Любовь, а не война

Джоске не идет в школу на следующий день, лежит на кровати, сложив руки на груди, и смотрит в потолок около трех часов подряд. Ощущение, будто на грудь положили наковальню, не отпускает его. Он поднимается лишь усилием воли, механически принимает ванну и трет мочалкой кожу до мелких ссадин. Так же механически чистит зубы, делает привычную прическу. Насильно улыбнувшись самому себе в зеркале, отмечает про себя, что не так уж сильно этот… он на него повлиял. Джоске такой же, каким и был. Нужно лишь чуточку постараться. Вот уголки губ растягиваются, почти такая же улыбка, что и была. Джоске справится. Стоит, любуется своеобразным символом победы над глупым сердцем. Эй, Даймонд? Ты чего плачешь? Иди-ка сюда, полюбуйся, какие мы с тобой молодцы! Дух пассивно подходит, неодобрительно говорит «Дора», саркастично умалчивая букву «Д», намекая, что как бы Джоске не натягивал улыбку и не старался убедить себя в том, чего нет на самом деле – уверенности, несгибаемости, той самой маски, которую Куджо заметно надмял, да так, что как-то неудобно она стала сидеть, постоянно сползает. Этого ничего нет. Джоске сам себе все придумал, маленький мальчик, думающий, что его Дух способен излечить все раны. Но даже если бы Даймонд умел лечить Джоске – ах, какая ирония, дружелюбный мальчишка, стремящийся всем помочь, да угодить, не чинит самого себя, не может ни гаечку подкрутить, ни гвоздем сердце, чтобы не обливалось кровью, чтобы стояло на месте, а не скакало, прибить – все равно дыру в груди не залатал. Потому что Джоске всех умеет чинить, да подбадривать, налаживать, да настраивать, кроме себя. Ломается в итоге, смотрит затравленно в зеркало и часто дышит. Руками, дрожащими, напряженными, опирается на раковину, лбом прижимается к зеркалу. Помпадур, даже не зафиксированный, рушится, пряди падают, вылезают из прически. Как Вавилонская башня. Все, что строил упорным трудом, почти достроил, всего пара этажей – пришел Бог в черных одеждах, в золотых цепях, с глазами, смотрящими с лаской, а после с гневом, и перемешал все в голове Джоске так, что не связать то, что было связано, не достроить то, что было почти достроено. Он же почти себя достроил. Почти починил. Взгляд цепляется за звезду, за эту черную метку. Не перевернутая, жаль. Было бы символично. Даже незнакомый ему, живущий себе припеваючи где-то за тысячи километров «отец» дотягивается своими руками и рушит то, что построили без него. Но ублюдок… Ублюдок же здесь только Джоске? Джоске нервно смеется, скалясь. Но племянник… Какой же красивый, манящий, будто райское яблоко, у него племянник. У его отца… внук. Кровь… Если бы можно было избавиться от той половины, что у них схожая. Если бы можно было вырезать эту звезду, да нашить сверху заплатку из кожи… Все бы было по-другому, верно? Да… Но нужно жить дальше, да? Нужно двигаться, потому что движение – жизнь, а Джоске… Он же хочет жить? Да, да, конечно, он очень сильно хочет жить. Этот пистолет… Он же еще в столе? Так, стоп, Джоске же сильный, он же только посмотрит краем глаза, в конце концов, Джотаро еще даже не сказал, что не хочет иметь с Хигашикатой ничего общего. И тем более не вмазал, да, он же еще не избил Джоске. Поэтому умирать рано. Он же не Джульетта – из-за несчастной любви – не любви, извращения – умирать? Ну и ладно, ну и не посмотрит. На бедрах полотенце уже высохло. Сколько… сколько он здесь стоит? Джоске хмурится, отходит от зеркала и трет холодный лоб. Придет же в голову. Умирать. Хигашиката убирает помпадур, собирает низкий хвост. Он сегодня дома. Хватит, нагулялся. Где-то здесь были чистые боксеры, но вполне возможно, что оставил в комнате. Джоске закидывает свое и остальное белье в машинку и засыпает порошок. Надо бы еще успеть приготовить маме поесть. Вчера… он оставил ее голодной. Но лучше… не вспоминать о вчерашнем. Включает стиральную машинку, выходит из ванной комнаты, легонько закрывая дверь. Однажды у машинки шланг выдернуло, чуть не затопило все. Благо, Даймонд все починил. Джоске стоит на холодном полу босыми ногами, остановился по середине коридора. Тапочки… Куда он их дел? Неужто, тоже не взял? Проводит по затылку рукой и продолжает идти. Доходит до комнаты, видит эти тапочки, спокойно стоящие возле кровати, и чистые трусы на комоде. Рассеянный стал. Футон… Он же сменил белье? Он же… Джоске шумно вздыхает. Надо успокоиться. Он снимает с бедер полотенце, аккуратно складывает, чтобы после отнести в стирку. Взгляд цепляется за стол. Джоске отворачивается и ищет одежду. По виску стекает капля пота. Его рука дрожит. Он надевает боксеры, мягкие домашние штаны и майку. И даже если ногтем случайно рассекает звезду до крови, то не обращает внимания. Надо бы ногти подстричь. Хигашиката спускается на кухню в теплых тапочках фиолетового цвета «Эй, Джоске, смотри, какие хорошие! И мягкие! Берем?» с маленькими алмазами на мягкой части. Достает продукты. «Хм… Удон? Да, мы давно его не ели». Ставит воду на плиту, а пока она закипает, шинкует курицу, грибы, перец, лук и прочие ингредиенты. Закидывает лапшу и обжаривает курицу. Доготавливает, не торопясь, и оставляет все на плите, вымыв лишь посуду. Только по пальцу стекает кровь. Поранился, по невнимательности. Вот неудача, а? Джоске берет с собой один из романов матери и идет в ближайший парк. Солнце слепит глаза, а Джоске сидит себе как есть, в домашней одежде, только помпадур собрал. На ногах легкие кроссовки, им осталось месяца два, и убьет окончательно. Уже вечереет. Хигашиката садится на лавочку. Неподалеку есть детская площадка, где Джоске часто гулял со своей мамой. Дети часто дразнили его как безотцовщину и Джоске так же часто дрался с этими детьми. Он садится на скамейку и закидывает ногу на ногу. Роман так себе, он уже начинал его и пару раз бросал, но для общего развития и для того, чтобы обсудить его с мамой, сойдет. Она очень любит обсуждать прочитанное с Джоске. На работе у нее немного приятельниц, но, как она призналась, взгляд Джоске на то, что ей нравится, для нее куда важнее. Его штанину кто-то дергает, и Джоске отвлекается, поджимая губы. — Книги? Кто-то еще читает книги? Эй, ты не читаешь мангу? — этот девятилетка грубо тыкает пальцем в книгу. Вот ведь странный пацан. Джоске смотрит на него ничего не выражающим взглядом и подпирает рукой подбородок. — Тебе заняться нечем? Проваливай, — смотрит в возмущенные бирюзовые глаза. Волосы еще эти зеленые. Вот так странный, — Я не читаю ее. Я люблю книги, потому что в них не подставляют изображение за тебя. Ты сам можешь придумать внешний вид героя. Описание – лишь толчок. Остальное читатель и сам придумать может. А манга… Это набор картинок. Действие там не требует твоего воображения, тебе все подносят, а ты и рад. Это не нравится мне. Мой дедушка говорил, что если за искусством нет того, что ты можешь додумать, или чем можешь вдохновиться – это не искусство. — Манга… Она бывает разной! Она вдохновляет! Ты..! – мальчишка хватает воздух, явно взбешенный. Неужто поклонник манги? Да, таких сейчас много. Отдышавшись, мальчик резко успокаивается, смотрит со смесью раздражения и самодовольства, — Манга – смесь литературы и прекрасных картин прошлого. Читая ее, мы не только наслаждаемся сюжетом, ранее описанным лишь в книгах, но и восхищаемся умелой рукой мангаки! Но… — тут он прерывается, смотрит со злорадством, — Ни ты, урод с тупорылой прической, ни твой дед не способны оценить величайшие творения! Этот… УБЛЮДОК! Джоске смотрит на пацана и откладывает книгу в сторону, встает на ноги и нависает над ребенком. Мальчик стоит и самодовольно ухмыляется. Руки Хигашикаты формируют кулаки, его глаза смотрят на наглеца, не отрываясь. — Ты… Твоя мама не учила тебя уважать других людей, а? – Джоске хочет ударить, хочет избить до кровавого месива, даже прикусывает губу до крови, лишь бы сдержаться, но эти слова… слова ребенка. И эта наглость… Она тоже от ребенка исходит. Джоске в этом возрасте и сам не лучше был. Взгляд Джоске цепляется за то, что ребенок прячет за спиной, защищает. Мальчик дрожит, он понимает, что сказал лишнего, но не отступает. Гордость этого человека поражает. — Какая тебе разница? Ее здесь нет. Здесь вообще никого, кроме меня и тебя нет, — голос мальчика дрожит. Джоске пытается рассмотреть то, что за его спиной, а после оглядывает площадку. Вокруг действительно никого нет. Ни детей, ни взрослых. Этот мальчик сам сюда пришел и друзей… у него нет. Джоске сглатывает. Гнев, какой бы сильный он ни был, утихает. Хигашиката Джоске никогда не ударит ребенка. — Эй, малец… Тебе… Что-то было нужно от меня? – Джоске устало трет переносицу и заставляет себя дружелюбно улыбнуться, сесть обратно на скамейку. Слизывает языком выступившую кровь. Но улыбка выходит грустной и уставшей. Мальчик расправляет плечи и показывает то, что за спиной прятал. Это самодельный комикс? Нет, это скорее манга. — Меня зовут Кишибе Рохан, и я – мангака! – мальчик светится от гордости, выпячивает грудь, аккуратно поднимая мангу перед собой. Тонкие листы бумаги, конечно же не специальной, а самой обычной, неловкие линии. Ветерок чуть было не открывает ее, но Рохан придерживает листы большим пальцем, — Я показываю свою работу людям и спрашиваю их мнение. Кроме тебя никого здесь не было, иначе бы я к тебе и за километр не подошел. — И ты… хотел, чтобы я прочитал ее? – Джоске кладет руки на колени и смотрит на ребенка с любопытством и даже ностальгией – когда он был маленьким, то стрелял из игрушечного пистолета по мишеням и спрашивал дедушку, гордится ли тот им. Неужели… у этого мальчика нет такого человека? Рохан сдувается, пытается показать, что ничего такого не хотел, но Джоске мягко улыбается ему и спрашивает, протягивая руку, но не касаясь, всего лишь предлагая, — Я хочу взглянуть на то, над чем ты старался. Можно? Меня зовут Хигашиката Джоске. Рохан смотрит недоверчиво, но вместе с тем и самодовольно. Очевидно, и не надеялся, что кто-то согласится. К скольким людям он так подходил? Это представление себя звучит отрепетировано. — Но ты же не читаешь мангу! – все еще не дает посмотреть. Очевидно, боится, что ее разорвут. Был неудачный опыт? — Но хочу прочитать твою. Кто знает, может, она переубедит меня? – Джоске откидывается на спинку скамейки и хлопает по месту рядом с собой, — Если хочешь, садись и держи в своих руках. Я не порву ее. Рохан садится на освободившееся место. Крепко сжимает мангу в своих руках и рассказывает: — Это третья перерисовка. Здесь есть персонажи. Я придумал их, — открывает первую страницу, — Пинк Дарк Бой – главный герой. Джоске подставляет кулак под щеку и спрашивает: — Так он здесь крутой? — Очень! – Рохан с чувством кивает и продолжает, — Я рисую не очень-то быстро. А ты еще и не любитель манги. Придется все тебе объяснять. Мальчик рассказывает и показывает свой труд. Он говорит о нем с истинной любовью и гордостью. Джоске рассматривает рисунки, написанные неопытной рукой, подписи к ним. Линии расчерчены по линейке в начале, но к концу, пусть и не ровно, собственной рукой. С каждой линией все лучше и лучше. Сюжет, хоть и слегка наивен – интересен и привлекателен. Элементы детектива сопряжены с психологией и даже нетипичным для детей его возраста насилием. Джоске искренне восхищен Кишибе. Под конец, Рохан входит во вкус, начинает имитировать голоса. Но манга кончается и Рохан, очень близко подсевший, сам того не заметив, закрывает ее, показывая заднюю сторону обложки. — Мне она нравится. У тебя хорошо получается, Рохан, — Джоске хлопает мальчика по плечу. Его глаза расширены от восторга и неуверенности. Кто-то говорил же ему об этом? Что людям нравится то, что он делает? — С-спасибо, — Рохан кивает, будто сам себя убеждает в том, что он должен спокойно принять похвалу, а не переспросить неуверенно… — Тебе точно понравилось? Джоске улыбается тепло и говорит искренне: — Конечно. Мне понравилась твоя манга. Ты… можешь принести мне новый выпуск, когда закончишь? Пожалуйста? Слезы начинают течь из глаз Рохана после этих слов. Он пытается стереть их рукой, но выходит неуклюже и в итоге лишь всхлипывает. Джоске легко гладит по спине мальчика, в попытке утешить. — Эй, ты чего, малыш? – Хигашиката нежно улыбается Рохану и подмигивает, — Ты много трудишься и заслужил похвалу. Ну, давай, вытирай слезы. Ты же мангака. И очень крутой, если смог поразить такого тупицу, как я. — Т-ты не тупица, — возражает неуверенно, стыдливо пряча глаза, — И не у-урод. И твой дедушка… тоже. Никто не просил меня показать новые выпуски. Об этом даже не задумывались. Они не говорили мне, что им нравится то, что я делаю. Потому что это несерьезно для них. Я не очень опытный, а отрисовка манги получается очень долгой, поэтому и ждать тебе придется долго, Хигашиката, — тут Рохан берет себя в руки, надувается и кивает, обещая, смотря своими глазами в чужие, — Но я обязательно научусь рисовать быстрее! Привезу новую главу сюда же через две недели! — Не переживай. У тебя настолько шикарно выходит, что я готов ждать хоть десяток лет! Уверен, ты станешь лишь круче с опытом! – Хигашиката аккуратно берет детскую руку в свою и кивает, подтверждая свои слова, — Не позволяй чужим словам и делам задевать тебя. Ты слишком крут для того, чтобы расстраиваться из-за неспособных оценить. Этот ребенок… многообещающий. Джоске жмет ему руку как равному, принимая его обещание, и долго смотрит ему, уходящему вдаль, на автобусную остановку. Глаза мальчика светятся куда большей уверенностью, а шаг его куда четче. Что ж… Либо из него вырастет очень крутой мангака, либо самоуверенный монстр в сфере искусства. Но тоже крутой. Стоп, он что, садится на автобус из Морио? Он… даже не в городе живет?! Неужели, он ездит по окрестностям в поисках читателей и его родителям все равно на него? Джоске чешет затылок и, забрав книгу, идет домой. Ну и денек. Дома мама устало стоит в дверях и снимает туфли. Джоске вежливо забирает ее легкое пальто и вешает на вешалку. Томоко выглядит грустной и даже слегка раздраженной. Джоске берет ее руку в свою и спрашивает, глядя в настороженные глаза: — Мама, что-то случилось? Томоко долго мнется, поджимает губы, как и Джоске, наверное, думает: сказать или нет. — Джоске, ты… не замечал ничего странного? – Джоске мотает головой. Ничего. Кроме того, что вчера он занялся сексом со своим племянником. Кстати, мама, ты знала, что у того урода, который бросил нас, есть семья? Нет? Ну знай. Кстати, мой племянник прихрамывает. Ты с ним поаккуратнее, — Сегодня я встретила мужчину, когда зашла в магазин сэндвичей за кофе. Он стоял и долго считал деньги. День был хороший, и я даже не разозлилась на него, как в любой другой день. Его монеты тряслись в кошельке, но потом эта тряска резко стихла. Я, до того времени рассматривающая напольную плитку, подняла голову и посмотрела на него. Но он смотрел… на руки. На мои руки, и взгляд его был странным и даже несколько нежным, будто перед ним стояла хорошая девушка, а не мои руки. Это смутило меня. Он вышел, спустя некоторое время, и я выдохнула. Но когда я купила стаканчик кофе и покинула магазин, то увидела, что он ждал меня. Он ждал меня, Джоске! Как и любой другой женщине, мне стало страшно. Он подошел ко мне. Место было людным, я знала, что рядом есть полицейский участок, но это слабо успокаивало меня. И тогда он сказал, что мои руки красивые. Я была зла на него и сказала, что и я, и дорогие мне люди тоже весьма ценим и любим их, спасибо за комплимент. Он впервые посмотрел на мое лицо, между его бровями залегла складка, будто он о чем-то размышлял, разглядывая меня саму. Но она так же резко разгладилась, он рассмеялся и сказал, что это хороший ответ. Для него… это была шутка. И мой страх, и дрожь в моих ногах. Это было ничто для него, настолько он всматривался в мои руки, что даже не видел их обладательницу. — Это ужасно. Я найду этого человека и заставлю заплатить за твой страх! – Джоске готов хоть сейчас выбежать на улицу и уничтожить этого извращенца. Но его мама кладет руку ему на плечо и говорит: — Нет. Ты не пойдешь и не изобьешь этого человека, ДжоДжо. Ты выше этого. Выступишь свидетелем, может даже охранником, и немного походишь со мной на работу. Хоть и выходить придется пораньше. Пойдет? – голос Томоко дрожит. Она тихо говорит, — Джоске, у меня плохое предчувствие по поводу всего этого. Не надо рисковать. — И не собирался, — Джоске гладит ее пальцы на плече своими. Томоко опускает взгляд и, подняв его на Джоске вновь, повторяет: — ДжоДжо, ты не решишь проблему с этим ублюдком. Не лезь. Ты знаешь, чем заканчиваются попытки спасти всех в одиночку. Если бы дедушка… — Дедушка был героем, мама! Он сделал все, что было в его силах, чтобы защитить нас! – Джоске говорит с силой и отчаяньем. — Но твой дедушка еще и умер, Джоске! Он мог дождаться полиции и запереться в комнате, но он вышел потому, что если бы преступник выбил дверь, мог бы пострадать еще и ты. Героизм не равняется смерти за кого-то, ДжоДжо. А даже если эти люди и совершают героический поступок, умирая, то за ними… За ними всегда кто-то остается. Кто-то ждет, что эти герои вернуться домой. Но они не возвращаются, и их отсутствие причиняет близким боль, — Томоко, его мама, такая сильная женщина, вырастившая его без чьей-либо поддержки и помощи, плачет, и когда Джоске обнимает ее, уже на несколько голов выше своей несчастной матери, она утыкается ему в грудь и тихо льет слезы, продолжая свою речь, — Я не хочу потерять тебя. Я хочу увидеть тебя счастливым. Улыбающимся искренне и влюбленным в кого-то, кто любит тебя точно так же, всем сердцем. Джоске, у тебя же такое большое сердце! Ты заслуживаешь чего-то хорошего, и для меня будет самой большой радостью, если ты обретешь это. Ты мой сын, ты моя кровь, не кого-то еще, кто покинул нас, потому что как бы я не любила этого человека, я никогда не заставлю тебя полюбить его. Пожалуйста, береги себя. У тебя же… еще столько всего впереди! Джоске гладит ее напряженную спину и кивает на ее слова. Он выступит свидетелем, и они пойдут с мамой в полицию. А если что-то пойдет не так… то Джоске и сам справится. У его деда не было стенда. А у Джоске он есть. И… позади него же нет мешающегося ребенка. Он закроет дверь в случае необходимости, а Даймонд… подстрахует. Даймонд выныривает из-за спины и нежно прикасается к дрожащей спине своей матери. Нет отличий между испытываемой любовью к Томоко от Даймонда и Джоске. Потому что они есть одна и та же суть и там, где заканчивается Джоске, начинается Даймонд. И наоборот.

***

На следующее утро Джоске провожает маму до самой младшей школы. Часы на его руке отсчитывают время. Тик. Так. Младшеклассники приветствуют его мать со всем положенным уважением, и сердце Джоске екает от того, сколь далек он от них. Еще немного, и он пойдет учиться в вуз, а после… Доктор Хигашиката с радостью займется любыми операциями и, проходя, одним лишь своим присутствием вылечит ссадины и ушибы. На детях, знаете-ли, все быстро заживает. Оглянуться не успеете. Он садится на автобус и едет в старшую школу. Девушки, отметив, что рядом с ним нет пугающего и вместе с тем привлекательного для них Куджо, робко подходят к нему. Джоске смотрит на них, шумно его приветствующих, и выражение его лица, его дружелюбная пластмассовая улыбка, никак не подкреплена внутренними колебаниями души. Пустота. Вот так дела. Джоске принимает из рук девушки конверт с сердцем. Ее прямые черные волосы по плечи не трогают его. Ее карие глаза не заставляют сердце биться чаще. Но он принимает и обещает посмотреть. В некоторых жестоких фильмах показывают, как парни берут конверт и читают письмо прилюдно. Унижая и оскорбляя ту, что испытывает симпатию к нему. Это как минимум мерзко. Как максимум заслуживает превращения в кровавое месиво. — Я посмотрю. Спасибо, Хато, — он даже помнит ее имя. Она – спокойная и усердная девушка. Это письмо – первый знак ее привязанности, когда-либо отдаваемый. Другие девушки зло смотрят на девочку, но Джоске хмуро смотрит на них, и они смущаются. Конечно, Хигашиката Джоске нахмурился, какая неожиданность. Сначала ты строишь свою репутацию тихого и дружелюбного парня, а потом тебя никто не воспринимает с точки зрения угрозы. Это логично. Но неудобно. Куджо нет в классе. Джоске слышит краем уха, что вчера его тоже не было, а если пришел Хигашиката, значит и Куджо скоро появится. В их словах есть смысл. В конце концов… у родственников могут быть одинаковые стратегии отступления. Несмотря на проматываемые в голове мысли о том, что Джотаро – его племянник, Джоске трудно воспринимать его таковым. Он даже не может помыслить о том, что Холли его сестра. Женщина на несколько десятков лет старше – и его сестра. Черт! Джоске прикусывает губу до крови. Первый урок проходит тихо. Потому что Куджо заваливается в класс на втором. Приходит, швыряет учебники, смотрит на всех зло, но не с желанием убить или покалечить, нет. С какой-то дикостью, с некоторой грустью, будто смирившись с тем, что пришел в этот чистенький вылизанный класс. Сейчас перемена, потому выбирает себе место позади Хигашикаты, одним взглядом сгоняя тех, кто сидел раньше. Джотаро до этого вообще так не делал. Садился себе где-то позади и сидел на своем месте. А тут такое. Видимо, ему до чертиков хочется пообщаться со своим дядей. Джоске это обеспечит. Спина Хигашикаты выравнивается, он открывает учебник, всем своим видом показывая, что я, конечно, занят, но, если тебе надо, ты и подходи. Но Куджо молчит. Сверлит затылок Джоске взглядом и молчит. И так всю перемену. Он отвечает на заданный учителем вопрос, не кричит на одноклассниц. Но затылок Джоске горит три урока подряд, а после, в кафетерии, Куджо садится чуть поодаль и тихо ест. Невыносимое давление. Одна его аура отгоняет любого, кто подойдет слишком близко. Джоске хочется развернуться и спросить прямо, какого черта он запугивает его. Но на пятом уроке дрожащая рука Куджо кладет что-то в карман Джоске. Это записка. Почерк неровный, она слегка влажная от пота. «После урока в раздевалке. Нужно поговорить». Эта раздевалка у Джоске уже в печенке сидит. Но и другого места тоже нет. Где? За углом, в школьном дворе? Может, в туалетах, чтобы если Джоске вырвет, то бежать не далеко было? Джоске кивает. Внешне спокойно, хоть и капля пота скатывается по лбу. Значит… он не решался сказать. Боялся подойти? Почему? Куджо Джотаро… слишком много загадок в этом человеке. Он непредсказуем. И этим силен. Джоске поджимает губы. Когда звонит звонок, идет на пару шагов позади Джотаро, будто на смертную казнь. Тень падает на глаза. Джоске переодевается, он знает, что Джотаро будет молчать, пока не выйдут все одноклассники, но все же надеется пойти на физкультуру после перемены, а не в медпункт. Джоске засовывает ногу в спортивные штаны. Взгляд Джотаро горит на коже. Пожалуйста, не смотри так. — Ты мой дядя, Хигашиката, — тон мрачен, руки засунуты в карман. Джоске наклоняет голову, словно нашкодивший младшеклассник, и поджимает к себе колени. Кивает, — Ты знаешь, что это значит. Джоске знает. Но сейчас, увы, он не может допустить утверждения позиций Куджо. Это даст ему полную волю на выплескивание злобы на Джоске. Он знает, что это будет жестче, чем в начале года. Отказаться от своей любви к Джотаро… Будет трудно. Хотя, глядя на Джотаро, не сказать, что это так. Он же… получается, отказался. Да. Отказался. Пустота в груди жжет сильнее. Злость и апатия борются за главенство в сердце Джоске. — Это значит, что мой племянник, — Джоске ядовито хрипит последнее слово, — бросает меня. Потому что он испугался. Рядом с его головой в стену врезается кулак. Джотаро сбивает костяшки в кровь так, что капля летит Джоске на щеку. Джоске поднимает голову и смотрит в глаза Джотаро. Уточняет: — Я прав? Кулак рядом с его головой дрожит. Джоске безразлично смотрит на Джотаро, стиснувшего зубы, бешено смотрящего в ответ, будто Джоске только что воткнул в его грудь вилы и пару раз провернул. — Значит, прав, — Джоске кивает. Все внутри него клокочет, эмоции сменяют одна другую, и пустота в груди растет и жрет все на своем пути, до того сдерживаемая одной лишь надеждой, что Джотаро не бросит его. Неоправдавшейся. Ногти Джоске впиваются в ткань и кожу ног. — Мы можем общаться как друзья, — хрипит Куджо. Джоске улыбается ему натянуто и подтверждает. — Конечно. Значит, мы будем с тобой друзьями. Уверен, у нас получится, — надо бы потренироваться. Совсем Джоске разболтался, будто шарнир. Он себя еще подкрутит. И все. Будет. Хорошо. Правда? Вот и Куджо верит. Потому и уходит, бешено захлопывая дверь, белея от одного вида этой улыбки, еще в начале их «общения» бесящей. Пластмассовой. Хигашикату хватает ровно на минуту. Он в псевдо-самодовольстве проводит пальцем по щеке и слизывает с него чужую кровь – доказательство небезразличия Куджо Джотаро. А после эффект от бравады кончается. Джоске ощущает, как в груди болит. Так болит, что он не может сдержать слез. От боли. — Надо… Надо было догадаться, что все так и закончится, — хрипит Джоске, прижимая дрожащую руку к ноющей груди, — Идиот. Хигашиката Джоске не идет на урок физкультуры, оплакивая свое разбитое сердце в школьной раздевалке около тридцати пяти минут. Местонахождение Куджо Джотаро неизвестно, но школьные туалеты проветривают от табачного дыма еще три дня. У них семь уроков, и Джоске удивляется, когда сзади него вновь садится Куджо. От того, с какой злобой он садится, у Джоске со стола падает запасная ручка. Ногой он аккуратно подкатывает ее к себе и со вздохом поднимает. Джоске думал, что Куджо свалил с последнего. Хигашиката едва заметно трет глаза и усердно записывает то, что говорит учитель. Он говорит совсем немного. Все в порядке. Рука даже… не дрожит. Да. На этом уроке к ним приходит психолог. Профилактическая беседа о сексуальном воспитании. Сегодня… речь пойдет о домогательствах. Вот номер телефона, по которому можно позвонить. Поймите, что секс обязательно должен быть согласован со всеми. Куджо смотрит угрюмо, очевидно, домогательства подходят под категорию «зло» в его черно-белом мирке. Он объявляет, что лично вышибет зубы тому, кто дотронется до девушек или начнет к ним приставать без их согласия. Глаза Джоске покрывает тень от помпадура. Позже он стискивает зубы и даже улыбается Джотаро, когда заканчиваются уроки. Девочки робко подходят к Хигашикате. Джоске долго смотрит на них, не решаясь согласиться проводить. Но все же кивает. Говорит, что проведет, но только до автобусной остановки. Ему нужно еще проводить маму. Девушки вздыхают, но то, что Джоске заботится о своей маме, обеляет его в их глазах до чистейшего белого рыцаря. Они стоят перед дорогой и одна из них робко проводит своими тонкими пальчиками по плечу в попытке флирта. — Эй, Джоске, ты сегодня какой-то грустный… — уголки ее розовых губ сочувственно опускаются вниз. Ветерок перебирает ее темные волосы. Джоске улыбается ей нежно и отвечает, что все в порядке. Девушка смущенно кивает, обрадованная тем, что ей удалось обратить на себя внимание. Две девочки из группы недовольны этим и легонько толкают ее. — Не видишь, Джоске переживает за маму! Не лезь к нему! Джоске поднимает руку и хочет сказать, что все нормально, но две других девочки поддерживают их, и вскоре становится очень шумно. В ту секунду, когда Джоске кричит им заткнуться и прекратить травлю, девочку толкают особо сильно, и Джоске едва успевает удержать ее за руку, чтобы она не попала под машину. — Будь осторожна, Хиросе! – краем глаза замечает, что машина остановилась, обращается к девушкам, испуганно смотрящим на него, — А вы… Заткнитесь уже наконец! И научитесь уважать друг друга! Я не буду сегодня никого провожать, и вина здесь только ваша. Джоске подходит к автомобилю и приносит свои извинения его владельцу. Молодой парень. Интересная светлая прядь у виска и достаточно скучные синие глаза. Все равно они больше не увидятся. Даже костюм, хоть и дорог на вид, ничем не выделяется, разве что… интересный галстук. Эх, такой молодой парень, а уже клерк. Он сначала смотрит на руку Джоске, опирающуюся на дверь авто, губы его что-то проговаривают «Мол..же», наверное, как-то так. Джоске дружелюбно улыбается в ответ на кивок и хочет было отойти, как его руку хватает чужая, протянутая через окно. — Ты точно не пострадал? – чужая рука холодная, пальцы тонкие, длинные. Ногти ухоженные, но слегка… отросшие. Джоске сглатывает. Их взгляды встречаются. — На дороге… был не я. Но Хиросе цела. Спасибо за Ваше беспокойство, — ногти мягко прижимаются к коже руки. Не ранят и не протыкают. У Джоске… плохое предчувствие. Но улыбка неизменна. Выражение глаз не меняется. Джоске вновь владеет собой. Клерк, произнеся «Хорошо», отпускает руку и закрывает окно. Джоске оглядывается и видит, что девушки уже ушли. Автомобиль заводится и уезжает. Хигашиката забирает свою маму со школы, а вечером читает письмо Хато под песни Принца. На пороге Джоске нашел еженедельную газету Морио и одна из новостей привлекла его внимание. Но пока что он сосредоточен на письме. Хато. Эта девушка мечтает встречаться с ним и испытывает самые нежные чувства. Она готова открыть свое сердце. Даже подарить его. Безвозмездно заполнить дыру в груди. Одна из многих, кто отдавал ему письма. Джоске складывает его в стопку с такими же. Какие же все-таки они замечательные. Хоть Джоске и кажется, что его сердце не готово принять какие-либо новые чувства… он просмотрит эти письма позже. Куда более трезвым и сосредоточенным взглядом. В конце концов, для нормальной жизни ему будет необходима жена, как и говорила ему его мама, да? Не Куджо ростом под два метра с руками для удушения, а приятная и умная женщина за его плечом. Когда-нибудь… Джоске будет к ней готов. Даймонд уже не рыдает, лишь смотрит неодобрительно на стопку и кладет руку на плечо Джоске. Джоске морщится. — Мы не можем вечность убиваться. Тем более, ты слышал, что он сказал сегодня? Мы с тобой в большой опасности, Даймонд. В очень большой. Если Куджо нас убьет, то тот извращенец, что преследовал маму, так и не будет наказан. Тем более… — Джоске достает злополучную газету и показывает Даймонду статью, — Женщины пропадают. И ни одну не нашли. Надо бы спросить маму как он выглядел. Если этого ублюдка ищут вот уже несколько лет, а он ошивается подле моей матери, я его убью. Ты слышишь, Даймонд? Я убью его! Даймонд серьезно смотрит в фиолетовые глаза Джоске и кивает. Джоске сдувается и уточняет: — Я знаю, если у него нет Духа, нужно сдать его полиции. Но! – кулак стучит о ладонь, — В поврежденном состоянии его тоже примут, не сомневайся. Мама описывает ублюдка как клерка. Лет двадцати пяти, волосы светлые. Глаза… не разглядела. Он такой, — она долго щелкает пальцами в попытке вспомнить слово, — обычный. Джоске кладет руку под подбородок, чуть не скидывая с кухонного стола вилку. Обычный. На ум приходит сегодняшний водитель. Но может быть и такое, что этот человек и невиновен вовсе. Что тогда? Что тогда? – думает Джоске, положив голову на скрещенные руки, лежа в кровати. Как он вообще выяснит? Есть один вариант – узнать, где тот живет, привести с собой мать и спросить, уж не этот ли урод тебя напугал, мамочка? Но тогда Томоко хорошенько треснет по башке и упрячет под домашний арест. Надо думать дальше. Если в дело вошли Духи, то ни один полицейский не сможет помочь. Джоске будет провожать маму на работы и забирать. Внимательно смотреть, появится ли этот «клерк» или нет. И… наблюдать. А Куджо… Куджо отказался от него. Раз так, то Джоске не будет давить. Да, он же парень понятливый. Он просто отойдет в сторонку. Как раньше. Как было. Он же хотел закончить. Хигашиката Джоске же страстно желал обрести жизнь с плакатов о семье. Чтобы его мама была рада за него, а дедушка гордился, наблюдая, чтобы внутренняя пустота закрылась женой и детьми. Спокойная, тихая жизнь. Вот – его предел. Джоске выключает проигрыватель и кладет руку под подбородок. Глаза его сужаются. Куджо Джотаро значительно расширил дыру в груди. Из нее, подзажившей, сочится кровь и пачкает все, что окружает его. Так не пойдет. И привязанность по отношению к Куджо у Джоске весьма не родственная. Возможно, Джоске просто больной урод. Но ничего. Большой палец другой руки осторожно гладит проигрыватель. Он еще подлатает себя. Так и будет.