«Досье на каждого.»
*Сегодня была групповая терапия! И сегодня я смог узнать немного больше об окружающих меня людях. Для начала пациенты. Осаму Дазай. Суицидник, детектив, интересный, добрый и общительный человек, который любит лезть не в своё дело, но при этом имеет маломальское чувство такта. Попал сюда после пятнадцатой попытки суицида. Называет себя — «Человек со специфическим хобби». В нашей компании — Валет. Гоголь Николай. Биполярник, садист, убийца (если я ничего не напутал), клоун, актёр. Интересная личность со скрытой душой, картёжник и шулер. В нашей компании — Джокер. Доппо Куникида. Идеалист и этим всё сказано. Кличка — Очкарик. Накахара Чуя. Красивый, но низкий пацан с проблемами контроля гнева. Интересная личность. О душе скажу тоже. Алкоголик, младший брат Коё-сан, курильщик. Кличка — Рыжий или Мистер модная шляпка (но шляпа реально крутая), а так просто Чуя. Накаджима Ацуши. Мальчик с тигром за спиной, который любит поесть. . . . Далее — Врачи, Санитары и прочие. Иными словами — Медперсонал. Мори-дьявол бы его побрал-Огай. Хирург, психиатр, главный, сволочь, садист, начитанная падла-с которой интересно-чёрт возьми-общаться. Кличка — … . Ёсано Акико. Надоедливая и слишком верная своей работе женщина с характером. Кличка — отсутствует. Коё-сан. Святая женщина. Я бы даже сказал девушка… А впрочем… Кличка — Святая Девушка с веслом. Хиротсу-сан. Человек на все времена и просто очень хороший человек. Добрый, понимающий, оригинальный, творческий. Прекрасной души человек! Кличка — отсутствует. . . . На этом количество примечательных личностей закончилось. Остальные либо были мне неинтересны, либо не входили в круг моего общения, либо и вовсе, вызывали негативные чувства и по сему были исключены из списка. (Мори стал исключением из-за представляемой им опасности, знаний, умений, статуса-звания. И из-за того, что в моём окружении не со всеми можно было обо всём поговорить.)«Установление личности.»
**После групповой терапии Йосано пригласила меня к себе в кабинет. Я был в приподнятом настроении и, отнеся стул обратно в комнату, попутно перекинувшись парой фраз с Дазаем, направился в кабинет Йосано-сан. В кабинете я застал её за бумагами и с чашкой кофе. — Мн. Алекс, проходи, присаживайся. Я здесь сейчас закончу и мы начнём. Хорошо? — Да, конечно. Я пока осмотрюсь. Мне не удалось в прошлый раз рассмотреть ваш кабинет. Как говорится «Мужик сказал — Мужик сделал!», вот я и отправился покорять и завоёвывать неизвестные территории кабинета Акико Йосано. Йосано закончила свои дела раньше меня и поэтому, пересев на диван, стала ждать, пока я освоюсь на новой территории. Мне понадобилось минут пять на детальный осмотр. — Ну, что я могу сказать? Обычный кабинет психиатра. Ничего необычного и криминального. — Хм. Я рада, видеть тебя в хорошем расположении духа. — Мнда. — Начнём? — Пожалуй. — Хорошо. Скажи, есть тема, которую ты хотел бы обсудить? — Ну… Я даже не знаю… Давайте книги. Тема книг. — Хм. Необычно. — Вы мне ничего конкретного не сказали. — Нет, всё в порядке. Просто я думала, что ты выберешь тему музыки. — Не думаю, что тема той музыки, которую я слушаю, будет вам близка. К тому же я предпочитаю не обсуждать музыку. Не умею говорить о музыке. Я ей наслаждаюсь, но не обсуждаю её. Никогда. Вообще. Принцип. — Мну, ладно. Хорошо. — она сделала пометку в блокноте и продолжила. — Тогда тема книг. Начинай. — Ну, книги — это искусство. … Если ты заперт в пустой комнате и у тебя нет ничего кроме какой нибудь одной книги, то это не одиночество и это не пустая комната, изолированная от мира. В этой комнате ты будешь создавать мир, описанный автором в книге. Вот. — Хм. Ты привёл пример с пустой изолированной комнатой. Почему? — Я бывал таких комнатах. Два раза. ***— Да? А по какой причине? — Один раз меня заперли в такой комнате насильно. Белая пустая комната. Я думал это была психушка, но оказалось, что это не так. А второй раз, это была абсолютно чёрная комната в моём сознании. В чёрной мне понравилось намного больше, чем в белой. — А как ты оказался в чёрной комнате? И почему не вышел из неё? — Я сознание потерял, так и оказался в чёрной комнате. А выйти я не мог. Не знаю почему. Наверное я не хотел выходить. Там было безопасно. Намного лучше чем снаружи. … — Почему ты так считаешь? — Потому, что я не хочу в белую комнату. И не хочу в белые замкнутые помещения. Тебя запихивают в белую комнату, а потом достают и пытают. Этот мир ужасен. Люди превратили Рай в Ад, и продолжают это делать. В этом мире почти не осталось добра. … — Ты говоришь «этот мир», почему? — Есть другой мир. Мир наших мыслей. Наш внутренний мир. Этот мир прекрасен и не тронут мерзким мнением общества… в отличии от реального мира. — Понятно. — она написала что-то в своём блокноте и подняла на меня спокойный взгляд. — Хочешь ещё что-то обсудить? — Ммм… Думаю, мне нечего вам больше сказать. — «Нечего сказать» или «Нет того, что я мог бы вам сказать»? — Оба варианта. … А что вы можете мне сказать? — Хм. Я могу сказать, что мы с тобой очень сильно продвинулись вперёд. Мы смогли наладить конструктивное общение. Это большое достижение, по сравнению с нашей прошлой беседой. — Ну, вы перестали меня боятся. Это реальное достижение. Я согласен. — Хм. Хорошо. Может, обсудим тему твоей работы? — Какой из? Работы серийного маньяка-убийцы, или работы писателя? — Можем обсудить обе темы. Какую ты хотел бы обсудить? — Ну, наверное работу серийного маньяка-убийцы. — Почему? — Не хочу позориться из-за своих книг и прочих работ. — Хорошо. Скажи, почему ты стал убивать? Ты чувствуешь вину из-за своих действий? Сочувствуешь родственникам и знакомым своих жертв? — Мои убийства — это, во первых, месть тем кто убивал моих родных и приёмных родителей, а во вторых, уничтожение людей определённой профессии из-за личной травмы, которую я не хочу обсуждать, ибо это слишком личное. Вину я не чувствую, так как все мои жертвы заслужили ту смерть, которую я им принёс. Они заслужили ужасную, мучительную смерть. Некоторым я сочувствую из-за того, что не убил их родственников раньше и невинным людям пришлось терпеть издевательства и ужасные мучения, которые им причиняли те, кого я в последствии убил. А так нет. И совесть меня не грызёт. Это так, на всякий случай. — … Ты говоришь об этом так спокойно. Ты смирился со своим званием жестокого убийцы, правильно я понимаю? — Да, всё верно. Я действительно смирился с этим званием. Я давно стал убийцей. Я начал убивать в своих книгах тех, кого я не мог убить в жизни. Конечно я менял им имена, внешность, характер, поступки, мысли. Я менял их личности, но всё равно убивал именно этих существ, и убивал именно так, как хотел убить их в жизни. У меня язык не повернётся назвать их людьми. — Скажи, … что ты чувствовал, когда убивал свою первую жертву? — Стах. Страх из-за того, что меня поймают и я не смогу отомстить остальным, а эту тварь откачают, и я просто так сяду в тюрьму. Сяду ничего толком не сделав. Ещё было отвращение. Отвращение, ненависть и злорадство. Я издевался над своими жертвами, пока они были живы. Окончательно убивал лишь тогда, когда мне надоедали эти игры и моя фантазия и моё вдохновение требовали разрядки, требовали превратить чувства, эмоции, мысли и действия в слова на бумаге. А после того, как я избавлялся от мёртвого тела и улик, приходило блаженное спокойствие, гордость за свой поступок и наслаждение. Наверное я ещё никогда не был так счастлив как после своих убийств. Я получал настоящее удовольствие ото всех своих действий и я не стыжусь этого. Пускай это эгоистично, но я считаю, что после всех своих страданий, я имею право на счастье, пускай доставленное убийством, но всё-таки настоящее счастье. — … Это… неожиданно. Ну, ладно, допустим. Ты имеешь свою обоснованную точку зрения — это хорошо. Что ж, можешь что-то добавить? — Вы снова испугались, но смогли взять себя в руки. Если мы будем больше встречаться на индивидуальной терапии, то скоро вы совсем перестанете меня бояться. Это большой прогресс. Поздравляю. — Так! Прекрати паясничать. Иначе пожалуюсь твоему дворецкому и он надаёт тебе подзатыльников вместо меня! — Энееет, я не согласен! Себастьян не просто поругает, он устроит настоящие средневековые пытки. Я не согласен. Предлагаю искать компромисс! — Хорошо, давай искать компромисс. Как насчёт того, что ты не будешь больше напоминать мне о том, что я тебя боялась, а я не стану жаловаться на тебя Себастьяну. Идёт? — Ну… да, я согласен. Идёт. Мы встали и пожали друг другу руки. — Отлично. Тогда, думаю можно заканчивать. — Да, пожалуй.«Этюд в Багровых Тонах.»
— Последний вопрос. — Да? — Кто для тебя самый дорогой человек? — Кто для меня самый дорогой человек? — вопрос сбил меня столку и я переспросил. — Да. Кто? — Ну, я даже не знаю. Была одна девушка, … но один… очень нехороший человек сказал ей много плохого и она умерла. Он довёл её до сердечного приступа… хах, забавно. Ну, она мертва, так что не считается… Кто же это может быть? Я знаю, что такой человек есть, но кто он… да, наверное он… Я не уверен, но думаю, что это Фёдор. — Фёдор? Хм, интересно. Я думала, что ты не задумываясь скажешь, что это Себастьян. — Нет, я не считаю его человеком. Он — Демон. Да и к тому же, он просто мой дворецкий. Да он мне как друг и он мне дорог, но та девушка… она была мне намного важнее Себастьяна. Она была моей невестой… — … Понятно… Прости, что спросила. — Ничего. Я не до конца смирился с её смертью и это рубеж, который мне необходимо преодолеть, чтобы идти дальше. Всё в порядке. — Да? Хм. Ну что ж, я рада, что ты самостоятельно движешься в правильном направлении. Если будет нужна помощь, обращайся. — Хорошо. — Удачи, Алекс. — Спасибо, Йосано-сан. До свидания. — Незачто. До свидания. ****Выйдя из её кабинета и закрыв дверь, я направился в свою комнату. Маска спокойствия трещала по швам. Перед глазами мелькали картины из прошлого. Её облик. Его ехидный взгляд. В ушах стояли ненавистные, с того момента, звуки. Сирена скорой помощи. Его торжествующий смех. И едва слышный шёпот Её голоса «Иди дальше»… Когда я проходил гостиную, на глаза уже наворачивались слёзы, а горло сжимало тисками. Хотелось кричать, метаться, рвать на себе одежду, убивать и убиваться. Хотелось разодрать себе глотку, вскрыть вены, повеситься, утопиться… умереть. — Алекс. Алекс, подожди! Стой! Господи, помилуй. За что? Прости, Дазай, но ты жутко не вовремя. — Чёрт возьми, Алекс, куда ты бежишь?! Так! Стоп! Тихо. Успокойся. Вот так. Вдох. Выдох. Спокойно. — Мне. Нужно. Побыть. Одному. Пожалуйста! Чёрт, кажется, я слишком сильно надавил на него. — Прости. А теперь, прочь! Бежать! Бежать! Бежать! Скорее в комнату! Нож! Мне нужен нож! Нет! Нет. Сначала, закрыть дверь. Да. Теперь, да. Нож. Рука. Резкое и точное движение. Вздох. Вдох. Выдох. Дышать медленно, глубоко, размеренно. Да, вот так. Отлично. Чёрт! Кажется, я маленько переборщил… — Фееедь? Федя. Федя! Феденька! Чёрт. Он же не слышит. Так! Нож в раковину. Надо будет его помыть. Руку замотать по быстрому, чтобы не наследить. А теперь пора взывать к Богу. Но для начала, открыть дверь. — Фёдор Михайлович! Мне н… — Не ори. Подвинься. Дверь закрой. — А… О, спасибо… — Давай руку. — А… Да, вот, держите. — Ээх… Ну и из-за чего на этот раз? — Ну… Йосано-сан затронула не самую лучшую тему. — … Расскажешь? — Я… кажется, я ещё не готов принять это. — Хорошо. Но ты ведь расскажешь мне, когда будешь готов рассказать? — А? Да, конечно! — Хорошо. Глубокий вдох и выдох свистом. — Щипит? Сильно? — Терпимо. — … Скажи, … зачем ты это делаешь? — Физическая боль помогает заглушить душевную, а ещё мне нравятся шрамы. Это прикольно. И эстетично. — … Сильно больно? — А? Нет, нормально. Я привык. К тому же я почти не чувствую боль. Ну, не сразу. — Я о другом. — А? Ну… да, но я научился забывать о ней. Забываю, но не могу смириться. Ничтожество. Я ничтожество. И из-за этого больно. Очень больно. — Я… могу тебе помочь? — … Нет, не надо. Я сам должен с этим справиться. — Хорошо. Как скажешь. Не буду мешать. … Если нужна будет помощь, то обращайся. — Ага. Спасибо. Фёдор. Он хороший. Он святой. Не то что я. Я ужасен. Омерзителен. Я ничтожество. Фёдор святой и она тоже. Они святые, чистые, не порочные. А я грешник. Я отвёл взгляд от двери и глянул на стол. Там мой взгляд наткнулся на один из моих дневников, залитый моей собственной кровью. Поддавшись неведомому желанию, я подошёл к столу и, взяв чёрную ручку, написал на запёкшейся крови заветные слова. — LaCroix, Cemetierre a Samedy… — прошептал я и, порывшись в других дневниках, достал из одного из них фотографию прекрасной беловолосой девушки с необычными сине фиолетовыми глазами, которые светились живым огнём и это было заметно даже через изображение на фотографии. На глаза стали наворачиваться слёзы. Я опять проиграл. Ничтожество. Я ничтожен. Нет! Ничтожна. Я ничтожная. Жалкая. Жалкая девчонка. Я скрываюсь ото всех и в первую очередь от себя и своего прошлого. Я скрываюсь. Играю роль сильного парня, а на самом деле я жалкая девчонка. Как она не заметила? Или… она заметила, но не подала виду? Если так, то почему?.. Почему она была добра ко мне? Зачем? Зачем она помогала мне? Зачем?.. Не понимаю. Не понимаю её. Не понимаю! Нет. Не хочу понимать. Ничтожество. Я жалкое ничтожество. Я не имею права на существование. Я не должна жить. Не имею права. Не должна. Должна… …Умереть…