Спектакль Психопата (ранее "Записки из Дома Безумия")

*Тик-Так. Тик-Так. Тик-так. Уже давно за полночь, но за стеной слышатся всхлипы, плач и неясное бормотание, а на столе горит свеча и её яркий, но одинокий огонёк подрагивает в такт всхлипам. Сегодня всё идёт против него. Против воли Бога. Сегодня Бог остался один. Он одинок точно так же, как и огонь этой свечи, что с тихим треском и шипением плавится в подсвечнике и освещает пустынную комнату и бросает одинокую сгорбленную тень на белую и холодную стену, за которой, в соседней комнате, один человек открывает душу другому и называет его Ангелом и Богом. Называет Человека — Богом. Немыслимо! Не слыхано! Но… Ему можно. Он не является приверженцем Бога. Этому человеку можно всё. Ему можно всё. Даже то, чего нельзя. Ему можно. Одинокий и брошенный Бог не держит на него зла. Он прощает своему грешному Ангелу все его грехи и позволяет слишком много. От того и страдает. Но он не хочет, чтобы этот Ангел страдал из-за него и с ним. Он хочет, чтобы Он был счастлив. Он готов страдать и быть одиноким, Лишь бы видеть счастье и искреннею улыбку своего Ангела. Сдавшись, Бог вздыхает и тушит свечу пальцами, обжигаясь и шипя из-за боли в обожжённых пальцах. Тяжело вздохнув и мысленно отругав себя за необдуманный поступок, Бог заворачивается в одеяло как в кокон и ложится на кровать, но не засыпает, а продолжает размышлять о том, почему его Ангел не с ним, а с обычным человеком. Ну, может и не с обычным, но точно с человеком. — Что такого я сделал…? Что такого я сказал, что ты отвернулся от меня?.. — шепчет Бог, обращаясь к Ангелу сидящему за стеной. Ждёт ответа, но не получив его, окончательно опускает руки и закрывает глаза. Он не намерен следовать за ним как послушная собачонка. Он не станет останавливать его. Пускай идёт. Если захочет, вернётся. Не захочет… не нужно. . . . . Открыв глаза, Бог увидел на стене пред собой яркую солнечную полосу, которая поведала ему о том, что уже утро и по хорошему пора вставать и идти на завтрак, иначе голодная смерть неизбежна, а умирать ему, пока что, нельзя. С огромным трудом и неохотой, Бог выбрался из своего кокона и, посмотрев на стоящую напротив, пустующую кровать, понял — он не хочет остаться один на один с судьбой. Он боится этого и, поэтому, никому не отдаст своего Ангела. Приведя себя в порядок и одевшись, Бог покинул свою одинокую и мрачную обитель и направился в гостиную, дабы там дождаться завтрака и отправится в столовую. Сидя на своём привычном месте, он листал Евангелие и наткнулся на одну главу в которой писалось: — 1 И когда выходил Он из храма, говорит Ему один из учеников его: Учитель! посмотри, какие камни и какие здания! 2 Иисус сказал ему в ответ: видишь сии великие здания? всё это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне. 3 И когда Он сидел на горе Елеонской против храма, спрашивали Его наедине Петр, и Иаков, и Иоанн, и Андрей: 4 скажи нам, когда это будет, и какой признак, когда всё сие должно совершиться? 5 Отвечая им, Иисус начал говорить: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, 6 ибо многие придут под именем Моим и будут говорить, что это Я; и многих прельстят. 7 Когда же услышите о войнах и о военных слухах, не ужасайтесь: ибо надлежит сему быть, — но это еще не конец. 8 Ибо восстанет народ на народ и царство на царство; и будут землетрясения по местам, и будут глады и смятения. Это — начало болезней. 9 Но вы смотрите за собою, ибо вас будут предавать в судилища и бить в синагогах, и перед правителями и царями поставят вас за Меня, для свидетельства перед ними. 10 И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие. 11 Когда же поведут предавать вас, не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святый. 12 Предаст же брат брата на смерть, и отец — детей; и восстанут дети на родителей и умертвят их. 13 И будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется. Поначалу, смешавшись и задумавшись, он не смог понять всей сути того, что преподнесла ему судьба, но после понял и утвердился в своём грешном, но желанном намерение обладать Ангелом и властвовать над ним и прочими. Внезапно, какое-то неведомое предчувствие заставило Бога вскинуть голову и сконцентрировать расплывшийся взгляд на окружающем пространстве. Из жилого коридора вышел Дазай, в нетерпении выискивающий взглядом кого-то среди людей, находившихся в гостиной. Вслед за ним, в гостиной возник Алекс. Он был бледен и выглядел худым, глаза казались покрасневшими и под ними залегли тени, но они лихорадочно блестели, хотя их выражение было спокойным и уставшим. Выглядели они почти так же, как и всегда. Алекс в три шага нагнал замершего посреди гостиной Дазая и, бросив ему какую-то фразу, направился на пост где за столом сидели мирно беседовавшие Коё и Йосано. Дазай, несколько удивлённый наблюдательностью Киллера, направился вслед за ним. Войдя на пост, Алекс сказал пару слов Йосано, которая очень сильно удивилась, а затем, посмотрев что-то в мед-карте Алекса, разозлилась и хотела куда-то идти, но её остановил Дазай. Тот ей что-то вкратце рассказал и она заинтересованная и встревоженная его рассказом села на свой стул и предложила парням не стоять в дверях, а зайти на вахту и рассказать все подробности вчерашнего происшествия, а так же рассказать ей обо всём, что их тревожит или беспокоит. В итоге, Дазай и Алекс опоздали на завтрак, но, зато, рассказали Йосано абсолютно всё, что их волновало, пускай и в пределах того, о чём они не хотели говорить. А ещё, они не сидели в гробовой и напряжённой атмосфере, которая наполняла воздух столовой из-за Бога, который, сидя за своим столом, хмуро завтракал. Ему не хотелось есть, но он понимал, что это необходимо для поддержания жизни. Ему было рано умирать. . . . . После завтрака Алекс ушёл к себе в комнату, а Дазай, немного посидев в гостиной, ушёл в кабинет Йосано, что бы поговорить с ней. Там он просидел до обеда. Бог, ушедший в свою обитель после завтрака и закрывшийся там так же как и Киллер, вместе с ним, чуть ли не синхронно вышел в коридор. Оба были хмурые и уставшие. Киллер выглядел сонно, а Бог выглядел так, будто не спал несколько дней. Они молча и, не обращая внимания друг-на-друга и на окружающих, почти как в старые добрые времена, прошествовали на обед, но сели за разные столы. Вскоре, к Киллеру подсел Суицидник и они начали о чём-то говорить. Говорил больше Дазай, но Алексу это и было нужно. Он откровенно скучал и умирал от бездействия. На конец, обед был окончен. Суицидник и Киллер вышли из столовой и направились в жилой коридор, но их догнал Клоун и попросил Киллера поговорить с ним. Тот сначала был хмур и угрюм, но, вспомнив что-то, оживился и предложил поговорить после ужина. Клоун согласился и ушёл на пост. А Дазай и Алекс продолжили свой путь. Их примеру последовал и Бог. Он тоже пошёл к себе. Бог принял решение поспать. А Киллер и Суицидник от скуки стали играть в «Правду или Действие». В итоге они доигрались до того, что Киллеру выпало задание позвать ещё одного игрока и тот позвал Клоуна. Игра стала более оживлённой и рискованной. Ввели правило не повторяться больше двух раз. Риск и азарт захватил безумную троицу. В какой-то момент Дазаю выпало задание выйти в гостиную и на всю гостиную произнести «Я люблю…» и имя любого пациента мужского отделения. Наказанием за неисполнение был поцелуй в губы. Суицидник должен был, либо сказать что любит кого-то, либо поцеловать следующего игрока, а именно Киллера. Либо стать посмешищем для всех, либо быть убитым. ** Не долго думая, Дазай выбрал самый простой, верный и проверенный вариант. Схватив за ворот рубашки ничего не понимающего Алекса, Дазай притянул его к себе и, положив вторую руку Алексу на затылок, не позволил отстраниться. На миг взглянув в распахнутые глаза Алекса, наполненные страхом, удивлением и непониманием, Дазай на свой страх и риск прикоснулся своими губами к губам Алекса и замер, не зная что делать дальше и ожидая реакции на свои наглые действия. Алекс замер, его глаза распахнулись ещё шире и, всхлипнув, он подался вперёд и, приоткрыв рот, коснулся языком губ Дазая, намекая на продолжение, столь непривычных и новых для обоих, действий. Ничуть не смутившись, Дазай принял статус лидера и в наглую углубил поцелуй, проникнув языком в рот Киллера и начав там хозяйничать, но тут же он получил по заслугам, острые зубы Киллера ощутимо, но осторожно прикусили язык Суицидника и тот ретировался на нейтральную территорию, начав покусывать и посасывать губы бедного пассива. Алекс не остался в долгу и, воспользовавшись своими прекрасными навыками дублёра, занял лидирующую позицию, запустив руку в шелковистые волосы Дазая и мстительно, с напором, проник языков в рот своего оппонента. Их языки сплелись в страстном танце, который, на самом деле, был борьбой за право быть сверху. В итоге, почти побеждённый Дазай схватил Алекса за горло и надавил на кадык, тот вцепился в волосы Дазая, но отступил, напоследок снова прикусив Дазаю язык, тот не остался в долгу и ответил тем же, вынудив Киллера резко отстраниться и разорвать затянувшийся поцелуй. Дазай тут же отпустил его, но рука Алекса осталась лежать на затылке Суицидника. Клоун с выражением неподдельного удивления и шока наблюдал за всем произошедшим. Дазай был насторожен. Он пытался отдышаться и привести дыхание в норму, не выпуская из виду Алекса и считывая его эмоции. Алекс был весь красный от злости, смущения и нехватки воздуха. Пытаясь отдышаться, от задумчиво смотрел в пол, пытаясь что-то понять. Наконец, он звонким и дрожащим от боли и обиды голосом провозгласил: — Ты мне язык до крови прикусил! Сволочь! — на последнем слове Киллер хорошенько дёрнул Дазая за волосы. Тот вскрикнул от боли и схватился за затылок. Алекс тут же отпустил его и перебрался за спину к Николаю, который всё ещё был шокирован всем тем, что недавно произошло. На крики и шум прибежали Коё и Йосано. Ворвавшись в комнату Дазая и Алекса они увидели Алекса, старательно и внимательно изучавшего свой язык перед зеркалом, пытающегося что-то понять Николая, сидящего на полу и Дазая, который пытался извиниться перед Алексом, который его всё время отпихивал локтем и нечленораздельно посылал по русски к чёрту и не только. — Что здесь у вас произошло? Кто кричал? — недоумённо спросила Акико, а Коё добавила: — Алекс, что у тебя с языком? — Ха ехо прихухил ина ехохо иниоха! — постарался ответить тот. — Что? Скажи по нормальному. — попросила Йосано. — Эх… — запихнув язык обратно, вздохнул Алекс и пояснил: — Мы рассказывали истории. В какой-то момент Дазай что-то вспомнил и хлопнул меня по спине, а я из-за него до крови прикусил язык. — Так, это понятно, но почему тогда Николай сидит на полу и ничего не понимает? — продолжила опрос Коё-сан. — Мы все на полу сидели, чтобы не удариться если будем падать от смеха. А Николай… он не может переварить одну из моих историй. — Что за история? — поинтересовалась Йосано-сан. — Один дурацкий случай. … Мне как-то не повезло и меня чуть ли не поймали полицейские, но я смог сбежать. … Я повалил главу преследовавшего меня отряда на землю и, прикрывшись его телом от возможного обстрела, поцеловал его, чтобы тот не свернул мне шею. … Николай не смог переварит подробностей того чёртового поцелуя. Я слишком хороший рассказчик. Это я сейчас вкратце, чтоб вас не смутить ещё больше. — Алекс сказал «ещё больше», потому что и Коё и Йосано-сан уже покрылись румянцем, ибо представили себе вкратце описанную картину и смутились. — Л-ладно, хорошо. Алекс, пойдём, я взгляну на твой язык, а Коё поищет специальную мазь. — вернула себе самообладание Йосано-сан. — М, ладно. Сейчас. — произнёс Алекс и щёлкнул Дазая полбу. — За что?! — обиделся тот. — За всё хорошее. Впредь тебе наука. — поучительно ответил Алекс, а затем, вместе с Коё и Йосано вышел в коридор, направившись на пост. Там Йосано осмотрела его язык, сказала, что ничего смертельного, но лучше мазать мазью. Коё дала Алексу упаковку с нужной мазью и сказала, что лучше всего мазать язык на ночь, но можно и днём, главное не злоупотреблять. Алекс как самый послушный мальчик сказал, что умирать не собирается и, поблагодарив врачей, ушёл к себе в комнату и спрятал мазь в тумбочку, подальше от Дазая. За тот промежуток времени, что Алекса не было в комнате, Николай пришёл в себя, спросил о состоянии ушедшего Алекса, а затем удалился к себе, прося передать привет Киллеру от Клоуна. Дазай просьбу выполнил и потому бесплатно прослушал аудио-сборник русских ругательств в исполнении Англичанина на оригинальном, то есть русском, языке. После Дазай удалился в гостиную, а Алекс остался в комнате и, лёжа на своей кровати, рассуждал об их с Дазаем поцелуе. Так он пролежал до самого ужина. И вновь судьба столкнула в коридоре Бога и Киллера. Первый был сонным и чертовски мрачным, а второй был задумчив и рассеян. Они вновь вместе вошли в столовую и вновь не обращали ни на кого внимания, и вновь в столовой царила напряжённая тишина, которую не решались нарушить Дазай и Николай, не желавшие прогневать Бога и попасть под горячую руку Киллера. Наконец, ужин был кончен. Коля встрепенулся и выжидающе посмотрел на Киллера. Тот долго смотрел на него невидящим взглядом, а потом, резко сообразил и бросив ёмкое русское «Точно!», отнеся свою посуду, привычным быстрым шагом вышел из столовой. Николай последовал его примеру. В итоге, эти двое скрылись в тени медицинского коридора, а после и вовсе исчезли за дверью изолятора. Там Клоун искренне извинялся за случай, произошедший во время их игры и клялся в том, что никому ничего не расскажет. В какой-то момент, Алекс прервал Николая и, посадив его на кровать изолятора, лёг головой ему на колени и попросил погладить его по голове. На вопрос Николая: — Зачем? Алекс ответил: — Хочу кое что проверить, а ещё, мне не хватает ласки и тепла. Николай не стал возражать и исполнил просьбу Киллера. К тому же, ему давно хотелось это сделать. Наш Клоун влюбился в Алекса. А тот ничего не понимал в своих чувствах к Фёдору, а после случая с Дазаем и образовавшегося к нему доверия, он и вовсе стал сомневаться в своих чувствах. Через какое-то время, Алекс начал засыпать, поэтому, Николай прекратил свои действия и поспешил разбудить Киллера, пока тот не уснул окончательно. Разбуженный Алекс быстро сообразил, что пора идти к себе, а ещё надо заскочить в душ и почистить зубы. Поэтому, Алекс и Николай быстро поднялись и максимально незаметно покинули изолятор, направившись к своим комнатам, а после в душ. В душе Николай стоял на стороже, пока Катя избавлялась ото всех ненужных мыслей с помощью воды. А после он был вплетён в масштабное действие под названием «Сушка волос», ибо это было непросто, ведь, что Алекс, что Катя, оба варианта отрастили длинные волосы и пора бы уже подстричься, но оба категорически против. Потому волосы остаются длинными. После, поблагодарив Гоголя за помощь, Алекс скрылся в тени жилого коридора, а после в своей комнате. Там его ждал Дазай, переживающий за состояние друга. Успокоив Дазая тем, что всё хорошо, Алекс лёг спать. И на этом можно было бы закончить моё повествование, но не всё так просто. В районе двух часов ночи, Дазай проснулся в холодном поту. Ему снился тёмный двойник, который призывал его к самоубийству и утверждал, что Дазай ничтожен, жалок и вообще никому не нужен. Суицидник категорически не хотел будить Алекса, но тот сам проснулся, сел на краю кровати и начал нести какой-то бред на русском, которого Дазай не понял. Но рискнул подойти и прервать. Алекс, разбуженный Дазаем, после пробуждения долго сидел и пытался понять, что произошло, пока до него не дошёл смысл слов Дазая. «Ты проснулся и нёс какой-то бред на русском. Я… Алекс, мне страшно.» — Прости, я только что проснулся. У меня такое бывает. Я лунатик. Иногда. Не всегда, а иногда. — произнёс Алекс, зевая и потирая глаза. — А… Понятно, прости. — Ничего. … Ты что-то говорил про страх. Тебе кошмар приснился? — Да… — Иди ко мне. — А… П-правда можно? — Да. Только осторожно. — Почему осторожно? — спросил Дазай, забираясь на кровать Алекса. — Я могу случайно задушить тебя объятиями, сбросить вниз или испянать ногами. — А, за что? Или почему? — Ну, задушить не знаю, но сбросить или испянать, если мне будет жарко или если мне захочется стать звёздочкой. — задорно ответил Айзек. — Ладно, я понял. … Спасибо. — Не за что. Мы ведь друзья. — с долей надежды произнёс Алекс. — … Да, друзья. — после короткой паузы ответил Дазай. — М, скажи, что ты чувствуешь? — после некоторых размышлений, задал вопрос Алекс. — То есть? — переспросил суицидник. — Ну, что ты ко мне чувствуешь? — Я…? Ну, я… М, я… Мне… — Дазай закусил губу, а после сказал на выдохе: — Ты мне нравишься… **** Алекс замолчал, задумавшись и сравнивая то, что он чувствует к Фёдору, с тем, что он чувствует к Николаю и к Дазаю. В итоге он понял, что любит всех троих. И найдя в темноте лицо Дазая, шёпотом произнёс: — Осаму… Поцелуй меня. … Только нежно и аккуратно, не как тогда. — он чуть обиженно закончил фразу и, осторожно подавшись вперёд, нашёл кончик суицидального носа своим носом и замер в ожидании, опустив руки на бинтованные плечи, на которых висела растянутая серая футболка. Дазай замер в удивлении, но, наклонив голову немного влево, подцепил пальцами подбородок Алекса и, слегка приподняв его, вновь объединил их губы в поцелуе, который, на этот раз, был нежным, размеренным и трепетным. Теперь Алекс законно занимал место пассива и не сопротивлялся этому. А Дазай занимал место актива и нежно и аккуратно, доказывал своё превосходство. Вскоре, Дазай отстранился, но не отпустил подбородок Алекса. Тот плавно, но настойчиво заставил Дазая отпустить его подбородок и, прижавшись боком к Дазаю, положил голову ему на плечё, сложив свои руки крестом на груди. Дазай не стал настаивать на зрительном контакте и, чуть-чуть сместив Алекса себе на грудь, обнял его и поцеловал в макушку, точно так же как и вчера… . . . . Суицидник и Киллер спали, а Бог снова страдал от одиночества. Он понимал, что привыкнет к этому. Но ему этого так не хотелось. Ведь, Алекс прекрасен. И сердце так тоскливо ноет, умоляя разум сдаться и прийти с покаянием к Ангелу. Но разум холоден и неприступен. Бог закрывает глаза и, через какое-то время, проваливается в спасительную тьму.