Все грешные души надеются на рай.

      Всё напоминало мне какой-то дешевый немецкий фильм. Черные стены, небольшая кровать с атласной красной постелью. Небольшую комнату освещает лишь одна тусклая лампочка. Алкоголь, который я выпила для храбрости, потихоньку действует в организме, и я начинаю расслабляться. Неподалеку от кровати стоит мягкое красное кресло, на котором горделиво восседает мой клиент. На этот раз у него нет пивного брюшка, но и желания у меня так и не появляется. Мужику лет сорок, на его безымянном пальце поблескивает обручальное кольцо, что не удивительно. Большая часть наших клиентов — женатики.       Он спускает штаны и призывает меня опуститься на колени. Пытаясь побороть рвотные позывы, я подхожу к нему. Перед тем как уединиться, он предлагал мне наркотики, от которых я отказалась. Сейчас же я очень об этом жалею, потому что я все еще не могу расслабиться. В моей жизни не было хорошего секса, а уж о сексе по любви тут и говорить нечего. Что в мой первый раз, что во второй, был сексом за деньги с непривлекательными мужиками. То, что я делаю, приносит мне лишь отвращение, а он, постанывая, кладет свою руку мне на голову, вдалбливаясь посильнее. Он ставит меня раком и пыхтя начинает усердно работать.       И снова отвращение. Даже не знаю к кому сильнее, к себе или к нему. Закрыв глаза, я пытаюсь отстраниться.       Знаете, что такое унижение? Отчаяние? Не понимаете, почему такой резкий переход от акта к моему негодованию? Сейчас объясню. Мне рассказывали, что такое случается, но я не думала, что такое произойдет со мной.       Пока я одеваюсь, мой клиент быстренько собирается и сбегает. Сначала я подумала, что он расплатится со мной на выходе, но пройдя в бар, я его нигде не нахожу. Сегодня последнее утро, когда я могу заплатить за квартиру, но, как вы понимаете, платить мне нечем.       Я редко плачу и обычно это делаю дома, утыкаясь лицом в подушку. Но в этот раз слезы сами покатились из глаз. В таком состоянии меня замечает Кирилл, который быстро оказывается около меня.       — Что случилось? — спрашивает меня он, хватая за руку.       — Ничего…       — Но я же вижу, — снова ловит меня Кирилл, когда я попыталась вырваться. Его глаза беспокойно бегают по моему лицу. — Может, помочь?       — Ничего. Не. Надо. — Проговариваю я сквозь зубы, и наконец-то у меня получается сбежать.       Я залетаю в нашу раздевалку, хватаю свои вещи, и, не отвечая на вопросы, спешу ретироваться оттуда. Уличный воздух потихоньку меня успокаивает.

***

      — Ну, пожалуйста!       — Я в прошлый раз была с тобой добра! В эту квартиру ты вернешься только после оплаты, и не факт, что сюда не заедет новый жилец! — кричит хозяйка и хлопает передо мной дверью, оставив меня в халате и с чемоданом в подъезде.       Да, моих вещей настолько мало, что они умещаются в один чемодан. Я достаю оттуда клетчатую рубашку с джинсами, ботинки, куртку и переодеваюсь. Не придумав ничего лучше, направляюсь в бар. Я смотрю на часы — до закрытия полтора часа, если поспешу, то успею. Осталось лишь надеяться, что мне разрешат там остаться на время.       Я прибегаю за десять минут до закрытия, руки болят от тяжести чемодана. В баре осталась лишь одна Марина — кто последний заканчивает работу, тот и закрывает наше заведение. Девушка уже надевает верхнюю одежду, когда замечает меня.       — Алекса? Ты-то что здесь делаешь? Сбежала, ничего не сказав, перепугала нас, — недоуменно смотрит на меня блондинка.       — Меня выгнали с квартиры, которую я снимала.       — Ужас какой! И ты хочешь остаться ЗДЕСЬ?! — девушка выпучивает глаза. — Тут же негде поспать, нет чая, сытной еды…       — Об этом я даже не беспокоюсь, — пожимаю я плечами. — Мне бы хоть что-то.       — Дурочка! Пошли ко мне что-ли, у меня все равно отец уехал на несколько дней, потом придумаем что-нибудь.       Я за собой такого не замечала, но…       — Спасибо, Маринка! — кидаюсь на нее с объятиями.       С Мариной мы всегда хорошо общались, но она часто позиционирует себя легкомысленной особой. Оказывается, что мать у нее давно умерла, а отец спился от горя, не работает, и даже неизвестно, куда это он уехал на несколько дней.       — Ох, никогда мы об этом не разговаривали, — говорит Марина, отодвинув от себя допитый чай. — А ты почему работаешь в баре?       — Алекса! Ты что натворила?! — глаза матери посмотрели на меня с ужасом. Я начала кашлять. Жарко, невыносимо жарко…       — У меня была богатая семья. Вернее, семьей их не назовешь. Им были важны только деньги и статус. Я жила, словно птица в клетке. Как-то я сбежала от них, и не найдя ничего лучше, устроилась в наш бар.       — Так. Хватит депрессии. Давай что-нибудь приготовим? Я купила курицу. Никогда не готовила курицу…       Проходит уже битый час, как мы пытаемся сделать из птицы конфетку. В интернете рецепт описывается «легким», но ничего легкого я не нашла.       — Что? Хочешь сказать, что я должна засунуть яблоко ей в зад? — кричуя, выпучив глаза.       — Да. Здесь так написано, — посмотрев в телефон, удостоверяется Марина.       Я пытаюсь выполнить сомнительное действие.       — Фу, я только что трахнула курочку рукой! — пока я мою руки, Мари еще что-то там колдует. — Ты что там делаешь?       — Смотри, когда она поджариться, будет вид, как будто она загорела, — произносит довольная Марина, сооружая из фольги купальник для нашей Рябы.       Я думаю, что только сообща трахнув курицу, можно стать настоящими подругами.       Ой, что-то я как-то не так сказала…