***
«Уровень нейротоксинов — средний. Общее поражение центральной нервной системы — 56%. Поражены моторная, речевая и когнитивные функции. Время на полное восстановление при текущей мощности — один час три минуты.» Зим попробовал пошевелить пальцем, и, к его удивлению, ему это удалось, хоть и с трудом. Да, он по-прежнему ощущал свои конечности так, будто бы сильно отлежал их, долгое время проведя неподвижно на диване перед телевизором, но теперь он хотя бы мог немного двигаться. Больше всего он боялся того, что Киф заметит эти незначительные перемены. Зим боялся его реакции, его действий, того, чем это может обернуться для него. Он напряженно вслушался в дыхание Кифа, пытаясь понять, заметил ли тот что-нибудь или нет. Мерзкая тварь дышала относительно ровно. Кажется, Киф или ничего не заметил, или не придал этому должного значения. Несмотря на это, иркену нельзя было терять осторожность. — Знаешь, ты ведь так и не рассказал мне ничего о своей болезни. Я долго искал информацию о чем-то похожем, но так ничего и не нашел… — Киф крепче обнимает его, вновь запуская пальцы в его внутренности. — Вообще ничего, что даже отдаленно напоминало бы твой недуг. Представляешь? — Зим чувствует, как перепачканная кровью рука медленно скользит по его бедру к колену. Мозг моментально дорисовывает картину того, как когти Кифа впиваются в коленный сустав, дробя его на мелкие части. — А возможно, я просто не умею гуглить… — Киф горько усмехается, касаясь губами шеи Зима. — Ты такой хрупкий, Зим. — рука скользит обратно, от колена вверх по бедру, и, дойдя до свисающих из разреза внутренностей, внезапно сжимает их, наматывая на руку. Зим вздрагивает, казалось, отступившая боль вновь возвращается. Несмотря на то, что введенные в кровь препараты притупили его ощущения, иркен чувствует, как его сквидлиспутч будто прокручивают на мясорубке. Его тело сводит неконтролируемой судорогой, вновь накатывает тошнота. — А может, если я съем тебя, так будет лучше для тебя… Верно? — в голосе Кифа слышатся ледяные нотки. — Ведь так будет лучше? Правда, Зим? — Кисть руки проворачивается еще раз, накручивая на себя гирлянды свисающих кишок, грозясь в любую секунду вырвать их. Паника захлестывает сознание. Туманит разум, путает и без того бессвязные мысли. Зим чувствует, как бешено колотится его сердце, как воздуха внезапно будто перестает хватать, как жар распространяется по всему телу. Ступни сводит болезненным тремором, а в висках начинает пульсировать. Зим уже решает, что сейчас умрет, но все прекращается так же внезапно, как и началось. — Помнишь мерзкого очкарика Диба? — зачем-то спрашивает Киф, не обращая внимания на судорожно хватающего ртом воздух иркена. — Да, я думаю ты помнишь. Если ты будешь мертв, он больше не сможет доставать тебя, верно? Что за бред он несет?! Какого черта Зим настолько слаб?! Где ебаный Гир, когда он так нужен?! — Ты будешь в безопасности Зим. В безопасности там, — Киф переходит на шепот, касаясь его лица окровавленными руками — И никто там не сможет навредить тебе. Я обещаю тебе, Зим. Киф смотрел на него безумным взглядом, совершенно не моргая. Его зрачки сузились и как будто бы растянулись по вертикали. Он не дышал. Ладони почти успокаивающе скользят по его щекам. — Я всегда заботился и буду заботиться о тебе, Зим. Я люблю тебя. Зим не хотел умирать. Нет, он сделает все ради того, чтобы выжить. — Там тебе не будет так плохо… Там тебе станет хорошо… Навеки, со мной… — губы Кифа едва слышно шепчут Зиму куда-то в затылок, и тому хочется только кричать. — И ты не будешь так болеть. Наверное, ты так страдаешь… «Заткнись! Заткнись! Заткнись! Убери от меня свою пасть!» — Зим… А помнишь тот раз на физкультуре? Когда Диб попал мячом прямо тебе в лицо? — иркен что-то такое смутно припоминал. — Тогда он выбил тебе линзу, и ты сказал, что у тебя врожденное розовоглазие. Ты уверен, что линзы можно носить при данном заболевании? Зим смутно понимал, к чему ведут эти вопросы. Он уже давно уяснил правила игры. Если Киф о чем-то спрашивает или интересуется этим, то он обязательно попытается это сожрать. Все увечья, что Киф наносил до этого, худо-бедно поддавались лечению, но если Киф решит высосать его глаз, восстановить его при всей продвинутости иркенских технологий Зиму вряд ли удастся. Ситуацию усугублял и тот факт, что контроль над конечностями был восстановлен. Если Киф попытается что-то сделать, Зим как минимум рефлекторно дернется или зажмурится или как максимум вцепится в его руку в ответ, но он еще был слишком слаб, чтобы оказать достойное сопротивление. Киф осторожно погладил Зима по щеке, проводя большим пальцем по его нижнему веку и Зим едва удержался от того, чтобы не дернуться от него. Он не должен себя выдать раньше времени, ни в коем случае! Расторопность равно погибель. Если к мерному жжению пака на спине он как-то умудрился привыкнуть, то осознание того, что эта мразь, вероятнее всего, сейчас заберется пальцами ему в глазницу, просто ужасало. К сожалению, этого было не миновать, и иркен прекрасно это понимал. Единственный способ избежать преждевременного раскрытия, который ему виделся, это увеличить дозу обезболивающего. Он отдал паку соответствующую команду. «Ваш запрос не может быть удовлетворен» — Да в смысле?! — Знаешь, Зим. Я ведь тогда так и не смог рассмотреть, как это выглядит. Ты позволишь мне снять линзу? — указательный палец, покрытый лохмотьями подсохшей плоти и с запекшейся иркенской кровью под ногтем, замер в опасной близости от глазного яблока. Зим почувствовал, как от страха его поджилки скручиваются в тугой рогалик. Он едва сдерживался, чтобы не зажмуриться, не отвернуться, сохранить все то же выражение лица. Киф должен считать, что он все еще парализован! Он очередной раз мысленно отправил запрос паку на увеличение дозы обезболивающего. «Ваш запрос не может быть удовлетворен. Дополнительная доза неизбежно повлечет за собой проявление побочных эффектов» — Да плевать сейчас Зим хотел на побочки! — Так ты позволишь мне это сделать, Зим? Зим сдерживался уже из последних сил. В голове крутилась картина, как он бьет этого ушлепка в лицо, а потом еще раз и еще. Бьет до тех пор, пока физия последнего не превращается в бесформенную массу, состоящую из раздробленных костей, перемешанных с мягкими тканями, вытекших глаз, размазанного по асфальту мозга. Палец осторожно касается его склеры, и Зим вздрагивает. — Тише, я ведь все делаю аккуратно. Верно? Киф убирает руку и задумчиво наклоняет голову, рассматривая открывшееся ему зрелище. — Знаешь, Зим, а ведь это очень красиво. Зачем тебе вообще эти линзы? Я никогда не видел ничего подобного! Вынутая из глаза линза падает на землю. Киф зачаровано смотрел на него, и от этого взгляда Зиму становилось не по себе. Палец скользнул по нижнему веку, чуть надавливая, и иркен едва удержался от того, чтобы не зажмуриться. Он предполагал, что будет дальше, очень явно представлял себе это, и от этого тягучего ожидания неизбежного болезненной судорогой сводило спину. «Ваш запрос не может быть удовлетворен.» Палец надавил чуть сильнее, отгибая нижнее веко вниз. От ужаса перехватило дыхание. Пальцы непроизвольно сжали плечи Кифа, и тут Зим понял, что облажался. Киф замер, вопросительно смотря на него. — Ты слишком напряжен, Зим. Это довольно странно. — Киф задумчиво провел пальцами по его щеке. — Но ты ведь все еще не можешь двигаться, верно? Или можешь? Зим едва дышал. Он должен перетерпеть это. Пережить, каким-то образом даже не дернувшись, ради своего спасения. Ради спасения миссии! Ради его Высочайших! Он должен просто выждать. Всего еще одно случайное движение — и он труп. Сейчас, когда пак произвел значительную часть очистки организма от яда, все только усложнилось. Пальцы отогнули веко, касаясь его глазного яблока. На глаза рефлекторно навернулись слезы. Сердце колотилось как бешеное, а весь его организм будто бы замер в ожидании чего-то ужасного. Нет, он не должен давать слабину! Не должен! Высочайшие прекрасно знали, куда отправляли его! А значит, с этим дерьмом мог справиться только Зим! Предвидели ли они такой исход событий? Конечно же, да! Иначе бы они бы не были Всемогущими Высочайшими! Нужно было думать о чем-то стороннем. О чем угодно, но только не о человеческом выблядке, что так бесцеремонно колупался окровавленным пальцем в его глазу! Думай о пчелках, Зим. Думай о пчелках. Помнишь ту мразотную полосатую скотину, что подбила твой вот? Конечно помнишь! Так ты и оказался в плену у сраных сектантов, что поклонялись тебе, как какому-то божеству, на протяжении всего дня. Ох уж эти пчелки! Пальцы скользнули под веко и, подцепив глазное яблоко изнутри ногтями, потянули его наружу. Зим непроизвольно дернулся назад, не желая допустить, чтобы его глаз, как и все тело, превратился в месиво. Боль буквально прошила череп Зима. Время будто бы растянулось. Сердце стучало как бешеное, а воздуха словно не хватало. По щеке побежало что-то тягучее и теплое. В глазу неприятно хрустнуло, а затем на том месте, где до этого находился его глаз, Зим ощутил пустоту. Ночной воздух неприятно холодил глазницу, усиливая дрожь во всем теле. Снова накатил приступ тошноты. В голове стоял гул. Зим буквально чувствовал, будто бы его мозг, его голова разрывается на миллионы кусочков. Он будто бы видел это со стороны. Чувствовал, как черная хлюпающая жижа, вырвавшись из его черепа, затапливает все пространство вокруг и мир тонет в этой черноте. Чернота поглощает переулок, улицу, город, материк, планету, а затем простирает свои бесконечные щупальца в космос. — Зим, что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь? Только сейчас иркен осознал, что его пальцы сомкнуты на плечах Кифа сильнее, чем прежде. По светлой ткани футболки, прямо под его когтями, расплывалось бурое. Он перевел взгляд на расплывающееся в расфокусе лицо Кифа. Мысли с трудом ворочались. Тьма же уже подбиралась к армаде. Обвивала своими щупальцами главный корабль, с треском ломая его обшивку, пробираясь внутрь. — Зим… сколько времени ты уже вот так сидишь? — голос был Кифа был приглушен, как будто тот говорил с ним сквозь толстое стекло. — Ты… — он на секунду запнулся. — Делал это ради меня? Зим не ответил. Единственное, на что он был сейчас способен — это жадно хватать ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба. Он ощущал себя куском мяса во всех смыслах этого слова. Все его тело нестерпимо болело и ныло, а давно перегревшийся пак, в довершении ко всему, невыносимо жег спину. Теперь иркену казалось очень странным, что ранее его вообще беспокоило появление ожога на спине в его-то положении. Ожог был злом гораздо меньшим, чем выпущенные наружу внутренности. Все его тело превратилось в сплошное кровавое месиво. Зим уже почти перестал различать отдельные участки боли. Все они слились в одну сильнейшую агонию, сотрясающую тело. Что если бы система дала ему большую дозу обезболивающего? Зим был бы счастлив. Ему было плевать на галлюцинации, что могли возникнуть, на спутанность мыслей, на возможную зависимость от препарата. Он всего лишь хотел, чтобы это прекратилось. Он хотел домой. — Зим, — ладонь Кифа коснулась щеки, оставляя разводы, и иркен ощутил осторожное прикосновение губ Кифа к своим. — Ты настоящий друг, Зим. Иркен готов был поклясться, что если бы его желудок не был сейчас пуст, его бы вывернуло на Кифа в тот же миг. Боль вновь прострелила череп, вызвав новую порцию судорог. «Зафиксирована перегрузка нервной системы. Готовим новую порцию обезболивающего. Уровень нейротоксинов — ниже среднего. Общее поражение нервной системы — 43%. Восстановлены когнитивные функции. Частично восстановлены моторно-двигательные и речевые функции.» Тупая система не могла этого сделать раньше?! Чертов пак. Чертов Киф. Чертово низкопробное обезболивающее, что лишь немного приглушило боль. Неужели нельзя было положить в резервный блок чего помощнее?! — Тише, Зим. Тише. Боже, как сильно ты дрожишь. Иркен чувствует, как Киф одной рукой осторожно обнимает его за плечи. В памяти мгновенно всплывают сомкнувшиеся на горле зубы, и Зим уже собирается оттолкнуть его. Зрение фокусируется на отведенной в сторону второй руке Кифа. И иркен с ужасом узнает зажатую в пальцах темно-розовую сферу, от которой, витиевато переплетаясь и бугрясь куда-то к его лицу, тянется нечто, похожее на связку проводов. Лишь позже до него доходит, что это его собственный глазной нерв. Неприятный холодок пробирает спину, и Зим переводит взгляд вниз. Его взору открывается пульсирующий на коленях изжеванный спутч и беспорядочно лежащие на асфальте кишки. Вокруг набежала лужица крови, и иркен очередной раз ужаснулся тому, сколько ее потерял. Взгляд начинает бесцельно блуждать по проулку, выцепляя из темноты кучи мусора и тушки дохлых крыс. Грязь. Гниль. Бактерии. И его внутренности, раскиданные по земле. Он представил, как орды микроскопических организмов пробираются внутрь его тела, лишая его малейшего шанса на спасение. Как его тело покрывается язвами и начинает гнить изнутри и снаружи. И с этой гнилью не могут справиться никакие лекарства Ирка. Он явно представил, как заживо рассыпается на гнилые куски, чувствуя, как учащается его дыхание. Притупившаяся под действием препаратов боль вернулась с новой силой. Все его тело будто превратилось в месиво. Все горело, болело и пульсировало, а орды бактерий сжирали его изнутри, истончая иммунитет. Вдыхать становилось все сложнее, паника и агония заполняли все вокруг, туманили разум, заполняли все его мысли, вязким холодом ползли по сосудам, вызывая дрожь всего тела. — Зим? Зим заорал. Сначала хрипло, не своим голосом, а затем все громче и громче. Он орал срывая горло, выжимая из легких весь воздух. Орал так, будто от этого вопля зависит то, будет ли он жить. Легкие свело судорогой, и иркен закашлялся, хватая ртом воздух. Внутри все горело. — Зим? — голос прозвучал обеспокоенно, хотя не исключено, что Зиму это лишь казалось. «Нервная система перегружена. Подтвердите свое согласие на инжекцию успокоительного.» Зим подтвердил. Он часто дышал, пытаясь восстановить дыхание. Легкие горели изнутри. Его трясло. Гребаная программа. Зим точно ее перепрошьет, когда все закончится. Да он весь пак перелопатит! Это же надо, оказаться в дерьме по уши лишь из-за того, что в величайшем творении иркенской империи застрял кусок грязной ткани! — Зим… Ты разрешишь мне попробовать твой глаз? Ты ведь не будешь против? Он мне так нравится, он такой красивый. Киф прикоснулся кончиком языка к поверхности глазного яблока, и от омерзения Зима передернуло. Он хотел закричать снова, но из горла вырывался лишь сдавленный писк. — Ты против? — в голосе Кифа послышалось разочарование. Иркену стоило огромных усилий разжать сведенные судорогой пальцы на плече Кифа, чтобы перехватить его запястье и отвести в сторону руку, держащую его глаз, подальше от кровожадной пасти. Мышцы дрожали, координировать действия было невыносимо тяжело. Но еще сложнее было взять контроль над речью и как можно увереннее произнести: — Зим против, — собственный голос звучал чуждо. Киф заинтересованно наклонил голову в бок. Зим чувствовал, как воздух вокруг них буквально наэлектризовался. Человеческий выблядок молчал. Молчал и иркен. С каждой секундой тишина становилась все более напряженной. Черт, он же должен как-то среагировать на то, что его фактически лишили еды, просто обязан! Отбери у иркена кто леденец в тот момент, когда он уже почти добрался до карамельной начинки, он бы расцарапал ему лицо, отгрыз уродливые уши, а возможно не только уши. Тогда почему Киф так чертовски спокоен?! Зим медленно перевел взгляд на него. Эта мразь улыбалась. Казалось, его лицо вот-вот пойдет трещинами и начнет источать пахнущую металлом кровь. Зим почти слышал, как хрустит кожа, отрываясь от мышц, почти ощущал тяжелый запах в воздухе. Эта улыбка была одной из тех, что появляется на лицах людей, когда они видят что-то вроде маленьких неуклюжих котят, щенков, цветов и, не приведи господь, собственных личинок. Но тем не менее было в ней что-то угрожающее. — Ты такой милый, Зим… — Киф выдыхает это едва слышно, но этого хватает, чтобы желудок скрутило от очередного приступа омерзения. Зима будто затягивало в водоворот. Он барахтался в холодной воде, стараясь держаться на плаву, но его неизбежно тянуло вниз. Его кожа горела жаром, растворяясь в ненавистной жидкости, и в то же время он ощущал всем своим существом дикий холод, пробирающий до костей. Безысходность. Безвыходность. Но так не могло быть, не могло! Он должен что-то придумать, сейчас же! Какого хера вообще происходит?! Как все могло повернуться таким образом после того, как Киф фактически ползал у него в ногах?! Погодите-ка… — Киф, ты помнишь, о чем мы с тобой договаривались? Что ты мне пообещал? — Черт возьми, Зим вообще не был уверен, что это подействует на мерзкого выблядка в том состоянии, в котором он сейчас пребывал. Если этот шаг окажется ошибочным, хер знает к каким последствиям это может привести. Однако, это сработало. Киф будто бы вышел из транса, нервно заводил глазами из стороны в сторону, и иркен понял, что нащупал нужный рычаг. — Верни глаз на место, Киф-мразь, — теперь он пытался звучать тверже, несмотря на то, что язык все еще плохо слушался его. Тварь судорожно закивала и подчинилась. Пальцы осторожно вдавили глаз в пустующую глазницу, тем не менее оставляя моток нервов висеть снаружи. Этот гаденыш все же повредил что-то, когда так бесцеремонно полез туда своими культяпками. Глаз больше не видел. Сможет ли пак и медицинское оборудование базы восстановить его? Сможет ли Зим теперь им видеть? Что блять этот ушлепок умудрился повредить?! — Что-то не так, Зим? — Киф наклоняется к его лицу, и Зим чувствует, как его язык касается окровавленной щеки. Да, Зим определенно был на верном пути. Но действовать следовало чертовски, чертовски аккуратно. Мерзкого червя следовало периодически направлять, понемногу, по чуть-чуть, его же руками вытаскивать Зима из той дерьмовой ситуации в которой он оказался по вине этого чудовища. Иркен мог бы заставить отнести его обратно на базу, но, после всего произошедшего здесь, Кифу он, мягко говоря, не доверял. Возможно, получится добраться до пака, снять его, избавиться от лафтака ткани, застрявшего в механизмах, раздробить мерзкому уебку череп металлическими ногами и спастись. Или же заставить этого шизика самостоятельно вытащить кусок ткани, зажеванный механизмами. Да, так определенно будет значительно лучше. — Послушай, Киф, — Зим сглотнул, ощущение дыхания на своей шее пугало его. — Тебе не кажется, что это зашло слишком далеко? Выблядок вздрагивает, отстраняется от него, смотрит на иркена так, будто впервые видит его в таком состоянии. Хрупкий контроль был установлен. Следовало закрепить это, усилить, осторожно надавить на больную для мерзкого уродца тему, взяв ситуацию в свои руки. — Тебе не кажется, что пора это прекратить? — Зим пытается говорить уверенно, давить интонацией, но делать это необычайно тяжело, когда язык плохо слушается, а твое положение столь шаткое. Киф задумчиво поскреб ногтем присохшие к его подбородку куски плоти. Отметив про себя, что сейчас руки Кифа все же похожи на человеческие, иркен перевел на них взгляд, стремясь во всей этой абсурдной ситуации зачем-то понять, сколько же пальцев у Кифа на самом деле. Это вновь была трехпалая костлявая конечность. Выходит, пальцев было все же три? Или пять? Почему его волнует такая ерунда сейчас?! — Или мы больше не друзья, Киф? — Зим едва сдержал гаденькую улыбку, наблюдая за столь резкой сменой выражения лица жуткой твари. Спокойное удовольствие, в котором до сих пор пребывал Киф, мгновенно сменилось тревогой. — Зим?.. Друзья! Конечно, мы друзья! Ты же сам говорил, мы самые лучшие друзья, навсегда! Внезапно задрожавшими пальцами он хватает Зима за руку, и тот чувствует, как их пальцы медленно переплетаются и сцепляются в замок. Он специально не смотрит туда, смотрит перед собой, прямо в глаза Кифа. И, черт возьми, он абсолютно точно ощущает пятипалую конечность, держащую его кисть. Нет, он думает абсолютно не о том, нет. Гораздо важнее сейчас Киф, его реакции, действия, от них зависит будет ли Зим жить дальше. Киф выглядит будто потерянным. Он судорожно перебирает пальцами руку иркена и в какой-то прострации всматривается в его лицо. Он будто под гипнозом. Да, теперь иркен вспомнил. Подобным образом вели себя его одноклассники, когда Зим принес в школу мистера Пастулио. Но Киф? Где же был Киф? Его среди орды загипнотизированных болванчиков Зим не помнил, но был уверен, что это мерзкое уебище было там, когда все началось. Значит ли это, что он не восприимчив к гипнозу? Блять, Зим, сосредоточься! Не время думать об этом! Зим с усилием смаргивает единственным уцелевшим глазом, отгоняя от себя посторонние мысли, и Киф, будто среагировав на это мимолетное движение, выходит из оцепенения. — Друзья, да? — не дает ему перехватить инициативу Зим. — А ты помнишь, при каких условиях мы будем друзьями? Если ты будешь во всем меня слушаться. Слушаться Зима. Повиноваться. Помнишь? — Да, Зим, — повторяет Киф, совсем, как в тот раз, — повиноваться Зиму. — И что же ты делаешь? — иркен подпустил в голос холодный металл. — Что я делаю, Зим? — Киф кажется еще более встревоженным. — Ты не повинуешься! Ты не слушаешься Зима! Видимо, ты больше не хочешь дружить? — Нет, Зим, я хочу, я… хочу, Зим! — Ты должен был отвести меня домой! А сам что делаешь?! У Кифа что-то булькнуло в горле. Кажется, тот начинал втягиваться в логику манипуляции. — Я… не знаю, Зим… Я сейчас… сейчас я отведу тебя, сейчас. Прости! Я сейчас… Действуя как можно осторожнее, Киф чуть качнулся вперед, медленно пересаживая иркена на асфальт, и только сейчас ранее незаметная проблема стала видна. Внутренности Зима, до этого разложенные на их коленях, ссохлись между собой, с тканью униформы, с человеческой одеждой. Теперь они образовывали гротескную паутину между ними, фактически не давая сдвинуться. Спутч находился в ужасном состоянии. На воздухе он покрылся коркой иссохшей потрескавшейся слизистой и часто пульсировал. Из трещин сочилась кровь. Насколько это было опасно? Зим был уверен, что прямо сейчас его организм находился в критическом состоянии. Он был уверен, что это все должно было адски болеть, заставляя его терять рассудок, но к своему не то облегчению, не то ужасу, он не чувствовал ничего, кроме легкого онемения во всем теле. Зим задумчиво надавил когтем на подушечку своего пальца. Он видел это, и потому мог контролировать движения, но он их не ощущал так, как должен был. Не ощущал и прикосновения когтя к пальцу. Он надавил сильнее. Ничего. Еще чуть сильнее. Он ничего не чувствовал, но под кожей начало расти темно-розовое пятно. А что если Киф заметит эти изменения в его организме? Что если ощутит их вкус? Что если эта дрянь начнет действовать и на него, и ощутив легкое онемение на языке, он быстро обо всем догадается? Черт. — Зим, я могу попробовать их отклеить, — Киф неуверенно прикоснулся к разложенным на одежде внутренностям. — Обещаю, я буду аккуратен. Зим представил, как этот ушлепок в попытке отклеить от ткани один из органов случайно вырывает его из тела, обрекая иркена на медленную и мучительную смерть. Страх холодком пробрал позвоночник, но выхода, кажется, не было. Зим попробовал сам поддеть край кишки, прилипшей к брюкам Кифа, но руки плохо слушались, а пальцев он не чувствовал уже давно. Кишка нехорошо натянулась, и Зим был вынужден отпустить ее. Нет, если он продолжит колупать свои внутренности самостоятельно, то точно что-нибудь повредит. — Да, Киф… — иркен сглатывает подступивший к горлу комок. — Помоги мне… пожалуйста. Еще большее унижение, чем быть сожранным заживо. — К-конечно, Зим. Я всегда буду рад… — руки Кифа опять трясутся. Очень сильно трясутся. Он нервничает? Серьезно? И это после всего того, что он с ним уже сделал?! — И только попробуй что-нибудь выкинуть, — иркен не может удержаться от угрожающего оскала, прекрасно понимая, что даже если Киф что-то и предпримет, он просто не сможет оказать ему должного сопротивления. Киф радостно кивает, смотря на Зима подобострастно и нерешительно, будто бы боится его. Хотелось верить, что боится, что контроль хоть немного возвращен и это — не очередная ложь или коварная игра, которая закончится новой порцией боли. — Киф-мразь, ты будешь очень и очень осторожно собирать мои органы и свешивать их мне на руку. Ты понял меня, Киф? — иркен напряженно всматривался в лицо паренька, готовясь уловить мельчайший намек на фальшь в интонации, мимике, движениях глаз. — Х-хорошо, Зим. Обещаю, конечно, я буду очень осторожен, — кажется, Киф не лгал. Он выглядел испуганным и послушным, точно таким же, каким выглядел всегда. На все готовым, лишь бы угодить Зиму. Теперь надежда лишь на то, что его снова не перемкнет. Киф действовал значительно аккуратнее Зима. Он удивительно бережно отклеивал от ткани присохшие внутренности, осторожно свешивая их на руку иркена. Держать огромный ворох кишок и странных переплетений трубок, о назначении которых Зим понятия не имел, становилось все тяжелее. Согнутая в локте рука под грузом его внутренностей стремительно немела, помимо всего он ощутил странное неудобство в локте. Он был уверен, что двинь он сейчас рукой, это бы непременно привело к поломке его суставов. — Киф? — позвал он. — Мне немного неудобно их вот так держать. Ты ведь можешь сделать что-нибудь с этим, верно? — Сделать что? — Киф выглядел растерянно. Он застыл в нелепой позе, сжимая в руках обрывок непонятной трубки, с которого медленно стекала кровь и струилась по рукам Кифа, медленно капая на землю. Киф, не отрываясь смотрел на эти капли, завороженно затаив дыхание. Нет, нет, нет! Это плохо! — Киф! — окрикнул его Зим со всей яростью, на которую был сейчас способен. — Смотри сюда! Тот вздрогнул и не без труда перевел осоловелый взгляд на Зима. — Помоги мне переложить куда-либо мои органы. Только не на землю, Зим не хочет, чтобы они испачкались, — Зим старался говорить спокойнее, чтобы не насторожить чудом пришедшую в себя тварь. — Ты ведь все еще хочешь, чтобы мы были друзьями, Киф? — Он чуть сжал ладонь Кифа пальцами, которую он все еще держал. Это движение далось ему с трудом, однако, оно смогло произвести должный эффект. Его кисть сжали в ответ с такой силой, что иркен явственно услышал, как хрустнули его кости. Пальцы конвульсивно дернулись и обмякли. — Ты хороший друг, Зим. Наилучший друг, которого можно только желать, — Киф говорил медленно, словно нараспев, и эта интонация до безумия пугала иркена. — После твоей смерти я буду заботиться о тебе. Вот увидишь, там тебе будет намного лучше. Киф, кажется, сжимает его ладонь сильнее, и иркен отчетливо слышит хруст костей. Он больше ничего не чувствует, но теперь, когда он наконец вернул способность мыслить, трезво осознание происходящего вселяло в него по-настоящему животный ужас. Киф некоторое время пристально смотрит ему в лицо, расплывшись в дружелюбной улыбке, так резко контрастирующей с тем дерьмом, в которое так глубоко влип Зим. Затем его хватка слабеет. Он осторожно перебирает пальцы иркена, касается их губами и, будто бы ничего не произошло, осторожно забирает у своего «друга» гирлянду из внутренностей. Иркен медленно повел рукой, локоть неприятно хрустнул, возвращаясь на место. Внутренности. Ему необходимо было придумать, куда сложить внутренности. Зим бегло осмотрел пространство вокруг себя. Грязь, мусор, бактерии. Он вновь попробовал пошевелить рукой, попутно размышляя куда — это место в идеале должно быть относительно стерильным — он мог бы переложить свои внутренности. Только сейчас он вспомнил о болтающейся на его руке спущенной с плеч куртки. — Послушай, Киф. Мы ведь сможем использовать… мою куртку, чтобы положить на нее все это? — Думаю да, Зим. Правда, я пока не отделил их все… — Не страшно, Киф. Я уверен, что ты сделаешь это немного позже, — он старался говорить, как можно доброжелательней, хоть и не спускал глаз с Кифа. — Я доверяю тебе, Киф. Ведь это так принято, доверять друзьям, верно? Киф судорожно закивал, словно китайский болванчик. Контроль над ситуацией вновь медленно переходил в руки Зима. — Вот и славно, Киф, — иркен повел рукой, высвобождая ее из рукава куртки. — Теперь нужно просто отцепить ее. Он застряла, потому что мой… человекопримитивный медицинский прибор зажевал ее. — Так все это время это был не рюкзак? — Киф выглядел ошеломленно, пожалуй, не стоило говорить ему что-то подобное. В конце концов, Киф не был Дибом, ищущим объяснение любой странности. — Нет, Киф. Это не рюкзак. Ты сможешь вытащить ее? Сам он не мог завести руку за спину под таким углом. Приходилось во всем полагаться на этого рыжего дегенерата. Киф снова кивнул и свободной рукой осторожно потянул куртку, пытаясь отыскать застрявший кусок материи. При этом он по-прежнему не затыкался ни на миг. — А для чего он? Это как-то связано с кожным заболеванием? — Киф горел неподдельным интересом. — Да, это все из-за моего заболевания кожи. Зим позвоночником почувствовал, как человеческая рука лезет в полуоткрытый отсек, под который уходил лоскут ткани. — А что он делает? Для чего он нужен? Иркен не был готов к этим вопросам. Он не продумал ложь на этот счет. Он даже не знал, при каких заболеваниях люди носят что-либо на спине. Он судорожно вспоминал что-нибудь, что могло помочь ему. Пришлось сделать лицо как можно серьезнее, чтобы Кифу показалось, будто этот вопрос Зиму неприятен, в надежде, что это заставит того наконец заткнуться. Пак подался вниз — похоже, Киф нащупал зажеванный лоскут и начинал медленно вытягивать его. — П-прости, Зим. Но мне и вправду интересно, — Киф на секунду остановился и виновато потупил взгляд на свисающие с его руки кишки. — Тащи же! — не выдержал Зим. Киф послушно рванул ткань, пак дернулся в сторону, однако проклятая подкладка оказалась слишком прочной и по-прежнему плотно сидела в отсеке. — Пожалуйста, Зим, — Киф, словно бы поминутно забывая, что он должен делать, вновь и вновь возвращается к раздражающей теме, смотрит отвратительно-щенячьим взглядом, и иркен внутренне содрогается, понимая, что просто так тот не отстанет. — Ну… — мозг судорожно перебирает варианты, в то время как пальцы Кифа снова полезли в глубь отсека, царапая механические сочленения. — Я родился с жабрами! — на одном дыхании выпаливает Зим очередную ложь про себя и свой организм. Рывок. Ткань с хрустом покидает отсек, слышно мерное жужжание закрывающейся крышки. — У тебя есть жабры? — Киф настолько удивлен, что даже не осознает, что вытащил, наконец, застрявшую подкладку, все его внимание целиком приковано к Зиму. — Ты можешь мне их показать? — Нет! Их удалили много лет назад, и Зим не намерен говорить об этом, Киф-мразь! Расстилай куртку! Мы должно все положить на нее, — Зим рабочей рукой тянет ее к себе, стараясь поскорее замять эту щекотливую тему. «Общее поражение нервной системы 32%. Восстановлены когнитивная и моторно-двигательная функции оставшееся время на восстановление сорок восемь минут» — Хорошо, Зим, я больше не буду спрашивать об этом, — Киф осторожно перекладывает внутренности иркена на расстеленную по асфальту ткань. Зим внутренне с облегчением выдыхает. Он очень вовремя вспомнил об огромном дыхательном насосе, возникшем на спине Диба после того, как иркен начал забрасывать в его прошлое игрушечных свинок. Почему бы не использовать тот же предлог? Он перевел взгляд на Кифа, который осторожно переносил на куртку судорожно сокращающийся сквидлиспутч, и подумал о том, что неплохо было бы плеснуть на этого придурка спирта, как в прошлый раз, и поджечь. Слишком прекрасным было то зрелище, слишком истошно вопил Киф, и Зим тогда поистине наслаждался его страданиями. Поддавшись какому-то внутреннему импульсу, он внезапно для самого себя хихикнул. Киф замер, вопросительно смотря на него. Зим неконтролируемо ржал, не в силах остановиться. Он сам не до конца понимал природу своего истеричного смеха, с ужасом думая о том, какой это может нанести ему вред под огромной дозой обезболивающего, со вспоротым животом, изжеванными внутренностями, кровоточащими по всему телу ранами. — Зим, ты в порядке? — Киф осторожно касается его плеча, и иркен вновь заходится в припадке истеричного смеха. Ему уже почти нечем дышать, в голове стоит звон. Перед глазами начинают мерцать белые точки, и он зажмуривается, чтобы не видеть их. С большим трудом, но он успокаивается, обнаруживая себя прижатым к грудной клетке Кифа. Сраный уебок осторожно поглаживает его по спине, слегка раскачиваясь взад и вперед, что по каким-то причинам оказывает на иркена успокаивающий эффект. И это начинает казаться Зиму… приятным? Черт возьми, Зим! Ты не о том думаешь! Твои органы, твой пак, твой сквидлиспутч! Это все чертово обезболивающее, которое так пагубно на тебя влияет! Зим прислушался. Киф шумно дышал, уткнувшись носом ему в шею. Возиться с кишками он прекратил и явно наслаждался происходящим. Похоже, это вновь была небольшая передышка, в ходе которой иркен мог что-то предпринимать для спасения своей драгоценной шкурки. Уровень нейротоксинов был уже достаточно снижен для того, чтобы Зим мог нормально функционировать. Он вновь обратился к паку. Безопасный режим — включен. Уровень энергопотребления — нормальный. Возобновить подачу питательных веществ в кровь? — Да! Включить модуль связи и навигации? — Да. Уровень мощности биологической системы фильтрации — средний. Запрос времени на полную очистку крови от нейротоксинов — пятьдесят четыре минуты. Пак мерно зажужжал, отзываясь на команды. «Необходима перезагрузка систем, примерное время ожидания пятнадцать минут. Желаете продолжить? — Да». Зим облегченно выдохнул, поудобнее пристраивая голову на плече Кифа. Он чувствовал себя чертовски уставшим. В висках нещадно пульсировало, а мозг будто налился свинцом. Хотелось спать. Он, кажется, даже начал отключаться, как сквозь полудрему почувствовал, как что-то изменилось. Киф замер. Он больше не раскачивался и, кажется, был напряжен. Зим слышал, как учащается его дыхание, и мысленно материл себя за допущенный просчет. Покой был слишком недолг, а сам он был слишком измотан, чтобы осознавать, что делает. Проклятье! Глупое оправдание для иркенского захватчика! Глупое и никчемное! Киф обвил его руками, плотнее прижимая к себе, ногти сквозь униформу впились в плечи. Это определенно не значило для Зима ничего хорошего. Ничего. Абсолютно ничего. Нужно было отвлечь Кифа, переключить его внимание на что-то другое. — Эй, Киф, — иркен старался говорить, как можно спокойнее, так, будто бы ничего не происходило. — Я обратил внимание, что ты тоже не ешь в столовой. Я хотел бы знать почему. Хватка ослабла, а дыхание понемногу выровнялось. — Почему я не ем в столовой? — Киф говорил медленно, судя по всему, все еще приходя в себя. — Честно говоря, еда мне там кажется не совсем свежей… — От нее разит тухлятиной за километр, — сам не понимая зачем, подтвердил его слова Зим. На этом начавшийся было натянутый диалог оборвался, но его следовало продолжать, вытягивать из Кифа по максимуму! Отвлекать его от Зима и от мыслей, который опять могли закончиться плачевно. — Тогда что ты обычно ешь? На самом деле его это мало волновало. Его вообще не волновало, чем там Киф питается, где живет, каким маршрутом ходит. Зима тошнило от одной мысли об этом осточертевшем существе. Киф словно бы задумался. Он пару раз порывался что-то сказать, но быстро смолкал, судорожно подбирая слова. А затем, набрав в легкие побольше воздуха, выдал следующее: — Я съел нашего школьного психолога, Зим. — Прости, что? — Зим надеялся, что он ослышался, хоть в свете событий последнего часа это и было более чем ожидаемо. — Да, Зим, я съел его. А потом на его место поставили мистера Двики. Зим судорожно перебирал в памяти имена людей, одноклассников, персонала щколы. Кажется, он помнил этого самого Двики, но не мог сказать того же о предыдущем психологе. Застал ли его Зим вообще? Впрочем, это сейчас не имело никакого смысла. А Киф тем временем продолжал: — Знаешь, что самое забавное, Зим? —пальцы Кифа очерчивают контуры пака. — Мистер Двики знал, что там тело, представляешь? Прямо над его столом, в вентиляции? И ничего при этом не делал, хоть его это жутко пугало, — пальцы скользят ниже, по спине, перебирая выступающие позвонки. — А знаешь Зим, сколько он там находился? — Сколько же? — иркен чувствовал, как внутри него стремительно холодело. — Почти два месяца. Я ел его живьем почти месяц, Зим, — Киф шумно втягивает носом воздух там, где у иркена должно было быть ухо, будь он человеком. — Сперва я съел его руки. — Он чуть касается губами его шеи в месте укуса, и Зим вздрагивает, не то от боли, не то от неожиданности. Зим уже жалел, что решил заговорить с ним о еде. Рассказ Кифа нагонял панику, заставлял брыжейку трепыхаться от страха. Воображение рисует яркие картины с ним самим, с отгрызенными по локоть руками, ссохшимися, вывалившимися наружу внутренностями и с пустым остекленевшим взглядом. Никаких шансов на спасение, лишь боль, страх и циркулирующие по крови частицы нейротоксина. — Я все это время кормил его объедками из столовой, убирал из-под него дерьмо. Я менял ему перевязки, обрабатывал ему раны, приносил ему лекарства. Он умер лишь тогда, когда от него почти ничего не осталось. В этот день я через коктейльную трубочку высосал его мозг через пустую глазницу… Перед внутренним взором моментально возникает безрукий безногий человеческий обрубок, перевязанный грязными, пропитанными кровью бинтами. И Киф, с цветной коктейльной трубочкой в зубах. Трубочка неприятно булькает и щелкает, уходя своим концом в темный провал на изнеможденном лице. Внутри нее, по направлению ко рту Кифа медленно движутся темные комки мозгового вещества и крови. — Ты намного вкуснее его, Зим. Ты самое вкусное, что я ел в своей жизни. — Выносить этот рассказ было уже свыше сил иркена. — Я так давно хотел попробовать тебя, Зим! Я… Я правда не ожидал, что ты окажешься настолько вкусным! — пальцы медленно перебирают его позвонки. Впервые Зим задумался о судьбе своих одноклассников, угодивших в подземный класс. Ни он, никто другой их больше с тех пор не видел. В существовании подземного класса Зим сомневался. Сразу после того, как к ним перевели Пунча, он заявился в школу ночью и провел эхолокационное исследование пола везде, где только мог. Длительная и кропотливая работа, тем не менее, не увенчалась успехом — никаких полостей и пустых пространств под зданием щколы он обнаружить не смог. Зим уже начинал верить в сговор мисс Биттерс и Кифа. Учительница вполне могла подкармливать его, прекрасно зная и понимая свое возможное родство с ним. Интересно, относились ли мисс Биттерс и Киф к одному биологическому виду? На этот вопрос Зим сам же ответил отрицательно. Учительница не отбрасывала тень, иногда левитировала, а солнечный свет был для нее губителен. Киф же не обладал ни одним из вышеперечисленных свойств. Пак пискнул, уведомляя о завершении перезагрузки. И первое что сделал Зим — это запустил диагностику всех систем. Главным, что его сейчас волновало, было состояние манипуляторов и механических ног, а также механизмов их управления. Вдруг внутри пака оставались еще куски ткани, которые могли препятствовать его функционированию, привести к поломке, перегреву и стать потенциальной угрозой для жизни иркена. — Киф, а ты ел что-нибудь, помимо школьного психолога? — тему с поеданием еще живых людей надо было как-то сворачивать. — Ну… Я ел белок… Я хотел съесть хомячка, что жил у нас в классе, но потом он сбежал… Также я… — Ты ел когда-нибудь мерзкую человеческую еду, которую жрут все нормальные люди?! Пак стремительно завершал проверку. И согласно отчету, все системы были в порядке и прекрасно функционировали, кроме одной ноги, отчет по которой все так же сообщал о механических препятствиях. Остатки чертова лоскута были еще там. Нужно было отвлечь Кифа на тот момент, пока Зим выдвигает один из манипуляторов, чтобы пробить ему череп, или пушку, чтобы взорвать его голову к чертовой матери, или же внезапно выпускает металлические конечности, пробивая его насквозь. Зим терялся среди множества возможных вариантов, не зная, какой именно предпочесть. Его воображение рисовало сцены расправы одну кровавее другой, но в действительности действовать нужно было как можно аккуратнее. Киф находился чертовски близко, а значит, одно неверное движение — и сам он тоже труп. — Ну… мне нравится пицца с сыром и ананасами… — Мерзость, — Зим скривился от отвращения. — Тебе не нравится пицца, Зим? — Киф выглядел немного удивленно. — Я думал, все любят пиццу… — Нет, Киф, это слишком отвратительно! — иркен уже начал задумываться о том, что предыдущая тема разговора была не так уж и плоха, он хотел было поинтересоваться у Кифа, знает ли он что-то про подземный класс, но тот сам внезапно перевел диалог в другое русло. — Зим… мне очень жаль, что раньше мы с тобой… так просто не разговаривали… — кажется, он выглядел немного расстроенно. О, Зим был бы рад и сейчас не говорить с ним. Рад был бы послать его подальше отборным матом, если бы от этот разговор не был бы вопросом жизни и смерти. — У Зима есть вопрос, — он грубо перебивает Кифа, стараясь все еще держать ситуацию под контролем. — Ты знаешь что-нибудь о подземном классе? Киф как будто выходит из состояния полузабытья, отрицательно качая головой. Черт, он опять просчитался. Нужно было отвлечь Кифа. Отвлечь и сделать хоть что-нибудь, пробить ему череп, выпустить кишки, сделать хоть что-нибудь, чтобы убрать эту досадную помеху! Как много у него будет времени, если он вновь попытается убить Кифа? Сможет ли он связаться с Гиром или Минилосем, чтобы позвать на помощь? Будет ли у него время, пока он будет дожидаться их спасения? Как долго ему придется ждать? Перспектива сидеть рядом с остывающим трупом Кифа его совершенно не радовала. — Зим? — иркен улавливает знакомые повседневные интонации в голосе, что является хорошим знаком. — Могу ли я попросить тебя еще кое о чем? — Смотря о чем, Киф-мразь, — Зим насторожен, он ищет уловку в каждом слове и движении. Он ждет подходящего момента, чтобы нанести удар. — Мы… можем… — Киф мнется, подбирает слова, нервничает, неловко перебирает пальцами. — Можем что, Киф? — пак в любой момент готов выбросить механическую ногу, отбросить эту мерзость от него, пробить череп, раздробить кости. — Могу ли я снова поцеловать тебя, Зим? — слово звучит чертовски знакомо. Да, иркен много раз слышал его в школьных коридорах, в фоновом шуме телевизора, но никогда не акцентировал внимание на его значении. Более того, он не позволит Кифу что-либо делать с собой. «Снова» — значит они это уже делали здесь. И вряд ли Киф говорил про те моменты, когда отрывал от Зима куски плоти, жадно пожирая их. Зим судорожно перебирает в памяти все, что с ним происходило. На ум приходит лишь странная попытка Кифа откусить ему язык, как Зим подумал тогда. Он хочет это сделать снова? Ну нет, Зим не может ему этого позволить, не может вновь дать возможность перехватить контроль над ситуацией. — Нет, Киф, — говорит Зим и видит, как уголки рта твари чуть заметно опускаются вниз. — Я сам это сделаю. Киф выглядит ошарашенно. Его руки трясутся сильнее, чем обычно. — П-правда, Зим? Ты правда это сделаешь? — он говорит скороговоркой, и иркен понимает, что тот необычайно взволнован. — Да, Киф. Я сделаю это, — Зим слабо понимал, что от него требовалось, но отступать намерен не был. Киф нервничает, он закрывает дрожащими ладонями лицо и часто дышит. Кажется, ему не хватает воздуха, и поэтому он часто и громко заглатывает ртом воздух. Ему требуется некоторое время, чтобы прийти в себя. Зим ждет. Он не понимает, почему этот выродок так реагирует на это, не до конца понимает, чего он от иркена ждет, но раз ему предоставляется такая возможность, Зим ею воспользуется. — Зим, мне закрыть глаза? — Пальцы нервно сжимают руку иркена. Зим кивает. Так будет проще. Намного проще. Логическая цепочка выстраивается сама собой. Он знает, что он должен сейчас сделать. Киф выдыхает. Он чуть подается вперед навстречу Зиму, прикрыв глаза. Иркен касается здоровой рукой его щеки, останавливая. Он некоторое время задумчиво смотрит на него, медленно проводит большим пальцем по его щеке, наблюдая за реакцией. Киф шумно сглатывает. Чавкающий треск разрывает тишину. Металлическая конечность угодила прямо в глаз, пробив череп и выйдя с другой стороны. Киф разлепляет уцелепвшие веки и с неподдельным удивлением смотрит на Зима. По его щеке стекает нечто вязкое и красное. В воздухе невыносимо пахнет железом, пахнет так сильно, что пустой желудок иркена вновь скручивает в рвотном позыве. Зим старается игнорировать это. Он старается игнорировать Кифа, игнорировать отвратительный запах, свое состояние, игнорировать все в этом чертовом мире! Он направляет свою конечность в сторону, и та, дробя кости черепа, ломая их, разбрызгивая по переулку кровь, выходит наружу рядом с ухом Кифа, что все еще ошарашенно смотрит на Зима. Его голова потеряла форму, смялась, словно пластилиновый шарик в руках ребенка, раздробленные куски черепа ввалились внутрь. Зим заносит конечность еще раз, до одури вцепляясь когтями в лицо Кифа, оставляя на нем глубокие кровоточащие борозды. Он чувствует, как по его лицу расползается торжествующий оскал. Он победил. Он, мать его, смог! Победил! Конечность в этот раз бьет сверху своим нижним концом. Она проходит сквозь мозг, с влажным хрустом дробит и ломает кости и выходит под нижней челюстью. Голубая футболка Кифа стремительно приобретает бурый цвет. Захватчик с усилием проворачивает конечность и вновь уводит ее в сторону, вырывая челюсть и окончательно превращая голову одноклассника в кровавое месиво. На асфальт с мерзким звуком падает что-то желееобразное. В нем Зим без труда узнает отсоединенный от позвоночного столба разодранный мозг. Киф улыбается остатками рта и, кажется, пытается что-то сказать, но единственное, на что он способен сейчас — это издавать хлюпающие и булькающие звуки. Его взгляд стремительно стекленеет, он медленно заваливается вперед, судорожно цепляясь за Зима, но тот грубо отталкивает его. Киф заваливается на бок, а Зим не может остановиться. Он, словно одержимый, продолжает бить конечностью в то место, где у Кифа должна быть голова. Бьет до тех пор, пока не превращает это место в уродливую мясную кашу, перемешанную с осколками костей. Только сейчас он понял, что все это время неистово ржал. Смеялся так, как никогда до этого, до хрипоты в голосе, до боли в легких. От нехватки воздуха теперь кружилась голова, его тошнило. Воображение рисовало гротескные картины, как обезглавленный труп Кифа медленно, на ощупь ползет к нему, цепляясь руками за асфальт, а когда добирается до него… Нет! Даже мертвому Кифу он не даст ни единого призрачного шанса! Металлический манипулятор, выскользнув из пака, ныряет вглубь проулка и через пару секунд возвращается обратно, волоча за собой брошенную там пару часов назад бензопилу. Он отпилит ему ноги и руки! Вытащит его чертовы органы! Сделает все, чтобы, даже будучи зомби, Киф больше не смог навредить ему! Нет, он знает, что Киф завтра вновь придет в щколу, знает, что вновь будет караулить его на крыльце его же дома! И он не подпустит его к себе больше никогда! Никогда так близко в своей гребаной жизни! Только сейчас Зим обращает внимание на свою поврежденную руку. Кисть руки посинела и шла буграми, плечо и предплечье представляли из себя жалкое зрелище. Куски кожи и мяса свисали тут и там, и Зим почти не мог пошевелить ей. Отвратительно. Слишком отвратительно. Он подключает второй манипулятор, удерживая бензопилу над бездыханным телом Кифа. Он даже не уверен, осталось ли в ней горючее, но даже если нет, то он воспользуется миниатюрными циркулярными пилами, спрятанными в его паке, пусть это и займет больше времени. Пила заводится со второй попытки, оглушая Зима ревом. Он действует, словно в состоянии транса. Рука, нога, рука, нога. Он режет торс на куски, перемалывая органы. Он почти не осознает, что делает. Его трясет, в этот раз от ощущения конца. Он победил! Он победил! Все было кончено. Зим пришел в себя в полной тишине. Бензопила заглохла, затянув внутрь себя кишки, ровно как недавно заглох и пак, случайно зажевав кусок ткани. Отчасти подобная параллель казалась ироничной. Он сидел в луже своей и чужой крови, судорожно хватая ртом воздух, склонившись над окровавленными кусками, сжимая манипуляторами бензопилу с намотанными на нее кишками. В висках пульсировало. Нужно было выбираться отсюда. Скорее. Как можно скорее. Зим отдал паку команду, и тот выбросил вперед коммуникационное устройство. Гудки казались невыносимо длинными. Ему нужно было домой. Сейчас же. Забраться в капсулу гибернации, отключиться от мира на несколько месяцев, залечивая повреждения. Провалиться, наконец, в спокойный наркотический сон. Не видеть ничего, восстанавливая силы, чтобы затем вернуться в щколу и продолжить свою миссию, будто бы ничего и не произошло. Должны ли знать обо всем произошедшем Всемогущие Высочайшие? Зим смутно представлял, как он будет объяснить им то, что с ним произошло. Это было слишком мерзко, отвратительно и ужасно даже для того, чтобы просто прогонять это в памяти. Нет. Он не скажет им ничего. Наконец, ему ответили. По ту сторону что-то чавкало и хлюпало. Так знакомо, так отвратительно. — Гир! — Зиму оставалось надеяться, что Гир не разъелся до состояния необъятного шара, чтобы при попытке покинуть фастфудную застрять в дверях. — Немедленно прекрати чавкать и послушай меня! — говорить было тяжело. — Но сыр в бургере остыыыынет, — заунывно протянули на том конце. — Мне плевать на твой бургер и в особенности на температуру сыра в нем! Послушай меня! Немедленно бери Минилося, и оба пиздуйте сюда! Я включу маячок, чтобы вам было проще меня найти. — Но сыыыыыр… — чуть не плача протянул робот. — Твой сыр подождет, Гир! Я в опасности! В смертельной опасности! Я приказываю тебе, Гир! На секунду на том конце воцарилась пугающая тишина, и Зим было уже решил, что его робот, перейдя в режим необычайного паскудства, просто отключился и ему придется дозваниваться до Минилося или компьютера самостоятельно. — Да, мой хозяин! Зим облегченно выдохнул, гася связь и активируя маячок. Он осторожно завернул свои внутренности в куртку, кладя образовавшийся куль к себе на колени. Хоть в аккуратности Гира Зим и сомневался, но он был спасен. Он наконец был почти спасен. Перед глазами темнело. Теперь, когда опасность миновала, усталость неумолимо брала вверх. Хотелось спать. Ему очень хотелось спать. Зим осторожно опустился на бок, все еще прижимая куль с органами к себе. С неким удивлением для себя он отметил, что теперь ему было глубоко плевать на орды бактерий, жрущих его тело, выжидающе снующих рядом крыс, на набежавшую вокруг лужу своей и чужой крови. Ему чертовски хотелось спать. А еще ему было чертовски холодно. Он медленно, боясь случайно повредить себе что-нибудь, качнулся в бок, облокотившись плечом о стену. Подобрал к груди колени, сворачиваясь в калачик и остался ждать в такой позе. Вязкая чернота стремительно наступала со всех сторон, обволакивала разум, зрение, лишала холода и каких-либо чувств, манила к себе. Зиму было хорошо в этой темноте. Настолько хорошо, что он сам не заметил, как полностью погрузился в нее.***
Электрический разряд прошил его насквозь, вызвав болезненную судорогу во всем теле. Зим вздрогнул, резко распахнув глаза. Он лежал на полу медицинского блока своей базы в луже склизкой розовой жижи, нити которой тянулись в открытую капсулу, наполненную медицинским гелем, что так напоминал чем-то земное желе. Он попытался вдохнуть, лишь позже осознав, что его легкие и так как будто были полны воздуха. В грудной клетке ощущалась тяжесть. Что-то словно распирало ее изнутри. В глазах что-то мешалось. Иркен дотронулся до своего лица, ощупывая его. Пальцы наткнулись на уходящие под веки, прямо в дыхательные каналы, трубки. Зим осторожно потянул за них, медленно извлекая наружу. Тело свело судорогой. Зим с трудом сел, сгибаясь пополам, распахнув рот и глаза так, насколько это было возможно. Розовая вязкая жижа хлынула из него на пол. Она лилась из легких, из желудка, она, кажется, заполняла все его ранее покореженное тело, пока он находился в капсуле. Слизь давала ему необходимые питательные вещества, дезинфицировала, лечила его. Но теперь, когда потребность в ней отпала, организм отвергал ее как нечто инородное. Первый вдох дался с трудом. Со вторым было уже проще. — Компьютер, назови мне текущую земную дату, — потребовал Зим. — Сегодня Третье Февраля. Текущее время десять часов и шесть минут до полудня. Три месяца. Он провел в капсуле целых три блядских земных месяца. Зим уже предвкушал головомойку от мисс Биттерс насчет его столь длительного отсутствия. Мерзкая старуха теперь просто не даст ему прохода, завалив несделанной домашней работой, если, конечно, уже не налепила ему от души полный табель двоек. Только сейчас Зим осознал, насколько голоден. Он поднялся и, пошатываясь, побрел к ближайшему лифту, оставляя за собой дорожку розовой дряни. На плечи опустилась и тут же прилипла к покрытому слизью телу лабораторная простыня. — Вам принести вашу запасную униформу? — участливо поинтересовался компьютер. — Нет. Сделай это позже. Я слишком голоден, — не с первого раза он попал по кнопке, вызывающую лифт, все так же кутаясь в свисающую до пят ткань. Координация движений также пострадала от длительного пребывания в капсуле, но быстро восстанавливалась. — Ваш робот с утра испек вафли. Ваши любимые. Вафли. В памяти моментально всплыли чертовы вафли. Теплые, вкусно пахнущие, покрытые одуряюще сладким сиропом. От этих приятных воспоминаний пустой желудок сжался, а затем память услужливо очертила края тарелки и держащие ее руки и внутренности вновь скрутило. В этот раз от ужаса. А память все продолжала подсовывать одно видение за другим. Темный переулок. Боль. Запах крови. Копошащиеся кругом крысы. Грязь. Бактерии… Зим потряс головой, пытаясь отвлечься. Однако, мысль о бактериях, которые могли попасть внутрь него и даже развить там свою колонию, отравляя организм, никуда не делась. Более того, Зим, кажется, ощутил, будто под кожей у него движется что-то… Двери лифта с мягким шипением открылись, и Зим, волоча за собой мокрую пропитавшуюся слизью простынь, шагнул внутрь. Лифт плавно двинулся вверх. Иркен поежился, он начинал мерзнуть и уже пожалел о своем решении переодеться позже. Ничего, когда он поднимется наверх, в первую очередь попросит компьютер принести запасную одежду туда. Лифт поднял его в гостиную, отодвинув тумбочку в сторону. И первое, что произошло, стоило Зиму шагнуть на пол — он вляпался в сыр. Блядский сыр с пиццы был повсюду, покрывая пол ровным слоем. Среди всего этого хаоса мерно ползала целая орда разжиревших облезших котов, словно гусеницы собирающих пропитание с пола. На диване было что-то навалено и прикрыто сверху каким-то тряпьем. Разбираться с этим сейчас Зим не хотел. Гир не был бы Гиром, если бы не устроил в его владениях срач за время его отсутствия. Сначала Зим перекусит, затем задаст Гиру трепку, как только он попадется ему на глаза, и заставит в конце концов убрать все то дерьмо, которое он натащил сюда. Зим предвкушал это, ощущая, как по лицу расплывается злорадная усмешка. В этом приподнятом настроении он добрел до кухни. На столе высилось несколько стопок дымящихся вафель. Но что-то было не так. Что-то изменилось за время его пребывания в гибернации. Нет, здесь не было того срача, что творился в гостиной, вовсе нет. Гир опять-таки не был бы Гиром, если бы не старался поддерживать в чистоте то место, где он пытался что-то готовить. Изменения были неуловимыми, но Зим ощущал их каким-то внутренним чучьем. Это тревожило его, заставив замереть в дверях кухни. Он осмотрел помещение, теперь наконец заметив то, что его так насторожило. Посреди стола, в окружении вафель, высился металлический, отполированный до зеркального блеска чайник, явно чужеродный в этом доме. Предыдущее желтое свистящее недоразумение, которое Гир приволок с помойки, куда-то бесследно исчезло. Зим облегченно выдохнул. Эти перемены его не касались. Чайник был нужен в этом доме лишь Гиру, и поэтому любые перемены чайников — проблема лишь самого Гира. Иркен пошатываясь втащился на кухню, оставляя за собой всю ту же дорожку из розовой слизи. Ухватил с первой попавшейся стопки самую верхнюю вафлю и с наслаждением зажевал. Да, изменение рецептуры однозначно пошло на пользу этим земным штукам. Они стали куда более сладкими и нравились таковыми Зиму намного больше, хоть теперь ему и приходилось прилагать усилие, чтобы откусить от них кусок. По консистенции стряпня теперь более напоминала резину. Что Гир туда намешал, оставалось только догадываться. Антенны уловили какое-то движение позади, принадлежавшее, скорее всего, буйствующей кошачьей армии. О, он разгонит их всех к чертовой матери, когда наестся, переоденется и обсохнет. Как бы Гир не был против, он прогонит эти прожорливые куски шерсти прочь с его базы, — думал Зим, продолжая поглощение вафель и, сам не понимая зачем, тупо пялясь на чайник. Он видел свое неимоверно вытянутое и искаженное отражение, видел такой же вытянутый проем двери чуть справа и позади от себя, видел стены кухни, обклеенные наклейками с радугой. Их он тоже попросит снять, так как они ему не нравятся. Он уже где-то видел такую срань, но не мог припомнить где, и эта срань ему точно не нравилась. Зим потянулся за второй вафлей, когда уловил какое-то движение в отражении чайника. Он замер, всматриваясь в поверхность. В дверном проеме позади него что-то приближалось, приобретало очертания и цвета. Что-то двигалось к нему из мрака гостиной. Оно замерло, остановившись в проеме, но этого было достаточно, чтобы в размытом и сильно искаженном отражении, состоявшем из голубых и рыжих пятен, понять, с кем он имеет дело. — Зим… С добрым утром. Как ты себя чувствуешь?