Чума, чудеса и чудовища

Мир сломался, когда август подходил к концу. Лето, сорвавшись с ветки, будто перезревшее яблоко, затерялось в жухлой траве. Время забывалось и то и дело топталось на месте. Гася лампу в прозекторской, Даниил теперь скрупулёзно накрывал тканью лица покойников — уж больно неодобрительно они смотрели. Казалось, в воздухе звенит какая-то туго натянутая струна, что вот-вот должна порваться, да всё никак. В тот день бакалавр остановился посреди площади, прикованный к месту зрелищем кружащихся в воздухе птиц. Чёрные вороны хлопали крыльями, щёлкали клювами, а их косые тени танцевали на брусчатке. Странно, что только Данковский обратил внимание на шумную стаю. Кажется, кто-то говорил ему, что такое не к добру. «Когнитивное искажение», — отмахнулся от суеверий Даниил и побрёл вперёд. Нужно будет сказать А., чтобы сжёг последний образец, а ещё занести на кафедру отчёт и подготовиться к этой чёртовой открытой лекции в анатомическом театре. А. предупреждал, что туда может нагрянуть наблюдатель от инквизиции… — Только не давай Белке орехи! — раздался вдруг над ухом бакалавра звонкий мальчишеский голос. — Что? — растерянно спросил Даниил, оборачиваясь. Проходящая мимо дама окинула его холодным взглядом. Сконфузившись, Данковский поплотнее запахнулся в свой плащ и продолжил путь, пообещав себе, наконец, выспаться. Когда-нибудь… За два квартала до лаборатории ему навстречу, размахивая руками, вылетел один из его студентов. Георгий, второкурсник, всё время прячется за колонной в аудитории — неожиданно вспомнил Данковский. — Не ходите… туда… — запыхавшись, выдавил из себя студиозус, вцепившись в рукав бакалавра. — Это почему же? — спокойно спросил Данковский, ненавязчивым жестом стряхивая с себя его пальцы. — Там это… Жандармы. Пожар. Сгорело… — Благодарю за предупреждение, — торопливо бросил Данковский, переходя на бег. — Не ходите, говорю же! — отчаянно крикнул студент ему вслед. Дымом запахло ещё с противоположного конца улицы. Даниил протиснулся через толпу зевак, расталкивая их локтями, и увидел почерневшие руины лаборатории. Будто во сне, сделал ещё несколько шагов вперёд, переступил через огромную дыру в стене и почувствовал, как хрустит под ногами стекло разбившихся пробирок. А ещё хрустят годы бессонных ночей и кропотливых экспериментов; хрустит истина, которую они почти отыскали. Звуки толпы стали смазанными. Откуда-то сверху на Даниила посыпался пепел. За спиной, кажется, кричали подоспевшие жандармы, и Данковского они явно не считали пострадавшей стороной. Но бакалавр не обращал на них внимание, потому что струна, наконец, лопнула. Гул в ушах стал почти невыносимым. Данковский присел, затыкая руками уши. И всё вдруг разом стихло. Остался только мерный стук колёс поезда, едущего в далёкий степной город. Чувствуя, будто что-то упустил из виду, Даниил перевернулся на другой бок и скрючился на своём матрасе посреди тёмного вагона-теплушки. Завтра будет тяжёлый день.