Осеннее

Рыжий внимательно слушал интеллектуальную беседу, которую вели между собой Шакал Табаки и Папа Птиц. Иногда он терял нить разговора, засыпая, но потом его что-нибудь возвращало из мира сновидений, и он опять пытался уловить взаимосвязь между азотно-фосфорным удобрением и подгниванием корневой системы у диффенбахий.       — Почему и живым и мёртвым дарят одни и те же цветы? — наконец-то Рыжий смог воткнуть своё слово, когда диалог его собутыльников перешел в какие-то дебри маммилярий с капилляриями. Собеседники замолчали и с некоторой долей удивления уставились на вожака Крыс.       — Для живых они символ неизбежной смерти, для умерших воспоминание о красоте жизни, — после небольшой паузы ответил Стервятник.       — Но почему бы тогда не носить умершим сухие цветы? На Рыжего смотрят четыре глаза: два по-совиному круглых-шакалиных и два янтарных, чуть прикрытых веками, — Большой Птицы.       — Это было бы логично, — упорствует Рыжий в ответ на эти ироничные гляделки.       — Что логично, дорогуша? — Табаки нежненько треплет его по щеке грязной лапкой. — Сено на могилах? Кладбищенские холмы, усыпанные серыми стеблями репейника и пожухшими листьями папоротника? Ржавые ельники и обтрёпанные ромашки? Странно слышать от тебя такое, Рыжий, тебе ли не знать, для чего живые приходят к мёртвым.       — И для чего же? — болтовня Табаки усыпляет ничуть не хуже стакана с Хвойным.       — Чтобы убедиться, что они ещё живы, что у них ещё есть время, что они всё ещё успеют и смогут.       — Ну?       — И живые цветы они несут, чтобы на мгновение воскресить в своей памяти мёртвых, — продолжил безумные речи Шакала Стервятник, — это, как бы жертвоприношение. Уж ты-то должен понимать это, ты же не Лэри. Рыжий улегся на спину, подвинув чьи-то ноги в дырявых носках, в темноте было не разобрать, и уставился в потолок откуда ему подмигивал раскосыми глазами воздушный змей. Табаки и Стервятник опять вернулись к обрезке листьев и рыхлению, ему же не давали покоя сухоцветы.       — А вот мумия, она же сухая. Правильно? Вот, значит, сухие цветы для мумий.       — Что ему наливали? — Стервятник взял стакан и понюхал.       — В Египте, к примеру, где взять живые цветы? Там же жарища, песок, крокодилы и сфинксы с пирамидами везде, воды мало, — Рыжий даже потыкал в себя в грудь с татуировкой Анубиса для наглядности. — Значит, там-то засохшие цветы носят или как?       — Ты поспи, Рыжий, поспи, — баюкал его Табаки, похлопывая по макушке.       — Не держатся вожаки во второй, — задумчиво проговорил Стервятник, — и года не прошло, а уже и этот мозгами поплыл. Рыжий хотел было возразить, но вокруг уже зашумели травы, связанные в огромные снопы высотой до самого неба, где-то журчали воды, а заунывные голоса тянули странную мелодию, от которой сладко вибрировало внутри.       — Вожачество — опаснейшая должность, — хихикнул Табаки. — Я всегда это говорил.