Лисий танец

— Отчего мы не встречаем других лисиц? — с детской непосредственностью спросил однажды Вэй Ин. — Повсюду только люди. Неужели, кроме нас, никого нет? Мать легко улыбнулась ему и покачала головой, в глазах её угадывалось какое-то тревожное чувство, которое Вэй Ину было трудно узнать. Они сидели рядом, спрятав хвосты и уши, опускался вечер, и ветер тревожил крупные листья лотосов. Период цветения ещё не пришёл, воды озера лишь покрывал плотный зелёный ковёр с сияющими жемчужинами водяных капель. — Лисы — скрытный народ, — прозвучал печальный голос матери. — Лисам приходится прятать собственную природу, оставаться неузнанными. И даже друг перед другом они не торопятся открыться. Вот почему мы не встречаем как будто бы других лисиц. Вэй Ин надолго задумался, глядя на угасающее солнце. Иногда ему хотелось, чтобы рядом оказался какой-нибудь лис его лет. Они могли бы играть вместе, вместе выполнять упражнения, вместе… Вздохнув, Вэй Ин искоса глянул на мать. Её красота никогда не оставляла его равнодушным — он был уверен, что красивее лисицы просто не существует! Но сейчас он не любовался ею, а пытался понять, что она чувствует, так ли тоскует по другим лисам, как он сам. Сейчас, когда они были на берегу озера вдвоём, хотелось ли ей увидеть кого-то из лисьего племени? Наконец у него хватило решимости спросить: — А там, на Небесной горе, были другие лисы?.. Мать тут же притянула его к себе, усадила на колени, всё так же мягко и печально улыбаясь. Вэй Ин вдруг осознал, что может не услышать ответа. В глазах матери на миг скользнул закатный блик, превращая тёплую янтарно-карюю радужку в алую, и это отчего-то встревожило, будто отблеск света показал — мать прячет тёмные мысли, страхи или сожаления. — Однажды ты увидишь Небесную гору и всё узнаешь сам, — то ли пообещала вдруг она, то ли действительно ответила — но так, что Вэй Ин ничего не понял. Он прижался к ней ближе, а сердце отчего-то забилось быстрее и беспокойнее, словно впереди ожидали тяжёлые времена. *** …Проводить их пришли и Баошань, и Лань И. Они встретились на уединённой площадке, откуда можно было и любоваться всеми зданиями и павильонами поселения, приютившего лис в десятки раз больше, чем Вэй Ин когда-либо видел за всю свою жизнь, и удивительной красотой ущелья, затянутого лёгким туманом облаков. Владычица Небесной горы вручила им наполненный ци талисман перемещения, чтобы малышу Лань Жусуну легче было перенести путешествие, и когда напутственные речи были произнесены, Вэй Ин мысленно направил собственную силу, чтобы пробудить его. Так за одно мгновение они перенеслись прямо к вратам в Облачные глубины, едва ли не напугав старшего ученика, который следил здесь за тем, чтобы границу переступали только те, у кого есть нефритовый жетон. Хоть Вэй Ин ни слова не рассказал Лань Чжаню о том, что случилось между ним и Мэн Яо, всё же напряжение между ними, похоже, невозможно было не заметить. Потому когда они медленно шли по выложенной белыми камнями тропе, направляясь к Главному залу, где в это время дня должен был находиться Лань Сичэнь, Лань Чжань не удержался от вопроса: — Произошло что-то, о чём мне следует знать?.. — И казалось бы, ну что такого в этой фразе, но взгляд Мэн Яо мгновенно заледенел. Мягко укачивая дремлющего младенца на руках, он повернулся к Лань Чжаню и сощурился: — Да разве ты не ощутил опасности? Ваши сердца открыты друг другу, так что это невозможно. Что теперь хочешь услышать? Желаешь поймать меня на лжи или обвинить в чём-то здесь, в Облачных глубинах? Отчего не задал вопрос там, перед лицом Баошань? Вэй Ина окатило запоздалым пониманием — даже если то был всего лишь едва заметный укол, не больше, чем укус комара, Лань Чжань непременно ощутил его тоже. Ощутил потому, что Мэн Яо действительно угрожал ему и не собирался отступать. И как бы ни разрешилась короткая стычка между ними, а тревога из-за неё наверняка сохранилась в душе Лань Чжаня, ведь он не знал, какой произошёл разговор. — Всё в порядке, — поспешил он встать между Мэн Яо и Лань Чжанем. — Нет причин для ссоры. — Нет причин? — холодно и тихо отозвался Лань Чжань. — Разве твоя жизнь не была в опасности? Разве не из-за такого коварства весь лисий род проклят другими заклинателями?.. Не поэтому ли говорят, что лисам нельзя верить? Над ними тут же развернулся купол тишины. Вэй Ин нахмурился, поймал взгляд Лань Чжаня, ощутил его запах — и забеспокоился ещё сильнее. Он никак не мог угадать мыслей собственного супруга и слишком хорошо знал, как гнев застилает глаза, если кажется, что возлюбленному угрожает смертельная опасность. Он сам едва не разрушил собственное Золотое ядро, когда показалось, что может потерять Лань Чжаня! О, память об этом всё ещё мучила его. Впрочем, пока он спешно пытался придумать, как успокоить Лань Чжаня, Мэн Яо качнул головой и негромко рассмеялся. Горькие ноты этого смеха колючками впились прямиком в сердце. — Коварства, Лань Ванцзи? Что ты называешь коварством? Желание выжить? — спросил он. — Разве тебе грозит что-то, что приходится искать пути выжить? — возразил в то же мгновение Лань Чжань. — Нисколько. Так отчего же ты не успокоишься, чего жаждешь достичь? Каждый из нас знает, кто истинно виновен в том, что случилось с Цзинь Гуаншанем, но никто не покажет на тебя. Этого разве мало? Что же тебе ещё нужно? — Что мне нужно? — повторил Мэн Яо, будто в задумчивости. Лань Жусун завозился у него на руках, и лишь на мгновение лицо его смягчилось. Вот только голос не потеплел нисколько. — Что мне может быть нужно? К лицу намертво приросла маска, разве не украшение?.. — и опять усмехнулся. — Лань Чжань, — попробовал подобрать слова Вэй Ин, — послушай, нет нужды так говорить с ним. И точно не стоит выяснять отношения прямо здесь, на тропе. Я… я расскажу тебе, какой между нами состоялся разговор, мы всего лишь не успели объясниться, так отчего же теперь… — и не сумел договорить — красноречивый взгляд Лань Чжаня заставил все слова испариться из головы. — Пусть ответит лишь, зачем ему так нужна была печать, — выдохнул тот. — Зачем ему возможность поднять мёртвое воинство? Разве мы все не хотели одного — чтобы среди Великих и малых кланов воцарился мир? Разве мы не для этого столько сделали? И разве он не отомстил достаточно? До сих пор я не могу понять, почему ему хотелось именно забрать чужую жизнь, но об этом я спрашивать не хочу. Пусть скажет, отчего он силой хотел отобрать печать у тебя, и не пытайся сказать, что произошло нечто другое. — Моя личная месть завершена, — сухо отозвался Мэн Яо на это, снова укачивая младенца. — Но я не умею так, как ты, Ванцзи, оставаться слепым. Этому учили Облачные глубины, верно? Усмирять себя, усмирять сердце и лисьи таланты, чтобы перестать наконец замечать очевидное. Хорошо, что Лань Сичэнь прозрел так быстро, не пришлось ничего объяснять и ни в чём убеждать. — О чём ты говоришь? — не понял Вэй Ин, и тут же вспомнилось, что и там, на Небесной горе, смысл слов Мэн Яо ему не удалось понять до конца. Или, быть может, он действительно пытается закрыть глаза на очевидное?.. — Разве не ясно? — Лань Чжань покачал головой. — Он хочет власти, как будто со смертью Цзинь Гуаншаня его собственному сердцу, его душе передалась эта страшная жажда. Помнишь, мы говорили об этом. Но хуже всего — мой брат верит ему во всём. Вэй Ин не успел напомнить, что тогда же они говорили — у Мэн Яо может быть другая цель. Тогда он не продолжил, посчитав, что Лань Чжань его понял, а теперь оказалось — нет? — Мир заклинателей слишком долго закрывал глаза на правду, — возразил тем временем Мэн Яо с невероятной холодностью. Пусть голос его оставался тихим — он не желал будить вновь задремавшего Лань Жусона, — а всё равно отдавался грохотом в ушах. — Кто же подумает о лисах, кроме самих лис? Даже в столь славящемся своими правилами клане, как Гусу Лань, лис, урождённых Лань, слишком долго заставляли оставаться всего лишь людьми, — он перевёл взгляд на Вэй Ина. — Многому ты успел научить своего супруга, Усянь? Сколько ещё лисьих премудростей он не услышал от матери? А сколького не знаешь ты сам? Взгляни на нас — все мы осиротели невовремя, каждый пострадал от устоявшихся порядков. Да, я хочу встать над всеми заклинателями, чтобы наконец заставить их считаться с нами, с лисьим народом. И кто из вас смеет осудить меня? Вэй Ин оглянулся на Лань Чжаня, но не нашёлся, что сказать. Не согласиться? Но разве все прозвучавшие слова ни обнажили горькую истину? Мэн Яо напротив них выглядел подчёркнуто хрупким — и умело наложенная краска, и светлые одежды, созданные для милой госпожи, а не для мужчины, подчёркивали его уязвимость. И в то же время казалось, что он несокрушим как скала, а они — лишь ветерки, неспособные поколебать камни. Вэй Ин не мог с ним спорить. — И что же ты хочешь? Чтобы мой брат занял для тебя место Верховного заклинателя? Стал проводником твоих мыслей, твоими руками? — спросил Лань Чжань. И пусть он тоже не повышал голоса, а всё же ясно было — он едва сдерживает гнев. — Чтобы он стал твоей послушной куклой? — Почему же ты думаешь, что он не разделяет со мной всё до конца? — Мэн Яо чуть улыбнулся. — И разве сам ты не служил столь же верным орудием для собственного супруга? — Вэй Ин прикусил губу, и Мэн Яо тут же это заметил: — О, это было сложно, но мне удалось разобраться, да. Ясно, что вы вдвоём постарались, чтобы печать прекратила существовать. «Прекратила существовать!» — отметил мысленно Вэй Ин. Значит, Мэн Яо не постиг до конца их замысла. Только Баошань известно, что произошло. Только она — и Лань И после — знает, какое могущество затаилось в скромном мешочке цянькунь, который Вэй Ин устроил в своём рукаве. — Вы наконец прибыли, — у поворота тропы показался Лань Сичэнь. Лицо его тут же стало встревоженным. — Что такое?.. Что-то с… — и замер, понимая, что малыш спокойно спит у Мэн Яо на руках. Вэй Ин представил, что и сам поспешил бы навстречу, если бы пришлось так надолго разлучаться с Лань Чжанем. И сам бы взволновался, если бы увидел такую сцену на тропе. Но снова у него не было ни единого слова для объяснения. — Ничего, брат, — щелчком сняв купол, ответил Лань Чжань. — Мы лишь немного поспорили, прости. Моя ошибка, — и он поклонился. — Наконец ты увидишь своего ребёнка. — Лань Жусун, взгляни, это — твой отец, — тут же подхватил Мэн Яо, шагнул вперёд и протянул малыша Лань Сичэню. Немедленно раздалось недовольное хныканье — тот опять проснулся, которое, впрочем, быстро затихло — Лань Сичэнь бережно взял приёмного сына на руки и прижал к груди. Вэй Ин поспешил отвести глаза. Чувство, в тот миг сжавшее его сердце, похоже было на ревность, но нельзя же в самом деле ревновать чужого младенца? Или это были сожаления, что они с Лань Чжанем пока не стали никому родителями?.. Впрочем, в этом можно было разобраться позже. Лань Сичэнь вновь взглянул на них. — Давайте оставим недопонимания на потом. Мы обязательно поговорим обо всём, обещаю. Мне ясно, что за размолвка могла случиться между вами, — он опять улыбнулся малышу. — Но прямо сейчас нужно представить наследника старейшинам клана, а затем будет торжественный обед. — Невероятная скука, — фыркнул Вэй Ин, постаравшись тем самым разрядить обстановку. Лань Чжань как будто бы успокоился, и теперь они все вместе двинулись к Главному залу. Мэн Яо, конечно, шаг в шаг с супругом, а они с Лань Чжанем немного позади. Весна и Облачные глубины уже украсила цветением, дышала теплом, ласкала солнечным светом. Легко было забыть о тяжёлых мыслях и сосредоточиться на прелести поры Цзинчжэ, но всё же Вэй Ин снова и снова возвращался мыслями к словам Мэн Яо о лисах — а заодно и к далёким детским воспоминаниям, воскресшим перед мысленным взором так внезапно и почти несвоевременно, что он даже сбился с шага. То одиночество, что он испытывал ребёнком, когда рядом не было никого, с кем можно было поиграть по-лисьи, выпустив хвосты и уши. Та осторожность, с которой ему приходилось жить подростком, чтобы не выдать собственной природы. Да даже сейчас! Даже сейчас разве могут они позволить себе открыть собственную природу, пройтись по улицам, не прячась? А ведь они принадлежат к кланам, чья сила известна каждому. Так ли не прав Мэн Яо? Пострадавший больше их всех от несовершенства этого мира, разве не прав он в этом своём желании наконец встать над заклинателями и направить их по иному пути? Разве не пора действительно всё изменить? Может, Баошань потому помогла им прежде, что и сама искренне желала того же?.. Вэй Ин на миг закрыл глаза, вспоминая Небесную гору и всех там живущих в мире и спокойствии — и всё равно изгнанников. Сколько лет — нет, десятилетий! — Баошань смотрит на них, собирает их вместе, чтобы уберечь от несправедливости, от смерти, от боли? Как её сердце не разорвалось ещё от переживаний за каждую лису, каждого лисёнка? — Быть может, он прав, Лань Чжань? — прошептал Вэй Ин, забывшись. И повторил, уже не спрашивая: — Быть может, прав. Лань Чжань посмотрел на него встревоженно, но не возразил. В глазах его заметно было смятение чувств, пусть лицо оставалось холодным и спокойным, как обычно. — Этого я и боюсь, Вэй Ин, — проговорил он немногим позже. — Он прав.