Персиковое дерево

— Да, вы можете пройти, Комамура-тайчо в сознании, — сказала уставшая Исане. Под ее глазами залегли черные круги. После войны медики уставали больше всех — сейчас началась их война. Война с самой смертью, что стоит у изголовья раненых. — Спасибо, — сказала Момо, не став напоминать Исане, что они очень давно друг с другом на «ты». Возможно, измотанная до предела Котецу ее даже не узнала. Удобнее перехватив пакет с персиками, она вошла в палату, щурясь от режущей глаза белизны. Комамура лежал в постели и выглядел не так плохо — не было той мертвенной бледности, синих губ и гаснущего реяцу. Увидев Момо, он тепло ей улыбнулся, и у него внезапно обнаружилась очень красивая улыбка. Волкам сложно улыбаться, их лица устроены иначе; Хинамори поняла, что раньше угадывала улыбку Комамуры по глазам. Глаза у него остались такими же. В остальном — другой. Заостренные уши, немного шерсти на щеках, но больше не волк. — Хинамори-тайчо, — поприветствовал ее Комамура. — Я слышал о твоем повышении. Поздравляю. Ты будешь хорошим капитаном. — Я… персики принесла, — растерянно сказала Момо. Она не знала, как говорить с этим новым Комамурой. Она не знала, как перестать на него пялиться. Почему он стал таким красивым? — И прическа новая, — одобрительно проговорил Комамура, глянув на ее волосы. — Тебе идет. Он тоже волновался, хотя скрывал это. Всю жизнь Саджин считал себя лишь жалким подобием человека, страдал из-за своего происхождения, был готов умереть за Генрюсая только потому, что тот принял его в Готей-13… Жаль, что Генрюсай-доно не видит Саджина сейчас — когда он человек. А ведь он шел умирать за сотайчо, и умер бы, если бы рядом не оказалась вспыльчивая мастер кидо. Ей действительно идут длинные волосы — так Момо взрослее, изящнее и утонченнее. Красивая девушка, а не милый ребенок. — А где хаори? — Комамура с мягкой укоризной покачал головой. Хинамори покраснела — она вспомнила, что нужно снять шеврон, но забыла надеть хаори. — Я никак не привыкну, — виновато прошептала она. — Привыкай и всегда носи хаори, — сказал Саджин. — Генрюсай-доно говорил, что это самое важное для капитана. Момо покраснела еще сильнее. Она капитан, но как сложно в это поверить! И еще — это значит, что они с Комамурой теперь равны. Одного звания, как могло быть иначе? — Генрюсай-доно, — тихо вздохнула Момо. — Вы хотели убить его врага, но, пока спасали меня — не успели… — Брось, — сказал Комамура. — Я жив благодаря тебе. Ты такая молодец, Момо, — он впервые назвал ее без суффикса. Момо радостно улыбнулась. — Хотите персик? — спросила она. — Я вам нарежу. Комамура хотел сказать, что может сам, но понял, что тогда Момо обидится — он по себе знал, как иногда хочется быть полезным, и понимал Хинамори. Она не волчонок, она скорее птица, если сравнивать, но и волки, и птицы хотят быть кому-то нужными даже в мелочах. — Я был бы очень благодарен, — сказал Комамура. Сев рядом с ним, Хинамори вынула из ножен Тобиуме и принялась ловко снимать кожицу персика лезвием меча. Саджин приподнял бровь. — Ты чистишь фрукты своим занпакто? Момо засмеялась. — Это не неуважение. Тобиуме нравится, она сама мне сказала. Но только персики и сливы, а так как я ненавижу сливы, то — только персики. Она отрезала кусочек спелого фрукта и поднесла его ко рту Комамуры, не подумав, что он может взять сам. Саджин смутился, но вспомнил, что Хинамори всего лишь хочет быть заботливой и осторожно взял губами кусочек персика, решив, что если откажется, то вгонит бедную девочку в краску еще больше. Обижать и пугать ее Саджин не хотел. Момо продолжала кормить его ломтиками персика с рук — все еще почти машинально. — И не бойся, — ободряюще сказал Комамура. — Это нормально, что ты волнуешься, но ты будешь прекрасным капитаном, даже несмотря на волнение. — Примерно то же самое вы сказали мне, когда я только-только стала лейтенантом, — улыбнулась Момо. — Ваши слова придавали мне сил. И сейчас придадут. Спасибо. Сила… Действительно, сила. Когда она успела? — Если ты стала капитаном, — задумчиво сказал Комамура. — значит, у тебя есть банкай? — Ага, — кивнула Хинамори. — есть. — Покажешь как-нибудь? — заинтересовался Комамура. — О, не знаю, — замялась Момо. — Тебе не стоит стыдиться собственной силы, — сказал Саджин. — Банкай отражает твою душу. Не всем это нравится, но от себя не сбежать. Хинамори покачала головой. — Нет, я не стыжусь своей силы, я горжусь таким банкаем, но он… очень разрушительный. А Сейретей и без того в руинах. — Ух ты, — удивился Комамура. И не стал спрашивать, хотя ему было интересно, что за разрушения может принести банкай Тобиуме. Момо сама ответила на неозвученный вопрос, нежно гладя гарду своего занпакто. — Феникусу, но Хоно. Это огонь. Огонь из моей реяцу, который сжигает все вокруг, кроме меня самой и тех людей, кого я не хочу ранить. Для этого нужен идеальный контроль, а я пока учусь, так что применять мой банкай можно только, когда рядом не больше пятерых союзников. Большее количество людей я не сумею оградить — пока что. Также я пока что не умею ограждать от огня здания и растения. — Ты справишься, — подбодрил ее Комамура. — Я буду стараться, — кивнула Момо. — Вы тоже получили силу… Комамура виновато пожал плечами. У его постели не было осциллографа, вдруг заметила Момо. Действительно, зачем нужен осциллограф, если у человека нет сердца? — Да, — вздохнул Саджин. — Я получил силу. Но потерял больше, чем обрел. — Я… — начала Хинамори, но тут в палату без предупреждения ворвалась растрепанная Кийоне с лихорадочным блеском в глазах и скособоченным шевроном на плече. — Комамура-тайчо, вам пора менять повязки, — затараторила она. — Хинамори-фукутайчо, зайдите потом, — с Котецу-младшей Момо тоже всегда была на ты, но Кийоне с непривычки устала еще больше, чем Исане. Попрощавшись, Хинамори ушла, взяв с собой один персик. Выйдя из лазарета, остановилась с краю дороги и вгрызлась в сочную оранжевую мякоть, любуясь синевой неба. Много получил и много потерял… А если не так много потерял? А если он может обрести что-то еще? Хинамори всегда дружила с Комамурой, их отряды были по соседству друг от друга, он был ей симпатичен, за вечной занятостью она больше ни о чем не думала, а потом — война, страх потерять всех, кого любишь, переосмысление приоритетов, и, может… Хинамори доела персик и выбросила косточку в наполовину разбитую урну. В урне была земля. Может, дерево вырастет…