Temporary Distractions / Мимолётные увлечения

      Эмма кивает, отходит в сторону, впуская Реджину в квартиру. Каблуки стучат по деревянному полу. Она ещё не бывала здесь раньше, и Эмма наблюдает за её движениями с некоторой тревогой. Всматривается в лицо, ожидая увидеть недовольно поджатые губы или неодобрение во взгляде, потому что Реджина очень внимательна и может в два счёта обнаружить что-нибудь, угрожающее безопасности Генри, или заметить несовершенство в интерьере, которое она благополучно пропустила.       — Квартира, — Реджина снимает перчатки, бросает на кофейный столик и, разминая пальцы, ещё раз оглядывается. — Не так плоха, как я думала.       — Спасибо, наверное, — отвечает Эмма, а сама как бы невзначай пинает ногой ужасную полку для обуви, пытаясь незаметно затолкать её за мягкое кресло. — Как Генри?       — Дуется, — говорит Реджина. — Когда уходила, он читал «Гарри Поттера» и отпускал в моём присутствии недвусмысленные комментарии о матерях-идиотках, которые не смогли воспользоваться преимуществами невинного пранка, — она приподнимает бровь. На ней чёрное кожаное пальто, к которому, похоже, прикипела. После того, как Эмма и Генри вернулись из Нью-Йорка, Реджина надевала его несколько раз, и будет нелишним отметить, выглядит она в нём невыразимо сексуально. — Ничего не хочешь мне рассказать?       — Не особо, — Эмма делает мысленную зарубку, что надо бы в понедельник после школы переброситься парой слов с Генри, донести до засранца, что если взялся хранить секрет, то ни в коем случае не надо распускать язык в присутствии того, кого секрет непосредственно касается. — Хочешь выпить? — спрашивает она больше для того, чтобы хоть чем-то занять руки.       — Нет.       Эмма вытаскивает из холодильника бутылку пива и, откупорив о край стола, спрашивает:       — Что ты хочешь, Реджина? — она устала, ей больно, и присутствие Реджины вкупе с внезапно проснувшимся дружелюбием совсем не помогают в сдерживании готовых вырваться наружу эмоций.       — Почему ты ушла утром?       — Чтобы забрать Генри, — ложь вырывается сама собой, на автомате, для неё это всё равно что добавить корицы в любимый горячий шоколад. Она делает большой глоток пива.       Реджина отвечает проницательной улыбкой.       — Обманщица.       — Неужели я только что разрушила наши «фиктивные отношения»? — осведомляется Эмма, не сумев сдержать язвительных ноток в голосе.       — Нет, но плохое настроение Генри подтолкнуло меня к размышлениям о том, почему моя девушка в шесть утра выскользнула из моей кровати, — выпаливает Реджина на одном дыхании, из-за чего становится ясно, что скоро её терпение прикажет долго жить.       — Тогда прекращай изводить меня, — Эмма плюхается на скамейку и, откинувшись на спинку, пьёт холодное освежающее пиво длинными глотками.       — Эмма, предполагается, что мы в отношениях. Ты должна говорить мне правду.       — Ничего я тебе не должна, — Эмма вскакивает на ноги, слегка оттеснив Реджину, решительно проходит мимо. — Потому что мы не в отношениях.       — Не испытывай меня, мисс Свон, — карие глаза вспыхивают недобрым огнём.       И Эмма понимает — с неё хватит. Она глубоко вздыхает, берёт себя в руки и выдаёт:       — Думаю, ты и сама знаешь, почему я ушла.       Реджина подходит ближе, настолько, что Эмма видит янтарные вкрапления на радужной оболочке.       — Возможно, — в уголках её глаз собирается паутинка мелких морщинок, что тоже не остаётся незамеченным. И снова чёртово расстояние, совсем крошечное, разделяющее их. Эмма чувствует дыхание Реджины на лице, и на этот раз решает не сопротивляться, не сдерживаться. Резко подаётся вперёд и целует Реджину. На мгновение ей кажется, что время остановилось, и она не ощущает ничего, кроме вкуса желанных губ, но уже в следующее начинает чувствовать поднимающуюся панику. Что если она ошибается?       А потом Реджина хватает её за затылок, притягивая ближе, скользит языком по губам, и все сомнения рассеиваются. Эмма вдыхает аромат духов с доминирующей нотой яблока, с которым у неё давно и прочно ассоциируется Реджина Миллс, обхватывает её лицо ладонями, поглаживая большими пальцами щеки.       Первый раз Эмма поцеловалась в пятнадцать. Её звали Джулия. На вечеринке пили пробники вина, она пользовалась клубничным бальзамом, и когда губы встретились, дыхание смешалось, Эмму охватил волнующий, неповторимый трепет. Больше она такого не испытывала. Ни с Нилом, ни с Грэмом, ни с Киллианом. До сегодняшнего дня.       — Ты нереальная, — бормочет Эмма.       Реджина улыбается.       — Меньше разговоров, больше поцелуев, — и Эмме не остаётся ничего другого, кроме как подчиниться.       В этом танце ведёт Реджина. Как-то незаметно для Эммы они оказываются подле дивана, и, когда Реджина толкает её, она плюхается на него с неприличным «уф!» А Реджина смеётся, не прерывая поцелуя, отчего губы Эммы вспыхивают. Она даже не думает сопротивляться, позволяя перехватить инициативу, и пока Реджина, обхватив ногами за талию, прижимается к ней, неистово целует, она скользит ладонями по плечам, пытается уцепиться пальцами, но кожа слишком скользкая. Реджина на мгновение отвлекается, чтобы снять пальто, и раздосадованная Эмма хватается за шарф, снова притягивает к себе и впивается болезненным поцелуем в припухшие губы.       Реджина одной рукой зарывается в её волосы, а другой пробирается под рубашку Эммы, пробегает пальцами по кромке бюстгальтера. Каждое прикосновение, словно электрический разряд. Кажется, что тело превратилось в один сплошной оголённый нерв, и в тот самый момент, когда Реджина дотрагивается до затвердевшего соска, Эмма стонет, сминая тонкий шёлк блузки, ощущая подушечками пальцев бархатистую кожу. Должно быть, стон был воспринят за одобрение, потому что Реджина сдавливает её грудь и массирует, но Эмма, почувствовав, что не хватает воздуха, разрывает поцелуй, чтобы вздохнуть. Ответом ей становится звук, больше похожий на звериный рык, выражающий крайнее недовольство. Реджина скользит ладонями вдоль её тела, опускаясь ниже, подцепляет пальцами пуговицу на джинсах, и Эмма словно просыпается. Уж больно всё происходящее похоже на жестокий сон из глубин коварного подсознания. Она перехватывает запястье Реджины, отводит в сторону, вынуждая отстраниться. Сердце гулко стучит, дыхание прерывистое.       — Ух ты… — выдыхает Эмма.       — Завидное красноречие, мисс Свон, — Реджина хищно улыбается, хотя эффект немного портит размазанная помада. — По-моему, мы были в самом разгаре веселья.       — Прежде чем продолжить… — Эмма осекается. — Мы можем обсудить это?       — А надо? — Реджина целует её в шею, посасывая отчаянно бьющуюся жилку, отчего Эмма скулит и выгибается навстречу. — Ты поцарапаешь мне спину, я — тебе, прости за грубую метафору.       — Так вот что у тебя на уме?       — Будет тебе, мисс Свон, — Реджина закатывает глаза. — Тебя ко мне влечёт. В этом нет ничего постыдного. Многих влечёт. Совершенно очевидно, что у тебя давно никого не было, если ты, проснувшись со мной в обнимку, так сильно перепугалась. Последние недели ты была весьма полезна, так позволь мне вернуть услугу.       У Эммы во рту пересыхает. Она скрещивает руки на груди.       — Секс — не разменная монета.       — Почему? — Реджина выгибает идеальную бровь.       — Потому что у меня к тебе чувства! — почти выкрикивает Эмма, готовая провалиться сквозь землю от смущения, чувствуя, как непрошеные слёзы наворачиваются на глаза.       Реджина широко распахивает глаза, уголки губ опускаются. Она выглядит так, будто получила кулаком в живот, и выражение на её лице один в один как в тот момент, когда поняла, что Эмма притащила из прошлого Мэриан.       — Я… Я не могу…       — Знаю, — говорит Эмма глухо. — Ты любишь Робина.       Реджина затравленно озирается:       — Да.       Эмма знает, что бывшая королева лжёт, что никоим образом не показатель любви к ней.       — Мне жаль, — произносит она, чувствуя, как усталость вновь опускается на плечи.       — Нет… — возражает Реджина. — Не надо извиняться. — Она, кажется, только сейчас осознала, что по-прежнему седлает бедра Эммы, и, резво вскочив, заправляет блузку в брюки. — Мне пора. Генри… Он может взломать сейф и забрать Айфон.       Схватив пальто и перчатки, Реджина выбегает из квартиры, ничуть не обеспокоенная ни растрёпанной причёской, ни размазанной помадой.       Эмма обессиленно падает на диван, закрывает глаза, и в этот момент вибрирует мобильный, извещая о новом сообщении. От Руби.       «У меня халявный винишко. Забегу около семи. Прячь порнушку».       Чёрт его знает, сможет она сегодня вынести общество Руби или нет. Даже в лучшие дни не всегда получается. Эмма — конченный человеконенавистник, предпочитает коротать вечера в одиночестве, а Руби — экстраверт до мозга костей, она обожает доставлять удовольствие ближним.       Застонав, она поднимается с дивана, вытаскивает из холодильника две последние бутылки пива, из шкафчика над микроволновкой — пакет с кукурузными чипсами, и раскладывает на журнальном столике. Первое пиво согрелось, растеряло вкус, поэтому Эмма откупоривает новое. Где-то после четырёх стаканов она не без удовольствия замечает, что Реджина больше не занимает все мысли.       — Открыто! — кричит она, когда раздаётся стук в дверь.       В квартиру вваливается Руби с бутылкой вина в каждой руке.       — А я уже начала! — Эмма, отсалютовав подруге бутылкой, делает большой глоток.       Руби ухмыляется, но ничего не говорит, а по-хозяйски достаёт из шкафчика два бокала и наполняет один красным вином почти до самых краёв. Эмма тянется за ним.       — Дорогая, у тебя есть пиво, — смеётся Руби, но наливает и ей тоже.       — Ты принесла вино. У нас определённо винная вечеринка, — Эмма выпрямляется.       Руби плюхается рядом с ней, кладёт голову ей на плечо, и они молча сидят так до тех пор, пока не заканчивается первая бутылка вина. Руби заметно оживляется, да и Эмма становится разговорчивее, с удовольствием рассказывает о постыдных похождениях Белоснежки в бытность её Мэри-Маргарет. Выслушав историю до конца, Руби садится и поворачивается так, чтобы видеть лицо Эммы.       — Ладно. Не пойми меня неправильно, мне всё нравится, но у тебя всё в порядке?       — Реджина, — рычит Эмма. — Ей был нужен просто секс.       Руби так яростно качает головой, что тёмные непослушные локоны падают ей на лицо, и Эмма ловит себя на мысли, что ей не хватает красных прядок.       — Нет.       — Да! — восклицает Эмма мрачно и одним глотком допивает остатки вина. — Мы притворялись, да, но я правда хотела, чтобы отношения были настоящими.       — Подожди, полегче! — Руби чуть не проливает вино. — Притворялись?       — Да, — отвечает Эмма с интонацией, предполагающей, что Руби в курсе. И вдруг её озаряет. Фиктивные отношения — секрет! В который раз она предаёт доверие Реджины? — Говнище, Рубс, об этом никто не должен узнать.       — Никому не скажу, — Руби протягивает мизинец и, когда Эмма цепляет его своим и трясёт, по-детски хихикает. — Зачем вы притворялись?       — Мы были в закусочной, — выпаливает Эмма. — И Робин там был, и Реджина тоже. Реджина заставила меня притвориться её девушкой, чтобы Робин не узнал, что у неё никого нет.       — Охренеть, — Руби утыкается носом Эмме в плечо. — Пиздец.       — Не говори, — бормочет Эмма. — И она мне очень нравится, а я ей совсем не нравлюсь, ну, может, мои сиськи нравятся.       — А знаешь, — говорит Руби задумчиво. — В последние пару недель я наблюдала за ней. Реджина часто ходит в закусочную, ты же помнишь, и с каждым днём она становилась всё счастливее и счастливее. Единственное, что изменилось в её жизни, — это ты.       — Нет! — Эмма трясёт головой. — Она любит Робина. Или любила. Не знаю.       — Может, она любит Робина, — не спорит Руби. — Но тебя она полюбила первой.       — Что?       — Все эти прожигающие взгляды, когда ты только появилась в Сторибруке, доминирующий язык тела в тот день в шахтах, когда она чуть не поцеловала тебя, — перечисляет Руби, но Эмма помнит тот день по-другому. Она помнит собственную панику, отчаяние в глазах Реджины, тот короткий момент всеобщего облегчения, когда Генри был спасён. Руби вроде бы сидела на валуне, следила за Понго, наверняка она что-то напутала или неверно истолковала, потому что Реджина совершенно точно не собиралась её целовать. — Божечки, я так ревновала! — продолжает Руби, открывая вторую бутылку вина.       — Нет, — стоит на своём Эмма. — Она меня ненавидела.       — Очень тонкая грань, — заявляет Руби, и эти слова почему-то кажутся Эмме невероятно глубокими, возможно, из-за того, что она здорово перебрала.       Руби хватает пульт от телевизора, включает и отыскивает кулинарный канал.       Эмма кладёт голову ей на колени и, закрыв глаза, медленно, но верно проваливается в сон.