Пока никто не знает

***

— Мы провели вместе уже второй твой день рождения, а до сих пор ни разу не поцеловались. Не расскажешь, почему? — усмехнулся Чан, обнимая его за пояс и прижимая к себе в свете одного-единственного фонаря у калитки. Даже в комнате Чанбина свет не горел. Казалось, весь дом уже лёг спать. — Ты ведь всё прекрасно знаешь и без меня, — усмехнулся Сынмин, обнимая его за шею. С Чаном было спокойно. К тому же, после его откровений на студии между ними словно разрушилась гора неловкости, и стало куда проще без тонны недосказанности. — Да, но услышать это от тебя — совершенно другое. Раз ты мне дал добро за тобой ухаживать, могу я хотя бы надеяться на твою честность? Будет слишком грубо узнавать эту информацию, например, от Феликса, не думаешь? Сынмин был согласен с этим. Несмотря на то, что между ними с Чаном незримо стоял Чанбин и их недомолвки, Чан заслуживал знать правду. Если они когда-нибудь дойдут до отношений, между ними должно быть всё честно. — Я люблю его. Не как брата. Ты это знаешь, — прошептал Сынмин. — Но я боюсь, что совершу огромную ошибку, позволив нам быть вместе. В силу того, что происходит вокруг нас и происходило, я не могу перестать бояться. За себя, за него и за нас. И это не даёт мне расслабиться. Я постоянно на взводе, я постоянно в готовности защищать и защищаться. Я так не могу. — Тшш, тихо, Сынмин-а, всё хорошо, успокойся, — тронул его лицо пальцами Чан, призвав обратить на себя внимание, и Сынмин наконец почувствовал, что начал задыхаться от накативших эмоций. — Это всегда так, хён. Стоит мне подумать, у меня перед глазами картины, от которых крышу сносит. Я не думаю, что способен быть счастливым в этих отношениях. По крайней мере, не сейчас. Не сейчас, не под боком у родителей, как на пороховой бочке, не в школе, под косыми взглядами. И я не уверен, что в Сеуле ситуация изменится. Скорее, я как раз уверен, что ничего в Сеуле не изменится. — И поэтому ты хочешь переключиться? — Это съедает меня изнутри, и я не могу даже сбежать из дома, я всё время знаю, что он буквально за стеной, а я не могу… Я не могу, хён. Ни подойти, ни обнять, ни поцеловать. Я даже не могу сказать, что всё будет хорошо, потому что не будет. Потому что я всё чувствую, и в том числе его любовь и его боль от разрыва. Я уже наломал дров и наломаю ещё больше, я знаю. Но я не хочу, чтобы и тебе было больно. Я могу отвечать взаимностью на твою заботу обо мне, я могу изображать твоего парня и брать тебя за руку, позволять себя обнимать… Но я не могу переступить через себя, как бы мне ни хотелось. Поэтому… — Иди ко мне, — притянул его к себе Чан, обнимая уже за плечи и поглаживая по голове. Слёзы всё-таки обожгли щёки, и Сынмин перестал сдерживаться в его руках. Так они простояли ещё около часа перед домом, пока Чан отвлекал его от эмоций дурацкой болтовнёй и заставлял смеяться, лишь бы больше не плакал. — Успокоился? А то удумал тут сырость в день рождения разводить. — Уже два часа как не мой день рождения, — посмотрев на часы, усмехнулся Сынмин. — Спасибо, что провёл его со мной. — Как будто я могу тебе отказать. — Переплётя с ним пальцы, Чан потянул его на себя и всё же коснулся губами щеки. — Будь умницей и не забывай Чани-хёна, он будет покорно ждать своего поцелуя, — прошептал Чан ему на ухо, не забыв улыбнуться, отпуская. — Спокойной ночи, Сынмин-а. Сынмин помахал ему и зашёл во двор, закрывая за собой бесшумно калитку и так же без единого шороха проскальзывая в дом и скрываясь в своей комнате. Весь дом действительно уже спал. И только когда Сынмин включил настольную лампу у себя, услышал звук мотора за окном. Улыбка сама растянулась на лице. Сынмин полез в коробку, стоявшую на подаренном родителями ноутбуке к поступлению, подозревая, что она от Чанбина. Несмотря на их размолвки на его дни рождения, он всё равно делал Сынмину подарки. Хотя он видел и свой подарок — ночник в виде луны, которым Чанбин пользовался теперь каждую ночь вместо гирлянды. И он точно знал, что Сынмин поймёт: его ждут. Его очень ждут. Чанбин ни разу за эти три недели не навязывался. Хотя он и в целом делал вид, что его не существует. Им обоим было неловко находиться друг с другом наедине, поэтому даже когда они сталкивались, то сразу расходились в разные стороны, по своим комнатам или каждый по своим делам. Единственное, что осталось неизменным — совместные поездки в школу, хотя и они стали скорее формальностью для родителей, чтобы не объяснять, что произошло. Проще было, не сговариваясь, сделать вид, что всё в порядке. Шли долгие осенние недели, Сынмин зарывался в учёбе, Чанбин практически не появлялся дома, пропадая в школе и на курсах по подготовке к экзаменам до полуночи, а когда появлялся, то не вылезал из своей комнаты вообще, да и вёл себя как мышь. А в школе они даже не виделись. — Может, сгоняем на выходных к Чану в студию? — предложил Сынмин Феликсу, получив последние результаты среднесеместровых. — Не, слушай, я пас. Давай отложим это пока, мне нужно отоспаться. У меня ощущение, что я не спал недели две, — распластываясь по парте, проныл Феликс. — Рейтинги видел? — Угу, ты на пятом. У тебя гуманитарные хромают. — Да знаю я. Зато ты уже на втором из параллели. А знаешь, кто ещё на втором? — усмехнулся Феликс, не поднимая головы. Сынмин вопросительно промычал, но ответа так и не последовало. Пришлось самому идти в центральный холл и проверять. И точно. Со Чанбин — второе место среди трёх классов третьеклассников. Глаза сами опустились до Рэвона, найдя его на четвёртой строке рейтинга. Внутри что-то ёкнуло и перевернулось. Перевернулось, заставляя вспоминать тонны опасений и разговоров, что больше ничего не произойдёт. Больше ничего не будет. Сынмин чуть не сожрал себя за день разрастающейся на пустом месте тревогой. Она же и вынудила его просидеть полночи в ожидании прихода Чанбина домой, чтобы вспомнить про последний чёртов купон с прошлого дня рождения, который можно было наконец использовать по назначению. И увидев рукав его рубашки в пыли и пятнах крови, который Чанбин попытался поспешно спрятать за спиной, Сынмин проклял свою интуицию, протягивая на раскрытой ладони помятый клочок бумаги в окантовке из блёсток, лежавший всё это время в задачнике и ждавший своего часа. — Что происходит, хён?