Альфа для императора

Тело бастарда, недавно такое сильное, выносливое, теперь соломенным чучелом лежало на кровати, и его это злило. Альфа мог с трудом приподнять правую руку в плече, но ниже локтя он даже не чувствовал её. Лекари говорили, что паралич отступит, что бастард сможет даже ходить, если приложит усилия. Но львёнок знал, что его папа приказал бы магам это говорить, даже если бы это не было правдой. Будь на его месте папа, Тидан бы точно не позволил лекарям убить в Эйхо надежду. Дни и ночи смешались в нечто тёмное, чёрное, бесконечное, разделяемое лишь количеством звуков вокруг. О зрении лекари старались вообще не говорить лишний раз, стараясь обходить эти разговоры, отвечать что-то неоднозначное, обтекаемое. Память восстанавливалась медленно, отрывками, кусками, словно кто-то разбил из шалости её на фрагменты, звуки, запахи, слова перемешал в глубоком мешке и теперь, время от времени, вытаскивал обломок, отдавая его Тидану. Запах прогорклого масла мешался с вставшим на дыбы конём и ощущением тёплой крови, расползающейся под пальцами, и шёлком чужих волос. Чаще всего вспышки воспоминаний приходили ночью, становясь частью кошмара, в котором подсознание заменяло неизвестные части головоломки страшными, гротескными, абсурдными видениями, заставляя бастарда просыпаться в холодном поту с бешено стучащим сердцем от собственного крика и потом лежать без сна, пытаясь осознать, что же было правдой, а что – больным воображением. Постепенно Тидан смог осознать, вспомнить большую часть произошедшего, всплыло и имя виновного. Но сообщать тайной полиции о Ландане бастард не собирался: львёнок хотел присутствовать на казни, жаждал слышать крики северянина, мольбы о пощаде. Тидан осознавал, что увидеть ничего не сможет, но он хотел хотя бы сидеть в кресле с прямой спиной, доказать этому никчёмному коту, что бывшего принца не так уж и легко сломать. Что он всё ещё чего-то стоит. Жажда мести заставляла желать жить – у львёнка, наконец, появилась цель. Эйхо был рядом с сыном каждый день, даже ночью омега предпочитал спать на диванчике в спальне львёнка, чтобы в любой момент быть рядом, помочь, успокоить. Это тоже заставляло Тидана держаться, подавлять раздражение, послушно пить лекарства, есть, делать утомительные бессмысленные упражнения. Иногда бастарду хотелось нагрубить лекарям, зло и жёстко, хотя бы просто отказаться от помощи и хотя бы один день просто полежать, лелея планы мести и жалея себя. Но расстроить папу львёнок просто не мог, впервые в жизни осознав и поняв простую истину: для Эйхо он важнее всех, важнее самого омеги. Сам по себе. Без титулов, без перспективы стать императором – просто как личность, как ребёнок, пусть взрослый и непутёвый. Это открытие стало для Тидана откровением, по своему эффекту сравнимое с осознанием того факта, что император Сайвора Амаст из рода Великих львов одним росчерком может отказаться от сына. — Папа, — позвал в пустоту бастард, зная, что омега где-то рядом. — Думаю, ты прав. Мне пойдёт на пользу побыть на открытом воздухе, в саду. — О, отлично, — обрадовался Эйхо. — Я распоряжусь. Тидан улыбнулся чуть вымученной улыбкой. Меньше всего львёнок хотел, чтобы слуги выносили его на улицу, словно калеку, ведь сейчас он ещё не был готов признать себе, что стал именно им, но бастард понимал, что его папа всё это время был тут же, не выходя никуда, словно самый верный слуга. Пусть сейчас Тидан и не мог видеть омегу, но понимал, что тот измотан, под глазами явно залегли тёмные круги, а в светлых волосах наверняка появились первые седые волосы. И ему, Эйхо, будет полезно побыть на свежем воздухе, пусть и такой ценой. Львёнок уже привычно слушал, как папа читает вслух, вслушивался в шум деревьев, ощущал кожей тёплые лучи солнца и размышлял о своём, не следя за перипетиями приключений в романе. Ему казалось, что тут, в саду, тьма, ставшая уже привычной и гнетущей данностью, ощущалась чуть светлее. Не чёрной, а словно тёмно-серой. Стоило, наверное, сказать об этом лекарям, но Тидан боялся ошибиться, принять желаемое за действительное. Внушить ложную надежду и себе, и папе. Особенно папе. Всё же сам львёнок, ещё не понимая всего объёма потери, принял как данность свою слепоту. Эйхо второй раз позвал сына, прежде чем львёнок понял, что к нему обратились. — Прости, я задумался, — отозвался Тидан. — Что ты хотел? — Я спросил, не холодно ли тебе, — пояснил омега, всматриваясь в лицо своего львёнка. Многое бы он отдал за возможность узнать, что занимает мысли сына. Эйхо старался казаться радостным, весёлым, полным сил и решимости, но на самом деле находился в отчаянии. Омега хотел бы помочь сыну, облегчить его страдания, но не мог, даже понять своего львёнка до конца не мог. Радость Эйхо от того, что его Тидан жив, давно улеглась, и постепенно пришло понимание той пропасти, в которой они оказались. Омега был способен принять сына любым, был готов всю жизнь посвятить уходу за львёнком. Но Тидан – нет. Страшнее ран была беспомощность юного альфы, она съедала львёнка изнутри. Эйхо же мог лишь наблюдать за этим, пытаться удержать своего мальчика, заставить бороться. Пока Тидан не понял, что лекари лгут, что ему предстоит всю оставшуюся жизнь лежать на постели без возможности даже сесть. Но рано или поздно тот бы начал осознавать, что его состояние не временное, что вся жизнь теперь будет такой. И Эйхо молил всех богов дать сыну силы, мудрость и жажду жизни. — Всё хорошо, папа, — заверил Тидан и прислушался, уловив тихие шаги, скрип песка под подошвами. — К нам идут. — Ты как узнал? Увидел? — с безумной надеждой спросил у сына омега, понимая, что это невозможно. — Услышал. Теперь я гораздо лучше слышу, — горько усмехнулся львёнок, которому физически было больно от необходимости разочаровать папу. — Господин Эйхо из рода Яростных котов степи, — позвал слуга, отвлекая хозяев от беседы. — К вам господин Мей-ли. Просит принять. — Мей-ли? — удивился Тидан. — Па, зачем к тебе пришёл демон? — Понимаешь, малыш, — подбирая слова, заговорил омега. — Этот демон из одного богатого купеческого рода… — Ещё не хватало, чтобы ты общался с демоном из рода корсаров или разбойников, — раздражительно перебил львёнок и тут же пожалел о сказанном. Обижать единственного близкого оборотня было глупо и жестоко. — Мы давно знакомы, и мне приснился сон, что с тобой не всё в порядке. С подобным в Тайный сыск не пойдёшь, мои родители… Ты и сам знаешь. Я попросил его помочь тебя найти. Мей-ли помог, к тому же тебя нельзя было далеко перевозить, вот он и купил этот дом, — словно извиняясь за то, что посмел общаться с демонами, сказал Эйхо. — Я понял, — как можно мягче отозвался Тидан. — Прости, ты взрослый омега, и не мне решать, с кем тебе общаться. К тому же этот демон тебе больший друг, чем даже оборотни твоего рода. Иди, мы многим обязаны Мей-ли и никогда не сможем ему отплатить. Мы обязаны хотя бы быть вежливыми к нему, раз большее не в наших силах. Эйхо вздрогнул, не понимая, когда его вспыльчивый львёнок успел стать таким понимающим.