Сарада стояла у входа в операционную, прислонившись спиной к стене, и глядела на отца. Потрепанный плащ, обувь в пыли. Отец с угасшим взглядом смотрел единственным глазом в пол. Видимо, тоже прислушивался к слабым воплям Боруто, протекающим через стенку. Второй глаз был накрест залеплен медицинской лентой. Риннеган спасти не удалось.
Сердце рвали эмоции. Сарада ощущала себя заблудившимся ребенком, который наконец-то нашел свою семью. Боруто наверняка чувствовал нечто похожее, вот только его путь был куда короче.
Папа…
Ледяной разум гасил бурю чувств. Она слишком долго была лидером военного селения, чтобы так просто поддаться приливу эмоций. Пусть в детстве отец со своей силой казался едва ли не богом, но сейчас Сарада автоматически анализировала его, как одного из своих подчиненных.
— Как ты подставился?
— Момошики захватил тело Боруто.
— Ну и что?
— Застал меня врасплох.
Подумав, она нерешительно кивнула.
Бывает.
И все же что-то лопнуло в душе.
Разочарование.
Отец не был всесилен, он тоже мог проявлять слабость и ошибаться. И с этим было бы проще смириться, если бы там, за стенкой, не умирал Нанадайме.
Как ты допустил, папа… Почему Нанадайме пришлось использовать ту технику?
Сарада хотела спросить еще, но слова застревали в горле. Отец выглядел таким опустошенным…
Так или иначе… ты ведь сделал все, что мог. Да?
Стена с тихим бульканьем распахнулась, и из нее спиной вывалился Боруто. Хотел броситься обратно, но его сбило на подлете Каваки. Стена сомкнулась. Каваки врезался кулаком и грудью в уже затвердевшую субстанцию.
— Эй, откройте!
Грязный, однорукий, он казался осатаневшим волчонком. И в кои-то веки выглядел младше Боруто. Когда она в последний раз видела их вместе, все было наоборот.
— Сарада, скажи им, ттэбаса!
— Они делают какую-то хрень, — Каваки сорвался на хрип и тонко сжал губы. — Нанадайме…
Кольнуло в груди. Она ли не понимала?
— Вы мешаете. Потому вас выгнали.
— Так скажи им ты! У вас же эти, новые технологии, — встрял Боруто. — Зачем прямо сейчас стек, можно ж потом… Вы ж и не такое лечите, я знаю, ттэбаса!
Они оба таращились на нее. Каваки со злостью, как будто его злость могла исцелять получше ирьенинов Конохи. Боруто с болью и надеждой. Он слишком долго ждал этого дня и наверняка винил себя. Отсчитывал утерянные секунды, которые для него ощущались годами и едва ли могли спасти бы жизнь его отцу, вернись он за ними раньше.
…все-таки стек. Значит, без шансов?
Краем глаза Сарада заметила, как, качнув плащом, бесшумно скрылся за поворотом коридора папа.
— У нас сильная медицина, — сказала Сарада. — Но мы полвека не имели дела с джинчурики. В мире давно не осталось биджу, в минувших войнах они все утеряны. Эта отрасль медицины не развивалась.
— Ну и что? — взъелся Каваки. — Нанадайме… Он же все равно…
— …человек, даттэбаса? — с горечью выдавил Боруто.
Они настолько поймали одну волну, что уже договаривали друг за друга фразы.
Сарада глубоко вдохнула. Отошла от стены, коснулась виска. Каваки решил, что его впустят в операционную, и уже было приноровился снова ломануться в стену лбом, но стена не открылась. Вместо этого на ней появилось синеватое изображение. Силуэт человека, пронизанный схематическими кровеносными сосудами.
Боруто подошел со спины и встал за плечом. От него, взмыленного, исходило едва ощутимое рассеянное тепло.
Сарада мысленно переключила слои. Сеть сосудов сменилась.
— Это каналы чакры.
— На кой нам? — фыркнул Каваки. — Чем это поможет?
Сарада не обращала внимания на его хамство. Все они сейчас были в стрессе. Перевоспитает чуть позже.
— Чакра омывает все органы. Если нарушить естественный ток чакры, начнется некроз, органы отомрут и человек скончается.
Сарада мысленно добавила еще один слой. Синие сосуды накрыло тончайшей сетью рыжих.
— Тело джинчурики приспосабливается к симбиозу с биджу. Его кейракукей перестраивается. Как-то так должна выглядеть система каналов Нанадайме. Рыжее — дополнительные ветки, питаемые чакрой биджу и связанные с основной системой чакры. Вот здесь, — она указала пальцем в живот силуэта, — основной исток чакры биджу, возле ключевых чакроузлов и жизненно важных органов.
— К чему ты клонишь?
— Его тело настроено на сосуществование с биджу. Без чакры Кьюби вся эта периферическая система чакры начинает отмирать. Загибаются без привычного питания органы. Сбивается ток чакры в ключевых узлах.
— Сарада… — упавшим голосом вымолвил Боруто. — Постой… Но… То есть его никак не спасти?
Он поморщился. Терпеть не мог все эти технологии.
— Ему… дадут новое тело?
****
«Ему дадут новое тело?»
Боруто, здоровый уже лоб, но все еще наивный как дитя, считал это дело почти решенным. Сарада, обнимая себя за плечи, стояла перед зеркалом санблока и смотрела на свое лицо — мокрое, привычно постаревшее.
Нельзя…
Нельзя было нарушать непрерывность жизненных циклов. Именно
это она внушила Амадо в гендзюцу перед тем, как он создал окончательный проект стека. Других прототипов не сохранилось. Уж она-то позаботилась.
Перенаселение… Монополизация биологических оболочек. Крепнущие с каждым перерождением сверхопытные бессмертные шиноби… Мир бы превратился в ад.
Стек последней модели Амадо подстраивался лишь под одно тело. Одному стеку — одна жизнь. Его нельзя было переставлять — слияние с новой оболочкой блокировалось. Единственные функции, которые выполнял стек — небольшая отсрочка для восстановления физической оболочки от критических повреждений и защита сознания от Эдо Тенсей. С последними войнами эта задача была первостепенной.
В поисках вечной жизни многие пытались изменить фуин-формулу стека. Но ее изначальный принцип до конца понимал только создатель — Амадо. Дело не двигалось с места. Стеки продолжали клепать по старому шаблону, в то время как запечатанный стек с сознанием Амадо покоился в архиве.
Нанадайме…
Холодные руки скользнули с плеч на шею.
Она знала, что все делала правильно. Нечего было примешивать личное… Но каждый раз, когда умирал дорогой человек, ей хотелось проклясть прошлую себя за этот радикальный шаг: подчинить Амадо и заставить создать одноразовый стек.
****
Фонарь над выходом вспыхнул красным.
«Проход запрещен».
Саске нахмурился, протянул руку. Воздух у кончиков пальцев прошило фиолетовыми вспышками барьера.
Из кабинки у самой двери шустро выполз человек.
— Что это значит? — недовольно произнес Саске.
— Прошу прощения. Вы не можете покинуть здание без стека.
— Стека? Кто сказал?
— Это приказ Кьюдайме.
Саске постоял пару секунд, раздумывая. Пусть он потерял риннеган, но проломиться с Сусаноо через барьер все еще мог.
Нет. Невыгодно.
Он общался с Сарадой всего чуть-чуть, но успел понять главное: с Наруто договориться было проще. Наруто чувствовал его автономию и снисходительно прощал. С Сарадой бы это не сработало. Мир за дверью принадлежал ей, Хокаге. И она собиралась контролировать каждый элемент этого мира — даже его, Учиху Саске.
Может, и не стоило его возрождать. Клан.
Он видел по меньшей мере троих Учиха новых поколений. Помимо Сарады. И вместо гордости испытывал наплывы паники.
Они такие же. Они поймут.
Сердце колотилось, леденели конечности. Сохло во рту. Саске потер горло, насилу успокаиваясь. Шагнул к окну и посмотрел в окно. За стеклом гасло закатное небо. Коноха, суетливая и яркая, уже давно не скрытая в листве, казалась совершенно чужим местом. Обжитым Амегакуре.
Из низин уличных лабиринтов наплывала тьма. Она подкрадывалась из коридора, распускалась пятнами прямо посреди стекла. Заполняла собой всё… Уже не сумеречная тьма, а его личная. В последнее время ее стало слишком много. И как для тьмы в ней было чересчур много жизни…
