***
— Эмма! — кто-то стучит в дверцу, царапает металл. Когда Эмма приоткрывает глаза, превратившиеся в маленькие щелки, она видит только размытые контуры двух фигур, которые постепенно проясняются. Робин и Мэриан. Рука болтается, пальцы не слушаются, как если бы она нажралась в стельку, но после нескольких попыток у неё получается разблокировать дверь. Робин распахивает её настежь. — Эмма, что случилось? — Не знаю, — бормочет она. — Гололедица. Дерево? — Мэриан звонит в скорую, — докладывает Робин. И правда. Эмма не без труда фокусирует взгляд на Мэриан, которая, прижимая к уху мобильный, расхаживает взад и вперёд. — Хочешь, помогу выбраться из машины? — Нет, — отрезает Эмма. — Плохая идея. Из уроков первой помощи она смутно помнит, что пострадавших с подозрением на переломы крупных костей нельзя перемещать. Эмма не стала бы зарекаться насчёт остального, но нога у неё точно сломана. — Хорошо, — голос Робина звучит нарочито спокойно, как если бы он всеми силами старался держать себя в руках. — Ты говори. Расскажи что-нибудь. Обругай мою причёску. Только не молчи. — Устала, — бубнит она. — Может, я не силён в медицине, — продолжает Робин. — Но знаю, что ты должна оставаться в сознании, если приложилась головой. К ним спешит Мэриан. Вся такая деловая в своём новом рабочем наряде. — Скорая едет. Я отправила сообщения её родителям и Реджине. — Нет, — щурится Эмма. — Не надо Реджине. Она не придёт. Они ссорились. Воспоминания нечёткие, расплывчатые, но их достаточно, чтобы решить, что бывшая королева не захочет её видеть… Но вот. В клубах фиолетового дыма материализуется Реджина. — Каким местом ты думала, мисс Свон?! — она отпихивает Робина в сторону. Эмма хочет выдать что-нибудь язвительное, например, что сама так решила, но её настигает запоздалый шок. Она разражается рыданиями, неистовыми и безудержными, причиняющими физические боли. Где-то на самом краю сознания мелькает мысль, что она, наверное, сломала ребро, а то и два. А Реджина всё стоит возле машины, сжав кулаки с такой силой, что костяшки побелели. — Перестань. — Я не могу, — она пытается успокоиться, правда, но плечи трясутся только сильнее. — Я так устала. Вдалеке звучит сирена скорой помощи. И в этот момент Эмма снова теряет сознание.***
Во второй раз она приходит в себя на больничной койке. Совсем одна. Накачанная транквилизаторами. — Вы проснулись! — восклицает заглянувшая в палату медсестра, и Эмма проглатывает ядовитый комментарий, потому что на пикировки нужны силы, которых нет. — Да, — язык заплетается, голова раскалывается. — Проснулась. — Эмма шевелит опухшей челюстью, дотрагивается до головы и нащупывает повязку. — Я могу увидеть семью? Медсестра кивает и выглядывает в коридор. — Ма! — Генри опрометью бросается к ней и зарывается лицом в живот. — Ты пришла в себя! — Само собой, пацан, — а потом Эмма окидывает себя взглядом, видит подвешенную ногу в гипсе и бормочет: — Ёбтвоюмать. Медсестра бросает на неё убийственный взгляд, напомнив о Реджине, которая смотрит точно так же, когда она позволяет себе выражаться в присутствии Генри, и сердце пропускает удар. — У вас нога сломана в трёх местах и несколько ребер, — докладывает медсестра. — Вам наложили швы на голову, у вас множественные ушибы и сотрясение. — Патрульная машина в говно, — припечатывает Генри и, всем видом показывая, что не хочет больше оставлять её одну, крепче сжимает руку. — Всё нормально, — заверяет Эмма, хотя ни черта не нормально, у неё нет сил даже на то, чтобы протянуть руку и погладить сына по плечу. — Я в порядке. — Мама тоже так сказала, — признаётся Генри. — Но видела бы ты это напряженное выражение лица и совершенно стеклянные глаза. Я был почти уверен, что она мне соврала. — Твоя мама была здесь? — Да, — Генри хитро улыбается. — Ни на шаг от тебя не отходила. — Молчи, — предупреждает Эмма. — Сейчас её здесь нет. Генри пожимает плечами. — Мама сослалась на дела, но, по-моему, она просто нервничает, когда видит тебя в таком состоянии… В палату заглядывает Дэвид. — Готова принимать гостей? Эмма кивает и морщится от боли. У отца за спиной маячит Белоснежка с Нилом на руках. Она плакала, понимает Эмма, увидев влажные дорожки слёз на бледных щеках. — О, Эмма! — мать передаёт малыша Нила мужу, садится на краешек стула и бережно убирает волосы с её лба. — Со мной полный порядок, — отмахивается Эмма. — Просто очень хочу спать.***
Эмма рвётся домой, где, как известно, и стены помогают. Но доктор Вейл настаивает на том, что она должна остаться в больнице, хотя бы на ночь, и ей не остаётся ничего другого, кроме как подчиниться. Белоснежка, поддержавшая затею Вейла, получает сообщение и выскальзывает из палаты, но через мгновение возвращается с большим контейнером. — Ужин, — она вручает его дочери, протягивает одноразовую вилку, но при этом старательно избегает встречаться с ней взглядом. — От бабули. Эмма отправляет в рот кусочек лазаньи, тщательно разжёвывает красный перчик, стараясь не обращать внимания на болезненные ощущения в челюсти, и с обидой в голосе выпаливает: — Это не бабушкина лазанья. — Ну, хорошо, — вздыхает Снежка. — Реджина принесла. Пробормотала что-то о некачественной больничной стряпне и попросила не говорить, что лазанья от неё, хотя это просто смешно. — Это хорошо, — возражает Эмма, поморщившись от приступа острой боли, на этот раз не имеющего ничего общего с полученными травмами. — Вы — идиотки, — подытоживает Снежка, а Генри, всё это время не отходивший от больничной койки, охотно кивает. — Не прошло пары часов, как вы решили поставить отношения на паузу. И что? Одна чуть не разбилась насмерть, а другая снова включила мадам мэра. Сразу после ужина Эмма засыпает в окружении родственников. Просыпается лишь один раз, глубокой ночью, но в палате стоит звенящая тишина, нарушаемая писком медицинских аппаратов и собственным дыханием. На один короткий миг ей кажется, будто она видит фиолетовую вспышку, как бывает всякий раз, когда кто-то переносится при помощи магии. Но измотанный мозг Эммы едва фиксирует это. Она снова проваливается в глубокий сон. Утром Эмма понимает, что ей, наверное, снова снилась Реджина. Подробностей не помнит, кроме блестящих тёмных глаз, красных губ и ощущения тепла, несмотря на продуваемое сквозняками больничное крыло.***
Эмма уплетает запрещённое желе на завтрак (подкупила медсестру по имени Мадлен — оказалась весьма падкой на ореховое пралине), когда на пороге палаты появляется семейство Гудов в полном составе. Роланд торжественно преподносит ей нехитрый букетик полевых цветов. Он на самом деле невыносимо очаровательный ребёнок. — Спасибо, — бубнит Эмма. Большеглазый Роланд широко улыбается, отчего у него на щеках появляются прелестные ямочки. — Мэриан, не возражаешь, если я поговорю с Эммой наедине? — спрашивает Робин. Мэриан не выглядит удивлённой. Она кивает: — Роланд, — и протягивает руку сыну. — Пойдём, посмотрим, нет ли в приёмной детских книжек, — тот не сопротивляется и позволяет вывести себя в коридор. — Хочу, чтобы ты знала, — говорит Робин, дождавшись, пока шаги стихнут. — Между мной и Реджиной ничего нет. — А соврал вчера зачем? — Я действительно присматривал подходящий участок. Собственно говоря, мы с Мэриан шли к одному из них, когда нашли твою машину. Просто… Реджина позвонила. Она была расстроена, попросила встретиться. — Вот оно как… — Эмма перебирает в памяти события вчерашнего дня. Наверное, Реджина позвонила Робину сразу после разговора в участке. — Пусть мы с ней никогда не будем вместе, — продолжает Робин, — нас многое связывает. Я хочу остаться с ней друзьями. — О чём вы говорили? Робин щурится, буравит её долгим взглядом. — О тебе. Сердце Эммы гулко бьётся в груди. — Что? — Я не предам её доверия, — отвечает Робин. — Тебе придётся поговорить с ней. — Не думаю, что она хочет со мной разговаривать, — бормочет Эмма. Она повела себя как идиотка. Нужно было выслушать Реджину, позволить объясниться, но она была слишком взвинчена и почему-то считала, что при малейшей возможности бывшая королева предаст себя и попрётся за Робином хоть на край света. — С чего ты решила? — не унимается Робин. — Ты видишь её здесь? — Эмма пожимает плечами, и это движение тоже отдаётся болью, не только физической. — Нет. Но я видел, как она звонила тебе, как пыталась объясниться. Видел её лицо, когда она появилась на месте аварии, и видел, как она запаниковала, когда ты потеряла сознание. В палату заглядывает Мэриан. — Роланд раскапризничался, дорогой. Робин отвечает такой обожающей улыбкой, что Эмма перестаёт дышать. Чёрт возьми, она тоже хочет такое, не навязчивую идею, не какой-то там трофей, а… любовь. — Рад, что мы поговорили. Эмма молча кивает. Эмоциональная беседа отняла все силы. Мэриан улыбается. — Дай знать, если понадобится помощь. Я поговорила с Дэвидом. Он сказал, что будет меня обучать, пока ты не выздоровеешь. — Хорошо, — отвечает Эмма. — Спасибо, что спасли мне жизнь. — В любое время, Эмма Свон, — отвечает Робин. — В любое время. Они уходят, и Эмма решает вздремнуть, пытаясь не думать о Реджине, впрочем, безуспешно.***
После обеда Эмму выписывают и везут в родительскую квартиру. Дэвид поднимает её на два лестничных пролёта, бережно опускает на диван. — Мы отдадим тебе нашу кровать, — говорит Снежка. — А сами вместе с Нилом временно переберёмся в твою старую комнату. — Не хочу никого стеснять, — бормочет Эмма, чувствуя, как голова идёт кругом от обезболивающих, на которые не пожадничал доктор Вейл. — Ерунда, — Снежка целует её в лоб, и Дэвид, последовав примеру жены, по-отечески взъерошивает ей волосы. Эмма устраивается поудобнее, забросив ногу на подушки, и проваливается в сон. Но вскоре просыпается от криков Нила, пронзительных и высоких. Морщится, всей душой мечтая о тишине, и тут происходит что-то странное. Она чувствует, как магия течёт по её венам, а в голове набатом бьётся одна-единственная мысль: оказаться подальше от шума. В следующую секунду её ослепляет нестерпимый белый свет, а ещё через одну она бесцеремонно плюхается на подозрительно знакомую кровать. — Ёбтвоюмать, — ворчит она. Но растягивается на кровати и почти растворяется в блаженной мягкости. Почти, потому что ребра безбожно болят после магического перемещения. Надо бы позвать Генри или, прости Господи, Реджину, но она так вымоталась. Силёнок хватит только на шёпот. Вот почему Эмма, откинувшись на мягкие подушки, позволяет себе вырубиться. — Магия бывает нестабильна, особенно после перенесённого шока, — доносится из коридора. — Я переоденусь и присоединюсь к поискам. Дверь спальни распахивается, и кто-то — Реджина — входит и поражённо выдыхает. — Эмма? Эмма приоткрывает один глаз. — Привет? — Эмма здесь, — в голосе Реджины сквозит усталость. — Нет, я не знаю, почему. Приезжайте и заберите, — она выдерживает паузу. — Хорошо. Завтра. — Реджина кладёт мобильный на ночной столик. — Ради всего святого, что ты здесь делаешь? В моей постели? — Кричали… — шепчет Эмма. — Нил. Я хотела тишины и покоя. Магия. Прости. Могу перенестись обратно. — Нет, не можешь, мисс Свон, — возражает Реджина. Она присаживается на краешек кровати. Эмма чувствует, как матрас немного прогибается под весом ещё одного тела, а затем её укрывают одеялом и ласково убирают волосы со лба. — У тебя серьёзные травмы. Магия высосет последние силы. Ты останешься ночевать здесь, а утром тебя заберут Чарминги. — Прости, — Эмма, зарывшись лицом в подушку, вдыхает запах Реджины. — Вряд ли ты в чём-то виновата, — отзывается Реджина. — Не надо изображать мученицу, дорогая. — Нет, за всё, — устало шепчет Эмма. — За Мэриан. Реджина встаёт и идёт к двери. Останавливается в проёме, освещённая светом из коридора, и, помолчав, говорит: — Ох, Эмма, я давным-давно тебя простила.