Спектакль Психопата (ранее "Записки из Дома Безумия")

Проснулся я ближе к обеду. Узнав об этом, я ничуть не удивился, ведь лёг, чёрт знает, во сколько. Так что, проснувшись и не найдя в комнате Алекса, я оделся, привёл себя в порядок и, выйдя из комнаты, направился на поиски своего товарища, который, словно сквозь землю провалился. По пути на арт терапию, на которую я собирался идти, я встретил Доппо, который тащил Дазая ровно туда же, куда я направлялся добровольно. Меня это удивило, ведь Дазай любил ходить на арт терапию, а Куникида никогда и никого ни к чему, кроме нормального распорядка дня, не принуждал и, тем более, не заставлял. — Куникида-сан, подождите. — Окликнул я его. — Да? Ты что-то хотел, Фёдор? — сдержано ответил он, остановившись. — Да, не подскажешь, сколько сейчас времени? — 13:46 и 23 секунды. — ответил он, мельком глянув на часы. — Ожидаемо. — пробормотал я на русском, а потом добавил, на японском: — Спасибо. — А что? — вмешался в разговор Дазай. — Да так, ничего. Кстати, вы Алекса не видели? — Нет, не видели. — ответил идеалист, слегка поморщившись. У него были не самые лучшие отношения с Алексом и всё из-за того, что им случилось познакомиться во время маниакального эпизода в жизни Алекса, когда он по праву звался Айзеком. — Жаль… — А зачем он тебе? Хочешь в душу залезть бедняге? — … Что? — Алекс утром был пасмурный и очень долго разговаривал с Йосано в её кабинете, а после и в гостиной. Он выглядел разбитым, что ты ему сказал? Что сделал? Что узнал? — … Странно… — по русски прошептал я, а после, спохватившись, заговорил по японски: — Я не говорил ему ничего такого. И ничего не д… — я запнулся, вспомнив о своём проступке с черновиками Алекса. — Не делал. — Что. ты. сделал?! — с нажимом спросил Дазай, высвобождаясь из хватки Доппо. — Прочёл один из его черновиков. Случайно. Вчера. … — я побледнел и замолк. Неожиданно факты сложились в голове и в памяти всплыла дата, выхваченная взглядом из какого-то текста, залитого кровью Алекса. 13 Апреля. — Чёрт! — я выругался по русски и тут же стал ругать себя за любопытство и невнимательность, которые могут привезти к ужасным последствиям, если уже не привели. Я обогнул Дазая и Куникиду, которому удалось схватить суицидника и не дать ему погнаться за мной. Сейчас я был несказанно благодарен Куникиде и Богу, который послал его мне на помощь. Сейчас, я был благодарен им. Я поспешил в кабинет арт терапии и успел к самому началу спектакля. Алекс молча встал из-за стола Хиротсу за которым сидел и направился к фортепиано. Открыв крышку и проиграв все ноты, Алекс горько ухмыльнулся и, прикрыв глаза так, чтобы не было видно их выражение, начал играть. *Медленно, но верно перебирая клавиши инструмента и парой замирая на короткий миг, Алекс играл печальную и проникновенную мелодию, которая цепляла за душу каждого, кто находился в этой просторной комнате и мог слышать, эту прекрасную, но до слёз печальную мелодию, которую играл сейчас Алекс. Он вкладывал в неё всю свою душу, всю свою боль, всё своё одиночество. Он передавал нам всё то, что он пережил. Избавлялся от этого. Смирялся с этим. Мне вспомнилась его печальная улыбка, которой он улыбался сегодня рано утром. Вспомнился его скачущий в интонациях, мелодично-грубый голос, которым он мне вчера шептал простые, но такие необходимые для меня слова «Ты ни в чём не виноват…». Вспомнились его медленные поглаживания по спине. Вспомнились тёплые, заботливые руки. Вспомнились его добрые глаза, наполненные печалью и болью. Вспомнились горькие слёзы, которые в тот день текли по моим щекам, и которые он с заботой вытирал, говоря «Не плачь. Успокойся. Всё хорошо. Всё в порядке. Не плачь.» И вот сейчас, когда я вижу как по его щекам текут слёзы облегчения, и как вместе с ними из его души уходит вся боль, что копилась в нём годами, я плачу. Я снова плачу. Ноги уже давно не держат меня я и едва стою, оперевшись на дверной косяк плечом и плачу. Плачу вместе с ним. И мне тоже становится легче, ведь ему так лучше. Слёзы всегда даются с трудом. Плакать всегда сложно. Но, … когда ты плачешь, … то тебе сразу становится легче. Человеку нужно плакать. Ему это необходимо, ведь… … не у каждого есть силы на то, чтобы признать себя, свою боль, свою утрату, … …смерть… Слёзы — это смерть. Слёзы — это жизнь. Слёзы — это горе. Слёзы — это счастье. Тот кто не плачет — — Не человек, Ведь людям необходимы слёзы. Всем. Всем людям. Даже таким как мы… …отвергнутым… …брошенным… …одиноким… …одним… ___________________________________________________________________________ . . . . . . . . . . Из размышлений меня вырвал Алекс, который уже закончил играть и, проходя мимо меня, бросил по русски: — Жду. — И ушёл в неизвестном мне направлении. Я ещё немного постоял в шокировано-недоумённом состоянии, а после быстро удалился из кабинета Арт терапии к себе в комнату, подальше от ненужного внимания. В комнате, само собой, меня ждал Алекс. Он стоял ко мне спиной и смотрел в окно. В ушах были наушники. Руки скрещены на груди. Он думал. Размышлял. Я решил не мешать и тихо сел на край своей кровати, которая предательски скрипнула. Я скривился. Мне не хотелось нарушать ту гробовую тишину, которая воцарилась в комнате. Через какое-то время Алекс повернулся ко мне в пол оборота и посмотрев на меня своими холодными глазами, которые я запомнил с нашей первой встречи, спросил: — Ты ведь хочешь знать, кем была моя невеста и почему мне неприятна эта тема? — Д-да. — не зная, почему заикаюсь, я кивнул, слегка покраснев. Алекс ухмыльнулся и произнёс: — Ну, тогда слушай.