***
— Привет, — Феликс приветствует лёгкой улыбкой. — Входи, Хёнджин. — Рад тебя видеть, — говорит Хёнджин, входя в холл, чувствуя себя немного разочарованным тем, что его не встречают поцелуем, как в прошлый раз. Феликс снова улыбается, но не так ярко, как нравится Хёнджину. Может быть, Феликс чем-то расстроен? Это из-за него? Или Чанбина? — Чанбин наверху, — Феликс указывает на лестницу. — Поверни направо, третья комната слева. — Ты не пойдешь со мной? — хмурится Хёнджин. — А ты хочешь? — Феликс окидывает его бесстрастным взглядом. Хёнджин размышляет об этом. Он бы импульсивно сказал «да». Но на самом деле не хочет, чтобы Феликс видел его таким. Только, блять, не это. — Нет, пожалуй, так будет лучше. — Тогда иди наверх. Хёнджин ещё раз смотрит на него, прежде чем направиться к лестнице. Феликс кажется… не в себе. Надо спросить у Чанбина. Он глубоко вздыхает и сглатывает, а потом поворачивает дверную ручку. Это не их главная спальня — Хёнджин может сказать по отсутствию личных вещей. И не игровая комната, как у Чана — он благодарен за это. Похоже, ещё одна гостевая комната, немного больше той, в которой он провёл ночь. Здесь тепло. В камине из серого мрамора потрескивает слабый огонь. Туманное ночное небо виднеется из-за штор, раздвинутых и закреплённых подходящими бархатными тёмно-синими бантами. Весь пол покрыт плюшевым ковром того же цвета, который так любит Хёнджин. Совпадение? Он сомневается в этом. — Не мог бы ты закрыть дверь, пожалуйста, Хёнджин? Он подпрыгивает от испуга, чувствуя себя глупо из-за того, что не заметил Чанбина, откинувшегося на подушки на кровати. Хёнджин закрывает дверь и косится в сторону Чанбина, надеясь, что они быстро покончат с этим. Чанбин, к досаде Хёнджина, всё ещё полностью одет в джинсы и мягкий чёрный свитер. Хёнджин ожидал, что он уже будет голым. — Пить хочешь? — поднимается Чанбин. — Вода? Вино? Что-нибудь покрепче? Или что-то… ещё? — его губы растягиваются в ухмылке, когда он подходит к Хёнджину с бокалом знакомой красной жидкости. Хёнджин подносит костяшки пальцев ко рту, вонзив в них зубы. Прошла уже неделя с тех пор, как у него в последний раз была кровь. Он не может понять, почему Чанбин хочет дать ему это, не ожидая ничего взамен. Хёнджин качает головой. — Мы можем уже потрахаться? — О, Хёнджин, — Чанбин запрокидывает голову и смеётся, — будь ты кем-то другим, я бы сказал, что жаждешь мой член внутри себя, но я знаю, ты просто хочешь, чтобы это закончилось, — он смотрит на него с задумчивой улыбкой. — Тебе надо выпить. Я не придаю этому никакого сексуального значения. Просто надеюсь, что это поможет тебе немного расслабиться — нам обоим станет лучше. Хёнджин смотрит на него на мгновение, его пальцы смыкаются вокруг стеклянной ножки бокала. Он опускает взгляд на алую жидкость. — Ты чем-то разбавил, — вертит в руках, подносит бокал к носу и вдыхает запах. — Только рюмкой водки, — жмёт плечами Чанбин. — Как уже сказал, я хочу немного тебя расслабить, — он встречает подозрительный взгляд Хёнджина и закатывает глаза. — Если бы я хотел накачать тебя наркотиками и изнасиловать, я бы уже это сделал. Хёнджин предпочитает поверить или, возможно, его сила воли ослабла. Сначала он делает маленький глоток, слизывая излишки крови с губ. Чанбин устраивается в кресле у камина — всё ещё полностью одетый, — следит взглядом за Хёнджином. — Ты думаешь, я какой-то ненормальный, раз так поступаю? — Хёнджин опускает бокал. — Да, но мне нравится, — наклоняет голову Чанбин и улыбается. Он искренен, и это пиздец как смущает Хёнджина. — Что ты получаешь от этого? — интересуется Чанбин. — Ты интересуешься вампирами? — Нет, это чушь собачья, — Хёнджин фыркает, садясь напротив. — Я начал резать себя перочинным ножиком, когда учился в шестом классе, — признаётся он. — Если бы не делал это с собой, то сделал с кем-нибудь другим. Я не мог этого допустить. А потом мне просто… Просто понравилось, как это выглядит, понимаешь? Мне нравится, как выглядит кровь на моей коже. И запах — он успокаивающий. Чанбин понимающе кивает. — А вкус? — Это не имеет никакого отношения к вкусу, — качает головой Хёнджин. — Я начал принимать его только после того, как попробовал чью-то другую кровь. Разве не удивительно, как люди полагаются на эту единственную красную субстанцию, чтобы жить? Если её слишком мало, всё окончено — смерть. Когда я пью кровь, то чувствую себя… — Могущественным? Будто контролируешь чью-то жизнь? — Да, — Хёнджин улыбается и осушает одним глотком бокал. — Как будто… Блять, знаю, что это звучит глупо, но будто я взял что-то важное. Словно у меня… — Всё под контролем, — кивает Чанбин. — Понимаю. — Так вот почему ты… хочешь меня? — щурит глаза Хёнджин. — Я рад, что ты понял, — Чанбин улыбается. — Это преступное удовольствие, — он встаёт, одним плавным движением сняв свитер. — Может, приступим сейчас? — Если я скажу «нет»? — Хёнджин остаётся сидеть, прощупывает почву. — Тогда можешь уйти, — жмёт плечами Чанбин. — Но думаю есть что-то -кто-то, — что ты хочешь от меня. — Значит, я соглашаюсь, и у меня будет Феликс? — Ты соглашаешься и получаешь всё, что захочешь, Хёнджин. Хёнджин стягивает через голову футболку и откидывает её на пол. — Насчёт Феликса, — запинается на мгновенье. — Он несчастлив? Чанбин выглядит озадаченным. — Я имею в виду, недоволен тем, что я здесь, — добавляет Хёнджин. — Он произвёл такое впечатление? — Чанбин склоняет голову, вопросительно подняв брови. Теперь у Хёнджина чувство, что он не должен был упоминать об этом. — Нет, — он быстро мотает головой, делая несколько неуверенных шагов в сторону Чанбина, волнение заставляет тело дрожать, несмотря на тепло комнаты. — Ну и как, эм-м… — Как я хочу тебя? — лёгким движением пальцев Чанбин расстёгивает пуговицу на джинсах Хёнджина. — Голым. Хёнджин кивает, стягивая джинсы и нижнее бельё ниже колен, пока те не опускаются к лодыжкам. Он скидывает ботинки и отходит от груды одежды. — Что теперь? — прочищает горло и отворачивается, чувствуя невообразимый стыд. Какого хрена он делает? Ощущает себя шлюхой. — На кровать, — приказывает Чанбин. — Ложись на спину, я буду через минуту. Хёнджин начинает свой позорный путь до кровати, вид откинутых одеял пугает. — Ты ведь не готовился, правда? — Ты же сказал, не надо, — Хёнджин оглядывается через плечо и качает головой. — Прекрасно. У Хёнджина пересыхает в горле, когда он забирается на кровать и укладывается на спину. Думает уже попросить воды, но это только отсрочит дело. Он зажмуривается, когда чувствует, как матрас проминается под ещё одним телом. Начинается. Хёнджин чувствует, как чужая рука скользит по бедру, раздвигая ноги. Он послушно расставляет обе ноги по обе стороны от Чанбина, широко открывая себя для него. Тяжело, рвано дышит, конечности сковывает от страха перед тем, что должно вот-вот произойти. Он ахает, когда пальцы Чанбина играют с его сосками. Массируют, потирают и зажимают, пока те не затвердевают и глаза Хёнджина не распахиваются, и вскрик не срывается с его губ. А после… Ох. Он чувствует, как влажный язык Чанбина скользит по затвердевшим соскам. Чанбин отстраняется и неожиданно целует в основание шеи. Выпрямляется, нависая над ним. Он проводит по губам Хёнджина кончиком указательного пальца. Наклоняется будто хочет поцеловать, но отстраняется, прежде чем их губы соприкасаются. Хёнджин хмурит брови и на мгновение задумывается, что что-то не так с его ртом. Но нет, ему похуй. Надо просто, чтобы Чанбин поторопился. Хёнджин втягивает воздух, когда Чанбин касается его паха. — О, посмотри, кто такой твердый, — подмечает он, снова прижимаясь к Хёнджину, вызвав протяжный стон, вырвавшийся из горла младшего. Хёнджин сразу отворачивает голову, чтобы отвести взгляд. Блядская слабая шлюха — вот кто он. Как это может возбуждать? Он никогда не был в позиции принимающего. Чанбин встаёт на колени между его ног, открывая крышку бутылки со смазкой. Капает немного на пальцы. — Колени вверх. Хёнджин не решается. Чанбин замечает это. — Я не хочу причинять тебе боль, — произносит обиженно. — Я действительно делаю людям больно, но ты не такой, как они, Хёнджин. Научись доверять мне. Этого не должно происходить. Но Хёнджин прикусывает нижнюю губу, подтягивая колени к груди и обнажая себя перед ним полностью. Один палец входит в него. Неудобно. Неправильно. Что-то внутри, чего не должно было быть. Он жмурится, стараясь заглушить ощущение вторжения в тело, когда палец проникает глубже. — Ты такой тугой, Хёнджин. Добавляет ещё один палец. Хёнджин взвизгивает, когда Чанбин растягивает тугое колечко мышц, от обжигающего чувства дрожат ноги. Чанбин начинает двигать пальцами внутрь и наружу, медленно трахая его. Вскоре боль отходит на задний план, уступив место сильному чувству дискомфорта. Его мозг продолжает говорить, что внутри что-то ужасное — то, от чего необходимо избавиться. — Нет, Хёнджин, — упрекает Чанбин твёрдым голосом. — Тебе нужно расслабиться, иначе будет ещё больнее. И Хёнджин пытается расслабить мышцы, избавиться от напряжения и не сжимать так сильно пальцы Чанбина. Но как только чувствует кончик третьего пальца, его тело снова напрягается. Ещё больше боли и дискомфорта пронзает тело, когда растягивают больше, чем можно выдержать. А потом, на мгновение, он чувствует облегчение. Снова появляется возможность дышать. Но Хёнджин знает, что это ещё не конец. Тело автоматически напрягается в ожидании. — Расслабься, — предупреждает Чанбин, и блондин делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Он чувствует руки, раздвигающие его бёдра, и изо всех сил пытается позволить ему. Наконец, заставляет своё тело сдаться. Обвивает ногами талию Чанбина, оставляя себя открытым и незащищённым. Он не может смотреть на Чанбина, но чувствует на себе пронзительный взгляд. Чужие руки упираются по обе стороны от головы, а бёдра движутся вперёд, головка члена на немного проникает внутрь. Хёнджин прикрывает рот рукой, стиснув зубы на пальцах — боль отвлекает от боли. Сильное возбуждение начинает медленно и терпеливо раскалывать его. Хёнджин приглушает свои крики собственными пальцами, кусая так сильно, что зубы вот-вот разорвут плоть. Горячие слёзы стекают по щекам, когда Чанбин проникает ещё глубже. Не останавливается, пока не оказывается внутри полностью и не прижимается к чужой заднице. Тихое хныканье срывается с губ Хёнджина, всё ещё прикусывающего пальцы. Слюна стекает по подбородку, смешиваясь со слезами. Чанбин выходит и медленно снова проникает. Боль становится тупой. Снова выходит, и третий толчок заставляет Хёнджина открыть рот от неожиданного удовольствия. Пальцы выскальзывают, и он не может не стонать из-за движений Чанбина. Кожа Хёнджина краснеет, пот стекает по груди, пока Чанбин продолжает толчки. Он тяжело дышит, чувствуя, как сердце начинает сжиматься. Выгибает спину, утыкаясь головой в подушки, извивается и дрожит, бессвязно стонет и в отчаянии стискивает простыни. Его лихорадит, он бредит и чувствует стыд. Так не должно быть. Это не то, кем он является. Не должен ни перед кем представать вот так. Не должен принимать член. Не должен… — Чанбин! — глаза распахиваются, когда чужая рука обхватывает его член. Он сжимается вокруг члена Чанбина, который замирает внутри, пульсируя и изливаясь. Чанбин скользит рукой по стволу Хёнджина, всего несколько секунд проходит, прежде чем тот кончает с всхлипом, ненавидя себя за то, что наслаждается чем-то настолько унизительным. Он дожидается, пока Чанбин выйдет, а потом отворачивается и зарывается лицом в подушку. Чувствует себя шлюхой. Лишённый собственной гордости. Слабый. На его плечи набрасывают мягкое одеяло. — Я пришлю Феликса с чем-нибудь поесть. За дверью справа ванная комната. Принимай душ, когда захочешь. Я бы предложил свою помощь, но сомневаюсь, что ты этого хочешь. И останься на ночь, Хёнджин. Утром нам нужно о многом поговорить. Хёнджин ждёт, когда он уйдет, но Чанбин задерживается. — Я знаю, ты, наверное, очень хочешь заполучить Феликса. Но сомневаюсь, что твоё тело способно сейчас на что-то. Он будет рядом, чтобы ты мог воспользоваться им, когда ты… восстановишься. Я попрошу его остаться с тобой на ночь, чтобы ты был уверен, что можешь взять его, когда захочешь. Хёнджин слышит звук удаляющихся шагов и открывающейся, а затем и закрывающейся, двери.***
Феликс всё слышит. Он даже чуть-чуть приоткрывает дверь, чтобы взглянуть. И не понимает. Чанбин так добр с Хёнджином. Не напорист или груб, как с другими. Будто не хочет причинять ему боль. Но почему? Что в нём такого особенного? Для Феликса это необычно. Он привык быть тем, с кем Чанбин хоть немного нежен. Привык быть единственным особенным. Но в тот момент, когда заметил, что Чанбин положил глаз на Хёнджина, понял, что Чанбин находит его привлекательным. Но, конечно же, это не причина почему Хёнджин внезапно стал особенным? Что в нём такого, что заставляет Чанбина хотеть его? Он ставит ужин на поднос, готовясь отнести, как и велел Чанбин. Феликс и Чанбин, как всегда, поужинают вместе. Это, по крайней мере, ещё не изменилось. Хёнджин лежит на боку, спиной к двери. Когда Феликс входит, он немного ёрзает под одеялом. Феликс ставит поднос на стол перед камином. — Я принёс ужин, — говорит, взглянув на парня, который даже не обращает на него внимания. Ему должно быть стыдно. Всем стыдно. — Я вернусь после ужина, — поясняет Феликс, отступая. Хёнджин немного приподнимает голову, прежде чем позволить ей упасть обратно на подушку. — Как он там? — спрашивает Чанбин, усаживаясь за обеденный стол. Феликс сидит напротив, апатично ковыряясь в тарелке. — Он в порядке, — оживляется, снова завладев вниманием Чанбина, хоть ему и не нравится, что Хёнджин снова предмет их обсуждения. Он смотрит, как Чанбин кладёт в рот помидорку черри, медленно жуя, не сводя глаз с мерцающего пламени свечи между ними. Проглатывает и встречается взглядом с Феликсом. Тот слишком хорошо знает этот взгляд: темнеющее небо перед бурей. — Я сделал что-то не так, Феликс? Вилка Феликса падает на тарелку, и он морщится от эха. — Нет, Бинни, — его голос тихий, почти шёпот. — Почему ты так думаешь? — Иначе почему ты не делаешь то, о чем я тебя прошу? — Чанбин вздыхает и кладёт вилку на тарелку. — Что ты имеешь в виду? — Феликс съёживается на стуле, пытаясь вспомнить всё, о чём просил Чанбин с самого утра. — Я думал, что очень вежливо попросил тебя сделать Хёнджина счастливым? — Оу… — Феликс опускает взгляд на свои руки. — Что-то разве не так? В течение нескольких секунд он чувствует на себе пристальный взгляд Чанбина. — Почему Хёнджин спросил меня, недоволен ли ты тем, что он здесь? Феликс прикусывает губу, пытаясь придумать быстрое, но правдоподобное оправдание. — Бинни, я-я… Просто, кажется, немного приболел. У меня разболелась голова, и-и я не осознавал… — Теперь тебе лучше? Феликс кивает. — Хорошо, — Чанбин снова берёт вилку. — Тогда Хёнджин больше не будет жаловаться. — Не будет, — с улыбкой заверяет Феликс. Но Чанбин даже не смотрит на него. — Я не понимаю, почему он так важен, — хмурится Феликс. — Поймёшь. Скоро ты всё поймёшь. — Я думал, что я важен, — Феликс отводит взгляд. — А-а, — голос Чанбина звучит так, будто он пришёл к осознанию чего-то. Феликс удивляется, когда Чанбин протягивает руку, и их пальцы переплетаются на столе. — Мой Ликси. Ты самый важный. Ты особенный. Это никогда не изменится. Он целует Феликса в костяшки пальцев, и тот не может отвести взгляда. Это тот Чанбин, которого любит, Чанбин, ради которого Феликс сделает всё, Чанбин, который сделает всё для него. Когда Феликс получает предложение поработать моделью в агентстве в Южной Корее, он ни за что не собирается отказаться от него. Несмотря на протесты семьи, соглашается и вылетает самым ранним рейсом. Надо было послушать свою семью, провести некоторые исследования. Может быть, тогда он узнал бы, что агентства на самом деле не существует. Человек, который забирает его из аэропорта, отвозит в какое-то заброшенное здание. Но так уж получается, что это новый дом Феликса. Его отводят в комнату с двуспальной кроватью, простынями чистыми и белыми. Стены оклеены тускло-серыми обоями. На одной из стен висит огромное зеркало. Окон нет, как и другой мебели. Феликс теряет счёт, как долго его там держат — дни, недели, месяцы, год, может быть, два. Каждую ночь кто-нибудь новый — иногда даже не один — приходит и использует его. Он перестаёт бороться после первых нескольких. Бежать бесполезно, и они обращаются лучше, если вести себя хорошо. Он смиряется с мыслью, что останется здесь навсегда. А потом однажды ночью приходит Чанбин. Говорит Феликсу, что забирает его с собой. И что Феликс ничего не должен для него делать, что Феликс может даже вернуться в Австралию, если хочет. Но, пробыв у Чанбина несколько дней, Феликс отменяет свой рейс. Чанбин нуждается в нём. Он не может просто оставить его. Чанбин спас его, и Феликс выразит ему свою благодарность. Поэтому остаётся. И он влюбляется. Они влюбляются друг в друга. — Я позабочусь, чтобы Хёнджин был счастлив, — заверяет он Чанбина, сжимая его руку. — Я обещаю. — Я люблю тебя, Ликс, — улыбается Чанбин. — Ты ведь знаешь это, не так ли?***
Чонин окидывает взглядом кафе, его плечи напрягаются. Он никогда не чувствует себя здесь спокойно. — Я же тебе говорю, — хмурится Сынмин. — Чанбин умеет манипулировать людьми. Ты можешь себе представить, что он и Хёнджин будут делать вместе? Оба сидят за привычным столиком в задней части кафе. Это обычное местечко для тех, кто посещает местный университет. Они прекрасно вписываются в обстановку, хотя и не находятся там, чтобы смешаться и снять стресс. — Перестань так нервничать, — ворчит Сынмин. — Ты только привлечёшь к нам внимание. Что ты сказал Чану на этот раз? — Я сказал, что мне нужно поработать над каким-то групповым проектом, — вздыхает Чонин. — Хорошо, — Сынмин делает глоток кофе. — Так почему, как ты думаешь, Чан отказался от попытки приручить Хёнджина? — Может быть, он наконец понял, что невозможно приручить сумасшедшего, — усмехается Чонин. Он всё ещё содрагается каждый раз, когда думает о содержимом файла, который показал ему Сынмин, — прошлые преступления Хёнджина, записи о психическом состоянии. Сынмин согласно кивает. — Ничего нового? — Нет, — плечи Чонина поникают. — Ты думаешь, мы должны просто сдаться? — Нет! — кажется, Сынмин ошарашен. Это первый раз, когда Чонин предложил такое. — Послушай, Чонин, мы не можем сдаваться. Нельзя отказаться от этого. Я слишком много вложил. И ты тоже. Я имею в виду, конечно же, это так. Он был твоим парнем. Это самое болезненное в желании сдаться. Чонин откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. Он любил — и всё ещё любит Джемина. Сдаваться больно, но что ещё можно сделать? Джемин и его родители просто растворились в воздухе. Ему нужны ответы. Чан пытался убедить, что Джемину с родителями пришлось внезапно уехать, потому что какая еще у них может быть причина для такого исчезновения? Но Чонин знает, что ошибается. В конце концов, Чан понятия не имеет о его отношениях с Джемином. Согласно контракту с Чаном, ему запрещено иметь какие-либо отношения с кем-либо ещё. Они всё усложнят для тебя, так сказал Чан. Это не ревность и не собственничество. Но если ты вступишь в отношения с кем-то, кто не одобрит то, что между нами… И Джемин не одобрял этого. Он ненавидел то, что Чонин связал себя с Чаном таким образом. Они часто ссорились из-за этого. Когда Джемин исчез, часть Чонина задалась вопросом, может быть, парню надоело видеть его с Чаном. Может поэтому он даже не потрудился попрощаться. Но затем появился Сынмин. Он сказал, что встретил Джемина на каком-то онлайн-форуме. Они много болтали и стали хорошими друзьями. Когда Джемин перестал отвечать на звонки сына, Сынмин забеспокоился и решил начать собственное расследование. Потому что это его работа. Сынмин полицейский детектив. Он взял специальный отпуск, чтобы расследовать исчезновение Джемина. И рассказал об этом Чонину, когда попросил о помощи — познакомиться со знакомыми Джемина. — Я просто не думаю, что Чан в этом замешан, — признаётся Чонин. — Он никогда не причинил бы вреда Джемину. Я в этом уверен. Но остальные… — У меня тоже есть сомнения, — кивает Сынмин. — И подозрения. — Ты говоришь о Чанбине, — догадывается Чонин. — Но мы не можем делать поспешных выводов, даже если он возглавляет наш список. Просто продолжай расследование. Посмотрим, что ты найдешь. — Но ты же знаешь, — с блеском в глазах Сынмин наклоняется вперёд. — Самое странное в сумасшествии то, что оно непостоянно. И я думаю, что Хван Хёнджин в конечном итоге станет нашей тёмной лошадкой. — Хёнджин? Как? — Чонин недоверчиво смотрит на него. — Он либо проебёт всё это расследование, либо приведёт прямо к ответам, которые нам нужны.