Танцуй под мои слова

      Когда Глеб сказал, что можно отоспаться день, Яна должна была догадаться, что что-то другое помешает ей насладиться законным выходным. Но она наивно надеялась на чудо, которое не случилось. В двенадцатом часу из долгожданного и крепкого сна ее выдернул дверной звонок — возможно, прозвучавший не в первый раз: Яне казалось, что нечто подобное сначала беспокоило ее во сне, а потом она поняла, что это все же происходит где-то в реальности. Нашарив рядом с подушкой телефон, Яна убедилась, что пропущенных вызовов на экране нет, значит, за дверью не Глеб, внезапно решивший, что стоит назначить индив.       Увы, но игнорировать неожиданного визитера в таком случае не выйдет.       И все же еще минуты две Яна полежала, надеясь, что незваный гость, не дождавшись ответа, уйдет. Однако новая разрывающая мозг трель звонка заставила с недовольным бурчанием встать, накинуть поверх короткой комбинации длинный махровый халат, сброшенный вечером в кресло, и прохромать на каменных от крепатуры ногах в коридор. Где-то на самом подходе к двери Яне пришло в голову, что это может быть Игорь, и она замедлилась.       Пожалуй, даже Глебу она бы обрадовалась больше, чем бывшему жениху.       Стараясь идти как можно тише, чтобы в крайнем случае сделать вид, что в квартире никого, Яна все же приблизилась к двери и неуверенно потянулась к глазку. И выдохнула — это был не Игорь. И даже не Глеб.       Отперев замок, Яна толкнула дверь от себя, и ей практически в лицо ткнулся большой узнаваемый нежно-зеленый пакет. Нос уловил аромат кофе.       — Прощена, — начала оттаивать Яна, принимая неожиданный завтрак и отступая в сторону, чтобы слишком довольная для такого раннего утра Лика зашла в квартиру.       — За что? — поинтересовалась та, разматывая шарф и расстегивая короткий пуховик.       — За мой разрушенный сон. Я вообще-то тебе вчера говорила, что сегодня выходной.       — А, что-то про невероятное милосердие Глеба было, да, — покивала Лика, стянув мартинсы, и направилась в кухню, по привычке игнорируя ванную и все базовые правила вроде мытья рук.       Яна, стараясь не расплескать стаканчик с кофе и не залить им содержимое пакета, последовала за подругой, уже включающей чайник и выискивающей кружку посимпатичнее. Казалось бы, вместе они не жили уже года четыре, а привычки у Лики так и не поменялись — она все еще чувствовала себя хозяйкой в квартире, где пробыла чуть дольше месяца, когда однажды очень крупно поругалась с отцом.       Вытянув из пакета остывший кофе и две коробочки с макаронс, Яна тут же открыла одну и вцепилась в розу-личи. Не самый спортивный завтрак, но определенно после напряженного соревновательного дня и двух сумасшедших недель до него она имела полное право устроить себе сахарную кому.       Лика наконец дождалась подогрева воды до почти кипятка, залила себе пакетированный чай и проявила максимум доброты и заботы, подлив горячей воды в кофе Яны. После чего наконец плюхнулась на скрипучий стул за обеденным столом, вытащила из коробки сразу два макаронс и хитро сощурилась.       — О вас вчера весь вечер говорили, однако, — заявила она и откусила половину первого макаронс.       На лице Лики было написано такое удовлетворение, что Яна могла смело утверждать: это связано именно с темой разговора, а не с едой. Такой блеск в глазах подруги появлялся исключительно в моменты, когда она делались свежими сплетнями. Ну или что-то затевала. Не факт, что безопасное для себя и окружающих.       А еще, когда ей очень и очень хотелось выговориться — потому что с вечера соревнований они не виделись.       — Кто? — уточнила Яна, делая глоток ставшего теплым кофе и морщась: все же, в таком виде он был далек от вкусного.       — Ребята в соцсетях. Хорошо, что вы все это время держали воссоединение в тайне.       Чего-то особо хорошего в этом Яна не видела. Точнее, она не видела вообще ничего, что можно было или стоило обсуждать. Ее уже забыть за три года успели. Максимум, о чем можно посплетничать — как сильно упал ее уровень за это время.       — Мы не держали в тайне — так вышло, — пожала плечами Яна, делая еще один глоток и разочарованно понимая, что пить это невозможно. Пришлось встать, чтобы по примеру подруги заварить себе пакетированный чай: без напитка сладкие макаронс быстро вызывали тошноту.       — Хорошо вышло, — оценила Лика, прикончив первый макаронс. — Народ делает ставки, как долго вы протанцуете вместе, это во-первых. Если что, я поставила на полгода, так что тебе придется как-то вытерпеть Глеба или отдать мне проигранную тысячу евро. Ну, и во-вторых, теперь Игорь не сможет вас так легко слить: вы вчера неплохо оттанцевали, и уровень Глеба очевиден.       — Мой тоже, — поджала губы Яна. — Как и наше несоответствие уровней, как и нестанцованность, и многое другое.       Она не была так уж уверена, что Игорь ничего не сможет делать. Состав финалов и места в них подвергались спорам постоянно, и то, кто должен быть в финале из полуфиналистов, люди тоже обсуждали очень яростно. Многие вещи выглядели очевидно для всех, и все же, судейство раз за разом делало вид, что не замечает этого. Если будет приказ сверху, их и в четвертой оставят. И никакие споры в соцсетях этому не помешают.       На что там надеялась Лика — неясно.       Впрочем, единственное хорошее во вчерашнем днем правда было: они добрались до полуфинала и как минимум по Двоеборью попадали на Россию. О чемпионстве речи не шло, но продолжение соревновательной гонки — это уже хорошо. Даже если им внезапно светил финал на Москве, и Игорь этому помешал.       Хотя Яна точно знала — не светил.       — Не наговаривай, — отмахнулась Лика и приговорила второй макаронс. — Лучше расскажи, как тебе? В новой паре, в смысле.       За эти две недели они ни разу не виделись. Яне в бесконечном марафоне подготовки хватало вечерами сил только на душ и моментальное засыпание. Где-то между самостоятельными отработками и индивами с Аллой Витальевной у нее были массаж, силовые и станок. А в перерывах, Яне казалось, она исключительно спала. Поэтому неудивительно, что получавшая короткие сообщения вроде «только закончили, еду домой» Лика сейчас жаждала услышать максимум подробностей.       Но почему-то мозг сформулировал только:       — Нормально.       — Максимально отвратное слово, ты же знаешь, — фыркнула Лика.       — Не так плохо, как я ожидала, — чуть более развернуто пояснила Яна. Потому что она не знала, что именно рассказать.       Про две недели ада и избыточную упёртость Глеба? Так это не было чем-то новым для большинства спортсменов. Хотя маловероятно, что все готовились к региональным соревнованиям за такой короткий срок. Но явно они не первые и не последние.       Про разницу отношений на соревнованиях и в тренировочном зале? Быть может, в этом ничего нового тоже нет. Просто Яне раньше везло на более спокойных партнеров, которые гасили ее собственную вспыльчивость и ярость. А тут оказалось, что они очень похожи и никак не могут притереться друг к другу. Поэтому в зале конфликтуют, а на соревнованиях Глеб все же ведет себя так, как и все партнеры. С заботой. Вниманием. Надежностью. И спокойно принимает ее излишне тактильную натуру, потребность в контакте.       Про то, что она порой как-то слишком эмоционально реагирует на его прикосновения? Лике только дай повод — она из этого такую историю развернет на одних только предположениях и намеках, что все авторы дерьмо-бестселлеров на книжных полках от зависти сгорят. Лучше смолчать.       И по всему выходило, что особо и рассказать нечего.       — Мне кажется, ты от него заразилась немногословностью, — поджала губы Лика, присматриваясь к третьему макаронс из шести. То ли просто выбирала вкус, то ли вспоминала о калориях и новых платьях. — И вообще, «нормально» как-то не отражает причин, по которым вы в отборочных целовались.       Яна спешно сделала глоток чая, чтобы дать себе несколько секунд. Она очень надеялась, что подруга приехала где-то после одной восьмой, потому что в раздевалку пришла как раз после этого, и не видела ее психоз из-за общения с матерью. А в четвертой и полуфинале Яна оттанцевала уже без этих избыточных эмоций и идиотских детских попыток что-то доказать наверняка и не смотревшей на них матери. Так что обвинения Лики были вообще-то не обоснованы. Целовались они всего один раз и вообще это на поцелуй не тянуло — просто губами соприкоснулись.       Ну, по крайней мере, в сравнении с поцелуем в новогоднюю ночь это точно был детский лепет.       — Мне показалось это логичным финалом вариации, — наконец выдала ответ Яна, с сожалением смотря в почти опустившую кружку: вставать за кипятком не хотелось, а болтовня явно будет еще долгой.       И неудобных вопросов Лика могла придумать миллион.       — Ну-ну. Не помню, чтобы на всех «логичных» моментах ты целовала Рому. И Макса после разрыва отношений, кажется, тоже. А вариации у вас местами были ну очень способствующими. Вот про Адриана не помню… — начала вслух рассуждать Лика, даже отвлекшаяся от выбора макаронс.       Очень захотелось чем-нибудь в нее кинуть, но кроме макаронс на столе ничего легкого и не травмирующего не было. А их было жалко. Рассуждения подруги Яне не нравились, потому что она по этой ниточке подозрений могла наплести очень паршивое кружево из собственных идиотских догадок. Хотя, в общем-то, реальность была вполне прозаична. Да, Лика была права, говоря, что с Ромой такой импровизации не было. А с Максом закончилась, когда они расстались как парень с девушкой.       Но с Ромой они оттанцевали-то всего один турнир, и тот прошел как в мареве: Яна четко помнила свое напряжение и скованность — в ней почти не было эмоций тогда. С Максом там было много обиды с ее стороны, и это отдельная сложная история. А с Глебом у нее был просто железный аргумент, который Яна в итоге и озвучила.       — Спонсор разврата — моя мать.       Приподняв тонко выщипанные брови, Лика уточнила:       — Прости, что?       — Ей вздумалось дать мне пару очень ценных советов перед латиной.       — У нее очень интересная методика.       — Да не целовать его она мне советовала, — поморщилась Яна. — Она проехалась по нашему взаимодействию — точнее, по моему. Мол, с залом работаю, а с партнером вообще нет. Ну, ты знаешь этот ее фирменный тон: «бездарная дочь, даже учить бесполезно». Я в итоге психанула. Глупо, знаю.       Понимая, что чаем уже дискомфорт не скрыть, Яна поднялась на ноги и направилась к мойке с пустой кружкой. Зашумела вода, позволяя несколько секунд не слышать Лику и собственные мысли. Она и правда поступила глупо. Не ошибка всей жизни, но определенно идиотский поступок.       Спасибо Глебу, что он это вообще никак не прокомментировал. Рома бы в такой ситуации точно засыпал ее неудобными вопросами. А Макс, помнится, после подобного сразу же выдал: «Так ты все же ко мне неравнодушна?» и еще с неделю подкалывал шутливыми предложениями встречаться и вопросами, пора ли ему бросить всех своих пассий. Правда, через четыре месяца они в итоге реально начали встречаться, но отнюдь не из-за пары недо-поцелуев на соревнованиях.       Выключив воду и убрав чистую кружку на сушилку, Яна развернулась и встретилась с лукавым взглядом Лики, все же жующей третий макаронс.       — Иногда от твоей матери и для тебя есть польза, — вынесла вердикт Лика, а Яна скривила губы. — Глядишь, заставит тебя перестать бегать от мужиков.       — Я не бегаю. И, к слову, она одобрила Глеба, ага. Вот только учитывая, что последним мужчиной, которого она одобрила, был Игорь, я б так не радовалась.       — Задачка, — покачала головой Лика.       И потянулась к четвертому макаронс.       Яна хотела было уточнить, не решила ли подруга на этот сезон выбрать шифоновые платья-разлетайки судя по наеданию лишних калорий, но все же решила смолчать. Ей меньше достанется, и для ее веса это однозначно благо. Тем более она и вправду больше не хотела, а если уберет в холодильник, потом вспомнит только через месяц, когда в прошлом очень даже симпатичный десерт превратится в очень не эстетичный.       Вместо этого она оставила подругу наедине с почти опустевшей упаковкой макаронс и удалилась в спальню, хотя бы разобрать гнездо на голове и сменить комбинацию на домашний флисовый костюм. Лика здесь явно надолго, вернуться к долгожданному и прекрасному сну до вечера уже не светит.

***

      Беседы с отцом с самого детства для Глеба были едва ли не самым большим испытанием. И не важно, какая тема разговора — это всегда ощущалось как проверка на устойчивость: эмоциональную в первую очередь. Глеб не помнил ни одного случая, когда бы мог быть рядом с отцом просто ребенком, просто чем-то поделиться и не думать, какой комментарий получит, какие выводы его заставят сделать из собственных слов и поступков, как обернут его собственные проблемы против него. Отец не был плохим — он просто воспитывал сына как умел. И не сказать чтобы Глеб его за это ненавидел. Но старался всегда многократно обдумать, так ли ему надо о чем-то говорить с отцом.       Увы, сейчас все же приходилось.       Устроившись в кресле для посетителей, на расстоянии вытянутой руки от добротного деревянного стола, за которым отец восседал с видом царя на аудиенции, Глеб молча подвинул отцу черно-белую распечатку.       Отец пробежался взглядом по коротким строчкам, которые даже ему, далекому от спорта, говорили достаточно.       — Полуфинал? Всего лишь? — презрительно сцедил он. Глеб поджал губы. — И какие по счету?       — Десятые из двенадцати.       Во взгляде отца четко читались все его сомнения и желание ткнуть нерадивого сына в ошибки. И главная из них — то, что он вообще еще не оставил все. Но к несчастью для него самого, он все же однажды просчитался, хоть и не грандиозно, и Глеб воспользовался его просчетом. Заключил сделку.       Поздним вечером в конце декабря они с отцом подписали письменную договоренность. У Глеба есть почти год, до середины следующего декабря. Отец не лезет в его спортивную карьеру — в первую очередь, с палками в колеса. А Глеб пытается все же войти хотя бы в тройку на ЧМ. Не выйдет — оставляет всё. Выйдет — делает, что хочет.       У этой сделки было достаточно условий: и для Глеба, и для его отца. Потому что Глеб прекрасно знал, что отец может вмешаться в любой момент — через Федерацию, через судей, через тренера. И что он может выдумать очень двоякую формулировку обещания. Поэтому договор Глеб готовил неделю вместе со сторонним юристом, а не с семейным: последний с высокой вероятностью действовал бы во благо главного заказчика — отца.       Сам Глеб же оказался в жестких условиях относительно ограниченных возможностей. Отец не собирался вкладывать деньги в его спортивное развитие, что все же уменьшало ресурсы — на те же сборы за границей. И не позволяло «купить» абсолютно любую партнершу. Кроме того, отец определил перечень соревнований, и первым в нем стала Москва. А потому резко сузился круг выбора партнерши.       Кроме Яны Глеб бы ни с кем не успел поставить и отработать программу. Со всеми остальными бы пришлось начинать с нуля.       Позиция отца была проста: «Если ты такой чемпион — сможешь и невозможное».       Под «невозможным» подразумевалось сначала нормально оттанцевать Москву, потом пройти через Чемпионат России, добраться до International Open, GrandSlam и World Open. И в рамках всех этих соревнований заявить о себе так, чтобы оказаться в числе двух пар от страны, которые Федерация отправляет дальше: на Европу и наконец уже на декабрьский Мир.       Ритм жизни рисовался сумасшедшим, потому что на все это — год. В конце марта Grand Slam в Румынии, в конце марта и начале апреля Россия, следом International, в начале мая World Open, в конце — Европа, в июле Grand Slam в Италии, в августе Grand Slam в Штутгарте, в конце октября Grand Slam в Москве и наконец в декабре Мир. А в идеале еще и в октябре ROC оттанцевать. И это Глеб набросал только якорные соревнования, а между ними бы парочку квалификационных докинуть, для надежности. Вдобавок, еще неясно, какую программу в итоге они будут танцевать: в зависимости от этого график может меняться. Глеб составлял список, ориентируясь на латину, но если сейчас выяснится, что на Россию они проходят условно только в двоеборье, придется делать акцент на всю десятку.       Счастье, что хватило ума еще не замахнуться на Всемирные Игры, потому что Яна бы в таком случае его точно придушила. Шансов в действительности не было — разве что следующие, а не ближайшие. Вот только еще четыре года оставаться на соревновательном паркете Глеб все же не собирался.       Но даже если Глеб со всем согласился, хоть и вынужденно, это не означало, что ему нравится сложившаяся ситуация. И комментарии отца тоже. Может он и видел себя достойным пьедестала ЧМ, но это не означало, что весь год на российских соревнованиях он будет собирать все первые места. Особенно на разбеге, когда еще даже период реабилитации не закончился. А придется, к сожалению.       Тем не менее, результат двоеборья был очень хорошим.       — Напомню, что мы готовили десятку две недели, — раздраженно сообщил Глеб, понимая, что отговорка слабая, но они действительно сделали за такой короткий срок очень многое.       — Вы еще летом поставили программы, — возразил отец.       — И сейчас переделывали. Яна уже выходила с этими вариациями в составе другой пары.       Отец промолчал, но его выражение лица не изменилось ни на йоту. Для него было плохое все, что не «золото», и этому он учил сына с пеленок. Глеб принимал эту философию и разделял, но не во всех ситуациях. Ему бы, возможно, тоже хотелось оказаться выше даже сейчас, но были очень веские причины находиться ниже. Не только Яна, но и его собственные возможности еще не вернулись на прежний уровень — он продолжал прощупывать запас прочности прооперированного сустава.       Но вот место в полуфинале могло быть и выше.       Впрочем, он пришел явно не для того, чтобы выяснять, полуфинал — это хорошо или не очень. И точно не для того, чтобы выслушивать комментарии от отца, который не имел никакого отношения к танцевальному спорту. Если уж кто и имеет право говорить, опозорились они или нет, то это хотя бы Алла Витальевна.       Забрав у отца распечатку результатов, Глеб сплел пальцы рук в замок и мрачно произнес:       — Есть еще одна проблема, с которой приходится разбираться. Не очень честное судейство.       — А то оно у вас было честным когда-то.       С этим Глеб не мог не согласиться. Субъективность оценки была проблемой любого эстетического вида спорта. Можно четко увидеть музыкальность, потому что есть музыка и ее ритм, можно определить техничность, потому что все фигуры вариаций есть в учебниках. Но нет, например, единого понимания, что такое «артистизм» и когда условная улыбка — это плюс, а когда — минус. Нет единого понимания, что такое «пара»: это не только контактные позиции в вариации и телесное взаимодействие. И там, где один судья возмущается, что партнер выпячивается и играет с залом, не работая с партнершей, другой ничего подобного не видит и ставит желанный крест в таблицу.       Спорные результаты — норма для всех эстетических видов спорта. Подсудить кому надо здесь проще, чем в какой-нибудь легкой атлетике. Но порой уровень спорности просто зашкаливает.       — Все немного сложнее, — Глеб покачал головой в попытке корректно донести мысль. — Один ублюдок повлиял на кого-то в Федерации. Я пока не выяснил, от кого идут указания нас сливать и к кому из судейской бригады.       — И что ты хочешь от меня? Пойти проплатить всем членам судейской бригады на местных соревнованиях? Твои проблемы — выкручивайся сам.       Подавив очередной всплеск раздражения, Глеб стиснул пальцы и как можно спокойнее ответил:       — Проплатить всем и каждому я и сам могу.       И это может даже было вполне неплохой тактикой, чтобы оказаться в числе тех самых двух пар для Европы и Мира, но паршивой — если результаты на GrandSlam и International не подтвердят их лидерство, а иностранных судей подкупить труднее, да и просто смысла ноль. Глеб никогда не хотел покупать себе места. Стремиться к максимальной честности было бесполезно, потому что субъективизм был везде. Достаточно у одного тренера, который одновременно и судья, взять побольше индивидуальных, и он с высокой вероятностью прокрестит пару на соревновании, где будет судить. Вот вроде и не подкуп, а фактически все же он самый. И таких мелочей много наберется.       Но если с этими мелочами просто приходилось смириться, то заносить кому-то или всем сразу, чтобы их гарантировано пропихнули в финал, Глебу не нравилось. Терялся весь смысл соревнований для него лично.       Это помимо того, что отсутствие подобных манипуляций было одним из условий контракта с отцом.       — Тогда зачем ты об этом вообще заговорил?       — Чтоб было меньше претензий с твоей стороны за результаты российских соревнований.       Отец чуть приподнял брови, но больше ничем своей реакции не выдал: оставался так же собран и смотрел на сына со смесью разочарования и недоверия. В его глазах Глеб уже априори провалил все соревнования.       С этим стоило смириться, но почему-то это все еще причиняло какой-то дискомфорт глубоко внутри.       — А еще, чтобы ты пообщался с Арташовым и с Гецке — хотелось бы понять, кого все же подкупили и как, — добавил Глеб, выпрямившись в кресле.       Ему не требовалась серьезная помощь — за нее придётся дорого расплачиваться. Всего лишь некоторая информация. Отцу, который очень давно был знаком с Арташовым и имел общие дела, было проще мимоходом затронуть тему, чем Глебу, не имеющему личных контактов в Федерации.       — В контракте такого не было, — поджал губы отец. — Хорошо. Но ты следующую неделю будешь с утра и до вечера в офисе. И меня не волнует, насколько плотный у тебя тренировочный график.       Глеб стиснул зубы и натянуто кивнул. У него не было выбора.

***

      Лика не была бы Ликой, если бы не попыталась единственный законный выходной Яны превратить в нечто полное избыточной активности. А избыточным было все, что не подразумевало сон до обеда и последующие сериалы или книжки в постели. То есть все, что требовало вообще вылезать из-под одеяла, менять комбинацию на джинсы и свитер и двигать ножками дальше, чем до кухни за йогуртом или другим перекусом.       В общем, каток у ГУМа совершенно точно не походил на идеальный план для выходного в системе ценностей Яны. Зато походил на прекрасный план совместного времяпровождения в системе ценностей Лики, о чем та и заявила, подталкивая Яну прочь из квартиры.       Попытки Яны просто красиво постоять у бортика с горячим кофе тоже увенчались грандиозным провалом. Лика потрясла перед ее лицом двумя парами не первой свежести коньков, и пришлось допивать хоть немного взбодривший кофе и идти разуваться.       Каталась Яна неплохо. Неплохо — для человека, который никогда не лез в профессиональное фигурное катание, но в детстве освоил банальное вперед-назад, елочки-фонарики, а при особом желании мог и на одной ноге немного проехаться, в ласточке там какой. Но особое желание подразумевало отсутствие хоть какого-либо дискомфорта в мышцах, а этого сегодня было хоть отбавляй: ноги отваливались, хвост тоже.       Неспешно скользя вперед, Яна старалась держаться ближе к бортику и дальше от высыпавших на каток детей — каникулы в школах вроде закончились, и вообще день был будний, но почему-то более свободным это лед не делало. Опасаясь попасться кому-нибудь из малышни под коньки, Яна делала вид, что ее тут нет. Лика укатила куда-то вперед, активно выделываясь: каталась та лучше, когда-то интереса ради даже с тренером занималась, поэтому на энтузиазме могла попытаться и чего-нибудь прыгнуть — Яна в этой терминологии не разбиралась. Так что обычно их совместные походы на каток выглядели несколько странно: Лика то гоняла на скорости, то пируэты крутила, а Яна неторопливо нарезала круги елочками-фонариками.       В чем был смысл в итоге «совместного катания», которое заявляла Лика, неясно. Но если ей так хотелось и доставляло удовольствие — что ж.       Какой-то семилетка (хотя, может и старше) пронесся мимо с восторженным воплем и на такой скорости, что Яна испуганно метнулась вправо и, покачнувшись, вцепилась в спасительный бортик. Сегодня затея с катком ей определенно не нравилась. Она ощущала себя даже не деревом, а бетонным столбом: тяжелая и неповоротливая. Едва ли из этого выйдет что-то хорошее. Поморщившись, Яна собрала ноги по третьей и, держась правой рукой за бортик, скользнула взглядом по увешанному гирляндами ГУМу.       — О! Хэй! Привет! — раздался звонкий голос справа, и Яна инстинктивно обернулась, хотя все это вполне могло быть адресовано не ей, а вон тому парню, который в нескольких шагах от нее тоже остановился.       Но нет. Окликнули именно ее. По другую сторону бортика лучезарно улыбалась Полина, в коротком серебряном пуховичке, без шапки, с одной лишь повязкой на голове. В Яне моментально проснулась пенсионерка, возмущенная молодежью: сама она последние года два утеплялась как на Север.       — Привет, — озадаченно протянула Яна, не ожидавшая не столько столкновения, сколько того, что Полина ее окликнет. Да еще и в итоге зависнет возле бортика, словно просто поздороваться было недостаточно.       — Катаешься? — полюбопытствовала Полина все с той же улыбкой.       — Что-то вроде.       На нормальное катание это сегодня походило мало. И сейчас Яна все же предпочла отдыхать у бортика, так что тем более не совсем «катаешься». И вообще вопрос был из разряда слишком дурацких.       — Я тоже хочу, — задумалась Полина, огляделась и вернула внимание Яне. — Можно присоединиться?       Очень подмывало сказать, что каток общественный, к чему тут разрешения. Но Полина не была виновата в том, что планы самой Яны испортились, и это отчасти влияло на настроение. Тем более, похоже, она просто хотела как-то наладить отношения, поболтать, и в этом не было ничего криминального. Нормальные люди так взаимодействуют. А поскольку какой-то особой антипатии к Полине у Яны не было, стоило не бурчать возмущенно, а отвечать тем же. Потому, попытавшись изобразить на лице хотя бы намек на улыбку, Яна кивнула.       — Давай.       — Я мигом! — пообещала Полина и всучила ей стакан с чем-то недопитым, прежде чем стартанула в направлении пункта проката. Озадаченно понюхав соломинку, Яна констатировала — какао. Подумав несколько секунд, она вытащила и смяла соломинку и допила остатки: не пропадать же добру. Пусть это будет компенсация за мелкие возникшие неудобства.       Смятый стаканчик вместе с соломинкой убрала в карман и, стараясь никого не сбить, медленно покатила в сторону входа-выхода, чтобы Полина ее по всему катку не искала.       — Уже линяешь? — возмутилась мчащая навстречу Лика, затормозившая так резко, что кто-то из других катающихся шарахнулся от нее в сторону.       — Там сейчас Полина подтянется, — пояснила Яна, — встречу.       — О, — подруга просияла, — отлично. Давайте, я как раз еще кружок успею сделать. Можем наперегонки потом.       Мысленно застонав, Яна понадеялась, что ей хватит креатива придумать отговорку. Или Полина окажется такой умелой фигуристкой, что пойдет соревноваться с Ликой, и Яна не будет в фокусе внимания. Это было бы прекрасно. Потому что, во-первых, кататься с Ликой наперегонки бесполезно, победитель и так ясен. Во-вторых, катастрофически заполненный лед едва ли вообще позволял это делать и требовал высочайшего уровня маневренности. Яна сегодня в себе этого качества не находила ни в каком объеме.       Больше всего и правда хотелось слинять, но это было бы нечестно по отношению к подруге.       Недалеко от входа-выхода Яна заметила урну. Воодушевленная, она прибавила скорость — таскать с собой стаканчик не очень хотелось, пусть и смятый и в кармане. Но у самого бортика резко тормознула и едва не запнулась: переобувшася Полина радостно выпорхнула на лед и помахала рукой Яне, но появилась она не одна. Практически на буксире она тянула за собой Глеба — не выглядящего довольным (хотя, у него почти всегда было такое выражение лица), но все же тоже обутого в коньки.       Озадаченно замерев на месте, Яна лицезрела подкатывающую к ней парочку. Подумалось все же укатить к урне да так и сбежать. Лику только оставлять не хотелось, обидится.       — Я так рада, что мы тут пересеклись, — сообщила Полина, останавливаясь в пятнадцати сантиметрах от Яны. — Хоть покатаемся, а то никак не могла заставить Глеба все же пойти со мной.       Захотелось уточнить, чем тут помогло ее собственное вмешательство, которое не было вмешательством, но Яна выдавила только неловкое «ага».       — Уже размялась? — поинтересовалась Полина, словно не замечая смены настроения.       Яна кивнула.       — Тогда я на разогревочный кружок и поедем, — сообщила Полина и обернулась к Глебу, которого все еще держала за руку. — Ты со мной?       — Мне и тут неплохо, — отказался он.       Полина что-то пробурчала себе под нос, отвернулась и покатила вперед. Очень даже ровно и аккуратно покатила, удачно маневрируя мимо толпы людей. Возможно, ее и правда удастся сплавить к Лике, и тем самым увильнуть от необходимости ввязываться в глупое соревнование. Ей вполне хватит и пары кружков в темпе трехлетнего ребенка.       — Ты ж отоспаться хотела, — произнес Глеб, подъезжая ближе и останавливаясь, похоже, в считанных миллиметрах у плеча: смотрящая вслед Полине Яна чувствовала его несмотря на толстую куртку.       — Хотела. И хочу до сих пор.       — У тебя интересный способ поспать, — хмыкнул Глеб, все же покатив вперед.       На автомате Яна последовала за ним, руководствуясь тем, что они ж начали разговаривать. И только потом сообразила, что вполне могла и остаться на месте — ну, разве что к бортику ближе подъехать, чтоб не мешать остальным.       — У меня очень деятельная подруга, — пояснила Яна, подстраиваясь под его скорость — к счастью, ниже средней. — А вот в тебе не подозревала любви ко льду.       — Ее с лихвой у Полины, которая не может пройти мимо катка. Мне стоило догадаться об этом, когда мы поехали в центр.       Где-то внутри поскреблось желание узнать, что они здесь вообще делали, но было бы глупо задавать такой вопрос. Ее это не касается. И, в общем-то, в январе добрая треть Москвы проводила время в центре — кто на ярмарки, кто пошопиться, кто поселфиться, а кто просто погулять среди украшенных зданий. Один только традиционный бант ЦУМа вопреки своей стандартности из года в год собирал кучу желающих обязательно сделать фото рядом.       Подавив неуместное любопытство, Яна задала более животрепещущий вопрос:       — Ты уверен, что тебе можно сейчас на лед? После операции, в смысле.       — Без понятия, — отозвался Глеб, сбавляя скорость, чтобы проехать позади Яны, держащейся справа от него, и сместиться ближе к бортику, потому что впереди образовалась кучка из пяти подростков.       Яна последовала за ним и мельком оценивала технику. Не с профессиональной точки зрения, которой у нее не было, а скорее с обывательской. Но этого ей хватало, чтобы понять — на коньках Глеб стоял уверенно. Умел ли что-то кроме обычного скольжения вперед и назад, неясно, но в пространстве телом управлял хорошо. По крайней мере, ловить его на каждом шаге с матами не требовалось.       И все же, Яну беспокоило то, что народу на катке было достаточно, особо гениальных и не думающих об окружающих — тем более. Любое удачное падение на колено обеспечит Глебу или полное обнуление ценности операции, или направление на новую. А это значит, что с Россией они пролетят.       Забавно — теперь и она начала мыслить его категориями.       — Мне казалось, спортсмены твоего уровня более ответственно подходят к здоровью, — сообщила Яна, догнав существенно отъехавшего от нее Глеба.       Пришлось увеличить скорость, и мышцы бедра как-то не очень оценили эту задачу. Поморщившись, Яна попыталась растереть переднюю поверхность ладонями, не останавливаясь полностью. Идея оказалась провальной — одновременно следить за людьми на катке и немного помассировать ноги, при этом еще и не потеряв корпус, было нереально. Пожалуй, стоило просто закончить круг да идти на выход. Она и правда слишком устала, чтобы активно кататься.       На удивление, Глеб подстраивался под ее скорость. Он замедлился, позволяя отставшей Яне подъехать ближе, прежде чем ответить:       — А мне казалось, спортсмены твоего уровня используют выходной как выходной. Только попробуй завтра что-то сказать об усталости.       — Вот именно поэтому я сейчас и свалю. Надеюсь, Лика отвлечется на Полину.       Судя по тому, что подруга их еще не нагнала, девочки и правда встретились, и, может, уже какое любительское соревнование и устроили. Теоретически, в таком случае Лика сильно обижаться не будет. Тем более, если сослаться на ноющую спину, может и вызваться отвезти домой — о проблемах с позвоночником Лика знала, как и об откладываемой операции, и в этом вопросе была очень внимательна. Яне не хотелось прибегать к таким грязным приемам, но если более честные не сработают, выбора не останется.       Лавируя среди катающихся, Яна чуть прибавила скорости и проехала параллельно короткой дуге бортика. Оставалась лишь длинная сторона вдоль ГУМа, и до заветного выхода-входа рукой подать. Черт с ним, согласится с Ликой откататься где-нибудь через неделю, когда мышцы отойдут немного от вчерашнего соревнования. Вряд ли Глеб будет ее гонять ближайшие две недели на стандарт так же сильно, как предыдущие — на десятку. Чистить им надо много, но одна программа — это не марафон для двух сразу.       Осмотревшись, Яна заметила кислотно-зеленую куртку Лики и слепящую серебряную Полины где-то метрах в двадцати впереди — кажется, девочки что-то там креативили с пируэтами. Невольно улыбнувшись, Яна продолжила на прежней скорости продвигаться к выходу, огибая собравшихся. Но внезапно выскочивший перед ней девяти-десятилетний мальчишка, похоже, играющий в олимпийца-конькобежца с подружкой, заставил резко затормозить ребром и покачнуться — в противном случае она бы налетела на ребенка. Виноват технически он, а практически от его родителей явно получила бы она. И от прочих взрослых тут — тоже: классика жанра же.       Но если мальчишка и уехал, то догоняющая его подружка рисковала на своем амплитудном движении определенно задеть Яну — ребенка едва ли волновало, есть риск на кого-то наехать или нет. Яна встревоженно дернулась назад, на мгновение забыв, что на ногах коньки, а не туфли, и механика движения совсем другая. Коньки задели друг друга, внутри всколыхнулась паника.       Взмахнув руками, Яна попыталась зацепиться за бортик, близко к которому находилась, но оказалось, что до него все же еще несколько сантиметров. Постаравшись извернуться, чтобы упасть все же на бедро, а не на копчик, Яна ощутила спазмирующую боль в правой стороне — крепатурные боковые мышцы рывок и скручивание не оценили.       Она бы определенно рухнула катастрофически неаккуратно и с последствиями, если бы сзади ее не подхватили чужие крепкие руки. Единственный удар, который случился — виска с чужим плечом.       — Ты уверена, что вообще умеешь кататься? — уточнил поймавший ее Глеб.       Поморщившись от его тона и от сохраняющегося колкого ощущения в боку, Яна попыталась распутать ноги и выпрямиться. И желательно при этом не отвлекаться на то, как удобно на ее талии лежат его руки. И вообще на то, что они как-то чересчур близко для позиции вне паркета.       Сердце бешено колотилось.       Разум запоздало обработал тот факт, что могло бы быть грандиозное падение. Могла бы быть дополнительная травма. Могла бы быть сорванная тренировка. И не то чтобы Яна бы расстроилась, если бы они не вышли на Стандарт, но травмы-то бывают с разными последствиями. С Латиной в феврале тоже можно пролететь.       Все это промелькнуло в голове стремительным потоком, и облегчение навалилось вслед за запоздалой паникой. Ноги задрожали. Яна вцепилась в тонкую куртку Глеба, наплевав на то, как это может выглядеть со стороны — если он отпустит руки, ей понадобится опора. До бортика, увы, все те же сколько-то сантиметров. А ей надо подышать и успокоиться, прежде чем на пенсионерской скорости доехать наконец до вожделенного выхода.       Вдох-выдох.       К черту все эти общественные катки. Ездила всегда на закрытые и нечего изменять привычкам. Людей там не в пример меньше, как минимум если удачно время подгадать и каток не самый раскрученный выбрать. А еще там меньше вот таких не знающих «ПДД». Ну и, пожалуй, никакого льда сразу после соревнований — координации ноль.       Вдох-выдох.       — Куртку порвешь, — предупредил Глеб негромко, и Яна осознала, что как-то уж слишком яростно стискивала его куртку в пальцах и тянула на себя.       Сделав еще один замедленный выдох, она уговорила себя очень медленно разжать пальцы, но не разомкнула объятий вокруг Глеба. Ноги все еще дрожали. Хотя общий тремор вроде успокаивался.       — Минуту, — так же тихо попросила Яна, продолжая прижиматься лбом к его плечу.       Не видеть кружащих вокруг людей сейчас было крайне приятно. И восстанавливать дыхание, пульс и устойчивость, закрыв глаза и погрузившись в темноту, было намного проще.       Правда, об одном Яна забыла.       — Мама, говоришь, — раздался насмешливый голос Лики: судя по характерному звуку торможения, подкатившей на всех парах и крайне эффектно.       И на что именно Лика отреагировала, Яна прекрасно догадывалась. В груди зарождался нервный смех — в большей степени над собой, а следом и над ситуацией. Но его удалось подавить. Открыв глаза и повернув голову в сторону подруги, Яна заверила:       — Мама, мама. — Оценив ее раскрасневшееся лицо и растрепанные волосы Полины, подъехавшей следом, Яна уточнила: — Вы ж тут покатаетесь без меня? Не обижайся.       — Езжайте, голубки, — хихикнула Лика, — с вами все понятно.       Желая исчезнуть, потому что ну-слишком-понимающий взгляд был не только у Лики, но и у Полины, хотя у той в глазах сквозило еще что-то уже совсем не веселое, Яна все же оторвалась наконец от Глеба, надеясь, что ноги ее не подведут на оставшихся скольки-то десятках метров. Глеб, правда, руки с ее талии так и не убрал.       — Спасибо за спасение, — тихо уронила Яна и выпуталась из этих объятий, чтобы развернуться и медленно поскользить к выходу, теперь очень настороженно осматриваясь по сторонам.       Затылок жег взгляд подруги. Очень хотелось побыстрее оказаться подальше отсюда, а потом в теплом салоне такси и наконец в уютном одеяле своей постели. Определенно активный выходной после соревнований — не ее история. Разве что можно бы зайти по пути к автомобилю и купить где-нибудь горячий кофе навынос, потому что все ее сегодняшние попытки его выпить с удовольствием оканчивались как-то криво.       Спрятав руки в карманы и наткнувшись на смятый стаканчик, Яна утрамбовала его глубже, и, все в том же напряженно-настороженном состоянии доехала наконец до выхода. Неловко притормозив, она выбралась со льда и поковыляла к пункту проката. Никогда не понимала, как фигуристы вообще нормально ровно ходят на лезвиях — ей очень хотелось быстрее разуться. И это при том, что равновесие на каблуках она держала прекрасно. Но стоять на лезвиях — определенно было последним, что ей нравилось.       Момент снятия коньков был самым прекрасным во вселенной — никакое расставание со шпильками не сравнится. Чувствовать, что стопы снова легкие, снова гнутся, снова управляемые, понимать, что наконец-то своим балансом, равновесием и шагом владеешь абсолютно, было невероятно. Едва не застонав от удовольствия, Яна встала на пальцы, перекатилась на подъемы, почувствовала, как туго растягиваются мышцы и просыпаются сухожилия. И только после этого наконец всунула ноги в кроссовки.       Определенно коньки — не ее любимый вид обуви.       Встав со скамейки, чтобы отдать это пыточное устройство прокатчику, Яна подняла голову и едва не врезалась в стоящего рядом Глеба. Не замеченного только потому, что рядом в целом было достаточно чужих ног — и замерших, и ходящих туда-сюда. В зоне проката было слишком людно, даже хуже, чем на льду.       — Давай отнесу, — пользуясь ее заминкой, Глеб забрал из ее руки арендованные коньки и скрылся, чтобы вернуться через три минуты.       Яна стояла все там же, приподнимаясь и опускаясь на полупальцы, чтобы разогреть подмерзшие за время катания ноги. Она не привыкла к такой постоянной фиксации и отсутствию работы стопы. Кровообращение сходило на нет.       — Меня пугает твой возросший уровень джентельменства. Обычно за такое приходится расплачиваться, — честно сообщила Яна, когда Глеб вернулся и потянул ее за локоть к выходу. И тут же уточнила: — А девочки?       — Наслаждаются катком и друг другом.       — Мне казалось, вы с Полиной вместе пришли.       — И? — недопонял Глеб, выходя из крытой палатки на улицу и направляясь в сторону ворот, ведущих к Охотному ряду. Локоть Яны он все еще не отпустил, и ей приходилось подстроиться под его темп.       — Теоретически вы и уйти должны были вместе. Нет?       — Она прекрасно проводит время.       Этот аргумент даже оспорить было сложно. Яна конечно не сомневалась, что Лика с Полиной нашли общий язык и занятие и в итоге могут хоть до темноты кататься, но в ее картине мира как-то всё не сходилось. Если двое пришли куда-то вместе, то и уходили обычно вместе. Глеб сам сказал, что они приехали в центр — вдвоем. И какого черта он тогда куда-то вел её, а не Полину? И кстати, куда? Этот вопрос она в итоге и задала, потому что лезть в хитросплетения поведения с другими людьми было бесполезно.       — Куда ты меня ведешь?       — Убедиться, что ты будешь отдыхать, а не пытаться покалечиться. У нас тренировка завтра, если ты забыла.       — Не уверена, что ты мне вообще дашь забыть, — буркнула Яна, следуя за Глебом к подземному переходу через Театральный проезд на Тверскую. — А убеждаться ты как планируешь, боюсь узнать?       Остановившийся перед самым спуском Глеб обернулся к ней. В серых глазах мерцала насмешка. Даже подмывало в ответ на эту неожиданную эмоцию на обычно спокойном лице уточнить, не планирует ли он для надежности приковать ее к батарее или связать где-нибудь в постели до утра. С учетом того, что освободиться к тренировке она сама не сможет, связывать и приковывать ему придется у себя дома. Ну или оставаться у нее. Но Яна все же прикусила язык. Она слишком расслабилась. Оттанцевала один турнир, увидела другую сторону человека, с которым в зале едва могла сосуществовать, и уже почти перешла на привычный формат общения, какой был и с Адриано, и с Максом.       Как легко все же управлять ее эмоциями. От самой себя становилось противно.       — Вариантов конечно масса, но сначала придется доставить тебя домой, — продолжая придерживать ее за локоть, Глеб начал спускаться в переход.       Пришлось следовать за ним. И заодно мельком порадоваться, что все же собственная постель и теплое одеяло из плана на день не вылетают.       Глеб свернул налево и в итоге вывел ее перед Националем. Еще через несколько метров уже вдоль по Тверской он снова свернул налево, и дальше Яна уже догадалась по указателям, где именно он оставил машину. Похоже, кто-то из них с Полиной очень не любил далеко ходить, раз решились платить четыреста в час за крытый паркинг в шаге от Красной площади. Спортсмены, блин.       И все же, оказавшись в салоне авто и почувствовав, как сиденье начинает нагреваться, Яна блаженно прикрыла глаза и призналась себе, что плюсы у короткого пути до машины зимой определенно есть. Как и плюсы того, что домой ее доставляет не такси, которое пришлось бы ждать.       Но черта с два она об этом скажет Глебу.       Хотя на «спасибо» ее все же хватило, когда сквозь традиционно заторможенное в центре движение в середине дня они все же добрались до Фрунзенской, и Яна даже не уснула, расслабившись в тепле и тишине. Она была уверена, что Глеб пойдет за ней — выполнять план по контролю за ее отдыхом, но, отцепив ремень безопасности и открыв дверь, Яна сообразила, что на выход собралась только она. Задержав руку на кнопке замка, она обернулась к погрузившемуся в телефон Глебу и предпочла внести ясность в дальнейшие планы:       — Не поднимешься?       — Приглашаешь? — он оторвался от экрана телефона и кинул на нее насмешливый взгляд.       — Э, нет, — тут же отказалась Яна. — Мне гостей сегодня хватило. Но ты очень настаивал на желании убеждаться, что я буду отдыхать.       — Довез — убедился, — он дернул плечом. — Полагаю, на катке остался главный нарушитель твоего спокойствия — кроме твоего бывшего.       Определенно, если Лика считает, что они уехали вместе и по ну-очень-очевидным-причинам, сегодня она уже не предпримет попыток растормошить Яну и придать ее ленивому выходному немного активности. Может только сообщениями закидать ближе к вечеру, из любопытства. Но вряд ли опять приедет, конечно: это даже для Лики перебор.       Слабо улыбнувшись, Яна кивнула и покинула теплый салон. Спешно накидывая толстый шерстяной шарф на голову, чтобы ее не сдуло внезапным холодным ветром, которого в центре не было, она зашагала в сторону подъезда. Почему-то продолжая неосознанно улыбаться.