168 °С

      Ёсан проворачивает ключ в замке их с Сонхва дома и чувствует лёгкую дрожь в руках. Он смотрит на несколько царапин поверх хромированного щитка замка и ощущает внутренний конфликт. С одной стороны, воспоминание, как эти царапины оставлял ключами Сонхва, регулярно вжимая Кана в дверь и целуя, при этом пытаясь открывать замок. С другой стороны, Ёсан чувствует себя сейчас чужим, и ему даже неловко переступать порог собственного дома. Настолько, что он приехал максимально рано, в районе восьми утра, надеясь не столкнуться с Паком. Ему всего лишь нужно забрать несколько курток и прочих вещей, которые остались дома.       Конечно, Кан мог бы купить новые вещи, но он слишком любит свои некоторые старые, да и идея съездить в Канзас на денёк показалась неплохой. Он очень соскучился по всему. Начиная от своей Феррари, за руль которой он не садился с тех пор, как перешёл в команду Сана, и заканчивая их домом. И какого хрена тогда внутри такая тревога и всё сводит от нервов? Отвратительно. Кан скидывает куртку и слабо морщится, слыша, что Сонхва в душе. Ему хочется плакать от того, как сейчас всё ощущается неправильно и… чуждо? Инородно? Враждебно?       Как вообще получилось так, что, приехав к восьми утра, он не застал чёртова Пака спящим? Он никогда раньше одиннадцати не поднимался, а именно сегодня, когда Ёсан просто хотел забрать несколько вещей и уехать, он в такую рань уже бодрствует.       Тяжело выдохнув, Кан проходит на кухню, решая чуть задержаться и не торопиться, раз уж встреча неизбежна. В конце концов, он в своём доме.       Вымыв руки, Ёсан достаёт турку и кофе. Привычные действия, которые Кан совершал каждое утро и которые сейчас почему-то выбросил из обихода. Всего-то налить воды, полторы ложки кофе и одна сахара, после чего отправить на слабый огонь. Действия, которые Ёсан сейчас не совершает по утрам, ведь они ощущаются не так, как здесь, дома. Он ещё не завтракал, поэтому, открыв холодильник, стопорится. Почти пусто. Выглядит непривычно и странно. Сонхва постоянно что-то готовил, и всегда было, что пожевать. Он ведь любит готовить.       — Ого, — Пак останавливается в дверном проёме и вскидывает бровь. Он бы сказал «какие люди» или «не ожидал тебя здесь увидеть», но почему-то ему кажется, что всё это может спугнуть Ёсана. Да и довольно странно удивляться Кану, который находится там, где должен.       — Продолжение будет? — Кан переводит взгляд на Сонхва, что, закрыв один глаз, небрежно вытирает полотенцем волосы. В одном грёбаном полотенце на бёдрах, которое еле сходится. Ну, спасибо, хоть в нём.       — Нет, я не могу подобрать слова, — Пак рассматривает своего мальчика и не понимает, что испытывает. У него ощущение, что он уже привык жить без Ёсана. Вроде и радостно видеть его, а вроде внутри сырая прохлада.       — Ты не можешь что? — Кан неверяще усмехается и возвращается к своему кофе. Он мешает его и не может осознать услышанное. — Подожди, ты что, промолчал, потому что отфильтровал свою речь?       — Нет, я просто не захотел говорить то, что подумал, — слабо улыбнувшись в ответ, Сонхва подходит к Кану сзади. Он укладывает руки Ёсану на талию в попытке вернуться к тому восприятию, что было до их расставания. Когда Пак делал это каждое утро. Но руки тут же грубо скидывают.       — Это и есть «фильтровать речь», — Кан раздражённо убирает от себя упёртые ладони и совсем слабо бьёт локтем по рёбрам, когда Сонхва прижимается со спины и холодные капли с мокрых волос падают на открытые участки шеи и плеча. — Да как ты всегда волосы вытираешь, что по итогу с них продолжает литься вода?! Отойди от меня. Убери руки, — Ёсан может и был бы более активен в попытках отстраниться, но они перед плитой с горячим кофе. — Хватит меня лапать.       — Я соскучился, и…       — Услышь меня и убери свои чёртовы руки, — ещё более раздражённо бросает Кан, поджимая губы от поцелуя в шею. — Я не плюшевая игрушка для объятий и не позволял себя касаться.       — Да, — Сонхва глубоко вдыхает родной аромат амбры, герани и цитрусовых и отстраняется. Ему дурно от неоднозначности своих эмоций и ощущений. Всё слишком непонятное. Это и правда его Ёсан? Всё ещё не верится, что они докатились до того, что становятся друг другу чужими. — Ты надолго?       — Я заберу свои вещи, которые остались, и уеду.       Как ножом по сердцу. Такой красивый и любимый, но такой ледяной и мятежный. Для Пака, который верен своему выбору и обращается к своей любви, как к солнцу, это подобно серому затянутому небу и заморозкам.       — Понятно, — Сонхва, собственно, нечего ответить. Он удаляется в спальню, чтобы продолжить собираться.       Всё, что чувствует сейчас Пак — подступающий к горлу нервный ком, жгучее желание касаться и целовать и в то же время отречение от этого из-за холода и грубости в последний месяц. И это ужасно раздражает. Не то, что Ёсан противится, а то, что внутри из-за этого ледяные порывы ветра. Для Сонхва это недопустимо, потому что мало ли, как ведёт себя Кан. Пока он не предал — не существует поводов, что могли бы повлиять на отношение Сонхва к Ёсану. Он любит Кана в первую очередь мозгом и осознанием своих чувств и только потом — сердцем и эмоциями.       Шум от фена во время сушки волос мешает думать, но с этим всем однозначно нужно что-то делать. Как они жили до этого момента, пока не случился конфликт, из которого они не могут найти выход? Как-то же, мать его, жили, и не сказать, что плохо. Но почему всё обязательно должно пойти по одному известному месту и сломать их отношения? Почему как только Сонхва влился в Наскар и почувствовал скорость и машину, Ёсан пытается запретить это? Это изначально спорт не для трусов, и аварии происходят чуть ли не на каждом заезде. Да, бывают более страшные. Да, бывают смерти. Но Кана это не беспокоило первые полгода кубка. Так какого чёрта?       Довольно небрежно уложив волосы на одну сторону, Пак максимально быстро и лениво совершает свои ежедневные утренние манипуляции с лицом в виде тона, бровей и губ. Это всё настолько привычно и обыденно, что занимает всего несколько минут. Не больше. Привычная рутина с родины, которую Сонхва проделывает уже много лет каждый раз перед выходом из дома. Так он себя чувствует более защищённым в этой стране.       — Ёсан, — довольно громко, на весь дом произносит Пак.       — Что? — Кан всегда отвечает тише, но никогда не приходит, если его зовут.       Но Сонхва, в целом, достаточно определить по голосу, куда идти. Поэтому, застёгивая по пути серьги, он отправляется в их гардеробную.       — Молодой человек, — Пак подходит слишком близко и нагло закрывает дверцу шкафа, упираясь в неё плечом. Он с усмешкой смотрит чуть сверху и скрещивает руки на груди. — Вы мне очень нравитесь, и я бы хотел познакомиться с Вами ближе. Как насчёт свидания?       — Чего? — Ёсан старается равнодушно смотреть на любимую ассиметричную улыбку и раскосые чёрные глаза, которые выглядят слишком мило, если Сонхва смотрит на что-то прямо перед собой. Как сейчас на Кана. И это ужасно сбивает, потому что Ёсан даже не может переварить услышанное. Это вообще не то, чего он мог бы ожидать от Пака. — Свидание?       — Да. Свидание, — Сонхва чувствует азарт, и это радует. — Я бы пригласил Вас в лучший ресторан этого города, но раз уж мы местные селебрити, а интернет на следующий день будет пестрить нашими фото, то приглашаю к себе домой.       — Я и правда не хочу появляться с Вами на публике сейчас. Но и не горю желанием идти на первое свидание к кому-то домой, — Кан вскидывает бровь и упирается плечом в дверцу так же, как Пак, зеркаля позу и усмехаясь в ответ. — Мы не настолько близки. И у меня сегодня вечером самолёт.       — Пошёл нахрен самолёт. Можете считать, что уже взял Вам билеты на другую дату. Но зачем нам нужно быть такими уж близкими, чтобы поужинать? Послушайте, — Сонхва не может сдержать улыбки и с огромным трудом унимает себя, чтобы не полезть целоваться. Ёсан сейчас смотрит на него, как раньше. Со смехом и интересом в глазах. — Я просто приготовлю лазанью и курицу в устричном соусе. Выпьем вермута, обсудим и обосрём всех в индустрии, объедимся насмерть, чтобы тяжело было дышать, и посмотрим тот сериал, который не досмотрели. Ничего более.       — Ничего более? — вообще-то, Кан только позавчера пообещал Сонхва не приближаться к нему.       Даже не разговаривать. Но сейчас Пак преподносит это с той стороны, с которой Ёсан не видит причин отказывать. Он их даже не может придумать. Особенно когда на него так смотрят. Да и Сонхва слишком странно промолчал сегодня утром и перестал лезть почти по первой просьбе. Может, до него начинает что-то доходить? Кану в это верится меньше всего, и он сочтёт за ложь утверждение, что овен перед ним мог что-то переосмыслить за два дня. Сейчас Ёсан не доверяет Паку, и единственное, что его останавливает — обещание самому себе не связываться с ним просто так.       — Ничего более.       — Заманчиво, но всё же откажусь, — как бы Кан ни был перед ним слаб, но он только позавчера рыдал и проклинал себя за эту самую слабость. Не стоит.       — А если не свидание, а просто дружеский ужин?       — Не хочу, — Ёсан отстраняется и продолжает собираться. Он чувствует, что пора сбегать, пока его снова не довели. А всё к тому и катится. Приехал же, блять, к восьми, чтобы не столкнуться с этим чертом.       — Понятно, — выдыхает Сонхва и, кажется, впервые чувствует, что теряет своего мальчика. Глядя на то, как тот с равнодушным лицом продолжил собираться, у него нет сомнений, что Кан не останется. — Ты злишься на меня?       — Нет.       — Тогда почему…       — Ты хочешь мне что-то сказать? — Ёсан оборачивается и пристально смотрит на слишком серьёзного Пака. — Я не уделю тебе ни секунды, пока ты не научишься ценить меня, уважать и слышать.       — Я ничего не могу поделать с ощущением того, что ты любовь всей моей жизни и мы созданы друг для друга, — Сонхва говорит это тихо и медленно, подбирая слова. Он внимательно смотрит в глаза напротив и думает лишь о том, какой же Кан невероятно красивый, даже без косметики и укладки. — С тем, что мы всё равно справимся со сложившейся ситуацией и будем вместе. Да, я уверен, что ты никуда и ни к кому не уйдёшь, потому что… Не знаю, почему. Потому что в моих глазах именно ты спутник моей жизни, и никого на твоём месте не будет. Я даже другого оператора и не пытаюсь искать, потому что либо с тобой, либо ни с кем. Но я гоночная машина. И я не знаю, как удовлетворить твоё желание сделать из меня семейный минивэн. Мне страшно за наши отношения, я лично пока что не понимаю, как нам найти компромисс, потому что не понимаю твоего стремления изменить меня, но… Блять, что мне сделать, чтобы ты просто провёл со мной вечер? Я не буду говорить то, что ты хочешь, потому что у меня банально нет чувства, что ты от меня куда-то денешься. Я уверен в тебе, и для меня имеют вес все наши признания в любви друг другу. Не думаю, что это могло пройти и что у тебя нет ко мне чувств. Не думаю и не ощущаю. Мы незаменимы друг для друга. Поэтому не могу… Сейчас предложить решение нашей проблемы. Я не готов меняться, но прошу об одном вечере дома. Это всё, что я хотел бы сказать.       Кан понятия не имеет, что творится в этой блондинистой голове. Чем дальше, тем больше он убеждается, что не знает и не понимает Сонхва. И Ёсану сейчас хочется и провалиться сквозь землю от отвращения к себе за мысли об измене и из-за крепких объятий от своего бесноватого, и наворчать за «нежелание меняться», и расплакаться от переполняющих эмоций и мыслей. Да как Кан вообще смел думать о ком-то ещё, когда ему настолько преданы? Он даже и не задумывался о причинах, по которым Пак не нанимает другого оператора. Почему Сонхва не говорил этого раньше? Говорил ведь, но предыдущие формулировки меняли подтекст и искажали истинный смысл для восприятия Ёсана. Да и Пак всё же осознаёт, что у них есть проблема. И переживает он, оказывается, не меньше. Жаль только, что никак не поймёт, чего от него хочет Кан. Может, ещё немного, и такими темпами дойдёт? Эти слова окончательно путают Ёсана, и он уже совсем не понимает, что происходит между ними.       — Почему у тебя в холодильнике пусто? — Кан поднимает тоскливый взгляд и сразу же отводит его в сторону. Он просто не способен сейчас смотреть на спокойное нахмуренное лицо, прекрасно зная, что именно в такие моменты Сонхва серьёзен, как никогда. — Ты не готовишь для себя? И куда ты собрался в такую рань?       — Зачем мне готовить для себя? — Пак уставши трёт переносицу. — На пары. Я с утра сегодня веду.       — Не опаздываешь?       — Опаздываю.       — Значит, всё-таки умеешь расставлять приоритеты?       — Ёсан…       — Сегодня я занят. Поужинаем завтра?       — Хорошо, — Сонхва кивает и покидает комнату. Чем вообще занят сегодня Ёсан, если он сказал, что вечером у него самолёт? Не так уж важно. Никакого желания думать об этом и лишний раз расстраиваться.

•••••

      Пак второй день подряд заходит к студентам с явным раздражением на лице и небрежно бросает ключи на стол, сразу же опускаясь на стул. В аудитории мгновенно повисает тишина, потому что после вчерашнего разноса Яняна на ровном месте и перед предстоящим рейтингом абсолютно никто не хочет проблем по самому непонятному и противному предмету. Сонхва взбудоражен разговором с Ёсаном, который отреагировал слишком странно и спокойно, толком ничем не ответив. И до кучи раздражён тем, что ему пришлось уехать. И вроде бы Пак не горит желанием наблюдать, как его мальчик собирает вещи, чтобы реже возвращаться домой, а вроде ужасно злит тот факт, что Ёсан, по сути, дома, но его даже не обнять. Ну и ёбань это всё.       Поэтому, медленно обведя аудиторию взглядом, Сонхва молча открывает журнал и начинает отмечать, даже не спрашивая. У него нет желания говорить, а испуганно-напряжённые взгляды студентов ещё сильнее раздражают. Чего они боятся, будто он тиран и съест их?       — Ого, у Вас такой взгляд, будто собрались убивать, — подаёт голос Юйци и хихикает. Этот мужчина ассоциируется у неё с безопасностью и свободой, и острый взгляд ни разу не пугает.       — В самом деле? — уныло вскидывает бровь Пак, заканчивая отмечать. — До этого такой мысли не появлялось.       У Сонхва вообще нет моральных сил вести лекцию и что-то делать, но почему-то в нём куда больше ответственности, чем кажется всем вокруг.       — Давайте так: в пятницу начнём новые темы, завтра на первой-второй паре выставляю вам рейтинг, сегодня, если будут желающие, можете на следующей паре подойти и попробовать ответить, — всё, что хочет Пак от этой жизни — по возможности освободить завтрашний вечер для Ёсана. — Кто ответит сегодня, завтра, соответственно, может не приходить. Я прочитал вам весь материал, который считал нужным, поэтому проведу эту пару в формате интервью. Вы задаёте мне вопросы и просите объяснить то, что не поняли, я, соответственно, отвечаю. Что думаете?       — А что будете спрашивать? — сразу же подаёт голос Стефания. — Что нужно, чтобы получить высокий рейтинг?       — Три любых вопроса, которые взбредут мне в голову по пройденному материалу, — Сонхва пожимает плечами и слабо усмехается, вспоминая, как некоторые преподы кошмарили его подобным подходом во времена обучения. Но, с другой стороны, это единственный способ увидеть настоящие знания студента и понять пробелы в обучении. — Успех ваших ответов будет равняться количеству баллов рейтинга. Всё просто. А пока что не стесняйтесь спрашивать.       Как же Паку забавно с того факта, что на следующей паре все, кто решается сдать рейтинг, оказываются единственными девочками на потоке. И Янян. Стефания и Юйци не идеально, но без особых проблем отвечают и беседуют с Сонхва, который, несмотря на отвратительное настроение и тяжёлую ауру, всё равно справедлив. Почти. У всех сложилось разное мнение насчёт отношений Пака и Юйци, но многих насторожило то, как требовательно Сонхва задавал вопросы своей «любимице». Если она отвечала ему почти пятнадцать минут, то что будет с другими? При этом Паку просто вздумалось спрашивать уточнения всего и душнить там, где она запиналась. Что он сделает с другими студентами, если даже к Сун подобное отношение? И Стефания, что отвечала следующей так же долго, тоже не успокоила. Задние ряды начали прощаться со стипендией, потому что если будет такой и второй рейтинг, а потом зачёт, то выживут только эти двое. Зубрила, тратящая абсолютно всё время на учёбу, и «любимица» Пака, с которой, несмотря на всё, спросили по полной. Вишенкой на торте стал Янян, что был завален в первые же минуты. Именно что бессовестно завален и отправлен готовиться на завтра. Вот в Яняне многие увидели свое недалёкое будущее. Никто больше не рискнул отвечать сегодня, и Сонхва смог с беспокойной душой вернуться в пустой дом. Чего он ожидал?