Комната 68Б

— Я никогда не прогуливал, — сознался Чон, пока холодная вода обдавала щёки. Слёзы смыли в раковину, откуда те рано или поздно достигнут солёного океана. Наверное, поэтому океан такой на вкус? Потому что на самом деле в него выплакали своё счастье, горе, умиление, страх тысячи и миллионы людей, когда-либо живших на этой планете? — От одного раза ничего не будет, — заверил Мин и впервые надел вместо пиджака куртку в полуспортивном стиле, наглаженные брюки сменил на джинсы, а вместо туфель выбрал кроссовки. А в чём ещё идти в парк? Как только Юнги понял, что происходит с Гуком, то в голове возник вполне чёткий план действий: накормить рамёном в лапшичной неподалёку, а после отвести в большой парк через пару кварталов отсюда. Школа, где учился Мин, располагалась близко к университетскому городку. После уроков он обычно заходил поесть в кафе, где кормили до ужаса вкусно несмотря на небольшую цену. На самом деле, этот рамён за какие-то четыре или пять тысяч вон (за столько же можно купить пачку приличных сигарет) казался куда вкуснее барбекю в лучшем мясном ресторане Тэгу, куда водил отец. В парке же Юнги пропадал, если ему не хотелось возвращаться домой и он врал, что задерживается на дополнительные занятия. Возвращаться домой не хотелось очень часто. Ничего, кроме ругани, повторяющихся в сотый раз жизненных наставлений и капризов Джэ там не услышишь. — Зайдём в табачку? — Да, давай. У меня как раз сигареты кончаются, — кивнул Чон, выбрасывая окурок. Погода сегодня, что называется, разгулялась. Солнце разливалось по улицам, согревая хмурых прохожих и даря им своё тепло. Окна блестели в ослепительных лучах и отражали свет, разнося его дальше и дальше. Дети по дороге в школу стреляли солнечными зайчиками из погашенных экранов телефонов или карманных зеркалец. Машины сияли в разноцветье пробки. Здания превратились в диско-шары. Растения пробуждались чуточку смелее, нежели вчера. Это был первый особенно весенний день, когда острее всего чувствуешь, как природа и город вместе с ней отходят ото сна суховатого и холодного февраля. Мин взял пачку посолиднее и попробовал вернуть Чону за то, что он с ним делился, но тот поморщился и заткнул рот своими сигаретами. — Жарковато сегодня, — Юнги снял куртку и понёс её в руках, потянувшись как довольный кот на солнцепёке. Ему уже не терпелось плотно позавтракать и сесть на лавке. Весной звезда грела не так нещадно, как летом. Чонгук же ёжился от ветра, чувствуя лишь прохладу утреннего воздуха. Небесное светило его не трогало. И как же странно было для Мина видеть Солнце рядом с собой таким померкшим. Разве оно не должно бесконечно купать в своём знойном море? Наверное, Чон просто спрятался где-нибудь за тучами своих личных проблем. Расскажет ли он о них? Но пока Юнги не торопился что-то спрашивать. Точно не сейчас, когда Гук глушит уже четвёртую подряд сигарету, а полчаса назад бился в срыве. — Может, тебе пока хватит? Это четвёртая, — сказал Мин, смакуя первую за день. — Ну да, — Чон пожал плечами и убрал пачку в рюкзак. Сегодня случилась не единственная в его жизни паническая атака. Она настигала неожиданно всякий раз, когда отец простужался и начинал хворать. Тогда Чонгука заклинивало на мыслях о том, хватит ли его семье денег на лечение, хоть и лекарства стоили не так много даже для их скромного бюджета. Логика в такие моменты просто отрубалась, не позволяя успокоиться, и всё вокруг заглушал писк в ушах, а перед глазами всё заслоняли чёрные точки, постепенно поглощающие каждый сантиметр этого сложного мира. В голове только вертелся страшный исход событий, если денег всё же не хватит. Однажды приступ случился прямо во время олимпиады, но в тот раз дали дополнительное время для решения задач, и всё обошлось. А ещё на биологии вторым уроком два года назад. С тех пор Чона считали чудиком, к которому мало кто хотел приближаться. Когда всё случилось в самый-самый первый раз, Гук подумал совершенно серьёзно, что умрёт. Вот она, смерть — внезапная, страшная и мучительная. Задыхаться в почти беспричинных слезах, теряться в пространстве, трястись, скорчившись от необъяснимой боли внутри — это ли не смерть? Сейчас Чон ощущал опустошённость, которая захватывала его сердце после каждой атаки. Невыразимая усталость, стыд, желание бесконечно жечь сигареты о лёгкие. Чонгук так много курил в эти мгновения, быстро, несдержанно, что это и правда походило на то, будто никотин поступает в тело залпом. Ароматный рамён привёл затуманенный разум в сознание, желудок предательски взвыл, ведь его оставили без привычной булки на завтрак. Чон налетел с ложкой и палочками на сытное содержимое тарелки, и когда Мин только дохлёбывал половину блюда, Гук же поглаживал набитое пузо. — Это ещё вкуснее, чем в ресторане, где я работаю. Сколько с меня? — Не, это за мой счёт. За сигареты. Ты же со мной делился. И за воду. Чон пытался отвертеться, но был благополучно послан подальше. В шутку, конечно. В парке шелестели деревья, ветер подул нежнее, и листва уносила с собой остатки тревожных мыслей. Мимо пробегали спортсмены-одиночки, собачники выгуливали питомцев, редкие прохожие пересекали нечастый лес, торопясь куда-то или, наоборот, наслаждаясь прогулкой. Мин привёл на любимое место — маленькая поляна с одинокой скамьёй оставалась свободной большую часть времени, потому что её попросту не находили в хитросплетении тропинок. Неизвестно сколько времени ещё не так давно еле знакомые, а теперь уже сблизившиеся люди сидели по разные концы лавки, грелись на солнце, слушали тишину, непривычную для крупного города, опустошали каждый свою пачку. Но когда Юнги уже ни о чём не думал, Чон вдруг разрушил молчание рассказом о самом сокровенном. О том, что не знает никто, кроме его семьи. — Три года назад моя мама проснулась с высокой температурой. Подхватила грипп, тогда у неё на работе была эпидемия. Она убирала в детском саду по утрам и поздним вечером, а днём следила за чистотой в забегаловке рядом с нашим домом. У нас было тяжёлое время тогда, мы пытались выплатить долги за квартплату, но денег никогда не хватало, никогда. Их всегда было мало. Мин затянулся глубже и смутился, ведь в его семье никогда не возникало проблем с финансами. Что такое долги — это последнее, что знали в его доме. — Отцу задержали зарплату. Мы думали, что ему перечислят её завтра, но всё постоянно откладывали. Дешёвые лекарства не помогали, страховка просрочена. Мы надеялись, маме станет лучше хотя бы после тех таблеток, что у нас были, и что получилось выпросить у знакомых. Зарплату так и не давали. Просить аванс было бессмысленно, никто не соглашался. Я пытался раздобыть хоть одну тысячу вон, но этого всегда было недостаточно. А потом, — отрешённый ранее голос теперь дрогнул и Гук проглотил горький комок, вставший поперёк горла, но тот упёрся шипами в глотку. Горячий дым позволял сделать новый вдох, — потом у мамы пошло осложнение на сердце. Мы смогли найти минимальную сумму для больницы, но было слишком поздно. Мамы не стало семнадцатого мая три года назад. Она не дожила до моего дня рождения одну неделю. Последнее, что она сказала: «Гуки, я испеку твой любимый бисквитный торт, когда выберусь отсюда». Доктор говорил, она идёт на поправку. Но сердце не выдержало той же ночью. Рано утром отец разбудил меня и всё рассказал. А в конце прибавил, что у нас нет денег на похороны. Мы не могли забрать труп сразу. Уже хотели хоронить лишь бы как на деньги из госбюджета, но в итоге папа сумел наскрести на кремацию. Урна с прахом стоит на почётном месте в гостиной. На полке рядом с фотографиями, где родители ещё молодые и счастливые. С моим рождением всё полетело под откос. И я… я ненавижу «Суну Инкорпорэйтед». Юнги нервно сглотнул. Это было название фирмы его отца, где он — будущий директор. В регионах и правда ужасно велась бухгалтерия и работникам часто задерживали выплаты, но зато компания снабжала тамошние биржи труда кучей мест. — Отец до сих пор там корячится. Иногда они снова не платят. Днями, неделями. Теперь ты понимаешь, почему я поехал сюда учиться? В Тэгу? — Чон снова налёг на сигареты и курил не глядя одну за другой, стараясь не сорваться на жалкие слёзы. Но вместе с каждым словом становилось легче. Он никогда никому не выговаривался. Даже папе. Они оба привыкли молчать. — Чтобы получить высшее образование и зарабатывать столько, чтобы отец больше там не работал. А если заболеет, чтобы у нас всегда хватало денег на сраные лекарства. Сегодня он позвонил и сказал, что простудился. Поэтому всё случилось. — Денег хватает? — обеспокоенно спросил Мин, чувствуя вину за то, к чему не причастен. — Да. Просто… сорвало. Так всегда. В голове остался лишь пепел. Фразы бежали так быстро, обрушиваясь лавиной осознания на Юнги, что он едва успевал глотать воздух среди этих взрывов, лишь бы не задохнуться. Неужели один просчёт фирмы его отца довёл целого человека до могилы? И теперь единственный сын несчастной погибшей женщины вынужден страдать от панических атак, потому что когда-то его семье не хватило жалких тысяч вон на лекарства? — Чон…