Двое

      Москва кажется чужой и неприветливой всего через несколько месяцев отсутствия. Они к ней привыкнут снова, обязательно привыкнут — она родная совсем, и вовсе не чужая, и яркими красками раскрашенная даже в это сложное время. Они к ней привыкнут, но пока что приходится приспосабливаться снова. Адаптация после смены часовых поясов, лёд-дом-лёд, и нет иногда сил даже на то, чтобы приготовить себе поесть. Макс раздражающе-бодрый, ему всё нипочём, у него жена и дочь, заряжающие его энергией на день, как на год. Женя и Вова хмурыми взглядами обмениваются, когда он в очередной раз пытается их пропесочить за где-то им замеченную вялость. Засранец.       Маски на лица, улыбки из-под них не видны, но хорошо заметно, когда они улыбаются — вокруг глаз морщинки моментально расчерчиваются. Пора домой. Пора снова делить вечер с тишиной. Пора...       Да чёрта с два. Женя номер по памяти набирает, не задумываясь даже. Вова делает то же самое. Авто — это хорошо, но их в разные стороны разносит метро, и снова улыбки из-под масок они посылают друг другу, вместо того, чтобы попрощаться вслух. Они всё равно встретятся тут же, через совсем неважное, совсем короткое время. Любое время кажется долгим, когда они не рядом, когда нет возможности сжать ладонь, лежащую в их ладони, потому что её попросту и нет там.       Любое время кажется мгновением, когда лицо облизывает чуть шершавый мокрый язык, и громкий лай раздаётся рядом с ухом. Есть что-то умиротворяющее в том, как Рэй ластится под знакомую ладонь, в том, как подпрыгивает Ева, просясь на ручки. Есть что-то умиротворяющее, думает Женя, в том, чтобы видеть Вову, несущего ей её маленькое пушистое сокровище — в том, думает Вова, чтобы видеть, как Женя воркует с его псом, а тот даже не пытается от неё сбежать. Он бы тоже не попытался сбежать. Она бы тоже не отказалась покататься у него на ручках.       Сегодня домой пока ещё не пора, и тишине придётся подождать. Завтра выходной, а значит, сегодня по плану у них долгая прогулка с собаками по снова ставшей родной Москве.