Альфа для императора

1 Тидан вздохнул, стёр пот со лба и вновь взялся за косу. Солнце было уже низко и не палило так, как днём. Вкусно пахло свежескошенной травой и дикими цветами. Ремонт дома занял почти два месяца, и переехали они только три дня назад. Слуги и львёнок занялись двором, первым делом начав чинить конюшни. Пока стояла сухая и тёплая погода, кони бродили по саду и будущему огороду, поедая траву, подбирая яблоки и другие фрукты, обрывая ветки. Деревья, слишком старые, чтобы нормально плодоносить, подлежали замене, и никто не гонял лошадей. Конюшни уже почти закончили и к сезону дождей должны были успеть своими силами, но Эйхо всё же нанял вчера двух плотников для подстраховки, и ремонт пошёл значительно быстрее. Тидану же нравилось крутиться рядом, наблюдая за работой и параллельно любуясь одним из плотников: молодым, загорелым альфой с открытым, простым лицом. Мысли о Ландане и тоска по северянину никуда не уходили, не уменьшались. Болело, правда, меньше, хотя и казалось, что заноза эта останется навсегда. Львёнок хотел переключиться, отвлечься, влюбиться вновь, пусть безответно, но так же сильно. Может, поэтому, полуосознанно, он и присматривался к юному плотнику, скрывая, впрочем, свой интерес и от папы, и от слуг, и от самого наёмника. Бастард не надеялся и не хотел взаимного интереса, скорее, стремясь себя наказать за сделанное, чем действительно ища любви и покоя. Вечерами, сидя у окна, львёнок читал роман о севере, с удовольствием погружаясь в атмосферу снежного холода, чистого и негостеприимного. Даже тёплый вечерний воздух казался прохладнее, словно буковки могли остудить реальность. От тяжёлой постоянной работы руками мышцы вечерами ныли, приятной болью отвечая на каждое движение Тидана. И он смог полюбить эту боль, эту усталость. Эйхо всё чаще и чаще видел улыбку на лице сына, слышал его смех. Этот дом, едва купленный, почти пустой, необжитый, стал за эти пару дней уже родным. Омега и сам не понял, как на второй или на первый день, или ещё во время ремонта, он впервые подумал об этом жилье как о своём доме, своей крепости. Эйхо было приятно думать, что стены, ставшие родными, помогают сыну выздороветь окончательно. Слуги давно привыкли к шраму на лице львёнка, да и плотники быстро привыкли к этому и больше на Тидана не смотрели с жалостью или брезгливостью. Всё больше и больше верилось омеге, что сын и правда займётся хозяйством и этого ему хватит для счастья и покоя. Уже как данность воспринимались мысли о козах и курицах. Хотя перспектива проснуться утром, ещё на рассвете, от крика петуха Эйхо и пугала. На второй день к ним во двор зашёл тощий бездомный кот. Тидан покормил животное, погладил и пустил в дом. Кто-то из слуг вымыл кота, и тот сам решил, что тут стоит остаться. Теперь этот серый кошак валялся в ногах Эйхо и вместе с ним наблюдал с балкона, как косит траву львёнок. — Ти, — позвал с балкона омега сына, уловив момент, когда тот остановился на мгновение. — Хватит на сегодня! Пошли ужинать. — А? Хорошо, только дай мне время ополоснуться, — послушно кивнул бастард. Взяв косу, он понёс инструмент в сарай, в котором временно хранилось всё. Слово «ужин», как и любой другой синоним слова «еда», безымянный кот выучить успел и тут же вскочил, бегом бросился в сторону кухни, чтобы там получить свою порцию. Эйхо пришлось запретить слугам подкармливать кота – тот ел бесконечно; даже когда ему становилось плохо, тот не останавливался. На кухне никого уже не было, ужин, приготовленный и тёплый, был накрыт прямо на рабочем столе. Столовую Эйхо ещё не успел обставить: удобные и красивые стулья пришлось заказывать, и большой стол стоял в гордом одиночестве. Только сейчас омега осознал, что успел изрядно проголодаться, и теперь нетерпеливо ходил по кухне, покормив кота и ожидая сына. — Ты бы начал есть без меня, — с порога сказал Тидан, пригладив влажные волосы. — Прости, что заставил ждать. — Ничего. Не хочу я терять время с тобой, — улыбнулся Эйхо сыну. Этот день начался как обычно, только вот старший из плотников отсутствовал: ему пришлось уехать на несколько дней по делам. Бастард сам первым вызвался помогать Марко, молодому работнику, пока никто из слуг не успел предложить свои услуги. В конюшне было прохладно, пахло древесиной и старым, прелым сеном, хотя последнее давно уже вынесли. Плотник стащил рубашку и по-простому посоветовал львёнку: — Вы б тоже разделись. Примемся за работу – станет жарко. Тидан кивнул и послушно стащил рубашку: тело от постоянных нагрузок постепенно приходило в порядок, и своей фигуры он уже больше не стеснялся. — Подержите тут, да не так, пальцы обкорнаю, — командовал императорским бастардом молодой альфа, усмехаясь от осознания этого факта. Львёнок старался быть полезным, слушать внимательно, но время от времени отвлекался, любуясь каплями пота на гладкой, ровной спине. Тидану казалось, что его повышенное внимание незаметно для плотника, но он был не прав. Марко видел все эти взгляды, то, как им любуются, но ближе к вечеру понял, что сам львёнок первый шаг не сделает. Они сидели совсем рядом, пили молоко, заедая тёплым, свежим хлебом. Рука бастарда дрогнула, и молоко пролилось на лицо, немного, но львёнок поморщился: он не любил признаки собственной слабости. Марко вдруг потянулся, стёр большим пальцем белые капли и нагнулся, замерев в паре сантиметров от лица львёнка, молча давая возможность Тидану отстраниться, сделать вид, что ничего не произошло. Бастард соскучился по теплу, близости и потянулся к губам альфы; тот двинулся навстречу, целуя жадно, поспешно, грубовато. Шершавые ладони Марко обхватили лицо львёнка, не давая двигаться, навязывая свои желания, свой темп. Тидан не стал пытаться бороться за ведущую роль, ему льстило, что даже таким, со шрамом, он всё ещё мог быть желанным. Марко прошёлся руками по бокам в поспешной, небрежной ласке, а затем стащил штаны бастарда до колен, следом стянул свои, прижав свой крепко стоящий член к плоти львёнка. Грубой от постоянной работы, большой ладонью плотник обхватил оба члена и принялся дрочить сразу им двоим, шепнув в губы: — Мой маленький принц… Тидан хотел запротестовать, но его стоны и слова Марко ловил своими губами, целуя, смотря во все глаза на императорского бастарда. Для него, простого деревенского парня, не бывавшего дальше ближайшего города, кланявшегося даже перед купцами, происходящее было маленьким чудом, и он хотел помнить всё, ничего не пропустить. Львёнок вцепился в предплечья любовника, стараясь сохранить равновесие, теряясь в ощущениях, уже просто постанывая, не пытаясь поправлять Марко, когда тот в очередной раз назвал его принцем. — Вам нравится, Ваше Высочество? — спросил у бастарда плотник, целуя скулы, подбородок. — Да, — только смог выдохнуть бастард. — Придёшь сегодня ночью в свой сенник ко мне? — спросил с надеждой Марко, слыша по судорожным стонам, что львёнок скоро кончит. — Да… Услышав нужный ответ, наёмник опустился на колени и обхватил член бастарда губами, и тот, не успев предупредить, сразу кончил. Марко проглотил, чуть слышно хмыкнув, правой рукой придержал Тидана, боясь, что того подведут ставшие мигом ватными ноги. Левой он продолжил дрочить себе, целуя низ живота, шумно вдыхая запах сына рода Великих львов, запах сильного альфы, запах власти, богатства и древней крови. Бастард зарылся пальцами в волосы плотника, гладя по голове, шее, плечам, тем самым подтолкнув и любовника к финишу. — Я буду тебя ночью ждать в сеннике, — напомнил Марко, поднимаясь и приводя в порядок вначале одежду львёнка, а затем уже свою. — А собак цепных, что ночью двор охраняют, ты не боишься? — напомнил Тидан, сев на ящик. — Я бы не хотел, чтобы ты пострадал. — Мой зверь не лев, даже не волк, он – ласка. Мелкий, слабый, но юркий, — рассмеялся тот, польщённый заботой о свой сохранности. — Мне только коты страшны. — Я на ночь закрою ужасного хищника в доме, — рассмеялся весело львёнок, решив, что возьмёт с собой перекус и вино. Ему нравилось думать о тайных встречах, хотя сейчас Тидан понимал, что вполне может открыто провести даже альфу в свою спальню. Папа примет и это. Примет и даже поймёт, а может, будет даже рад, что у его сына появился хоть кто-то. — Но если хочешь, я могу тебя в шкуре подобрать на веранде и отнести в свою спальню. — А вдруг кто-то войдёт? — Без моего разрешения? Нет, это невозможно. — Давай лучше в сеннике, — улыбнулся Марко. — Я приличный альфа и не могу к незнакомцу в спальню прийти в первую же ночь… Только во вторую. — Ладно, уговорил, — рассмеялся бастард, любуясь любовником, его открытым и довольным лицом. — Сиди, отдыхай, я чуть-чуть пошумлю, а то слуги подумают, что мы не работой занимаемся, — кивнул плотник, довольно жмурясь. — Эй! Я не омежка! Я вполне в состоянии тебе помочь, — подскочил Тидан. Марко лишь пожал плечами и не стал спорить, решив, что лишние руки ему всё равно нужны: подержать, подать, помочь. Пусть львёнок и не сильно разбирался в работе, но был старательным и послушным. 2 Тидан открыл ящик своего рабочего стола и достал потрёпанную книгу, провёл по обложке рукой, улыбаясь своим мыслям. Именно этот роман «Трещины на льду», этот экземпляр он случайно нашёл в библиотеке рода Яростных котов в самой дальней полочке. Взяв книгу просто потому, что сезон дождей не давал толком выйти на улицу и делать было нечего, он ещё не знал, как дорога она ему станет. Чужие мысли и слова словно протянули невидимую нить между ним и Ланом, давая возможность глянуть на жизнь северянина. А уж когда на седьмой главе главный герой отправился в поместье Северные ворота, сердце и вовсе забилось чаще и глуше. Словно на странице книги, написанной давно умершим автором, вдруг мог встретиться Ландан. И сейчас, по памяти, с первой попытки, император открыл ту страницу, на которой описывалось поместье – таким, каким его увидел автор. Отложив все дела на потом, лев погрузился в чтение, не пропуская ни строчки, хотя хотелось побыстрее добраться до момента с первым тайником, чтобы представить Ландана подростком, что простукивает стены, считает камни, чтобы найти спрятанные отцом сокровища. Весь вчерашний день, с утра и до расставания во дворце, Тидан записал в хороший – в дни, когда он не ошибался и которые стремился запомнить на всю жизнь. Счастливые дни. Запомнить манеру убирать за ухо слишком короткую для этого, но уже мешающую прядь волос, улыбку, жар, с которым нахваливал свою кухню северянин. Его бессмысленную и глупую попытку рассмотреть веснушки в Зеркалах судьбы, звук смеха, манеру есть, блаженство на лице, когда кот жевал далму. Льву эти зелёные рулеты из виноградных листьев не понравились, но он съел всю свою порцию и съел бы ещё, просто оплачивая этим своё право любоваться спутником. Впервые за всё время вместе с сердцем, что надеялось с самого осознания любви к Ландану на нечто волшебное и невозможное, разум тоже подал голос, шепча: «А вдруг?». Лев понимал, осознавал, что то, чего жаждет сердце, получить силой или приказом не выйдет. Даже император не властен над сердцем и чувствами своих подданных, а судьба и боги не торгуются, не меняют власть на счастье, а любовь на годы жизни. Тидан исказил, истоптал, изломал свою первую и самую яркую, самую искреннюю любовь, испачкал тем, что копил годами в душе: гневом, завистью, бессилием, болью и злобой. Это был его выбор, и боги в наказание не даровали покой и забвение. И надежда, жестокая и милосердная одновременно, подняла голову. Десятки раз, годами, лев позволял себе мечтать, что смог вернуться в прошлое, исправить всё до того, как разрушил, и бросил тешить себя этой сладкой ложью, лишь когда Ландан приехал в Око мира его женихом. Достав трубку и набив её табаком, император закурил: делал он это редко и привыкнуть к курению не успел, первые же затяжки заставили начать кашлять, надсадно и громко. Но запах табака плотно и навечно вплёлся в мысли о первом поцелуе Ландана, не с ним, с Валэнтом, но, чувствуя вкус трубки, лев словно прикасался губами к губам северянина. Тайком, украдкой, не на самом деле, но всё же. В кабинет постучали, громко, настойчиво. — С Вами всё в порядке? — спросил секретарь с той стороны двери. — Да, Детка, всё хорошо, — уловив перерыв в кашле, отозвался Тидан. — Давайте я Вам воды принесу или молока тёплого? — обеспокоенно отозвался Мей-ли, не входя: разрешения войти он так и не получил. — Не надо. Посмотри лучше, чтобы в библиотеке был роман «Трещины на льду», если его там нет, то купи и передай слуге моего жениха, — попросил лев, справившись с кашлем, но не собираясь тушить трубку. — Вы уверены? — Да. И не вздумай ничего говорить моему папе, я ведь знаю, что ты сразу к нему пойдёшь. Иногда мне кажется, что ты ему служишь, а не мне, — рассмеялся Тидан, открывая окна настежь. — Зря Вы так, Ваше императорское Величество, император Сайвора, Тидан из рода Великих львов. Я служу Вам и Вашему папе, Эйхо из рода Яростных котов степи, — язвительно отозвался демон и ушёл, наконец. Император хмыкнул и продолжил курить, высунувшись в окно и размышляя про себя, сколько далмы выйдет, если оборвать листья винограда, что обвивал беседку. Барса, валяющегося на светлой крыше беседки, лев заметил, лишь когда тот пошевелился и посмотрел прямо на него. Можно было спрыгнуть и, обернувшись, предложить жениху размяться, побегать вместе, но мысль пришла поздно: Ландан спрыгнул с крыши и исчез в зелени. Тидан досадливо поморщил нос и продолжил курить, любуясь зеленью и стараясь хотя бы мельком вновь увидеть северянина. Казалось, что серебристая шкурка барса должна была светлым пятном выделяться на фоне буйной зелени, но, как бы ни щурился лев, вновь увидеть жениха ему не удалось. Пришлось вернуться к прерванному чтению, затушив смердящую трубку. Повторный стук в двери раздался так неожиданно, что Тидан вздрогнул и едва не свалился с подоконника прямо в сад. Принюхавшись, убедившись, что табаком уже не пахнет, он ответил: — Войдите. Появление Эйхо не было неожиданностью, ведь при всей своей преданности и надёжности секретарь, если не мог справиться со своим монаршим подопечным, всегда звал на помощь папу императора. А уже приступ кашля и вопросы здоровья льва для Мей-ли всегда стояли на первом месте. Уж точно были важнее, чем какая-то книжка. — Ты курил? — удивился омега, поведя носом. — Ты ж не куришь? — И не собираюсь, па, — Тидан кивнул на подоконник рядом с собой. — Я только балуюсь, редко, раз в пару месяцев. — Странные у тебя забавы, — уселся рядом Эйхо, опершись спиной о стенку и положив длинные ноги на бёдра сына. — Смотри, к этому быстро привыкают, а бросать – сложно. Ты же понимаешь, что, если начнёшь курить каждый день, я тебя заставлю бросить? — Я вообще удивлён, что ты ещё не дал мне подзатыльник, но не волнуйся – не начну. — Я тоже был молодым, — фыркнул омега. — И тоже… — Ты и сейчас молодой и красивый омега. Я, может, тебя ещё замуж отдам. Правда, альфе, что будет тебе по сердцу и будет тебя достоин, — поспешно перебил и поспешил польстить папе император. Эйхо спросил, пристально смотря на своего сына: — Но я же твой папа, это невозможно. Ты же понимаешь? — Это было бы невозможно, стань ты вдовцом императора, а ты был фаворитом, — пожал плечами Тидан, наблюдая за папой. — Я уточнял. После смерти моего отца ты можешь вновь создать семью. С разрешения главы рода Яростных котов степи и моего. Тебя твои родители без моего позволения замуж отдать не смогут, а вот заставить дедушек дать мне разрешение выдать тебя замуж – я могу. Но ты же понимаешь, что это будет возможно лишь при твоём желании и достойном кандидате на роль отчима. — Я учту, — с деланым весельем в голосе отозвался омега. Лев отметил то, как старательно маскирует жадный интерес его папа под простое любопытство, и пообещал себе узнать, что скрывает от него омега. Вернее – кого. — Ты, получается, курил? — перевёл тему император, не желая загонять папу в угол и заставлять врать. То, что дорогой для Эйхо альфа – не ровня ему, Тидан и так уже понял. Кто-то из слуг или богатый альфа без рода. Но всё это было поправимо: император был волен основывать новые роды, давать родовые земли. — О да. Ты не помнишь, был слишком мал. Пищал и охотился на обувь. Когда я осознал, что твой отец не полюбит меня, я начал покуривать и незаметно втянулся. Хорошо, что хоть мой нянь вовремя вмешался, внушил, что ты, видя меня с трубкой или кальяном, тоже будешь курить, и это заставило меня бросить. — И теперь ты опасаешься, что твоя жертва была напрасной? — веселился Тидан. — Конечно! Я что, зря мучился? — рассмеялся омега. — Обещаю, не зря. Как там дела со школами магии? Эйхо мгновенно стал серьёзным: — Казна не ощутит особого ущерба, если ты примешь закон о налоговых послаблениях в обмен на стипендии для талантливых и бедных оборотней. — Не только оборотней, — поправил папу Тидан, делая вид, что наблюдает за ссорой сорок в саду, но отмечая быстрый пристальный взгляд, брошенный омегой на него. — Хорошо, для талантливых юношей любых рас. Может, заодно разрешишь и богатым представителям иных рас учиться в школах магии Сайвора? — легко и почти безразлично спросил омега у сына. — А то они, дети богатых семей, едут заграницу получать образование. И возвращаются не все. — Ты прав, я не подумал об этом, но со следующего года в школах магии будут учиться и другие расы, — согласился лев, размышляя, кто из необоротней сидит занозой в сердце у его папы. В двери постучали, и Тидан со смехом сказал: — Заходи, Мей-ли, и вноси своё молоко, рогатый предатель. Демон вошёл с подносом, где, кроме молока, были и две чашки тёплого липового чая, а также баночка мёда. — Я подумал, — признался во всех грехах Эйхо, — что не уговорю тебя выпить молока: ты его никогда не любил. А вот выпить липового чая с мёдом ты, кофейная твоя душонка, мог бы и согласиться. — Я поражаюсь твоему коварству, — весело отозвался лев, пока секретарь ставил на стол поднос. — Придётся пить чай. Император говорил, а сам другим взглядом смотрел на Мей-ли, пытаясь оценить секретаря как альфу. На вкус самого Тидана демон был слишком крупным, но ведь многим омегам нравятся высокие альфы, с сильными, крупными руками. Воображение само собой рисовало худого, изящного Эйхо рядом с Деткой, и воспоминания о взглядах, касаниях, прерванных разговорах, перевёрнутых документах нахлынули волной, открывая глаза на то, чего лев не видел в упор до этого. Огромные ручищи демона держали в руках израненное хрустальное сердце его папы, и Тидан был бессилен подстраховать, уберечь, не дать этим пальцам сомкнуться, причиняя боль дорогому существу. Лев даже не знал, держит ли в своих ладонях сердце Мей-ли его папа.