно наблюдать, как старик наконец отправляется в ад. Впервые для Султанши смерть была чем-то настолько прекрасным. Его предсмертные мучения принесли долгожданное спокойствие. Когда Айяс перестал двигаться, девушка удостоверилась, что он больше не дышит. Мертв — одно слово, но какое умиротворение оно может принести. Танели вытерла насухо бокал, поставила возле тела паши свой с недопитым вином и, будучи полностью уверенной, что все сделано, безупречно закричала: — Скорее лекаря! Паше плохо!

***

Хайреддин паша задержался в комнате сына допоздна. Он видел его крайне редко, лишь когда появлялся уважительный повод прибыть в столицу. Тройная свадьба, закончившаяся смертью, добавила Хасану хлопот, но пират заметил, что хранитель покоев был не в настроении задолго до новости о болезни Эсмахан Султан. — Я хочу покинуть дворец, — Хасан устало закрыл глаза на пару мгновений. — Как так? Уверен, тебе здесь не скучно, постоянно какие-то события. — В центре бури более спокойно, чем здесь, — на это заявление Барбаросса лишь ухмыльнулся. — Когда я смогу вернуться в плавание? — Ты полезнее здесь. Помоги Шехзаде Мустафе, если будет возможность. — Сомневаюсь, что ему нужна будет помощь. Хасан старался держаться в нейтралитете с одним небольшим исключением. Но отец решил сделать ставку, после которой дороги назад не будет. Хотя в разуме Хайреддина-паши не было причин сомневаться. Однажды он выбрал Сулеймана и не прогадал, ведь Султан по достоинству оценил пирата. Теперь же он сделал ставку на наследника. — С каждым моим приездом Султан все острее реагирует на все достижения сына. Мне кажется, он просто ждёт повод, чтобы наказать его. И это очень печально, когда отец видит в сыне не своего ребенка, а соперника. Когда раздался стук в двери, Хасан лишь тяжело выдохнул, от незваного гостя он не ожидал ничего хорошего. — Хранитель покоев, паша, — учтиво поклонился Сюмбюль, заметив Барбароссу. — Из дворца Енибахче прибыли плохие вести, — парень сразу же подорвался с места. — Айяса пашу забрал к себе Аллах, сердце не выдержало, — Капудан-паша заметил, как плечи сына опустились вниз. От внезапно появившегося напряжения не осталось и следа. — Танели Султан возвращается во дворец. — Госпожу должны охранять лучшие воины. — Госпожа уже прибыла. Новость для всех нас стала огромным шоком. С вашего позволения, — поклонился Сюмбюль и удалился. — Новость о смерти великого визиря не должна вызывать у тебя радости, — несмотря на собственную ухмылку, сказал паша. — Он был отвратительным человеком, — повернувшись к отцу, попытался оправдаться Хасан. — Знаю, но в твоём положении это не имеет значения. Айяс был великим визирем, зятем династии и что более важно — умер своей смертью. — Последнее и правда великая редкость, — хранитель покоев открыл двери, услышав шум в коридоре. К покоям Султана направлялась Танели. Девушка все ещё была в свадебном платье, и это был первый раз, когда у него появилась возможность увидеть Султаншу в образе невесты. Хорошо, что Айяс паша умер, он не заслуживал даже смотреть на нее, не то чтобы коснуться. Когда госпожа проходила рядом, Хасан склонил голову, но глаз не опустил. Танели выглядела скорее отстраненной, нежели грустной. — Дорога в ее постель залита кровью, — едва слышно прошептал паша. — Прежде чем поднять на неё глаза, вспоминай всех казнённых зятей династии. — Мне ее жаль, — соврал Хасан, Султаншу сейчас хотелось лишь поздравить. — Ты смотришь на неё, как на корабль перед абордажем. Это что угодно, но не жалость. Помоги наследнику, но от его сестры держишь подальше. От Султана тебя никто не сможет спасти. Хранитель покоев лишь кивнул. День был слишком выматывающим, у него не было никакого желания спорить с отцом.

***

Шах скрылась ото всех в покоях. Она не хотела видеть даже мужа. Не было желания ни есть, ни спать. У нее оставалась лишь Эсмахан. Из всех членов семьи дочь была единственной, кто дарил исключительную радость. А теперь она мертва, и Султанша могла винить лишь себя. Видела же, что Эсмахан было плохо и вместо того, чтобы позвать лекаря, позволила себя уговорить. Ее наивная, слишком добрая дочь до последнего терпела, а Шах на это не обратила внимание. Она всегда все просчитывала наперед, но к единственному ребенку проявила беспечность. Этому нет прощения и оправдания, все, что она сейчас заслуживает, — это раздирающую изнутри боль. — Оставьте меня! — приказала госпожа, когда двери открылись. Но Мерджан, верный евнух, все же вошёл. Он никогда не видел Султаншу такой разбитой. Даже смерть матери она пережила более стойко, чем дочери. — Как вы и приказали, я проверил вещи Эсмахан Султан. На серьгах был обнаружен яд. Это был подарок Мехмеда. Шах думала, что ее более ничего не удивит, но не эта новость. Племянник был слишком наивен, как для Шехзаде. Но то, что он не хотел этого брака, было ясно. Мог ли он совершить подобное? Поступок был жесток и глуп. Но Мехмед никогда не отличался хитростью, а касательно жестокости, может, он все же что-то и взял от матери? Хюррем было невыгодно травить Эсмахан, она сделала все, чтобы этот брак состоялся. Но вот Махидевран подобный исход на руку. Мысли женщины брата были загадкой для Султанши.

***

Когда Танели пришла в покои матери, Махидевран сразу же приказала всем оставить их одних. — Ты плакала, — сказала Валиде, посмотрев на красные глаза дочери. — Посчитала, что так будет убедительнее. Ночь лишь начинается, а я уже устала изображать скорбь, — Танели села на подушку у ног матери, положив голову ей на колени. — Уже все закончено, ты молодец, — голос Махидевран был уставшим. Она погладила дочь по волосам. — Будешь у меня в покоях несколько дней или можешь отправиться с Мустафой в Манису. Сейчас будет просто уговорить Султана что-то сделать для твоего благополучия. — Есть какие-то проблемы? — Нет, сейчас моей единственной заботой является будущий великий визирь. У меня не будет времени разбираться ещё и с кознями в диване. — Кто может стать визирем? — девушка подняла голову. — Самые вероятные три претендента: Лютфи паша, Рустем и Хюсрев паша. Муж Шах самый вероятный, если Султанша вмешается. Пусть она сейчас скорбит, но эта женщина быстро возьмёт себя в руки. Рустем самый нежелательный. Он верный пёс Хюррем. К счастью, у него недостаточно опыта, поэтому, скорее всего, его рассмотрят в последнюю очередь. — Ибрагим паша возвысился и с более низкого положения. — С ним нельзя сравнивать, — без капли чувств констатировала Махидевран. — Он был ближе всех к Султану, не уверена, что даже Хюррем была столь дорога. Рустем не имеет такого преимущества, да и никто больше не будет. Хюсрев паша самый идеальный. Он держится в нейтралитете, ни разу за почти сорок лет даже не подозревался в подкупе и не вступал ни в какие союзы. Даже семьи не имеет. Верный раб династии. Пусть он и не будет служить нам, но и у Хюррем не будет возможности перетянуть на свою сторону. Султанша попыталась как можно детальнее вспомнить пашу, с которым столкнулась. Он не вызвал никаких эмоций и почти не запомнился. — Есть возможность сделать так, чтобы Султан никого другого и не рассматривал. Дать паше преимущество из-за отсутствия которого он может проиграть. — И что же пришло тебе в голову? — Зять династии, всегда получает привилегии, — лицо Танели не выражало никаких эмоций, она будто пересказывала сухие факты, а не говорила о своем будущем. — По правилам о никяхе смогут объявить лишь через несколько месяцев, но вы можете убедить Султана принять решение уже сейчас. Тогда он точно выберет Хюсрева пашу, а я смогу сделать так, что он перейдет на нашу сторону. Это не просто хороший расклад, он безупречен. — Нет, у него есть недостатки, — резко возразила Махидевран. — Во-первых, как я ранее и говорила, в твоём случае брак — это сделка с кучей ограничений. Во-вторых, до восхождения Мустафы на престол ты не будешь иметь права разрушить брак. Если с Хюсревом пашой что-то случится, на его место придет Рустем. Я могу допустить многое, но не это. Тебе придется не просто его терпеть, а сделать все, чтобы он был безоговорочно предан. — Мы уже сталкивались, он смотрел на меня, как и остальные, будет несложно влюбить его в себя. К тому же мне все равно придется повторно выйти замуж. Если я не могу получить того, кого хочу, — девушка на мгновение запнулась. — Значит, выберу мужа на своих условиях. Он на одиннадцать лет младше Айяса паши, считаю, это уже неплохо. — Это твое решение. Ответственность за последствия будешь нести лишь ты. Поэтому подумай хорошо. Завтра можешь покинуть дворец, отдохни, приведи мысли в порядок и вечером скажешь свое решение. Дыхание матери опять стало тяжёлым. Танели бы не заметила, если бы не смотрела на Валиде. Она так сильно сжала руку в кулак, что пальца начали становиться красными от крови. — Валиде! — в панике воскликнула Султанша, разжимая руку матери. — Что вы делаете? — Я задумалась, — холодно ответила Махидевран, выдернув свою руку. — Ложись спать, уже поздно. — Но... — На сегодня все, Танели, у меня ещё много дел, а ты отдыхай, — Султанша встала и направилась к террасе, даже не взглянув на дочь. Ее движения были скованы, будто она в цепях и тащит за собой груз. — Валиде... — Я сказала не мешать мне, поговорим завтра, — Алиса закрыла за собой двери и сразу же упала на пол. Она закрыла рот рукой, чтобы ни звука не слетело с её губ. Боль медленно заполняла все ее тело. Нужно было терпеть, ещё немного и все пройдет.

***

— Я нашел провидицу, которая приходила к вам, — сообщил евнух. — Если позволите, в гареме есть девушка, одна из новоприбывших, она гадает по свече. Калфы говорят, что ее слова сбываются. Хюррем задумалась. Вся эта ситуация разрушила планы. Ни достойной невесты для Мехмеда, ни отлучения от Сулеймана Танели. Все слишком быстро закончилось, как и предсказывала женщина, — шелка превратились в саван. — Нет, позови гостью. Старуха пришла в той же поношенной одежде. При поклоне она немного пошатнулась, было видно, что ей сложно сгибать спину. — Для меня честь увидеть Хасеки снова. На какой вопрос вы желаете получить ответ? — Что ты ещё видела? Есть ли для меня предсказание? — нетерпеливо спросила рыжеволосая. — Приготовьтесь к потере. — Что ты имеешь в виду? — Этот мир вскоре покинет тот, кто дорог вашему сердцу, но вы переживаете боль, — Рабия бросила краткий взгляд на софу. — Позволите мне присесть, госпожа. Мои ноги становятся всё слабее. — Позволяю. Что-то случится с Мехмедом? — Первый вышедший из вашей утробы будет сиять, — облегчённо выдохнула женщина, наконец сев. — Слабый львенок отберёт свет у сильного льва. Он займет место, которое предназначалось другому. Но будьте очень осторожны, черная женщина без души знает, что он отбирает силу, которая не его по праву. Хюррем не нужно было объяснить предсказание, чтобы понять, что говорят о Махидевран. Для Мустафы единственным соперником является Мехмед, и это все знают. — Что ещё? — Когда первый из вашей утробы займет место, которое не его, будьте рядом, чтобы защитить. Простите, моя госпожа, но больше Аллах не открывал мне будущего. — Хорошо, — Хюррем протянула Рабии мешок с золотом. — Позаботься о себе, ты мне еще будешь нужна.