Комната 68Б

Чонгук завёл с вечера будильник на семь утра — часа должно было хватить с лихвой, чтобы перекурить, наскоро принять душ, снова покурить, захватить булку в столовке и кофе из автомата, опять покурить, а потом прибежать в актовый зал на церемонию ровно к восьми, ещё и успеть плюхнуться на лучшее место в задних рядах. Вот только разбудила вовсе не стандартная мелодия из перечня рингтонов телефона, а дикий вопль откуда-то снаружи. Чонгук подкрался на цыпочках к двери и выглянул в тонюсенькую щёлочку. По коридору носился в одном полотенце сосед из 68Б, сверкая рельефным торсом. — Да где эта сраная горячая вода! — процедил сквозь зубы Юнги, исчезая в своей комнате. Чон прыснул, когда вспомнил вчерашний разговор с мистером Ханом. «Господину Мину»-то старик забыл сообщить о тайном ритуале. Позже в тёплом душе Разливан Кофейчук чувствовал небывалое ощущение своей крохотной победы над капризным костюмчиком. Чон перепроверил, что взял кучу запасных ручек (они имели обыкновение заканчиваться не вовремя), два цветных маркера-выделителя и стопку листов для тетради на кольцах. Со школы привязалась привычка хранить все записанные материалы в отдельных папках, с собой тогда приходилось таскать всего лишь одну тетрадь, в которую с вечера вкладывались все нужные бумажки. Сегодня кроме вступительной церемонии и прочих официальных мероприятий ничего не планировалось, поэтому в рюкзак полетела только одна увесистая записная книжка, где фиксировались все важные моменты касательно учёбы. Чонгука порой самого смешило, почему всё остальное в его жизни такое неорганизованное, но ради безупречных пятёрок он привык так запариваться. Дешёвый дезодорант и паршивая туалетная вода отдавали несносным ментолом вперемешку с мускусом, но всё лучше, чем вспотеть в течение дня и заблагоухать почище ребят из сборной после тренировок. С детства Чону в нос врезался и запомнился резкий запах пота, с которым возвращался домой отец после работы. И только малыш Гуки почуял его, как зарубил себе, что ни за что не допустит от себя такого аромата. Чонгук вырос и осознал, что так пахнут те, кто работает за копейки на неблагодарной каторге, а он приехал в Тэгу не за этим. «Начинать надо с малого», — как любила говорить мама. Перед выходом Чон привёл в порядок торчащие после душа торчком волосы бесконечным воском (до сих пор купленная за бесценок полгода назад баночка служила верой и правдой), поправил воротник чуть мятой рубашки, торчащей из-под чёрного джемпера, подтянул сползающие джинсы кверху и, смочив палец слюной, потёр пятнышко на носке кроссовок. «Надо бы купить ремень, брюки и ботинки поприличнее. А ещё губку для обуви», — пронеслось в голове. Въевшийся до самых костей запах табака перебивался с душным коктейлем, нанесённым после душа. Чонгук понимал, что больше не может курить свои привычные бедняцкие папиросы, похожие на сено по вкусу, ведь кроме отвратного вкуса и ударной дозы никотина они дарили курильщику незабываемое амбрэ. Сигареты немногим дороже звучали куда приятнее. В лифте завис стойкий дорогой древесный парфюм. Сперва Чон и не вспомнил, где его уже слышал, а потом после скучной церемонии вновь столкнулся с ним уже в аудитории во время знакомства со своей группой. Ребята оказались куда лучше, чем Чонгук себе представлял — щепотка таких пиджачков, что он насмотрелся вчера, чуток девочек им впору, капля потерянных гиков, немного безликих тихих парней и девушек. Стоило одному парню со взъерошенными волосами назваться старостой, как все тут же оживились и принялись слушать лавину важной информации, а Чон едва успевал всё-всё записывать. В какой-то момент речь пошла о студсовете, всяких кружках и прочей внеучебной деятельности, так что Чонгук отложил ручку и распластался на последней парте, краем уха вслушиваясь в происходящее. Знаете это чувство, когда на вас кто-нибудь пялится? Чон давно привык к косым взглядам и чуял их за версту. И сейчас он повернул голову на другой бок, и встретился глазами с костюмчиком, презрительно уставившимся на него с прищуром. Эти розовые пухлые щёчки так и кричали: «Опять ты?!», без единого слова вслух.