Оперный театр роскошен. Феликс бывал тут несколько раз, но архитектура всегда вызывает у него благоговейный трепет. Высокие потолки, большая дорогая хрустальная люстра освещает фойе. Позолоченные филиграни украшают каждый дверной проем, стены украшены фресками и высокими мраморными колоннами, которые напоминают римский стиль. Перед сценой выстраиваются ряды мягких красных кресел, но Феликс и Хёнджин сидят на плюшевой скамье на балконе, предназначенном только для них.
Самые важные гости сидят на балконах. Феликс слышал, что мэр будет присутствовать на представлении
«женитьба Фигаро». Одно из любимых Феликса, но сегодня ничего не нравится.
Феликс кидает взгляд на своего светловолосого спутника. Хёнджин одет в белую рубашку на пуговицах и чёрные брюки, которые Чанбин выбрал для этого случая. Феликс в чём-то похожем: рубашка с простым чёрным галстуком и серых фланелевых брюках.
Он, вероятно, больше бы позаботился о своей внешности, будь это одно из свиданий с Чанбином. Но его парень сейчас с Джисоном, помогает утопить сердечную боль в алкоголе — точнее, в это верит Чанбин.
Когда Чанбин рассказал о планах на вечер — тщательное изучение следующей жертвы — Феликс немедленно позвонил Джисону и напомнил об их договоренности. Джисон появился на пороге дома как раз перед тем, как Чанбин, Хёнджин и Феликс собирались в оперу, конечно же, Чанбин не прогнал бы его; он души не чает в Джисоне. Все это знают.
И вот Феликс получил возможность побыть наедине с Хёнджином, как и хотел.
— Где же он? — спрашивает Хёнджин, вглядываясь в лица под ними. — Тот, которого мы должны… — он делает паузу, чтобы отдать заказ одному из официантов. Феликс повторяет то же самое, бросив взгляд на спину мужчины, когда тот покидает балкон, чтобы принести вино.
— Ты только что познакомился с ним, — губы Феликса изгибаются в ухмылке при виде удивления на лице Хёнджина. — Очень важно, чтобы он увидел нас вместе, — поясняет Феликс. — Сегодня мы оцениваем его интерес. А через неделю, может быть, через две, вернёмся и продвинем дело вперед. Это процесс Чанбина.
Чанбин показал Феликсу только одну фотографию этого человека. Других подробностей не сообщил, хотя несколько минут назад он мельком увидел имя Джихун на бейдже официанта.
Глаза Хёнджина широко раскрыты, челюсть слегка опущена, когда он осознаёт это.
— Как он устроил так, чтобы этот парень был нашим официантом? Это не может быть совпадением?
— Совпадений не бывает, — соглашается Феликс. — За определенную цену, — он делает выразительный жест рукой, — можно купить всё, что угодно.
— Так что же нам… нам просто сидеть здесь?
Феликс мысленно вздыхает: «конечно, нет.» Он протягивает руку, переплетая свои пальцы с чужими на коленях Хёнджина. Чувствует, как напрягается тело парня и мышцы бёдер под тяжестью их сцепленных рук.
Он не может понять Хёнджина. Чего же тот хочет на самом деле? Способ свершения плохих вещей? Хочет Чанбина? Или ему, как утверждает, нужен Феликс? Нет, Феликс не может поверить, что он — цель Хёнджина. Этот человек ничего о нём не знает; нет причин идти на такое ради Феликса.
Он держит их руки переплетёнными, когда официант — Джихун — приносит бокал вина для Хёнджина и газированную воду для Феликса.
— Рислинг? — выгибает бровь в интересе к выбору вина.
— Я ничего не знаю о вине, — Хёнджин морщится. — Я просто заказал… что-то, — он делает глоток, смачивая губы жидкостью. — Немного фруктовый, но не дерьмовый.
Феликс фыркает, понизив голос, когда свет начинает слегка тускнеть.
— Можно нам бутылку рислинга? — спрашивает официанта, стоявшего рядом в ожидании дальнейших указаний. — Лучше бы у него не было дерьмового вкуса, — вздыхает он, когда официант уходит. — Моя семья поставляет вина, которые здесь продаются. Отец — винный сомелье.
— Винный
что? — Хёнджин выглядит озадаченным, снова открыв рот.
— Винный эксперт, — Феликс закатывает глаза, — моя семья владеет несколькими виноградниками. Я вырос на вине, — смотрит на Хёнджина, увидев тот самый момент, когда тот понимает, что Феликс из состоятельной семьи. — Ты думал, что я бедный ребёнок, пользуюсь Чанбином ради денег?
Разве не все так думают?
Если Феликсу нужны деньги, ему достаточно просто вернуться домой. Несмотря на то, что не видел свою семью много лет, они заберут его только потому, что он наследник их состояния. Просто не хочет этого. Его детство было лишено любви, нежности и наполнено бесполезными материальными вещами.
— Нет, — говорит Хёнджин с легкой нерешительностью. Его пальцы расслабляются в руке Феликса; возможно, волнение постепенно проходит. — Но я не понимаю, почему ты с ним.
— Я люблю его, — приходится приложить немало усилий, чтобы сдержать гнев в голосе и сохранить улыбку на лице. Всегда один и тот же вопрос от Хёнджина, подразумевающий, что Феликс и Чанбин не должны быть вместе.
Чанбин спас ему жизнь, остановил от того, чтобы оставить всё точно так же, как отбросил все бессмысленные вещи, которые семья предлагала вместо любви. Чанбин показал, что можно любить, что может быть другая жизнь, более счастливая.
Он не позволит никому отнять это у него.
Как только начинает играть увертюра, Феликс придвигается ближе.
— Поцелуй меня, — шепчет, чувствуя на себе взгляд официанта. Хёнджин изучает его в течение секунды, моргая, как будто ослышался. Феликс поднимает брови, ожидая ответа. —
Сейчас, Хёнджин. Нам это необходимо.
Хёнджин принимает решение, обхватив подбородок Феликса свободной рукой и наклонившись, чтобы соединить их губы. Феликс не теряет времени даром, просовывая свой язык меж губ. Лёгкий хриплый стон Хёнджина заглушен музыкой, и его язык скользит вдоль языка Феликса, подталкивая, исследуя.
Когда пальцы Феликса скользят по поясу его брюк, Хёнджин отстраняется, взгляд немного испуганный. Щёки краснеют от смущения. Феликс расстегивает пуговицу, проведя пальцем по ширинке, чувствуя напряжение под тканью.
— Просто расслабься, — просит Хёнджина. Блондин кивает — разумеется, он не скажет «нет» — и позволяет Феликсу расстегнуть молнию.
Официант позади них переминается с ноги на ногу, не сводя глаз с их спин. Он не может видеть всего, но скоро увидит. Это не должно быть каким-то лёгким прикосновением под столом. Феликс привык устраивать шоу, будучи приманкой. Хёнджин наоборот…
Хёнджин откидывается назад, направляя взгляд в потолок, когда Феликс касается его твёрдого члена. Он льнёт губами к шее Хёнджина, облизывая, кусая и приятно лаская. В этот момент Феликс тоже заметно возбуждается, жаждет прикосновений, но не обращает на это внимания.
Он крепче сжимает пульсирующий член, и глаза Хёнджина широко распахиваются. На этот раз стон чуть громче, и несколько лиц сканируют балконы в поисках источника. Хёнджин краснеет, выпрямляется на своём месте, пытаясь выглядеть невозмутимым. Феликс хихикает ему в шею, но не останавливается.
— Ты бы хотел разложить меня прямо здесь, не так ли? — поддразнивает он. — Разве не хочешь стянуть с меня штаны и трахнуть прямо сейчас? — старается говорить достаточно громко, чтобы услышал официант.
Зубы Хёнджина сжимают нижнюю губу, его бёдра приподнимаются, толкаясь в руку Феликса в поисках большего трения. Его глаза тёмные с опущенными веками, похоть перевешивает здравый смысл, поэтому он кивает в ответ на вопросы Феликса.
— М-м-м, я тоже хочу твой член, — соврать легко. — Хочу твой член в своей заднице, — или, может быть, это не такая уж большая ложь. Прошло так много времени с тех пор, как Чанбин прикасался к нему… Нет, о чём он думает? Феликс не
хочет Хёнджина.
Предэякулят липнет к рукам, когда блондин трётся о руку Феликса.
— Феликс, — шепчет с настойчивостью в голосе, в панике оглядываясь по сторонам.
— Слишком боишься кончить прямо сейчас? — бормочет Феликс, проводя языком по цветущим красным отметинам на молочно-белой коже Хёнджина. — Боишься показать, как сильно ты этого хочешь?
— Нет, — Феликс поражён, когда Хёнджин берёт его за запястье, потянув вверх, и проводит языком по пальцам. Губами обхватывает каждый палец, собирая предэякулят на язык. И когда пальцы Феликса выскальзывают изо рта, то, что он говорит дальше, вызывает изумлённый возглас официанта позади них. — Я такой вкусный, Феликс. Так хорошо.
— Ах, да? — по телу Феликса пробегает дрожь. — Я тоже хочу попробовать.
Хёнджин явно удивлён, пытается туманным взглядом сфокусироваться.
— Ты… серьёзно?
Феликс склоняет голову набок, ослабляя галстук на шее.
— Угу. Но ты должен вести себя тихо.
— Я буду.
— Открой рот.
Хёнджин смотрит на галстук в руке Феликса, опустив челюсть. Феликс одобрительно улыбается, складывая галстук и запихивая ему в рот. А потом опускается на колени.
Двадцать четыре часа назад, если бы кто-то сказал Хёнджину, что он будет сидеть с кляпом во рту в VIP-зоне в роскошном оперном театре с самыми богатыми людьми в городе вокруг и Феликсом на коленях между его ног, он бы подумал, что это ёбаное сумасшествие.
Но вот он здесь. И это охуительно.
Член Хёнджина возбуждён, головка красная и влажная. Язык Феликса скользит по головке. Ткань галстука мокрая от слюны, и Хёнджину приходится использовать язык, чтобы удержать его на месте и не почувствовать рвотный рефлекс.
Он болезненно осознаёт, что мужчина позади наблюдает, как Феликс сосет его член, словно это конфета. Часть его смущена тем, что нечто столь личное и интимное сделано на виду у незнакомца, а другая часть чувствует удовлетворение и самодовольство от их шоу.
Феликс втягивает головку члена в рот и посасывает. Глаза Хёнджина закатываются, он благодарен за материал во рту, останавливающий от испускания порнографических стонов для мэра и его семьи на соседском балконе. И благодарен за толстую бетонную плиту, которая разделяет их.
Это так пиздецки нереально. Внезапно, понимает, что отсосать Чанбину в свинарнике — стоило того. Конечно, Феликс того стоит. Он грёбаный бог.
Руки Феликса сжимают бёдра Хёнджина, успокаивая себя, прежде чем опускает голову и вбирает член так глубоко, что кажется, будто его длина заполняет всё горло. Руки Хёнджина находят мягкие локоны Феликса, и он проводит пальцами по ним, оставляя свою хватку лёгкой, так что Феликс может двигаться так, как ему хочется.
Феликс тихо мычит, медленные вибрации заставляют бёдра Хёнджина оторваться от скамейки. А затем Феликс движет головой быстро. Чувствуя движения языка и бархатное тепло его рта, Хёнджин опускает руки, впиваясь пальцами в мягкую скамью.
Его оргазм — поток, который тащит вниз, каждая волна заставляет тело дергаться и извиваться. Феликс отстраняется назад, пока только головка члена не остаётся во рту, и сперма покрывает его язык. Феликс жадно глотает всё.
Феликс отстраняется от него, когда всё кажется уже слишком. Хёнджин не может справиться с этим. Он не может понять, как жил так долго, не зная о существовании этого прекрасного существа. Если произнести это вслух — прозвучит безвкусно, как в дешевом любовном романе, но именно так Хёнджин себя и чувствует.
Губы Феликса опухшие, кожа вокруг рта красная, щёки розовые. Красивый.
Это чувство. Знакомое. Он испытывал то же самое и к другим, но это длилось недолго. Они — смутные тени в глубине сознания. Феликс — другой. С ним всё будет по-другому. Он нуждается в Феликсе. Хёнджин не может представить себя без него. Умственно и физически эта потребность мучит его.
***
Каким бы приятным ни было их маленькое свидание в оперном театре, для Феликса имеет значение только
после. Их работа с официантом закончена. Он едва может смотреть им в глаза, и Феликс даёт ему очень щедрые чаевые. Они увидят его снова через несколько дней, и ещё раз, и тогда страдания Феликса закончатся.
Он спрашивает Хёнджина, не возражает ли тот сделать крюк, прежде чем они отправятся домой. Может быть, стоит прогуляться. Этот парк всего в нескольких кварталах отсюда. На улице уже ночь, но воздух тёплый, словно обнимает их, когда они идут по обсаженной деревьями дорожке. Садовые фонари освещают путь.
Феликс задумывается, как начать разговор с Хёнджином. Всё это лишь для того, чтобы побольше узнать о нём и о том, что им движет. Но выражение глаз Хёнджина заставляет Феликса почувствовать себя неловко.
Феликс и раньше встречался со многими мужчинами. Трахался с ними. Встречался, когда был моложе. Но никто из них не смотрел на него так. Даже Чанбин. Взгляд Хёнджина — смесь благоговения, желания, похоти и чего-то тёмного, чего-то дикого и опасного, чего-то угрожающего. Он пытается успокоить биение своего сердца в груди, как сигнал тревоги, который нужно выключить.
— Ты сбиваешь меня с толку, — вырывается у Феликса. Он не хотел начинать разговор таким образом. — Я имею в виду, — пытается прийти в себя, — я… — как он объяснит это заявление? И выбирает честность. Дать немного, получить немного взамен, всё так? — Ты говоришь, что хочешь меня, но ты и Чанбин… Я видел вас на днях. Когда вы возвращались оттуда. Я мог бы сказать, что вы оба — вы, должно быть, потрахались.
— Хм, — Хёнджин задумывается, поднимая голову и вдыхая воздух. — Я сделал ему минет, — Феликс сжимает руки в кулаки из-за беспечности, с которой говорит Хёнджин. — Это ничего не значит. И мне не понравилось, — теперь Феликс внимательно слушает. — Меня трудно понять, — признаётся Хёнджин. — Мои родители всегда так говорили. Но ведь они никогда не любили меня.
— Они никогда не любили тебя? Что это значит? — хмурится Феликс.
Хёнджин жмёт плечами, засунув руки в карманы брюк.
— Из-за того, что я делал. Им это никогда не нравилось. Я играл в куклы.
А? Феликс бросает на него удивлённый взгляд. Хёнджин играл с куклами? Интересно.
— Они возражали не столько из-за игры, сколько из-за меня. Им не понравилось, что я порезал их и разбросал конечности по всему дому.
Ну что ж, теперь понятнее.
— Они перестали покупать мне игрушки с лицами — куклы, мягкие игрушки и тому подобное. Это так расстроило меня, что я… — замолкает, поморщившись. — Может быть, мне не стоит рассказывать тебе эту часть, — посмеивается он.
— Ты можешь рассказать мне, — быстро и нетерпеливо произносит Феликс, проскальзывая под руку Хёнджина и заставая его врасплох. — Я готов слушать.
Хёнджин, кажется, колеблется, но кивает.
— Я убил Сахарок. Я убил нашу кошку. И я, эм-м… — Хёнджин поджимает губы, будто пытаясь подавить смех. Конечно, это забавно. — Это было накануне Дня благодарения. У нас должна была быть куча гостей. Мама уже кое-что приготовила, держала на огромном серебряном подносе в холодильнике. Ты ведь знаешь такие, верно? — Феликс кивает. — Я положил Сахарок на поднос, оставил его там, чтобы они нашли утром, всего изрезанного и такого…
мёртвого.
Феликс привык к убийствам, смерти и крови. В конце концов, он живёт с Чанбином, и ему пришлось привыкнуть к тому, что подобные вещи — часть его жизни. Он не одобряет этого, но терпит из любви к нему. Тем не менее, то, как Хёнджин рассказывает о том, что произошло, пробирает Феликса до костей.
— Знаешь, что странно? — и Феликс замечает, что голос Хёнджина становится высоким при волнении. — Они никогда об этом не говорили. Когда я проснулся, сделали вид, что ничего не произошло. Такие ёбаные идиоты. Они не понимали, что игнорирование этого заставляет меня хотеть делать это снова, и снова, и снова. Через некоторое время мама перестала брать кошек. Просто так забрала моё веселье… Но я проучил их за это.
— Как? — Феликс с каждой секундой становится всё осторожнее.
— Мне было одиннадцать, так что мои методы тогда ещё были простыми, — фыркает Хёнджин. — Ну, знаешь, всякие мелочи, чтобы их напугать. Иногда, когда они просыпались, я стоял над ними с ножом, иногда оставлял острые предметы в ногах кровати. Но потом стало скучно. И мне нужно было больше реакции.
— И что же ты сделал?
— Я выбрал одного, — усмехается Хёнджин. — Выбрал лучшего родителя и избавился от второго. Видишь ли, я знал, что это напугает мою мать. Знал, что это разобьёт ей сердце. Но также знал, что она заступится за меня. Она не позволит, чтобы со мной что-нибудь случилось. Но думаю, даже когда она попыталась сделать вид, что я действовал в порядке самозащиты, они настояли, чтобы меня отослали на несколько лет. Отстойно, но… Тогда я впервые осознал, что мои действия имеют последствия. С тех пор стал осторожнее. Я имею в виду, таким осторожным, насколько могу быть. Иногда оступаюсь, но ничего страшного.
— Ничего страшного, — повторяет Феликс, стараясь придать своему лицу бесстрастное выражение. — Правда, — он надеется, что Хёнджин не увидит сквозь маску, не почувствует, как напряглось его тело, не почувствует страха.
Теперь Феликс мечтает об утешении в объятиях Чанбина.
***
Чанбин прикусывает нижнюю губу, глядя на бордовую жидкость в своем стакане.
— Феликс… — вздыхает он, разочарованно качая головой. — Не могу сказать, что не предвидел этого, но… — но всё равно это своего рода шок. Предательство, даже когда оно ожидаемое, причиняет боль.
Сидя в кресле рядом с ним, Джисон сочувственно улыбается, подтянув колено к груди и нервно теребя шнурок.
— Я много думал о том, как сказать тебе. И решил, что должен сразу перейти к делу.
— Я рад, что ты сказал, — признаётся Чанбин. Он потрясён, но лишь слегка. Уже несколько дней, даже недель видел, как Феликс ускользает от него. Просто не понимал, что Феликс настолько недоволен присутствием Хёнджина, что предал Чанбина таким образом. — Интересно, к кому ещё он обращался за помощью, — бросает на Джисона мимолетный взгляд, полный паники. — Он ведь не пойдет к Чану, правда?
— Честно говоря, — жмёт плечами Джисон, — понятия не имею. Я знаю только то немногое, что он сказал мне: поможет уничтожить Чана, если я помогу ему получить улики против тебя. И он позвал меня сюда сегодня вечером. Сказал, что я должен держать тебя дома.
— Интересно, — бормочет Чанбин, пытаясь понять, что задумал Феликс. Он хотел остаться наедине с Хёнджином, но зачем?
— А что ты будешь делать?
У Чанбина есть планы на что-то подобное, и каждый из них заканчивается одинаково.
— Я должен от него избавиться. Феликс выполняет свою задачу, но его можно заменить. Хёнджин и я не нуждаемся в нём.
— Значит, Хёнджин останется? — Джисон удивлённо смотрит на него. — Ты говорил, что он ещё не чувствует себя комфортно рядом с тобой.
— Так и есть, — губы Чанбина растягиваются в улыбке. — Я думаю, мы справимся.
— Я очень рад, Бин, — Джисон улыбается искренне и ярко. — Я знаю, как долго ты искал кого-то вроде него, кого-то вроде тебя, — он протягивает руку, чтобы сжать плечо Чанбина. — Знаю, как тебе было тяжело, когда мы были детьми.
Так оно и было. Джисон — единственный, кто пытается понять его. Чан заметал следы, но Джисон? Именно он сказал Чанбину, что всё в порядке, что с ним всё в порядке, что это не болезнь.
— Я позабочусь о Чане, — обещает Джисону. — И о Минхо тоже.
— Сделай так, чтобы им было больно, — мрачно шепчет Джисон, опустив глаза.
— Ты даже можешь посмотреть, — Чанбин выражает свою мысль с улыбкой.
