Альфа для императора

Ландан рванулся – ему казалось, что это было неимоверное усилие, но на самом деле он лишь слегка дёрнулся, вызвав у бастарда довольную улыбку, что показалась в тот момент коту оскалом падальщика. — Давай, котёнок, трепыхайся, рвись на волю. Мне нравится, — Тидан сел на край узкой постели и провёл рукой, выпустив когти, вниз – от шеи к паху. Северянин взвыл и жалко заскулил, когда острие когтей вспороло нежную кожу на члене. — Будешь хорошим котёнком – я, так и быть, не кастрирую тебя… Всё равно в наших с тобой развлечениях твой член вещь ненужная, — заверил бывший принц, желая напугать, унизить ещё сильнее. Ландан всхлипнул, не рискуя даже шевелиться; этот страх, эта кажущаяся покорность наконец возбудили львёнка. Раздеваясь, бастард подстёгивал своё возбуждение воображением, боясь в глубине души, что опозорится и член упадёт в самый неподходящий момент. Руки бывшего принца грубо шарили по телу пленника, когти царапали кожу, а дыхание с запахом дешёвого алкоголя опаляло шею и ухо Ландана. Северянин рвался, раня грубыми верёвками запястья и лодыжки, едва дыша, с трудом отвоёвывая себе каждый вздох: тяжёлый львёнок просто лежал сверху, словно тяжёлая мраморная гробовая плита. Кот просил, умолял остановиться, возможно, грозил и проклинал – он и сам не знал, о чём просил. Было мерзко и страшно. Чужие руки, тяжесть чужого тела, прижатый к бедру возбуждённый член насильника, густой запах пота – своего и пота Тидана, довольный смех последнего, грубые простыни под спиной и обнажёнными ягодицами, тугие верёвки и тянущее чувство от запекшейся крови на голове и лице. А вот боли от страха Ландан не чувствовал: ни от синяков, ни от пут, ни от падения с коня. Втянув когти, плюнув на пальцы, бастард пристроил пальцы к анусу заморыша и надавил, но тело кота было так напряжено, что проникнуть внутрь не удалось. Зло рыкнув, Тидан выпустил когти и вновь надавил на колечко мышц. Северянин взвыл, выгнувшись так, что даже приподнял тяжёлого бастарда. Отчаянное усилие, бессмысленное, бесполезное. Верёвка на левой руке просто лопнула; неожиданно Ландан получил толику свободы и ударил по плечу бастарда. Бывший принц приподнялся, изумлённый происходящим и неожиданным отпором. Понимая, что одной рукой не отбиться, северянин схватил кувшин и ударил им сбоку. Осколки посыпались на самого кота, заливая его каким-то прогорклым маслом. Тидан удивлённо смотрел на своего пленника широко открытыми голубыми глазами, даже рот бывшего принца приоткрылся. Это изумление сделало лицо львёнка почти детским, таким растерянным. Самый длинный осколок остался в ладони Ландана и резал кожу, так сильно он сжимал его, но северянин всё ещё не чувствовал боли. Всё, чего хотел кот – чтобы это всё закончилось, и, замахнувшись, он вогнал острие осколка в глаз бастарда. Северянин потянул было своё оружие для очередного удара, но осколок обломался, оставаясь в глазнице бывшего принца. Кровь лилась сверху на керамические осколки; масло тепло и вязко заливало собой лицо Ландана. И без того тяжёлый львёнок, потеряв сознание, расслабившись, стал ещё тяжелее. Северянин знал, что Тидан ещё жив, слышал хриплое дыхание даже сквозь шум собственного сердцебиения. Нужно было выбираться, бежать, но вместо этого кот лежал, глухо плача без слез и всхлипываний. Он раз за разом пытался левой рукой развязать верёвку на правой, но пальцы дрожали и были скользкими от крови. Крови императорского рода, крови Великого льва. Но не наказание страшило Ландана. Он был уверен, что Тидан умрёт с минуту на минуту, прямо так, на северянине. Лежать под мертвецом было бы настолько жутко, что несчастный кот всё никак не мог освободиться, плохо соображая от ужаса. — Помогите! — вновь, в очередной раз закричал Ландан, но никто не отозвался. Бастард вдруг тихо застонал и затих окончательно. Это дало сил – северянин, решив, что Тидан умер, вновь рванулся и выпустил когти, царапая кожу запястий, он всё же смог освободить правую руку. Переведя дыхание, с трудом, но Ландан скинул львёнка с себя, прислонив того спиной к стене. Сев, дрожащими руками кот принялся развязывать верёвки на ногах. Соскочив с постели, северянин подхватил свою одежду и прижал её к себе, пачкая кровью и маслом. На дрожащих ногах он поспешил, не одеваясь, выйти из комнаты. Хотелось смыть с себя чужую кровь, чтобы вновь почувствовать себя чистым, словно вода могла смыть с него всё, даже синяки от чужих рук. Вода нашлась на кухне, холодная, но разводить огонь в печи, чтобы подогреть её, Ландан не стал, слишком спешил вымыться. Схватив первую порвавшуюся тряпку прямо тут, посреди кухни, северянин принялся приводить себя в порядок, нещадно протирая кожу, не обращая внимания ни на синяки, ни на ссадины, ни на глубокие царапины. Смыв всё, что смог, кот принялся одеваться, с трудом справляясь непослушными руками с одеждой и обувью. Нужно было зайти в комнату, чтобы убедиться, что Тидан мёртв. Сейчас, когда страх стал отступать, Ландан всё чётче понимал, что за нападение на официального бастарда императора его казнят, живым замуруют в башне. Единственное, что могло спасти северянина – смерть бывшего принца. Мёртвый львёнок никому бы не рассказал о том, кто именно с ним это сделал. Держась за стену, Ландан вновь поднялся по лестнице на второй этаж и замер у двери, протянув руку, взявшись за ручку. Долгие минуты потребовались северянину, чтобы решиться открыть двери. Каждый шаг к окровавленному телу давался всё сложнее и сложнее. Отличное ночное зрение позволило коту рассмотреть кончик осколка, торчащий из глазницы. Нужно было подойти, послушать сердцебиение, дыхание и закончить начатое. Нужно было, но северянин никак не мог сделать оставшиеся два шага, не мог заставить себя прикоснуться к телу. Стоя над бастардом, Ландан сам себя убеждал, что никто просто не мог выжить с такой раной. Что это просто физически невозможно. Постояв так с четверть часа, тяжело и громко дыша, пытаясь расслышать со своего места дыхание Тидана, кот поверил, что тот мёртв, так как очень хотел поверить, и вышел, плотно закрыв двери. С лестницы в этот раз он просто сбежал, не оглядываясь, не думая о том, что осталось позади, и, остановившись внизу, прижался к стене, пытаясь унять бешеное сердцебиение. К счастью, Тидан словил и мерина, что нанял северянин, привёл с собой, так что Ландан отвязал почтового коня и, держа на поводу, повёл прочь от этого страшного постоялого двора, не рискуя сесть в седло – голова слишком кружилась. В тот момент он думал, что выгадывает себе лишь пару дней жизни, но даже это малое время было таким желанным. Вдыхая ночной прохладный воздух, смотря на далёкие яркие звезды, Ландан молил всех богов сохранить ему жизнь. Юному альфе остро хотелось жить, впервые после чёрного мора.