***
Реджина возвращается с двумя чашками травяного чая. Яблочного с корицей. Эмма никогда не была большой поклонницей чая, но этот ей кажется неплохим, по крайней мере, пахнет он божественно. — Садись, — приглашает Эмма, потому что Реджина снова топчется в дверях, но, когда та после коротких раздумий занимает кресло на почтительном расстоянии от дивана, она изо всех сил старается не обижаться. — Тебе не надо на работу? — На этой неделе я работаю из дома. — И… — Эмма проглатывает таблетку обезболивающего, и это чистой воды блаженство, потому что снова начинают болеть рёбра. — Что там по отношениям в целом? Реджина закатывает глаза. — Ты можешь говорить яснее? — Ты поняла, о чём я, скажешь, нет? — Никто не знает, что наши отношения были ненастоящими, — пожимает плечами Реджина. — Кроме Генри, — подсказывает Эмма. — И Руби, — и, почувствовав испепеляющий взгляд, спешит оправдаться: — Я была в стельку! — У тебя в семье совсем не умеют хранить секреты, — говорит Реджина вроде бы безразлично, но видно, что она задета. — Они думают, что мы решили поставить наши отношения на паузу, — продолжает Эмма. — Короче, то, что ты по первому зову бежишь мне на выручку, шаришься по больнице и позволяешь оставаться в своём доме… подозрительно, нет? — Я не шарилась по больнице. — Я проснулась и увидела облако фиолетового дыма, — ухмыльнулась Эмма. — Чем не доказательство, что ты была там, но свалила? — Я… подумывала об убийстве, — находится Реджина. — Ты меня сильно раздражаешь. Эмма смеётся, но обезболивающее начинает действовать, и голова сама опускается на подлокотник дивана. — Когда-нибудь ты мне расскажешь, о чём говорила с Робином, — шепчет Эмма. — Возможно, — Реджина забирает у неё из рук чашку. Уже сквозь сон Эмма чувствует, как её заботливо укрывают одеялом, ласково проводят пальцами по волосам, и, пошевелившись, невнятно бормочет.***
— Мама сказала, ты остаёшься, — лыбится довольный Генри. Эмма зевает. — На пару дней, — поясняет она. — Пока не смогу передвигаться самостоятельно. — Потрясно, — подытоживает Генри. — Посмотрим вечером вместе фильм? — Спроси у мамы. Реджина разрешает устроить «вечер кино», но не позволяет Эмме есть на диване. — Тебе нужно научиться пользоваться костылями, — в её голосе сквозит раздражение. Эмме тяжело, но запахи, доносящиеся из кухни, опьяняют, и она, сжимая костыли, медленно ковыляет в столовую. Очень медленно, словно в замедленной съёмке, чтобы, не дай боженька, не повредить ребра. — Мама приготовила гамбургеры, — на лице Генри появляется знающая улыбка, как если бы он считал, что поступок Реджины — признак нежной привязанности к Эмме. Эмма садится за стол и улыбается гамбургеру. Типичная Реджина во всей своей красе: чиабатта, котлета из куриной грудки, дорогой сыр, изысканные соусы, свежие листья салата… Она изящно орудует ножом и вилкой, в то время как Эмма, которая не ела ничего с самого завтрака, хватает гамбургер обеими руками и широко открывает рот. Реджина бросает на неё сердитый взгляд. — Потрясающе! — бормочет Эмма с набитым ртом. — Я очень рада, что плохие манеры не передаются по наследству. Генри самодовольно улыбается, и Эмма показывает ему язык, на что Реджина выразительно закатывает глаза.***
После ужина они устраиваются в гостиной перед большим телевизором. Генри выбрал первый фильм саги «Звёздные войны», как предположила Эмма, в надежде на ежевечерний марафон. Но сам засыпает к тому моменту, когда Люк и Хан Соло вызволяют принцессу Лею, положив голову на плечо Реджины. Немудрено. Он плохо спал, пока Эмма была в больнице, и она об этом знала. Слишком много всего навалилось. Эмма и сама переживала. В этот раз им с Реджиной повезло, но вечно так продолжаться не может. Они продолжают смотреть фильм, не желая тревожить покой Генри, и в какой-то момент Эмма протягивает руку, чтобы обнять сына за плечи, и как бы невзначай касается руки Реджины. — Прости, — шепчет она. Но Реджина остаётся недвижима, а с ней и Эмма. Она смотрит на экран телевизора, пытаясь сосредоточиться на сюжете фильма, но может думать лишь о нежной коже под своими пальцами. Но как только начинаются финальные титры, бывшая королева напускает на себя занятой вид: — Ты будешь спать внизу, — говорит она. — Я приготовила тебе постель в кабинете.***
Постель — громкое слово. Реджина откопала где-то раскладушку и поставила в кабинете. — Дэвид заезжал, пока ты спала, привёз вещи. Подозреваю, об обтягивающих джинсах в ближайшие дни тебе придётся забыть. Эмма самозабвенно роется в сумке. Отец не заморачивался. Собрал немногочисленные платья, которые, вопреки убеждениям горожан, всё-таки имелись в её гардеробе. Удобные, свободные, напоминание о том отрезке времени, когда она причисляла себя к хиппи. Сердце приятно кольнуло ностальгией. Но сейчас Эмма хватает безразмерную футболку, в которой иногда спит, и стягивает рубашку. Реджина предсказуемо краснеет, но через мгновение морщится. — Синяки, — поясняет она. — Скверно выглядят. Эмма окидывает себя взглядом. На груди красуются страшные и тёмные синяки — жестокий привет от ремня безопасности. Следующее, что Эмма помнит, — это крем с экстрактом арники в руках бывшей королевы. Она бережно наносит его на ключицу и плавно втирает массирующими движениями. Крем очень пахучий, от него слегка покалывает кожу, но пальцы у Реджины нежные и чуткие… Эмма хватает её за запястье. — Не надо, — говорит она. — Ты либо хочешь меня, либо нет. Пожалуйста, не играй со мной. У Реджины такое выражение лица, словно ей есть что сказать на прозвучавшее заявление, и она даже рот открывает, но в последний момент передумывает. Выпрямляется, бросает привычное: — Спокойной ночи, — и выходит из кабинета. Эмма снова засыпает с мыслями о Реджине. Она представляет взмокшие от пота, пылающие страстью тела, пухлые губы на своих губах, мечтает о нежной коже. А ушибленное место ещё долго хранит след прикосновения ласковых пальцев.***
Пришедшая на следующий день Руби застаёт Эмму за чтением. Она ныла, что ей скучно, и Реджина любезно запустила в неё «Доводами рассудка». Сказать, что Эмма реагирует бурно на появление подруги, — не сказать ничего. Но книга идёт со скрипом, а Руби принесла молочные коктейли и бумажный пакет с очень вредным, но таким вкусным фастфудом. — О, божечки, еда! — восклицает Эмма с полным ртом картошки фри. Реджина усмехается. — Я тебя больше кормить не буду. — И не надо, — Эмма, просияв улыбкой, обхватывает губами соломинку. — У меня есть Руби. Руби машет Реджине, на что та снисходительно хмыкает и припечатывает: — У тебя закупорятся сосуды. От Эммы не скрывается то обстоятельство, что Реджина находит множество предлогов, чтобы почаще заглядывать в гостиную. — Она ужасно ревнует, — шепчет Руби. — Мне нужно на работу. Увидимся, — немного погодя, выкрикивает: — Мадам мэр! — и от души хохочет над последовавшей тишиной.***
Эмма, простившись с подругой, хватает костыли и ковыляет в кабинет Реджины. На столе разложены бумаги, папки, а Реджина, оказывается, носит очки, что Эмма находит невыразимо восхитительным. — И… — она опирается на костыль. — Когда ты говоришь «давным-давно»… — У меня много работы, мисс Свон, — Реджина убирает очки в ящик стола. Эмма готова поспорить на все свои деньги, что бывшая королева не хочет, чтобы кто-то знал, что она нуждается в них. — Говори, что хотела, или уходи. — Две ночи тому назад, — напоминает Эмма. — Ты понимаешь, о чём я. — Ах, — повисает долгая пауза. — Ты об этом. — Да. Давным-давно — это когда? Реджина вздыхает, чуть наклоняется и подпирает подбородок ладонями. — Когда ты согласилась сыграть роль моей девушки, чтобы потешить мою гордость. — И всё равно заставила меня пройти через всё это? — Эмма старается говорить спокойно, но так возмущена, что голос в конце немного срывается. — Конечно, — отвечает Реджина. — Я нуждалась в тебе, — попытки прочитать её выражение лица разбиваются о привычную маску безразличия. — И потом, ты мне всё ещё должна… — договорить Реджина не успевает. В холле хлопает дверь, Генри кричит: «Я дома!» и громко топает на кухню. — Поищу ему перекусить, ладно? — предлагает Эмма. Реджина кивает.***
После ужина они смотрят «Империя наносит ответный удар». Потом Генри идёт наверх читать, а Реджина остаётся сидеть на диване рядом с Эммой. Между ними ничтожное расстояние — размером с сидевшего там Генри. — Славно посидели, — говорит Эмма. Реджина кивает. — Наверное. Эмма внимательно смотрит на неё. Взгляд устремлён вдаль, будто мыслями она где-то далеко, лицо уставшее, под глазами — круги. — Слушай, а Робин знает правду? — спрашивает она. Реджина качает головой. — Я говорила с ним о… своих смешанных чувствах. Мозг Эммы сразу связывает одно с другим. — Робин сказал, что ты говорила с ним обо мне, — тихо говорит она с отчаянно бьющимся сердцем. Реджина поворачивается к ней. — Да. Это правда. В гостиной, освещенной светом лишь одной лампы, царит уютный полумрак. Под тем углом, под которым Эмма смотрит на Реджину, хорошо видна скользнувшая по её губам улыбка. Она узнаёт её и шумно сглатывает. — Привет. Реджина подаётся навстречу, сокращая расстояние. — Привет, — хрипло произносит она, а затем, нежно коснувшись щеки Эммы, притягивает к себе и целует.