Дневник Экзорцистки. Книга первая: Истоки

…Убедившись в том, что призрак или его се вошли в этот предмет, его выбрасывают, сжигают, бьют палками, но иногда и сохраняют, дабы он стал вечной темницей для призрака. По сути, призраку или демону, попавшемуся на хитрость колдуна, остаётся только одно — уповать на его милосердие. Однако заниматься подобным видом колдовства могут только те, кто обладает особыми способностями заставлять призрака подчиняться своей воле, не подвергаясь при этом риску самому стать его жертвой. Ян Якоб Мария де Грот. «Демонология Древнего Китая»

— Солнышко, может, тебе помочь?       Чианг высунулся из гаражной двери наполовину — смешной, всклокоченный, с обугленным лоскутком от плаката на волосах. -Сама!       Я вскочила в седло. Ну, давай, милый, быстрее… Выл и ревел взбешённой тварью мотор, вливаясь в шум машин вокруг. Я чувствовала, как пальцы почти вросли в руль, ощущала кожей его рельеф, будто клинок или рукоять пистолета. Окружающее пространство сжалось до узкой полоски дороги передо мной и до далёкой невидимой цели — скромной старой церкви. Кажется, я превысила скорость разок. Или два. Угасающий день понемногу превращался в кошмар. Это неправильно. Не должно быть так. Всё ведь глухо с подселенцами было, период спокойной воды, тишь да гладь! Откуда этот взялся?! Было два варианта. И оба паршивые. Я уткнулась лбом в руль на длинном светофоре. Светящийся красным таймер отсчитывал секунды: шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь… Время. Время играет против меня, и его так пугающе мало… Мечей нет. И не будет — нет у меня возможности за ними через весь город нестись. Нагадала — вот и разгребай последствия. Пистолетом обойдусь. Им и кое-чем ещё… Надо ведь как-то оправдывать звание универсала. Главное, статистику смертности среди экзорцистов не оправдать.       Церковь встретила меня оскалом чёрной оградки, частой и острой, похожей скорее на пики. Блестело золото на куполах-луковках, сверкали кресты далёкими искорками. И тишина. Только тихий хруст гравия на пути к храму.       Внутри церкви никого не было, только пахло ладаном и пылью. Витражные окна отсвечивали лиловым от первых сумерек, робко стучавших в цветное стекло. Шаги гулко раздавались в пустом помещении. Ботинки совсем чуть-чуть скользили по выложенному узорчатыми плитами полу, порядком уже истёртому множеством ног. Святые на иконах в пышных золотистых рамах глядели сурово и недружелюбно: «Как посмела ты сюда явиться, грешница?», — будто говорили тёмные, не то от времени, не то от гнева, лики. Немногочисленные ещё горящие свечи мелко дрожали, словно от страха перед разгневанными образами. Или перед тем существом, которое сюда привели.       Я на всякий случай расстегнула клапан кобуры и коснулась рукояти пистолета. Прохладный пластик под пальцами действовал успокаивающе. Тварь была далеко. Но острый колючий запах серы слышался даже здесь, в благоухании ладана, дыма и воска. — А, Вы уже пришли. — Прокатился хриплый голос, словно осенний ветер подбросил в воздух сухие листья. Я мягко повернулась на пятках. Мельком проверила священника — нет, человек, каким и был во время нашей последней встречи. Седеющий мужчина, среднего роста, с небольшой залысиной на макушке, короткой густой бородой и умными маленькими глазами под кустистыми бровями. Батюшка стал, казалось, чуточку более тучноват, нежели в прошлую нашу встречу. — Где он, отец Алексий? — Она не здесь. Сейчас проведу вас. — Она? — Да. Вас так смутил пол? — Как сказать, — Я проследовала за батюшкой вглубь церкви, подальше от того места, где мог бы найтись любопытный запоздалый прихожанин. — Есть некоторые особенности. Обычно пол носителя не важен, но вот инкубам, например, женщина в качестве сосуда куда интереснее. То же с суккубами и… — Не продолжайте, суть я уловил. — Как это вообще произошло? Всё ведь было гладко! У вас есть хотя бы догадки, что это за демон и откуда взялся? — Привезли девочку. Четырнадцать лет, ребёнок совсем… — Ого! — Вот и я о том же. И описывать всё, что творит то… существо… Я не буду. Сами увидите. Стулья уже летали.       Я сдержала крепкое ругательство, которому научил меня ещё несколько лет назад наш школьный кузнец. — Паршиво. Очень. — Почему?  — Голос у отца Алексия был совсем несчастный и усталый. — Я знаю, что это плохо по самому своему определению, разумеется, но вас-то что тревожит? Я же вижу, вы нервничаете. — Хорошее у вас зрение, отче. Труп у нас в перспективе. И хорошо, если только один. Организм у девочки растущий, не до конца сформированный как физически, так и энергетически… Может и не выдержать.       Священник закашлялся, уставился на меня так, будто чёртом была я, замотал головой, точно стряхивал наваждение. В маленьких глазах был ужас. Я сжала на мгновение его ладонь, дрожащую и грубую. Всё утешение, на которое я только была способна. Что мне было ещё говорить? — Вы … Вы понимаете, чем может это грозить?! Мало вас, так ещё и мы… Это же убийство, натуральное убийство! — А вот это уже будет решать Трибунал. Вас не коснётся, хватит трястись, отче. Я обрисовала худшую из перспектив. Постараюсь её не допустить, а вы уж помолитесь своему богу, чтобы смиловиствился над вами и над той девочкой.       Мы поднялись по ужасно скрипучей шаткой лестнице. Каждая ступенька издавала настолько жалобный и заунывный звук, что казалось, будто наступаешь на живое существо. В коридорчике нас ждали трое. Отец Георгий — худощавый высокий мужчина лет хорошо так за сорок, с сухой желтоватой кожей, похожей на старый пергамент, нескладной угловатой фигурой и сутулой спиной, из-за чего он казался вечно несущим на плечах какой-то невидимый, но от того не менее тяжкий груз. Хитрые глаза — две бледно-зелёные колючки на узком лице — смотрели строго, но в то же время чуточку лукаво из-под прямоугольных очков в проволочной оправе. В отличие от Алексия, он терпеть меня не мог. Язычница, колдунья, да простит меня Фауст, убийца, сама почти чудовище, — какой христианин согласится терпеть меня рядом с собой? Священник сам предпочёл бы изгнать меня, а не слушать мои указания. Но случалась проблема и приходилось терпеть присутствие дьяволова отродья в моём лице. Вот, опять его передёрнуло.       Я принялась рассматривать их со всем возможным тщанием, выискивать зацепки, маячки, словом, хоть что-то, способное помочь мне определить причину появления твари. Демоны просто так не приходят. Их нужно пригласить. А как это сделано, не особенно важно. Вызвали ли его, приманили ли невероятно сильным чувством, или же одержимость стала результатом проклятия. Разнятся только нюансы в методике изгнания.       Женщина переводила затравленный взгляд с мужа на меня и обратно. Платиновая блондинка, с дорогим маникюром, руку украшало массивное кольцо с крупным лиловым камнем, одежда тоже отнюдь не из дешёвых. Красивое лицо — сужающийся книзу овал, подчёркнутый большими серьгами и макияжем; даже не скажешь, что разменяла четвёртый десяток, как говорило мне чутьё. Вот только глаза совсем не вязались с образом светской дивы. Припухшие веки не сумел скрыть даже умело нанесённый макияж.       На щеках смазанными потёками акварели чернела тушь — клиентка не прекращала плакать даже сейчас, об этом красноречиво говорил платочек в судорожно сжатых пальцах.       Мужчина же представлял собой куда более любопытный экземпляр. Дорогие туфли, одежду, ремень и часы с кольцом-печаткой я мысленно отбросила в сторону — уделять им столько времени и внимания не стоит. А вот лицо и руки… Намного, намного интереснее. Слабозаметные белёсые полосы-шрамы на тыльной стороне ладони, сбитые и загрубевшие костяшки. Старые следы драк? Спортсмен, или некто, связанный с криминальным миром, не важно, по какую сторону закона… Ох, ну и неприятная у него физиономия! Чем-то муж клиентки напоминал чудовище. Не знаю, чем именно: может, какой-то жестокостью, сквозившей во всех его чертах, злостью хищного зверя.       Я невольно подобралась. Какого… Ох и тянет от него! Опасный, весьма опасный тип, хоть и человек, мне и эфирного зрения не надо, чтобы понять. Не мой клиент, словом, и хвала вам, духи — не хочу я иметь с ним хоть какое-то дело. Люди, от которых пахнет кровью, — я с удивлением отметила, что на миг явно ощутила этот запах, пусть и слабый, — ничего хорошего обычно не приносят. — М-матушка? — Спросила блондинка немного осипшим голосом, и удивлённо уставилась на меня: видимо, удивлялась несоответствию внешности к церковному сану. Отец Георгий скривился так, будто съел неспелый лимон. — Нет, я не принадлежу церкви. — Ох, ч-что же это я… Вы, н-наверное, тот самый… Экстрасенс? — Экзорцист. — Теперь пришла моя очередь изображать поедание зелёных цитрусовых. — Дьяволово отродье. — Шепнул Георгий. — Святой отец, ну Вы и подлиза. — Не осталась я в долгу. Священник хотел было сказать очередную колкость — иначе мы и не общались, но затем передумал и еле заметно кивнул. Мол, после продолжим. — Вы не могли бы рассказать, с чего всё началось? Я понимаю, что Вам тяжело вновь переживать эти события, но они необходимы для того, чтобы я смогла помочь. — Я говорила мягко и сочувствующе. Сейчас нужно вызвать доверие клиента, заставить его говорить правду, а там уже выискивать в потоке слов нужную информацию. Зрительный контакт, понимающая улыбка… Хотя жалости я и не испытываю, равнодушия во мне тоже нет. Интерес, — вот, что мною движет сейчас. Это как самое начало игры в облавные шашки, когда напряжённо ждёшь, какую же стратегию изберёт соперник. — Н-ну… Анечка, моя дочь, начала отдаляться от меня полтора года назад… — Женщина теребила в руках грязный платочек, словно хотела порвать несчастную тряпочку в клочья. Нервничает. — Мы с её отцом как раз оформили развод… — Полагаю, девочка очень любила его и тяжело перенесла расставание?       Хм, выходит, пахнущий кровью громила девочке неродной? Или они помирились на время несчастья? — Д-да, именно т-так всё и было! Виктора, это мой нынешний муж, она совсем не принимает. Я из любимой мамы превратилась в предательницу. Впрочем, Вы, верно, спрашивали не об этом. — Блондинка громко всхлипнула. — Как раз наоборот. Меня интересуют именно Ваши взаимоотношения. — Зачем? — Произнёс молчавший доселе Виктор. — Накатаете сюжетик в жёлтую прессу или приметесь шантажировать? — Витя! — Пискнула женщина, но крайне неуверенно. — Отнюдь, меня интересует причина появления того существа, из-за которого вам и понадобился экзорцист. Виктор демонстративно фыркнул. Ага, вряд ли верит в мои слова и считает шарлатанкой. Ничего, я уже привыкла к подобным реакциям. — Прошу, продолжайте. К слову, в каких Вы отношениях с экс-супругом? — А эт-то к чему?.. — Мне необходимо понять, как всё выглядело со стороны девочки, так что прошу, продолжайте. — Мы… Не общаемся. От слова совсем. — Вот как… — Я размышляла о том, мог ли демон прийти на импульс обиды. Крайне маловероятно. Четырнадцать лет ребёнку! На чистых эмоциях это не у всякого мага получается, а тут девчонка! — А каковы были симптомы одержимости? — То есть? В-вы не знаете, как они выглядят? — Клиентка теперь тоже смотрела с ужасом и недоверием. — Они разные. Есть… Ох, извините, но не буду их перечислять. Заболтаю. Просто называйте то, что Вас сильнее всего смутило. — Музыкальные группы! Они поют про смерть, суицид и прочую дрянь! Вся комната в плакатах! Чёрная одежда… — Простите, но это свойственно большинству подростков. — Я с трудом промолчала. Счастье, что она не знает, каких исполнителей мы слушали в школе, иначе демонов бы изгоняли сейчас из меня! Как сейчас помню: диски, привезённые из дома, и невесть кем оставленный старенький магнитофон. Затёртый, весь в царапинах, он плевался дисками через раз, но играл. А мы просто сидели, слушая музыку друг друга, и это были лучшие вечера… — Дальше. — Голос… Изменился. И речь! Как скажет что-то, так кровь стынет. — А поконкретнее? Если Вы, конечно, не имеете ввиду нецензурную брань. — «Если ты не заткнёшься — я вырву тебе печень». — Прошептала женщина, зажмурившись. — И всё в том же духе. И всегда говорит вслед, когда я не смотрю. Обернёшься — глядит честными глазами и спрашивает: «Мам, ты чего стоишь как столб?» Потом… Потом боязнь света. Так продолжалось недели две. И к концу появились припадки, вроде эпилептических, нечеловеческая гибкость, полёты к потолку, а вещи начали носиться по комнатам. — Блондинка растерянно смотрела мне в глаза. — Что это такое? Так ведь просто не может быть! Вы… Вы же сможете помочь? Пожалуйста! — Взгляд у неё стал как у бездомной собаки, которая уже не ждёт от людей добра, но всё же — надеется. — Я заплачу любые деньги!       Ну, привет, нелюбимая часть работы! Говорить клиенту, что ты не всесилен, что одержимый может и не вернуться в наш мир, а даже наоборот — покинуть его. С этой частью проблем обычно много. Некоторые индивидуумы даже избить пытаются! А вообще… Такие случаи — как щелчок по носу. Смотри, мол, экзорцистка, какая проблема! Интересная, заковыристая, сложная-пресложная! Сумеешь решить? Нет? Какой же из тебя экзорцист, не профессионал ты, а девчонка-неумёха, зря только наставники на тебя время тратили! И эта ситуация — такой же щелчок. Очередная насмешка судьбы, спонтанный экзамен, — да как угодно назвать можно, суть не изменится. Вызов. А мне остаётся либо принять, либо… А второго «либо» у меня и нет. Я тихо и красноречиво вздохнула, и продолжила совсем другим тоном: — Я сделаю всё, что в моих силах. Посудите сами, я не Господь Бог, а человек из плоти и крови, и моим способностям есть некий… Предел. И нет, деньги мне не нужны, уж поверьте. Не в них дело.       Женщина испуганно вскрикнула и тут же зажала рот обеими руками, словно боялась выпустить из него что-то лишнее. Виктор нахмурился. Я вынула из рюкзака заполненные мелким шрифтом листы бумаги. Стандартная процедура, хоть экзорцистов и не судят, как простых людей. — Что это? — Почему-то вновь шёпотом произнесла блондинка. — Соглашение. Вы подписываете его, и это означает, что в случае неудачи претензий ко мне не будет. Моя собеседница побледнела. Я даже забеспокоилась, не упадёт ли она в обморок на нервной почве. — То есть?! — Виктор приступил ко мне, сжимая немаленькие кулаки. — Что значит «неудача»?! — Летальный исход. — Я решила умолчать о возможности такового и для меня. Окажись демон сильнее, мне тоже не жить, сгорю, как пить дать. — Он редок, но возможен. Всё будет зависеть от глубины одержимости.       Мужчина промолчал, но смотрел на меня так, что, казалось, вот-вот кинется и разорвёт на части.       Женщина дрожащей рукой подписывала бумаги. Листы трепыхались, как крылышки обезумевшей мухи. Я вытащила из рюкзака коробочку чернил, на этот раз — почти сухих, красных, и обмакнула в них указательный палец. Алые пятнышки отпечатков остались на обоих экземплярах, рядом с витиеватыми закорючками блондинки. — Я сейчас начну работу. — Продолжила я буднично. — В комнату не заходить, ждите меня здесь. — И всё? Ник-какой помощи с нашей стороны? — Да. Ан, нет! Ещё кое-что! — Что же? — Спросила клиентка убитым голосом. — Ради всего святого, всех Будд, архатов, или в кого вы там верите, — отойдите как можно дальше от двери! — Произнесла я с нажимом и кивнула батюшкам. Дескать, пошли, не век же нам бить баклуши.       Виктор попытался возразить, даже почти стряхнул с руки повисшую в немой отчаянной попытке его удержать жену. Но тут я потянула на себя слабо щёлкнувшую дверь, притом так, чтобы не показываться в проёме, и мигом метнулась вбок. Потому что в следующую секунду оттуда вылетел письменный стол и всем своим весом врезался в противоположную стену. Раздался кошмарный грохот и треск, нас окатило фонтаном щепок, а по штукатурке пошли крупные трещины, часть из которых достигла потолка.       От самого «снаряда» остались лишь переломанные ножки, относительно целый кусок столешницы и груда обломков, годных лишь на то, чтобы топить ими печь. Всё это было густо усыпано лохмотьями краски и белёсой трухой, которая то и дело сыпались сверху, как мелкий снег. Я всё-таки не удержалась и выбранилась. К счастью, дверной проём здесь делали широким, и путь мусор не преградил. «Мой стол… Ремонт…» — простонал Алексий, глядя на разруху круглыми от ужаса глазами. Впрочем, все присутствующие сейчас застыли с подобными гримасами, за исключением меня и Георгия. Каким бы въедливым и гадким этот священник с замашками инквизитора ни был, но самообладания он не терял никогда. Признаться, иногда мне казалось, что он тоже экзорцист, просто скрывает. Понятное дело, что только казалось, но всё же — такую выдержку даже не у всякого из нашей братии встретишь!       Я бросила на святых отцов выразительный взгляд. Что-то вроде: «Ну я же говорила!» и скользнула в комнату. — Сдохни, тварь!!! — Уши слегка заложило от крика.       Мне в лицо полетела увесистая Библия. Я нырнула вниз, и она глухо шлёпнулась на кучу обломков, недавно бывших столом.       Свет сорвался с рук янтарной крошкой, пальцы сами собой сделали замысловатый пасс и следующий снаряд — сорванный с окна карниз — отрикошетил от созданного щита и укатился куда-то к шкафу. Я встала в полный рост. Позади щёлкнула дверь, запираясь на два оборота. Я и бровью не повела. С Глафирой к такому скоро привыкнешь!       А вот священникам повезло чуть меньше. Менее быстрого Алексия едва не зажало в проёме.       Я пристально вгляделась в «пациента». Девчонка-подросток в мешковатой футболке с принтом в виде кошачьего черепа в розочках, драных джинсах и массивных босоножках. В ушах — серьги, продетые в три прокола, на шее ошейник-чокер с поблескивающей подвеской. Лицо обрамляли тёмные, почти чёрные волосы с несколькими прядями, окрашенными в ярко-голубой с зелёным оттенком цвет. Я почему-то никогда не любила подобное, хоть и обладала частично белыми волосами. Верно, оттого, что неестественный цвет отдельных локонов прочно ассоциировался с выпачканными краской кудрями — маленькое напоминание о юности, проведённой среди художников и им подобных. А белый… Не моя в том вина, да и не краска это вовсе!       В целом, девочка оказалась весьма симпатичной: чуточку пухловатые губы, большие глаза, средних размеров нос.       По крайней мере, так было раньше. Сейчас лицо подростка искажала гримаса безумия и ненависти: глаза навыкате, рот искривлён уродливой издевательской усмешкой и напоминал рваную рану. Каждая мышца, казалось, застыла в судороге: демон пытался вырваться из пут, которыми носителя прикрутили к стулу, и тратил на это львиную долю сил.       Экзорцистам далеко не всегда нужно переходить на эфирное зрение, чтобы увидеть сокрытое от остальных существо. Вот и сейчас, за спиной ребёнка чёрным маревом клубился туман, имевший очертания странной, неестественной рогатой фигуры с горящими алым глазами.       Я резко развела руки в стороны и застыла, на пару мгновений превратившись в подобие креста. Пол задребезжал, как ни странно применять подобное описание к чему-то деревянному, доски завыли, и по их поверхности огненными змейками побежали золотые ниточки, сплетаясь в сложную многолучевую звезду, заключённую в круг и квадрат, и испещрённую множеством символов. От узоров повалил дымок, как от тлеющих брёвен. Сдавило виски, — одной силой воли, на голых способностях чертить символы сложно. Их бы мелом или тушью, но сейчас… Эх, не выйдет сейчас. Надо быстро, а быстро под непрекращающимся обстрелом предметами интерьера — это чревато. — Сволочь! — Рявкнул демон. Говорил именно он. Голос нечистой силы ни с чем не спутаешь: то низкий и рокочущий, словно оползень в горах, то срывающийся на визг недорезанного поросёнка. Итог для носителя один — сорванные и истощённые связки. Девочка изогнулась, насколько позволяли верёвки, и в мою сторону рванул стул. Я перехватила его в воздухе.       Звезда окружала тварь. Я достала цепь. Так, теперь импульс… Сверкнули спаянные звенья, и неподвижное серебро заскользило вперёд подобно кобре. Подселенец заскулил почти на грани слышимости, когда его носителя обхватил первый виток новых оков.       Последний символ круга вспыхнул у дальней стены. Одновременно с ним рой всяких мелких и не очень предметов, подобно стае дятлов пытавшихся пробить мой щит, рухнул. Из угла донеслась невнятная молитва. Священники давно уже сделали себе круг солью, попадавший, к тому же, под поле действия моей защиты. Батюшки вооружились крестами и священной книгой, название которой я прочесть не могла. Верно, Псалтырь или Библия. Ту подобрали, что ли, из-под остатков стола?       Демон рычал, плакал и ругал меня самыми грязными словами на разнообразных языках, большей частью — на русском и латыни.       Я молчала. Пусть поругается, отведёт душу, — фигурально, разумеется. — Ну и зачем ты туда залез? — Спросила я в относительной тишине. — Не твоё дело! — Тварь добавила кое-что уж совсем неприличное. — Что, только фокусы и можешь показывать? — Ага. Я достала из почти пустой уже пачки комочек соли и приложила к участку голой кожи одержимой. Небольшая проверка на глубину проникновения демона в сознание и тело девочки… — А-а-а! Больно, больно! — Загорланило существо, да так, что стёкла, казалось, вылетят. Уже неплохо.       Я быстро прокрутила в голове основные знания о демонах. Механизм одержимости выглядит примерно так: всем управляет душа или же дух. Она здесь — двигатель. Сложную систему в виде энергетических оболочек, каналов, нитей опустим, она сейчас не так важна… Два. Последнее, но от того не менее важное — тело. Три. Круг замкнулся.       При вселении демона тот занимает место души, и начинает творить всё, что ему угодно. Разумеется, душа пытается вернуть себе управление, и всячески сопротивляется. То же самое делает и организм, но по другой причине: демоническая энергия ему чужда и он отторгает её изо всех сил. И получается, что физическая оболочка у твари уже есть, но вот особенности остались теми же. К примеру, болевая реакция на соль, серебро, персиковое дерево, полынь и обсидиан, — в любой культуре известно вещество против нечисти, и они имеют сходное воздействие. От контакта с ними демон в чистом виде начинает… плавиться. По крайней мере, именно так выглядит процесс со стороны. А человек не испытывает ни малейшего дискомфорта. Получается что-то вроде фантомной боли. Вот и выходит, что демон сам себя загоняет в ловушку из наших ограниченных возможностей — медленная регенерация это далеко не сахар. Но потом коварное зло, то бишь демон, перекраивает организм носителя на свой лад, и получается дьявол во плоти. В буквальном смысле. Вот в подобных случаях реакция на раздражители уже не возникает. Но сам демон становится слабее, и получает один существенный недостаток — смертность. Если обычно тварь изгоняется в родной мир, откуда может вернуться через некоторое время, то в нынешнем же обличье ценой за промах будет распад на элементарные энергетические частицы. По крайней мере, так говорят исследования. А что там на самом деле, только демонам и известно.       Тварь подалась вперёд и напряглась. Пытается меня «считать», то есть найти слабое место и на него нажать. Плавали, знаем. Не то, чтобы это опасно, просто неприятно до тошноты. — А ты интересная. — Вдруг хихикнул он и скорчил обаятельную, по его мнению, рожицу. Последняя вышла жутенькая, хоть сейчас вставляй в фильм ужасов. — Что, даже не прочтёшь omnis spiritus [2]? — Не-а, не прочту. Но я жду ответа на вопрос. — А я не скажу! Ну и ни права, ни сил меня изгнать у тебя нет, даже не надейся! Она сама меня вызвала, значит, тело этой дурёхи моё по закону! — Демон состроил гримасу, которая должна была изображать торжествующую улыбку. — С каких это пор в аду Конституция? — Я прикидывала энергетические потоки и связи между подселенцем и духом девочки. Сама, значит… Глупая!..       Демоны, они ведь вроде чаек или других хищников. Люди же подобны устрицам — твёрдая ракушка-защита и нежное беззащитное нутро-душа. Нечисть порой годами пробивает панцирь, ищет то один ключик, то другой. А бывает, устрица сама раскрывает себя навстречу твари. Та и рада. В любом случае, исход один — демон выедает лакомую мякоть и мчится дальше, к следующей жертве, оставляя после себя сломанную, растоптанную оболочку.       Люди легкомысленны. Все, даже экзорцисты и маги. Нам дан Дар, но оставлена и человеческая суть. Волшебная палочка или острый меч никогда ничего толком не меняли.       Я глянула на тварь и её носителя сверху вниз. Душа, дух… Какая разница. Неужели это так просто — расстаться с ними? За что можно было отдать такую ценность? Я не знаю. Даже нет — не могу представить. Отучили. Очень и очень давно. И оттого в поиске вариантов решения я попросту не рассматриваю подобную возможность, она выпадает, как ненужная, лишняя бусина в ожерелье. А другие могут. Подбирают бусину-мысль, нанизывают… И что дальше? Вот он, результат, скалится, кривя губы в мерзкой ухмылке. Печальное зрелище.       Так выглядит моя работа. Её истинное лицо, неприглядная правда без шелухи пафоса, полынно-горькая. Странно признаваться самой себе в равнодушии. Профессиональное сочувствие? Кажется, мои западные коллеги называют это именно так. Будто зачёрпываешь пригоршней воду из глубокого океана, и лишь касаешься. Так и с клиентом. Ты лишь дотрагиваешься до него, и только. — Может, ты по-хорошему уйдёшь? — Спросила я со слабой надеждой. Просто так. Мало ли, а вдруг получится? Пожалуйста! — И не мечтай! — Демон опять сменил тембр голоса и сейчас говорил рокочуще и низко. Я аккуратно отставила стул подальше, так, на всякий случай. Тварь напряжённо сверкала глазами. Я не спеша достала тушь и кисть. Потом принялась осторожно выводить иероглифы на ладони. Остренький кончик кисточки забавно щекотал кожу. Вот так, на левой, по правилам… — Ты… Ты что задумала?! Вот этим? Меня гнать? Да ты ещё глупее тех ряженых! — Тварь снова визжала. Видно было, что ему и смешно, и страшно.       С одной стороны, по мнению демона, подобная мелочь не должна причинить вред инферналу, к тому же достаточно сильному, а он таковым и являлся. Но с другой — уверенность соперника в собственных силах зачастую действует на нервы.       Я молча стояла над извивающейся в путах одержимой. Подобные чувства накатывают перед прыжком в воду с большой высоты. Ты выжидаешь, время тянется, словно барахтающаяся в смоле муха, сердце колотится барабанным боем, а ты всё никак не можешь решиться. Но секунда — и срываешься в полёт.       Я закрыла глаза. Раз, два, три… Вначале падает цепь — я уже не держу её усилием — ни к чему, потом щит исчез, оставив лишь гудение в голове. Демон не ждал, что его выпустят, а потому не успел сделать хоть что-то, способное меня остановить. Боковым зрением я заметила, как слабо трепыхнулся стул, но поздно, поздно! Миг, всего миг, и мои руки устремились к вискам девочки, пальцы почти впились в кожу, норовя её прорвать, прорасти корнями в голове бедняги. Мир вспыхнул привычным золотом, и кабинет священника сгинул в нём.       Теперь вокруг извивались сверкающие потоки, напоминавшие плети или щупальца медузы, и все они безжалостно хлестали по чёрной вязкой темноте, что повисла над крохотным пульсирующим комочком света, как грозовая туча.       Вспышка, ярко-алая, точно кто-то рассёк мне лоб, и кровь залила глаза. Тонкие золотые ленты вспороли красное марево, оставив лишь меркнущий дым. Подобно отрывкам киноленты замелькали воспоминания. Искажённое яростью лицо Виктора, вывернутая в захвате рука, — не моя, девочки, но тогда показалось, что именно из моей груди доносятся сдавленные всхлипы. С некоторым усилием абстрагируюсь от её сути и возвращаюсь в роль наблюдателя. Ещё один обрывок воспоминания, прервавшийся чёрным миганием. Всё чаще в пёстром вихре вертелись то мать, то отчим, показывались кусочки комнаты, словно в разбитом зеркале. И чем быстрее вертелся хоровод памяти, тем чаще мигали чёрные провалы. И обида. Она сочилась из каждой мысли-осколка, ядовитым зельем лилась в самые глубины, и наполняла всё собой, как горячим паром, грозя прорвать ставшую слишком тесной оболочку.       Яркое, словно освещённое вспышкой молнии, воспоминание, чёткое и ясное, будто случилось сейчас, а я стала не незримым свидетелем, но исполнителем: две руки с яркими цветными ноготками старательно чертят на полу сложную пентаграмму, и, дрожа, режут на запястьях узкие кровавые полоски. Вместо ритуального кинжала — перочинный ножик, а свечи из особого воска заменили купленные в ближайшем супермаркете парафиновые подобия, источающие приторный запах фруктово-цветочных ароматизаторов. Самый долгий чёрный провал, а за ним… Яркий огненный отсвет, не запах, но ощущение серы в воздухе и возглас, полный злого торжества: — Моя!!!       И вновь темнота.       Видение прогнал двойной крик. Комната вернулась, но призрачные отголоски того мира всё ещё витали в воздухе.       Девчонка изогнулась дугой. Путы впивались в тело, едва сдерживая его. Выли оба — демон и носитель. Вихри, повинуясь моей воле, свернулись в воронку с рваными краями. Дрожащий и рвущийся на свободу комок медленно, но упорно затягивало внутрь кувшина. Сейчас шло невидимое людям соревнование — кто кого. Экзорцист в такие моменты напоминает опрокинувшийся сосуд, из которого фонтаном хлещет пролитая жидкость-энергия; горячая и смертоносная, она штормовой волной заливает соперника, топит его в искристом водовороте. У меня на лбу выступили мелкие капельки пота. Перед глазами принялись мигать алые и оранжевые круги.       Кувшин мелко завибрировал. Тряска усилилась и достигла своего пика, когда почти весь дым, из которого состоял бес, скрылся в недрах сосуда.       Резко заткнуть посудину специальной крышкой. Движения у меня сейчас нервные, рваные, пальцы трясутся, но обращать на это внимание нельзя. Из рюкзака вынуть маленькую горелку на треноге и таблетку сухого спирта. Дальше, дальше…       Бутыль с демоном внутри трясётся, словно у меня в кулаке зажато не глиняное горлышко, а бесчисленный рой разъярённых ос или шершней. Кувшин опускается на подставку и слегка покачивается.       Из него доносились слабые звуки истеричной брани, приглушённые стенками. Я щёлкнула зажигалкой. Спирт вспыхнул со второго раза: в первый я не попала по колёсику. Бутыль загудела от касаний пламени. Ругательства стали перемежаться криком и бульканьем.       Сосредоточиться на огне. Стать самой его сутью, выжечь, расщепить тварь на пепел, безвредный и бесполезный. Становится горячо в ладонях и в глазах. Жар, мой и пламени, проникает сквозь стенки посудины, уничтожая демона окончательно.       Один из немногих гарантированных способов убить подобное существо — сжечь в специальном сосуде. Пламя подмигнуло, стало изумрудно-зелёным, а кувшин зашипел, словно закипающий чайник.       Вопли стихли. Раздался неприличный звук, внутри сосуда хрюкнуло и будто запузырилось. Огонь вновь приобрёл нормальный цвет и вид. Теперь погасить яркие язычки, оставив беловатый дымок.       Я шумно вздохнула и подошла к… как её там… Ане. Голова как свинцовая… Ничего, пройдёт… Она повисла в верёвках безвольной тряпкой. Глаза уставились в одну точку невидящим взглядом, в уголках губ пена… Ой, как скверно! Так, проверить пульс. Ты смотри, какая везучая — живая! Синеватая жилка на шее билась медленнее, чем нужно, но критичной отметки пока не достигла. Аккуратно пускаю импульс — что-то вроде слабого разряда тока.       Девчонка вздрогнула и посмотрела на нас, как загнанный зверь. — Вы… Вы кто? Что за?.. А-а-а!       До неё только сейчас дошло, что она связана по рукам и ногам.       Я перерезала складным ножиком верёвки. Распутывать их совершенно бесполезно: священники в порыве рвения накрутили таких узлов, что оставалось действовать только методом Александра Македонского. Этот нож слишком маленький, не всегда берёт волокна… Нож бы взять из рюкзака, для разделки туш… Не помню, в каком он кармане… Не помню… Чёрт подери, как же мне больно. Аня истерично всхлипывала и тихонько взвизгивала. Верёвки натягивались, дёргались, и мне временами было трудно по ним попасть. — Тш-ш-ш! Не кричи так, пожалей связки, они и так настрадались. И уши мои тоже. Относительно того, кто я, тебе стоит знать только то, что я экзорцист. Те господа сзади — отец Алексий и отец Георгий. Но с ними ты познакомишься несколько позже. Сейчас лучше скажи, на кой чёрт ты демона вызвала? — Ты с ума сошла, тётечка?! Какой ещё демон…       Девчонка умолкла, увидев, как мои глаза медленно сменили цвет с карего на золотой, лишились зрачков и белков. С каких это пор я тётечка?! Нет, я не спорю, что я сильно её старше, но тётечкой? Спасибо ещё, что не бабушка! — Тот самый, которого ты призвала в день Марса, ночью, вместо специального мела взяла школьный, а свечи с ароматом папайи и клубники. — Перечислила я свои наблюдения и выводы. — Гадость редкостная, мне даже в воспоминаниях воняло. Нож хоть перед всем этим продезинфицировала? — Чего?! — Охнула сипло Аня и глянула на меня так, словно на моей голове только что, как минимум, выросли рога. — Ритуал ритуалом, но никто не отменял банального заражения крови от грязного лезвия. Впрочем, неважно. Я жду объяснений. — Не скажу! — Бросила она с каким-то детским вызовом. — Анечка, солнышко, прекрати ломать комедию, — прорычала я, потеряв на момент контроль над голосом и эмоциями. Слишком больно, чтобы миндальничать с упрямицей. — Тебе лучше всего сейчас рассказывать без утайки. Я, как ты могла заметить, способна залезть в твою головушку и вытянуть нужную информацию, хочешь ты этого или нет. Но я сейчас чувствую себя достаточно паршиво и без копания в чужих воспоминаниях. Так что, прошу, не медли, терпения у меня и так почти не осталось.       Краем глаза я заметила, как занервничали священники. Отец Георгий, похоже, искренне жалел об отсутствии кадила, которым можно было бы стукнуть меня на манер кистеня. — Предкам сообщите? — Угрюмо спросила моя собеседница, мигом растеряв боевой пыл. — Возможно. Но тебя это не особо должно волновать. Подробности пересказывать не буду, они останутся между нами… Ах! В носу стало горячо, а лоб вспыхнул острой болью. — Что с Вами? — Охнул священник. На пол часто закапали красные капли. — Откат… — Тихо прошипела я, ухватившись за голову. — А, чтоб тебя…       Алексий торопливо принялся искать что-то, чтобы унять кровь. Я безуспешно попыталась убрать боль. Кто бы сомневался… Демон, скотина эдакая, хорошенько мне жизнь попортил. Слишком большой энергетический выброс и вот, пожалуйста. Кровь текла ручьём и рука уже стала почти вся красной. — Тётечка, может, врача? — Испуганно спросила Аня.       Я только отмахнулась, дескать, какой врач! Фауст, этот да, этот помог бы, только рыжий маг далеко, в море плещется. Придётся самой. Где ж там точка? На затылке, только бы нащупать… — Вот, возьмите. — Негромко окликнул меня отец Георгий.       Я повернулась. В руке у него был платок и бутылка воды. Священник молча намочил ткань и протянул мне. — К переносице приложите. — Раздражённо приказал Георгий. — Берите, берите, или Вас святая вода жжёт? — Не дождётесь… — Слабо улыбнулась я и осторожно взяла платок. — Да не дёргайтесь Вы так, отец Алексий. Неужто Вы крови боитесь? — Нет, нет, что Вы… — Залепетал тот, покачивая головой. — Чудесно. — Я всё-таки нашла точку на голове. Теперь кровь хлестала не так сильно, значит, скоро должно закончиться. Мне-то уже не привыкать… Девять лет учёбы стоили мне множества таких приступов. — Ребёнок, а, ребёнок, ты там о чём-то говорила? — Я… — Аня сглотнула. — Вы говорили, что всё останется между нами. Но эти люди не уходят. Вы с ними? Они тоже узнают? — Кивок в сторону священников. — Да, разумеется… — Я снова потёрла лоб. Кровь унялась, но вот боль не утихала. — Можешь не отвлекаться? Меня в основном интересует источник, из которого ты взяла пентаграмму и сигиллы. Не «Grimorium Verum», кстати?       По её физиономии стало ясно, что название самого известного гримуара Европы для неё звучит аналогично ненормативной лексике. O tempora, o mores! [3] — Так называемый «Истинный гримуар». В нём подобно описаны техники призыва и общая информация по ним, хотя его сведения и устарели. — Интернет. Сайт какой-то был. Вы не ищите, его уже удалили, но я успела сохранить некоторую информацию. — И применила на практике? — Ага! Здорово, правда? Видели, как у меня получилось? Ответом служил звонкий шлепок ладони об мой лоб. Голова такому эмоциональному действию совсем не обрадовалась и ответила новым приступом боли. Отец Георгий красноречиво вздохнул. — Ты серьёзно?! Глупо — да, по-детски — тоже, безумно — вполне себе, но уж никак не здорово! Ты даже технику подчинения не знаешь, даже банальных правил поведения с призванным демоном, не говоря уже о том, что использовала информацию из непроверенного источника! Поступи так я, учитель бы меня на месте испепелил! А те болваны, что разбрасываются подобной информацией… — Серьёзно? Ваш учитель сделал бы так? — испуганно охнула Аня. — И… Что с болванами? — Ну, не в прямом смысле слова, но мне несладко бы пришлось. Дуралеев бы в ад на недельку-другую, хотя бы в классический, по Данте, для таких, как они, там приготовлен отдельный котёл… Специалист, если является таковым, не будет давать схемы призыва кому попало, тем более, настолько сильные. Но вернёмся к нашим баранам — зачем демонюгу вызвала? — Да отчим! — В глазах девчонки заблестели злые слёзы. — Зае… Достал он меня! Бьёт ни за что, с мамой шуры-муры крутит, и вообще скотина! Думаешь, очень здорово жить с тем, кто ни в грош тебя не ставит и использует как грушу для битья?! А мать… Молчит. Понимаешь, родная мать молчит, когда эта тварь меня мучает?! Зачем, ты, взрослый и якобы разумный человек, скажи, нужна эта бандитская рожа, при живом отце и муже? Чем, скажи, её не устраивал мой папа?! — Отчаянно взвизгнула Аня. В глазах её блестели слёзы глубочайшей истерики. — Увы, но ныне он её муж. Дела внутренние, обыденные вовсе не касаются экзорциста. — Меня злил собственный голос. Слишком безжизненный, слишком усталый, кажущийся безразличным до тошноты! Что, что мне делать? Мне больно, я устала, и помочь ничем не могу. Моя забота — нечисть. И точка. — Ты говорила с ними? — Думаешь, сработало?! — Поня-а-атно… — Протянула я, тем временем лихорадочно соображая, что мне с семейной драмой делать. К чертям душевные страдания мои, к чертям, вслед за дрянью в кувшине… Плюнуть не могу, бывшим одержимым свойственна такая гадкая особенность: пониженная сопротивляемость остальной нечисти. Если не убрать причину, по которой появился демон, и не поставить защиту, то мне придётся изгонять гадину, хотя уже другую, второй раз, и последствия будут самые что ни на есть плачевные.       Тут я подметила на её предплечьях ещё несколько старых порезов. Она что, открыла донорский центр на демонические нужды? — А это ещё что такое? — Вяло поинтересовалась я. — Может, жить надоело! — Выпалила она с нескрываемой гордостью. — Не смеши мои мечи. Хотела бы ты смерти — подучила б анатомию и резала вдоль, а не поперёк, или вовсе по сонной артерии, быстрее будет, хотя и грязно…       Мои рассуждения прервало шипение отца Георгия. Тот зло переводил взгляд с Ани на меня и обратно, как бы намекая, что тему беседы лучше сменить, и поскорее. — А вообще, зря ты так. Самоубийцам после смерти в любой культуре скверно приходится. — Это ж как? — Бесприютный дух, вынужденный скитаться среди людей и искать себе замену, пока его кто-нибудь не пожалеет и не изгонит или не прочтёт молитву за его душу. — Тётечка, а Вы можете меня с собой забрать? Пожалуйста! — В глазах Ани плясали огоньки надежды. — Зачем? — Хочу быть как ты… Как Вы!       Я открыла было рот, чтобы расстроить её отказом. На сову из Хогвартса не тяну, вот ни капельки! Хотя… Почему бы и не угу-гу? Нет, забирать её я не собиралась — возраст у меня не тот, да и должность Хранителя никак не вяжется с педагогической деятельностью. Но вот проверить на способности надо обязательно. Вдруг она и впрямь экзорцист, мало ли! Наш Дар по-разному проявляется, могло и совпасть… Я начала сканировать Анюту эфирным зрением в поисках хоть какой-то искры Дара, малейшего намёка на него… Ничего. Пусто. Она самый что ни на есть человеческий человек. И будет им до конца своих дней. Хвала вам, духи! — Прости, солнышко, но я не смогу тебя взять. — Почему? — Ты ведь слышала про Гарри Поттера? Там у них были маги и обычные люди… Запамятовала, как их там… — Маглы. — Тихонько подсказал отец Алексий. — Именно. — Я удивилась познаниям священника, но виду не подала, не до того. — Так вот, ты — что-то вроде. Не расстраивайся, ладно? Это вовсе не плохо. Поверь, целее будешь! — Жаль. — Обошлось без слёз и соплей, чему я была крайне рада. — Круто, наверное, быть экзорцистом. Борешься с нечистью, побеждаешь зло. — Причиняешь добро третьей степени тяжести. — Негромко буркнула я. Головная боль всё не утихала. Из нытья она превратилась в пульсирующую, словно бы кто-то невидимый колотил меня по макушке. Спасибо, что кровь из носа уже не хлыщет. — А? — Аня изумлённо подняла на меня глаза. — Ты думаешь, экзорцистом быть классно: вроде супергероя или доброго волшебника? Спасаешь там мир походя, купаешься в лучах славы. Так? — Ну, да. А-а-а что, разве нет? — Ха! Наивное дитя. — Тётечка, а можно… Поподробней? Почему? — Разумеется. — Я решила всё же побеседовать с ней. Пусть не лелеет иллюзий. Мало ли, что взбредёт в дурную девичью голову! — Про шанс того, что тебя сожрут на одном из заданий, ты, думаю, понимаешь. — Ну, умереть и обычный человек может. Не знаю, грузовик наедет, или кирпич на голову случайно упадёт. — Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не падает. — Чуточку насмешливо произнесла я. — Ой! Как здорово сказано! Это Вы придумали? — Я? — Мною овладело искреннее изумление. — А с чего ты взяла? — Это Булгаков. — Мрачно ответствовал отец Георгий из потрёпанного кресла. Именно там окопались священники. — А Вы, небось, и того, кто говорил, помните? Может, и видели? — Воланд. Патриаршие пруды. — Тихо рассмеялась я. — Но нет, я не встречала ни самого Сатаны, ни Мефистофеля, коим предпочитаю считать Мессира. Впрочем, я о другом… Ань, я так понимаю, что боль тебя тоже не страшит, верно?       Аня яростно закивала. — Ну и зря. — Я легонько растирала голову, гоня расшалившуюся мигрень. — Потому что она, стань ты такой, как я, уже достала бы тебя до печёнок. Знаешь, у экзорцистов есть постулат, ты его хорошенько запомни. За всё нужно платить. Всегда. — Это ты про боль? — Не только. Чем больше сила, тем выше за неё плата. Мы платим собственными принципами, свободой, мечтами. Здоровьем, разумеется, временем. Иногда — жизнями, порой своими, а порой и чужими. — Но всё же… — Она чуть наклонила голову и изобразила на лице выражение невинного любопытства. — Есть ли хоть какой-то, пусть даже совсем малюсенький шанс стать экзорцистом? — Умереть неизвестно сколько раз. А там, может, в одном из перерождений да родишься кем-то вроде. — А… — Нет, по-другому никак. А если кто скажет иначе, можешь смело рассмеяться ему в лицо. Слушай, если тебе так неймётся, упроси родителей отдать тебя в военный лицей или что-то подобное. То же самое, только шанс умереть в процессе меньше будет. — Так там колдовать нельзя ведь… — Растерянно и немного обиженно пробухтела Аня. — А ты физику выучи. С химией заодно. — Съехидничала я. — Сразу волшебство в жизни появится. Или ты думаешь, что экзорцист должен страшные слова на латыни говорить, и всё само произойдёт? Ха! Та же наука, только правила другие. — Господи… — Проворчала Аня, скривившись, словно от зубной боли. — Знаешь, а ведь это не самое плохое. — Незаметно для себя я начала говорить чуть нараспев, будто читала заклинание. Главное, не перестараться: ещё погружу собеседницу в транс, а он мне совсем не нужен. — Для тебя, по крайней мере. — Ты о чём, тётечка? Я поморщилась. А я ведь старше её всего-то на двенадцать лет… Может, заявиться к начальству, авось, проникнутся и на пенсию отправят? Вон, мелкую в качестве доказательства возьму. — Справедливость, вот о чём. Вернее, о её отсутствии. — То есть?! — Знаешь загадку про вагонетку и людей на путях? — Это та, где надо выбрать, задавит пятерых или самому убить одного? Ну да, знаю! Там же нет ответа! — А я отвечать и не заставляю. — Я принялась за сборы. Зажигалка, тренога, кувшин… — Просто жизнь экзорцистов — череда подобных задачек, только и всего. — Не понимаю. — Аня сокрушённо вздохнула. — Пример привести? Есть дух, Хранитель мелкой речки. Этот дух внезапно начал убивать людей. — И что здесь такого сложного? — она недоверчиво покосилась на меня, потом на священников. — Убить его, да и всё. — Слушай дальше. — Я хихикнула вполголоса. — Да вот незадача: люди начали сливать в реку отходы где-то за месяц до того, как появились первые трупы. Улавливаешь связь? — Это… Это люди вот так, сами? — Девчонка испуганно охнула, потом, совладав с собой, зло сощурилась. — Так зачем духа трогать? Он заслужил право на месть! — О, новая деталь: убитые никак не были связаны с загрязнением. Чаще всего, погибали дети, подростки… Кто прав теперь? Аня сконфуженно промолчала. Забавно, по ней прямо видно, как идёт мыслительный процесс, и как борются в ней две правды. Боги, неужели и я такой была? — Не знаю. — Мрачно созналась она. — Какой выход? — Изгнание духа. — Я пожала плечами. — Меньшее зло, если тебя устроит этот термин. — Но кто прав? — Тихо спросила Аня. — На чьей стороне мораль или как там это всё? И зачем он убивал? Это же бессмысленно. — Вы спрашиваете не у того человека. — Неожиданно вмешался Георгий. Аня дёрнулась и повернулась к священнику. — Она Вам не ответит. Видите ли, девушка, ваша… — тут святой отец умолк на мгновение, точно хотел сдержать ругательство, — собеседница принадлежит к даосизму, а эта религиозная конфессия не признаёт норм добра и зла как таковых. У них это считается свойственным природе. — А разве это не так, отче? — Я улыбнулась и вскинула рюкзак на плечи. — Что до цели, то мы мыслим человеческими критериями, а они духам чужды. Ему было больно, он возвращал эту боль. А как и кому — значения не имело. Ребёнок, ты лучше пока побеседуй с отцом Георгием. Из меня дрянной философ, должна признаться. Я пойду, мне ещё с твоими родителями говорить надо. — Сочувствую. — Фыркнула Аня в ладошку. — И совет напоследок: не лезь в игры с нечистой силой, она редко прощает промахи. — Я запомню. — Тихо и серьёзно сказала Аня. — Вы ведь найдёте тех, из Сети? Со схемой? — Как? Да и зачем, у меня других забот по горло. — Я устало потёрла виски. — Но… Они же и дальше будут… — Не будут. — Тихо произнёс отец Георгий. — Каждому воздастся за его прегрешения. — В кои-то веки мы с Вами достигли согласия. — Пробормотала я. — Хоть тут и несколько иной механизм. Понимаешь, некоторые знания нельзя передавать просто так, неподготовленным людям. Почему, думаю, догадаешься. И при нарушении данного запрета энергетическая мощь этих сведений как бы отражается на совершивших проступок. Информация сама мстит за себя. Здесь — то же, что и с демоном — нельзя шутить шутки с тем, чья мощь может свести тебя с ума или загнать на тот свет. В конце концов, при неуважительном отношении к тому, что ты изучаешь, ситуация может сложиться так, что ты никогда не поймёшь и будешь вечно натыкаться на препятствия. И не забывай о божествах, им тоже не по вкусу подобное.       Я наконец вытерла бесполезные уже иероглифы с ладони. Кивнула священникам и вышла в коридор, где меня уже ждали взвинченный Виктор и нервно вздрагивающая блондинка. — Ну?! — Рявкнул мужчина. — Живая. Теперь ваш черёд. — Что Вы хотите этим сказать?! — Демона Анна вызвала именно из-за Вас. И моя прямая обязанность спросить, что же Вы такого сделали. Врать не рекомендую, тем более что часть правды я уже и так знаю. — Да какое твоё…- Виктор не закончил фразы, налетел на мой взгляд, как медведь на рогатину. — Ну и что же Вам известно? — Почти прошипел он. — То, что Вы её били. Прошу, начинайте.       Незаметно для собеседника, который чуть ли не задыхался от гнева и удивления, я поймала его взор и ударила внутрь слабым импульсом; что-то вроде гипноза. Но его волю я не ломаю, вовсе нет; просто слегка подталкиваю к нужному мне действию. На большее у меня нет ни сил, ни полномочий.       Мужчина сморгнул, помолчал немного, словно собираясь с мыслями, а затем заговорил, медленно и тяжело: — Я действительно её бил, признаюсь. Это всё из-за её отца. Аня хочет сбежать к нему. Обычные уговоры не работали. Совсем. — Почему? — Он… Ах, да почему я должна всё это Вам рассказывать?! — Истерично вскрикнула блондинка. Тонкие её пальцы лихорадочно крутили перстень, и камень то скрывался, то вновь появлялся, ловя блики ламп. — Уверяю, я сохраню Вашу тайну, каковой бы она ни была. — Произнесла я, стиснув зубы от очередного приступа боли в несчастной голове. — Прошу, продолжайте. — Мы… разошлись с ним из-за его пристрастия к азартным играм. — Женщина как-то словно уменьшилась, смотрела вниз, на мелко дрожащие руки. — Аня об этом не знает, а он… О, он для неё ангел во плоти, идеал отца. — Почему не расскажете? — Как? Я… Поймите, я не хочу делать ей больно, но…       Я негромко рассмеялась. — Что такого смешного я сказала? — Занятно, однако: люди обладают столь уникальной способностью общаться друг с другом, и столь же упорно её игнорируют. Ваша дочь всё равно узнает правду, рано или поздно. Так смысл её скрывать? Объясните, покажите доказательства. Ложь, пусть и во благо, — нарыв. Чем дольше ждёшь, тем будет больнее вскрывать, и гноя выльется больше. Решать, разумеется, Вам. Мне безразличны Ваши взаимоотношения, пока они не коснутся того, что люди называют сверхъестественным. — Я вдруг вспомнила кое-что. — И вот ещё. — Я вытащила кулон из серебра с обсидиановой вставкой. Коричнево-чёрный камень на свету напоминал спинку ягуара в сумерках. — Отдайте Анне, пусть носит. Скажете, что от меня. Это крайне важно. — Вам легко рассуждать. — Горько пробормотала женщина, по-детски утерев кулачком непрошеную слезинку. — О, если бы… — Да что за напасть такая! Второй раз за день теряю контроль над голосом: глухой, тихий, совсем никуда не годится. — То есть? — Она недоверчиво сощурилась, будто не могла связать мой образ со словами. — Неважно. — Я отмахнулась. — Скучная история, коих сотни. Ваша даже поинтересней будет. Про амулет не забудьте, он необходим. Надеюсь, более мои услуги вам не понадобятся. О, не дуйтесь, в моей профессии это лишь своеобразное пожелание удачи! Хотите, скажу, как это принято у нормальных людей? Нет?       Блондинка, чьего имени я так и не узнала, неловко улыбнулась и растерянно взяла украшение. Виктор хмуро кивнул и пробормотал, что поговорит с падчерицей и уж постарается руки не распускать, — это остаточное от моего воздействия. Слабенькая кодировка, которая подводит разум к нужному решению. Больше нельзя по правилам. Я формально попрощалась с бывшими уже клиентами, оставила свой номер, махнула рукой священникам и покинула церковь.