***
Нурбану не могла сидеть, она ходила по комнате, наматывая круги в ожидании. Наложница подбежала к вошедшей калфе не в силах сдержаться. — Ну что? — Шехзаде не сообщил, что желает кого-то позвать на хальвет, — Нарин даже не пыталась скрыть ликование. — Ты сама у него спросила? — Тебя не учили, что к господину нельзя обращаться без разрешения? Иди в гарем, Маниса для тебя потеряна. Нурбану со всей злостью хлопнула дверью. Она сбежала по лестнице вниз, едва держа себя в руках. Тех пятерых, которые явно были хуже неё, отправят в Сарухан, хоть они также провалились. Рабыни уже спали, но подойдя к своему месту, Нурбану оглянулась, а после сорвалась с места, тихо побежав в конец зала. Почти одной из последних спала Айлин — служанка Шехзаде Мустафы. Венецианка села возле неё, попытавшись как можно аккуратнее разбудить, но рабыня все равно вздрогнула, испугавшись. — Шайтан тебя побери! — прошептала девушка. — Я не буду с тобой меняться. — Мне нужно не это, — прошептала Нурбану. — Утром, пока Шехзаде не видит, положи на его одежду эту шаль, — она протянула красную ткань, заранее облитую духами. — Нет. Ты не понимаешь, Махидевран Султан не даёт вторых шансов, если ей хоть что-то не понравится, меня продадут. — Это лишь кусок ткани, — Нурбану сняла золотые сережки. Они были небольшие, с маленькими рубинами. — Сделай это и выйди, — брюнетка сняла с пальца тонкое кольцо. — И ещё дам двадцать акче. — Но… — Тридцать — и расскажу тебе твое будущее. — Но больше ты ко мне не подходишь. — Договорились.***
На следующий день во дворец приехала Фатьма Султан. Махидевран вышла лишь на приветствие и, выказав уважение, сразу же ушла, оправдываясь подготовкой к свадьбе дочери. Приезд ещё одной сестры Султана лишь добавит проблем. Новая фигура, каждый шаг которой придется учитывать при игре. — Госпожа, Мурад передал сообщение, — Али протянул Султанше небольшой клочок бумаги. «Двое есть». — В следующий раз, когда Синан ага придёт в Мейхану, напоите его, и пусть влезет в долги. Он исполнит любое желание человека, который решит его проблемы. Парень попросит, чтобы известный архитектор сделал его своим протеже, а значит, и взял на войну, держа всегда рядом. Второй будет устроен уже после брака. На каждом из них будет небольшое клеймо сефевидов. Если одно из покушений провалится, во всем обвинят персов. Таким образом будет три убийцы и несколько янычаров, единственной заботой которых будет убить наемников, если убийство провалится.***
Когда Нурбану сообщили, что Танели Султан желает ее видеть, та направлялась в покои как можно медленнее. Ей нужно было уговорить госпожу дать всего пару дней. У неё получится. Ещё пара встреч, и Шехзаде будет думать лишь о ней. — Госпожа, — поклонилась рабыня. — Оставьте нас, — приказала Султанша, продолжив с безразличным видом смотреть подарки. — Ты молодец. — Ч-что вы имеете в виду? — Мустафа желает тебя видеть сегодня ночью, — наложница не смогла сдержать улыбку. Получилось: она едет в Сарухан. — Не рекомендую так радоваться. Попасть на хальвет это едва ли не самое простое, что может быть. Поэтому моя Валиде приказала, чтобы на этаж фавориток поднимались лишь те, которые провели минимум три ночи с Шехзаде. За три года каждая девушка была на хальвете. Но на этаже фавориток жила лишь одна. Несмотря на мрачный тон госпожи, для Нурбану это были неплохие новости. Нужно обойти лишь одну любимицу. Наложница не интересовалась гаремом сына Махидевран, поэтому знала немного. Но за этот месяц венецианка планировала узнать все. — Это мудрое решение со стороны Махидевран Султан. Уверена, что в Манису я отправлюсь в статусе фаворитки. — Это будет неплохо, — Танели закрыла шкатулку с небольшой короной. — Потому что, если здесь ты не сможешь заинтересовать моего брата, то в гареме тебя уничтожат. Как я и предупреждала, — Султанша встала с подушки. — Ты выбрала не того Шехзаде, с которым будет просто. — Я не представляю жизни ни с кем, кроме Шехзаде Мустафы. — Хорошо. В гареме брата есть две главные женщины. Первая — Айбиге Султан. Она племянница нынешнего крымского хана. В ее жилах течет кровь Султана, она обожаемая принцесса Османской династией. И в отличие от тебя и любой другой рабыни, ее статус не зависит от расположения Мустафы. Она по определению выше и ценнее любой любимицы. Пусть у них с Шехзаде никогда не было любви, но мой брат всегда относится к ней с уважением. Также она родила единственную дочь, самое ценное сокровище во дворце наследника. Может показаться, что она лишь существует в гареме и на неё не нужно обращать внимание, но это иллюзия. Едва ты забеременеешь, она станет твоим врагом. — Насколько мне известно, они уже давно в браке, но госпожа беременела лишь раз, у неё с этим проблемы? — как можно аккуратнее поинтересовалась Нурбану. Ведь если Айбиге бесплодна, то она вряд ли будет угрозой ее будущего. — Обсуждать здоровье госпожи — это недопустимая дерзость. Она абсолютно здорова. Роды были тяжёлыми, — ухмылка Султанши на этой фразе заставила Нурбану насторожиться. — Ее проблема в безразличии мужа, а не в собственном здоровье. Но Мустафа проводит со своей женой каждый четверг. Он ни разу не провел эту ночь с другой наложницей. Шехзаде редко отказывает ей в просьбах, как и моя Валиде. Поэтому пусть прохладность их отношений не введёт в заблуждение. К ней всегда нужно обращаться исключительно уважительно. — Вам не стоит волноваться, госпожа, я не нарушу правила. — Но главной твоей проблемой является Румейса. Она фаворитка Шехзаде уже три года. Сейчас хатун наконец забеременела, поэтому она окружена большим вниманием брата, чем когда бы это ни было. Румейса должна родить здорового ребенка, поэтому пока мой племянник не появится на свет, вообще не контактируй с ней. На твоём появлении волнения для неё должны закончиться. — Для наложницы, которая долгое время была единственной фавориткой, появление ещё одной не может не разочаровать. Нурбану была бы счастлива, если из-за волнений хатун потеряла бы ребенка. Быть матерью старшего Шехзаде — это тот статус, к которому она стремится. — Не беспокойся, Аврора не из тех, кто сильно волнуется. Опасайся её, не позволяй подойти к себе слишком близко. Следи за своими вещами, к которым она прикасалась. Румейса не будет устраивать скандалы и лезть к тебе. Просто подойдёт пожелать хорошего дня, а уже вечером придется звать лекаршу. Из Манисы в свое время вынесли не один гроб. — Если фаворитка обвинялась в убийстве, разве ее не должны были казнить? — Она никогда не обвинялась. Ты всегда можешь рассчитывать на справедливость от Мустафы, но не в отношении Румейсы. Его любовь к ней слепа. — Если она была рядом три года, то человек может пересытиться. — Она рядом шесть лет. Никогда не недооценивай привязанность мужчины. Тебе дадут напиток, чтобы смогла быстрее забеременеть. Это вся помощь с моей стороны, сделай Шехзаде довольным. — Я приложу все усилия. Если я стану фавориткой, могу ли я попросить вас об еще одной просьбе? — Стань, а там посмотрим.***
— Ты совершила ошибку? — казалось, недовольный голос Амона появился раньше его тела. — Возможно, — повернулась к нему Алиса. — Я вижу в глазах дочери лишь пустоту. Боюсь, что этот брак сделает её несчастной. — Разумеется, она же мертвая. — Хватит так называть моих детей, — возмутилась Султанша. — Дело не во мне. Для судьбы они мертвы. Те, кто прожил больше отведённого времени или сломал себя, чтобы изменить судьбу, — больше не живые в глазах грядущего. — Мустафа не сильно изменился, — демон медленно растянул губы в ухмылке. — Мальчишка, который тихо принимает убийство матерью безневинного брата, уже не тот, который должен быть. Мёртвому подавай лишь мертвого — это правило ещё ни разу не было нарушено. — Что это значит? — Вы, люди, часто приписываете своим глупым отношениям какой-то возвышенный смысл. Пара, созданная на небесах, и остальной бред. Но в большинстве своем из-за того, что вам было дано право выбора, все ваши эмоции и связи исключительно ваше решение. Исключением являются лишь те, кто был признан судьбой как мертвые. Такие могут быть счастливы лишь с себе подобными, и они к ним тянутся, несмотря ни на что. Поэтому для Мустафы из тысячи, по вашим меркам, красивых женщин всегда будет хотеться лишь одной. А твоя дочь не сможет быть счастливой ни с кем, кроме выжившего морячка. Как и он в любой точке земного шара будет хотеть вернуться сюда. Их специально связывают накрепко, чтобы ограничить потомство от нежелательных для истории людей. — Объясни. — В большинстве случаев один из пары бесплоден. — Аврора ждёт ребенка, — напомнила Махидевран. — В остальных случаях или выкидыши... или дети просто не переживают младенчество. У тех, кто смог изменить распорядок судьбы, очень редко вырастают дети. Но эти пару процентов мой любимый вид людей — демоны, рождённые людьми. Но вы их называете психопатами. И почему-то считаете ненормальными тех, кто лишён ваших слабостей. — Ребенок Мустафы умрет? — демон пожал плечами. — Я падший ангел, не путай меня с пророком. Хватит себя жалеть и займись работой. Осталось восемь месяцев.***
Хюррем была в бешенстве, когда узнала, что наложницу, которую готовили для Селима, отправили на хальвет к Мустафе. Но устраивать скандал сейчас было неразумно. Селим провинился, а любые претензии к Танели — и та сможет обернуть в свою пользу. Особенно сейчас, когда дочь Махидевран каждый день проводит с Повелителем из-за того, что едва сможет вынести разлуку с отцом. Теперь даже ужины Султана проходят или в компании падчерицы, или без Хасеки.***
Вошедшая в покои рабыня была одета в красное платье, изготовленное из легкой и полупрозрачной ткани, которая придавала ей изящный и элегантный вид. Наряд был крепко зафиксирован на тонких бретелях, но создавалось впечатление, будто ткань сейчас упадет. Чтобы придать загадочности и таинственности образу, Нурбану надела золотую маску, которая полностью скрывала ее лицо. Черные длинные волосы венецианки были аккуратно уложены и создавали контраст с ее светлой кожей. Рабыня встала на колени, подобрав юбку платья и начала ползти к Шехзаде, но не опуская голову, как это делали остальные. Неотрывно смотрела лишь в черные глаза Мустафы. Когда она остановилась у ног наследника, по воздуху распространился едва различимый сладковатый аромат розы и мускуса. Шехзаде коснулся пальцами ее подбородка и потянул вверх. Он выглядел серьезным, но в его глазах плескались дьявольские огоньки предвкушения. — Как тебя зовут, хатун? — Мустафа потянулся к маске, но Нурбану сделала шаг назад и соблазнительно скользнула пальцами по своей изящной шейке. — Любое имя, произнесенное из ваших уст, будет для меня благословлением. Но большей лестью станет, если великий Шехзаде запомнит мое имя, — Нурбану, — медленно, с придыханием произнесла девушка. — Ибо для меня есть лишь две награды, которые ценнее всего. Первая — это остаться в вашей памяти, — она медленно очертила контур ключиц, ноготками подцепила бретельки платья и неторопливо спустила их по плечам. — А вторая? — спросил Мустафа, не отрывая от нее взгляда. — Ловить на себе ваш взгляд — такой, как сейчас, — Нурбану лукаво улыбнулась. — Ничто в мире с этим не сравнится. — Поднятия головы достаточно, чтобы получить наказание. — Я согласна, — наложница сделала шаг вперед, сбрасывая платье. Ткань скользнула по её рукам и осыпалась на пол. — Наказание или наслаждение от ваших рук, — его голодный взгляд жадно блуждал по телу Нурбану. — Так чего желает мой господин? Мустафа потянул за желтую ленту, снимая маску с лица. Венецианка часто дышала, пытаясь обуздать эмоции. Девушка стояла с ровной, словно струна, натянутой спиной. Ей хотелось дотронуться до него, ощутить тепло его горячего тела, узнать вкус его губ. — Я запомню твое имя, — пообещал Шехзаде; он невесомо коснулся её приоткрытых губ. Сердце девушки рвалось из груди, когда руки Мустафы обхватывали её лицо, притягивая ближе. Нурбану, не колеблясь и секунды, ответила. Смело, дерзко и жарко.***
Четыре дня спустя Сверкающие свечи на золоченых подсвечниках в покоях Султанши создавали теплый и приглушенный свет. Все вокруг было наполнено ароматами благовоний и масел, которые дымно витали в воздухе, создавая атмосферу таинственности и очарования. Несколько служанок одевали Танели в фиолетовое платье с золотыми узорами, украшенное бисером и камнями. На ее голове золотая тиара, осыпанная бриллиантами, придавала госпоже еще большую красоту. Служанки также прикрепляли к ее волосам бриллиантовые булавки и украшения, добавляя блеск и яркость к ее образу. Сама же невеста, не двигаясь, смотрела на свое отражение с равнодушием. — Госпожа, — поклонилась Нарин с сундуком в руках. — Вам прислали еще один подарок. — Положи к остальным, — без интереса махнула рукой Танели. — Сообщили, что это для принцессы. — Довольно, — резко обернулась Танели. — Оставьте меня, хочу побыть одной перед праздником, — служанки отложили вещи и, поклонившись, направились к выходу. Нарин, прежде чем уйти, поставила перед госпожой сундук. Он был без украшений из светлого дерева. Едва двери закрылись, девушка опустилась на колени, открыв подарок. Внутри лежала уздечка для лошади. Она взяла ее в руки и внимательно рассмотрела каждую деталь. Кожаные ремни были мягкими и гладкими на ощупь, а украшены были золотистыми и серебристыми элементами. Ей прислали сотни украшений, ткани, но ни разу не принесли чего-то, что порадует именно её. Под уздечкой лежала желтоватая бумага с надписью: «При следующей нашей встрече я выиграю, принцесса». Танели невольно улыбнулась, искренне впервые с объявления Мустафы наместником Сарухана. Но вслед за мимолетной радостью пришла грусть, собравшаяся горьким привкусом на языке. Она не смогла сдержать всего одну слезу, предательски покатившуюся по щеке. Султанша захлопнула крышку, до крови прикусив внутреннюю сторону щеки. Физическая боль помогала сдержать эмоции. Медленно выдохнув, госпожа подошла к зеркалу. Она вытерла влажный след слезы. Первые улыбки были слишком натянуты и неестественны, но с пятой попытки отражение уже выглядело вполне счастливым.***
Два часа спустя Во время ночи хны самой счастливой была Фатьма, будто это у неё свадьба. Лица Танели не было видно, но Алиса знала, что дочь не улыбается. Хюррем время от времени изображала радость, а сидящая рядом Михримах лишь поглаживала живот. У неё были смешанные чувства. С одной стороны, сестру она никогда не любила и радовалась, что подозрения оказались напрасными, и Хасан никому не достался. Но, смотря на Танели, она каждый раз вспоминала себя, боль и горечь, которые принес никях, поэтому не могла улыбнуться ни от радости, ни со злорадства. — Айбиге, — обратилась Фатьма. — Правда же невольно вспоминается собственная свадьба? — Султанша изобразила почти естественную улыбку. — Но ты, наверное, была счастливее всех. Подумать только, как тебе повезло. Мустафа во всем талантлив, а как красив. — Я ежедневно благодарю Аллаха за такого мужа, — Султанша невольно посмотрела на свекровь, но та не отрывала взгляда от дочери. — Еще бы, ты получила такое счастье, правда же, Махидевран? — лишь сейчас Алиса перевела взгляд на Фатьму. — Дай Аллах, чтобы Танели была так же счастлива, как и Айбиге. Махидевран помедлила с ответом, смотря на улыбающуюся золовку. — Нет, желать Султанше судьбу женщины, которая должна жить в гареме, это печально. Но вы правы, Айбиге повезло.***
Следующий день Алиса вошла в покои дочери, чтобы покрыть её голову полупрозрачной тканью. — Все вон, — приказала госпожа, рассматривая Султаншу. — Из всего, что было мной создано, ты самое совершенное, — улыбнулась Махидевран. — Я хочу, чтобы ты была счастливой. — Так и будет, когда брат взойдет на престол, а вы станете Валиде Султан… — Я сказала, что хочу видеть счастливой тебя. Мы не говорим о Мустафе или мне. Ты должна жить собственной жизнью и мечтами. Действительно, очень важно возвести Мустафу на престол, но для меня одинаково важна судьба обоих моих детей. — Я знаю это… — Нет. Ты отдала себя в жертву ради брата. Готова была терпеть противного мужчину. Я боюсь, что в один день ты настолько привыкнешь ставить будущее других превыше себя, что у тебя не будет собственной жизни, будешь проживать лишь мечты Мустафы, занимаясь делами его гарема, потому что собственных не будет. Семье нужно помогать, но не игнорируя себя. Если брак не удастся, всегда можно избавиться от мужа или же иметь человека, с которым будет хорошо. — Я не понимаю. — Мне не нравится мужчина, с которым приказали быть, поэтому я выбрала того, кто приятен. У тебя же ситуация лучше, ибо тебя никто не сможет заставить. Если брак не сможет принести счастья, избавься от мужа, разведись или можешь проводить время с тем моряком, если он делает тебя счастливой. У тебя всегда есть выбор, и в нем нет места издевательству над собой. — Что вы такое говорите, валиде? — Танели с ужасом отошла. — Я никогда не буду изменять своему мужу. Разведусь, если жизнь будет невыносимой, но не предам. — Хорошо, этот ответ меня устраивает. — У меня есть просьба. Хочу к Мустафе отправить Джанфеду калфу. Во дворце эта рабыня показала себя крайне способной. — Я проверю её и, если не найду недостатков, отправлю в Манису.***
Вечер Паша вошел в покои, в которой Султанша уже ожидала его, одетая в белое легкое платье. В комнате царил полумрак, только несколько свечей освещают ее уютный интерьер. Великий визирь встал на колени перед своей супругой, но госпожа остановила его, положив руки на плечи. — Я хочу пропустить эту традицию. Вы для меня не слуга, а муж. Вы равны мне, и я хочу, чтобы в нашем браке всегда было уважение. — Благодарю вас, Султанша. — Вы можете называть меня по имени, ведь теперь мы одна семья, — Хюсрев улыбнулся. Пусть госпожа и выглядела равнодушной, но её слов было достаточно, чтобы согреть сердце мужчины. — Я хотел бы сделать вам подарок. Он вас недостоин и вряд ли сможет осчастливить так же, как вы меня, но я буду счастлив, если вы его примете. Паша поднял свой подарок, красиво упакованный в шелковую ткань, и вручил жене. Султанша развернула сверток, это была красивая золотая цепочка с бриллиантами в форме тюльпана. Таких украшений у неё были десятки, но Танели сделала все, чтобы улыбка была как можно радостнее. — Благодарю за ваши старания, я буду носить его каждый день. Паша, я приложу все усилия, чтобы быть лучшей из жен. Но вы должны знать, что смысл моей жизни, — это Мустафа. Если его не станет, для меня это равно смерти. Я считаю справедливым сказать вам об этом сейчас. — Госпожа, вам не стоит волноваться, — он взял холодную ладонь Султанши в свои руки. — Я приложу все усилия, чтобы с Шехзаде Мустафой ничего не произошло. — Благодарю вас, теперь я действительно счастлива. Первый в жизни поцелуй Танели был пустым. Она ощутила прикасание других губ к своим, но на этом все. Ни единой эмоции. Когда белое платье было снято, и паша начал поцелуями покрывать её тело, появился стыд и желание прикрыться. Следующим, что она испытала, была боль, когда тело мужа нависло сверху. Но девушка привыкла терпеть, чтобы получить желаемое. Тело болело после тренировок с Мурадом, когда падала с лошади, когда ранила руки, обучаясь музыке и обработке камней. В итоге боль всегда была оправдана — и сейчас так же. — Госпожа, вам больно? — спросил паша у молчаливой жены. — Лишь непривычно, вскоре пройдет, — слабо улыбнулась Танели, соврав.