27
30 октября 2022 г. в 02:34
Несмотря на то, что отношения с Ёсаном после того заезда пошли в гору и он даже начал писать и идти на контакт первым, Сонхва не расслаблялся. И правильно. За этот небольшой промежуток времени в полтора месяца они стали намного ближе. Между ними случилось множество событий, сблизивших их. Это время, можно сказать, стало их взлётом.
Пак очень много и старательно трудился как над Камаро, так и над своими навыками, а Ёсан привыкал к тому факту, что большую часть дня и весь вечер рядом с ним кто-то находится. Нередко эти вечера заканчивались поцелуями, раскрасневшимися губами и взаимными улыбками. И Кан очень рад и признателен, что Сонхва ни на чём не настаивал и не давил. За это время Ёсан смог решить для себя, необходимы ли ему изменения в его существовании и так ли уж Пак хорош, чтобы ради него поменять курс с самоуничтожения на жизнь. Он просто не мог представить, что сможет появиться кто-то или что-то, заставляющее пересмотреть приоритеты и цели. Поэтому, когда пришло время меняться, Кан столкнулся с ужаснейшим откатом за все совершённые действия.
Сонхва не зря не терял бдительность даже после того, как Ёсан согласился с ним встречаться. Особенно после этого. Потому что их официальные отношения начались, мягко говоря, с пиздеца.
Кан медленно судорожно вздыхает и снова переворачивается с одного бока на другой. Он на грани того, чтобы опять расплакаться от бессилия, отвратительного самочувствия и тьмы в голове. Его дыхание сбито, а сердце колотится и отдаёт в ушах, и как бы он ни старался — это не унять. Ёсан приподнимается, потому что оставаться в том же положении больше не может, а куда деваться? Опять сходить до кухни и вернуться? Кан опускается обратно, переворачиваясь на живот и утыкаясь лбом в руку Сонхва. Вероятно, очередная возня будит Пака. Тот уже и не вспомнит, когда в последний раз спал больше трёх часов подряд.
— Как ты, котёнок? — голос Сонхва совсем тихий и сонный, но всё равно полный тепла и нежности. Он переворачивается на бок, лицом к Ёсану, и мягко проводит пальцами по белым волосам.
— Я тебя снова разбудил? Прости, — Кан тяжело вздыхает и с трудом справляется с комом в горле от нервов. Он тоже поворачивается к Паку, поднимая на того глаза. — Мне жаль. Прости, пожалуйста.
— Прекрати извиняться, — Сонхва целует его в висок у родимого пятна и чуть отстраняется, чтобы видеть пусть и уставшее, но красивое лицо. — Как ты себя чувствуешь?
— Всё так же, — уныло отвечает Ёсан и в очередной раз вздрагивает. — Когда я уже сдохну? Не могу это терпеть.
Возможно, он слишком опрометчиво решил, что справится с синдромом отмены без помощи специалистов. Но куда деваться? У Кана нет возможности обратиться к врачу — у него нет права сейчас ложиться в стационар. Да и не хотелось бы, чтобы о его зависимости узнал кто-то, кроме Сонхва. Зная Хёнвона, это будет для него огромным ударом, и, скорее всего, Ёсана вышвырнут из команды. Ему так кажется. По крайней мере, если Че узнает об этом не от Кана. Да и никуда больше не возьмут. Но это не настолько страшно, как опорочить репутацию Хёнвона и подвести его.
И сейчас Кан в полнейшем отчаянии. У него дичайшие перепады настроения, при этом, как правило, из злости и раздражения в острое уныние и слёзы. В последнее время, конечно, преобладает второе, потому что организм уже настолько истощён и вымотан, что просто нет сил на более активные эмоции. И Пак даже не знает, что хуже. Да всё кошмарно. Сначала Ёсан ругается и трясётся от беспричинной агрессии на весь мир и на себя, затем его бросает в другую крайность, когда он рыдает и извиняется. И ни в первом, ни во втором случае Сонхва не знает, чем помочь и что сделать, чтобы теперь уже его мальчику стало легче. Нашёл же себе Сатану. И даже ночами у них нет покоя, как и сейчас.
— Не говори так, котёнок, — Пак притягивает Кана к себе и заставляет лечь ближе.
Тот постоянно отстраняется из-за того, что часто вертится и вздрагивает. У Кана с самого начала, уже почти неделю, безостановочно ноют все мышцы и суставы, из-за чего он не может лежать в одном положении. Хочется найти то состояние, в котором не будет больно хотя бы просто лежать, но без вариантов. Даже не расслабиться — иначе дрожь будет бить настолько сильно, что станет ещё хуже. Ёсану кажется, что он в аду. При всём при этом он не может уснуть. Никак. Вообще. У него получается отдохнуть, только когда мозг окончательно переутомляется на вторые сутки и просто отключает сознание, отправляя в кратковременное забытье. Или когда Сонхва вот так обнимает, и Кан изо всех сил пытается прекратить дёргаться, чтобы не тревожить виновника своего состояния. А вишенкой на торте к избитой менталке и отвратному физическому состоянию стал озноб и постоянное ощущение холода. Потрясающе.
— Иди ко мне, — Сонхва крепко обнимает своего мальчика и натягивает одеяло повыше. — Может быть, если совсем плохо, всё-таки обратимся к специалисту?
— Прекрати предлагать.
— Я переживаю за тебя. Ты бросил слишком резко, — Пак медленно несколько раз целует того в лоб и ласково гладит по спине и талии.
— Мы уже говорили об этом, — Ёсан хватается за чужую футболку, но прижимается всем телом.
Это всё длится уже неделю, и он все эти дни чувствует себя ко всему прочему ещё и слабым, беззащитным и уязвимым. Кан взял больничный и даже не выходит из дома. Ему слишком тревожно от одной только мысли, что существует мир вне. Наверное, это одна из побочек? Сонхва сейчас — единственное успокоительное. Тот постоянно говорит, что он рядом и что он защитит, не перестаёт обнимать, даже когда Ёсан возвращается в маниакальную фазу и говорит отвратительные вещи, не отпускает, что бы с тем ни творилось, и напоминает, что они справятся. Рядом с Сонхва Кану хочется исчезнуть чуть меньше.
— Ладно. Слушай, — Пак зарывается пальцами в волосы и начинает совсем медленно перебирать пряди. — От чего у тебя вообще ломка? Я хотя бы просто в интернете почитаю про это.
— Я не знаю, — Ёсан поднимает уставший взгляд. Он даже сейчас не перестаёт любоваться Сонхва. — Понятия не имею. Я употреблял всё подряд, кроме самых тяжёлых или хоть немного грязных наркотиков.
— Классно ты придумал, конечно, — Пак усмехается и ласково целует в уголок губ. — Ладно, котёнок. В любом случае, я читал, что острые симптомы, как у тебя сейчас, длятся до двух недель и то от тяжелых веществ. Максимум месяц. Так что подумай о том, что самое страшное позади и как минимум половина пиздеца уже прошла.
— Мне кажется, это будет длиться бесконечно, — Кан прикрывает глаза и слабо морщится от того, как всё тело то ли судорогами сводит, то ли просто болью тянет. — Я в ахуе. Мне страшно, и я хочу умереть.
— Не переживай, малыш, — Сонхва ещё несколько раз целует родное лицо, пока Ёсан не прячет его в сгибе плеча и шеи. — Это абсолютно точно закончится, всё не так ебано, как кажется. Я с тобой и никуда от тебя не денусь. Ты обязательно с этим справишься, а я тебе помогу. Кстати, хочешь чего-нибудь?
— Чтобы это закончилось.
— Немного осталось, котёнок, — Пак выдыхает и прикрывает глаза.
Этот диалог почти в точности повторяется у них с регулярностью в несколько часов, но Сонхва не устаёт повторять, что он рядом. Он решил добиться Ёсана любой ценой? Он это сделает. Хотя, почему-то, расплачивается сейчас именно Кан. И Пак не справляется со своей любовью и нежностью. Нарколог говорил ему, что победить зависимость безумно тяжело и что во время абстинентного синдрома может быть плохо настолько, что чтобы это прекратить, субъект (Сонхва даже в своих мыслях не применяет к Кану слово «наркоман») пойдёт на всё ради дозы и облегчения различных синдромов. А Ёсан, судя по его состоянию, проходит все круги ада и при этом предпочитает терпеть, даже не думая о том, чтобы сорваться. Паку даже осознать трудно, что Кан делает это всё не ради себя, а ради него и их отношений. Притом добровольно и осознанно. Они даже не обсуждали это на момент, когда Ёсан в ответ на предложение начать встречаться заявил, что только если у него получится отказаться от веществ.
— Можно я пойду на диван? — тихо бубнит в шею Кан.
— С чего это вдруг?
— С того, что ты сейчас выполняешь и мои обязанности на работе, пока я прохлаждаюсь у тебя дома. И ты не высыпаешься из-за меня. Мне ужасно стыдно. Прости меня.
— Боже, малыш, — Сонхва болезненно хмурится и снова принимается гладить того по спинке. — Я хочу быть рядом. Я вижу, как тебе тяжело, и не собираюсь позволять тебе справляться с этим в одиночестве. Не переживай, ладно? И не извиняйся. Это мой выбор, и я в полном порядке.
— Ладно, — Ёсан поджимает губы и решает не спорить. И, конечно же, постараться не мешать Паку отдыхать.
Именно беспокойство о сне Сонхва — единственный шанс для Кана провалиться хоть в какую-то дрёму. Как, в целом, и для самого Пака.
Он отключил все будильники на случай, если Ёсан сможет уснуть. Если этого не происходит, то Сонхва поднимается из-за Кана, что уходит на кухню. Когда Ёсану удаётся уснуть, то его отдых намного важнее возможных опозданий Пака. Теперь их утро начинается по воле судьбы, и первое время это было крайне некомфортно. Через несколько дней Сонхва привык. Мысль, что это не продлится долго, обнадёживает. Но кто бы знал, как он устал от всего и как ему тяжело было в эти несчастные две с половиной недели.
Сонхва привык бороться, много работать, и, в целом, ему не нужна дополнительная мотивация или поддержка извне. Он сам себе поддержка, и это, наверное, единственное, что помогло позаботиться не только о себе, но и о другом человеке. При этом не забывая о работе.
Конечно, пришлось довольно сложно, но им очень повезло, что время, выбранное Ёсаном — не в начале и не в конце сезона, и даже не посередине, а задолго до его старта. Основные задачи по планированию и принятию решений Кан делает из дома или через Сонхва, и, в принципе, работа не замедлилась и не застопорилась. В конце концов, в большинстве своём разработку и конструирование машины Пак присвоил себе и от отсутствия Ёсана не особо страдал. Он успел понять процессы и втянуться, чтобы действовать без руководства и перенять управление некоторыми процессами на себя.
Всё происходящее для Сонхва было слишком новым и выматывающим опытом. Ещё и тот факт, что обо всём этом узнал Хёнвон. Ничего страшного не случилось, но после долгого разговора на тему того, что работать и вступать в отношения — плохая идея, легче не стало. Внутри ощущалось ещё более сильное опустошение. Но Ёсану было важно поговорить с Че и рассказать ему о том, что он сейчас проживает и что с ним происходит, так что Сонхва только рад, если это всё пошло на пользу. Кан очень переживал и волновался, ожидая худшей реакции, но в конечном итоге Хёнвон был лишь огорчён и взволнован и наругал главу своей команды только за то, что тот не открылся раньше. Че даже предложил Ёсану вернуться в Корею, чтобы получить помощь нарколога где-нибудь в частной клинике, на что получил решительный отказ.
Сонхва до сих пор не понимает, какие отношения между Каном и Хёнвоном, потому что для дружеских они слишком формальные. И в то же время Че, кажется, является единственным человеком, которому Ёсан добровольно и по собственному желанию рассказывает о том, что его беспокоит. Пусть и не в тот момент, когда он шёл ко дну, а когда его потянули наверх и, по сути, помощь уже не требуется. Наверное, для Ёсана лучше так, чем вообще никак?
В конце концов, когда у Кана прекратились резкие перепады настроения, начал возвращаться аппетит, постепенно стала пропадать бледность и он смог заснуть ночью, этого не смог сделать Сонхва. Его душили слёзы от той бури эмоций, что пришла с осознанием того факта, что его мальчик справился. Он и без этого плавился от любви к Ёсану, пусть тот и был ледяным океаном. Сонхва игнорировал все порывы северного ветра в виде сказанных грубостей и истерик в первые дни синдрома отмены. Ничего из этого Пак просто не воспринимал всерьёз и на свой счёт, пропуская мимо себя. И что теперь? Теперь его Ёсан ластится к нему во сне, уже и позабыв, что спать можно и в одиночестве. Кан в принципе словно утратил возможность воспринимать собственную жизнь без Сонхва. Он настолько успел привыкнуть к чувству безопасности, теплу и комфорту, когда Пак рядом, что буквально через пару недель предложил купить им собственный общий дом.
Бесследно, само собой, ничего не проходит. Несмотря на то, что их отношения наладились, у Ёсана остались отголоски моральной нестабильности. Наверное, от этого уже не избавиться? И, к счастью или нет, они не проявлялись ни в какой сфере жизни, кроме как во время любых трудностей в их отношениях. Кан абсолютно всегда собран и последователен, но не когда дело касается Сонхва. Перед ним он слаб. Во всех смыслах.
Помимо прочего, иммунитет Ёсана сильно просел, и той зимой и весной он часто ловил простуды и вирусы. И Сонхва не знает, всегда ли Кан столь тяжело переносил простуды, но теперь он каждый раз не может уснуть, мучается от боли в мышцах, бесконечно крутится в постели и дрожит от озноба. Прямо как тогда.
Пак не уверен, что та пережитая отмена и то, как теперь Ёсан переносит простуду в первые дни, связаны, но оставаться в стороне не удаётся. Сонхва пугает и опустошает в мгновение состояние Кана, когда тот не может найти покой, напоминая о довольно сложных днях для них двоих. Поэтому Пак всегда помогает Ёсану уснуть. Наверное, по старой памяти тот перестаёт вертеться и успокаивается, бессознательно боясь потревожить Сонхва, когда оказывается в родных объятиях. На утро Кан просыпается с высокой температурой и всегда расстроенно ругается на Пака, что тот остался с ним в одной постели и теперь тоже заболеет. Сонхва лишь отшучивается, что теперь из-за насморка во время секса ему придётся побыть снизу. Лучше он заразится и перенесёт все эти простуды на удивление легко за несколько дней, чем позволит Ёсану снова в бессознательном состоянии мучаться.
Ну и зачем Кану мир вокруг, когда его мир — это цветущий летний сад души Сонхва?