***
Время тянется слишком расплывчато, и студент не следит за течением дней. До конца отпуска пара дней, отчего парню страшно смотреть на календарь. «Не хочу, не хочу, не хочу» — хнычет в подушку Лафейсон. А в кошельке почти пусто. С последней зарплаты денег почти не осталось. Драгоценные шесть баксов парень тратит на слишком импульсивную и неоправданную покупку. Он покупает сигареты. Вообще-то, он не курит. Уже третий год, как бросил. И все шло хорошо, он даже не сильно и хотел. Он ничего не чувствовал, когда кто-то курил рядом, или когда в фильмах каждую минуту курили персонажи. Но этим утром студент извелся желанием втянуть ядовитый дым в легкие, и выдохнуть его излишне пафосно. Курить Лафейсон попробовал в шестнадцать — плохое влияние друзей. Он не понимал, нравится ему или нет, не испытывал желания. Ему лишь казалось веселым губить себя. В восемнадцать это уже не казалось забавным, и, несмотря на долгий стресс в тот период, он решил бросить. Но после разговора с Тором, после напоминания о Фандрале — его одолевают воспоминания. Локи помнит первую сигарету, которую ему дал попробовать парень. И все-все походы в магазин за новой пачкой и энергетиком, он помнит слишком ясно. Хотя думал, что окончательно забыл, стер из своей памяти. Он помнит, как сидел с Фандралом на ржавых качелях, где-то недалеко от дома, в заброшенном дворе. Они могли скурить пачку и не заметить. Локи курил за компанию, даже если не сильно хотел. Ему было сложно отказать протянутой руке с сигаретой, если это был кареглазый парень со светлыми и слегка волнистыми волосами. Фандрал смеялся так звонко. Отгибался назад, складывал руки где-то на груди и хохотал так заразительно. От него всегда пахло табаком и алкоголем. И руки у него теплые-теплые. Парень постоянно брал Лафейсона за руки, чтобы погреть ледяные пальцы.***
Локи опаздывал на прогулку на пятнадцать минут — отец задержал. Его строгий приказывающий тон не выходил из головы, но мгновенно забылся, когда Лафейсон увидел знакомый силуэт. Фандрал стоял к нему спиной, притаптывая свежий окурок. И с яркой улыбкой оборачивается, когда Локи окликает его. Незатейливая беседа заканчивается комфортным молчанием, и Фандрал достает из кармана пачку. Сует сигарету в рот, но не зажигает. Лишь смотрит на Лафейсона с какой-то спорной затеей. — Что это у тебя за ухом? — Улыбается парень, озадачивая. И тянет тут же руку, задевает демонстративно ухо и волосы, якобы достал что-то. — Оп, сигаретка! Парень зажимает еще одну сигарету двумя пальцами, покачивает ей. Будто это она была за ухом Лафейсона. Тот лишь фыркает, закатывает глаза. Но улыбка у Фандрала слишком яркая, сложно не улыбаться в ответ. — Будешь? — Фандрал ловко разворачивает сигарету фильтром к Локи, подносит к его губам и улыбается еще сильнее, когда тот принимает ее. — Клоун, — бурчит Лафейсон, отзываясь о глупом фокусе. На лице у Фандрала сразу расцветает напускное возмущение. — Я предпочитаю Чудотворец и Великий маг, — достает зажигалку, поднося ее к чужой сигарете и зажигая. Локи втягивает немного, выдыхает, наверное, слишком быстро. Это нелепое баловство, пустая трата табака. Но в первый раз либо так, либо втянуть слишком много и закашляться. — Гадость, — отзывается парень, тут же втягивая дым снова. Фандрал смеется. Как жаль, что это первая и совсем не последняя сигарета.***
Локи тупит на крыльце магазина. Из-за болезненных воспоминаний мысли путаются. Он даже не замечает странного спутника, преследующего его. Кто-то ходит за ним почти с самого общежития, оставаясь незамеченным. Он купил самые дешевые, бродит по худшим районам, прячет руки в широкие карманы пальто. Как-то сегодня чрезмерно холодно. Студент завязал волосы в небрежный хвостик, но некоторые пряди выбиваются, спадают на лицо. Он отрезал их хаотично, в приступе импульсивного желания состричь волосы, не более. И даже не жалеет. Не зубы, отрастут. В какой-то момент он замечает одну и ту же фигуру на каждом его шагу. Видит боковым зрением один и тот же силуэт, следующий за ним. Его кто-то преследует. Давно уже. А он, идиот, совсем расслабился, не заметил. Его выслеживают, поджидают. Локи намеренно идет по подворотням, заворачивает в каждый угол. Невысокая фигура следует за ним. Наконец, студент завел преследователя в тупик. Это странный закоулок среди заброшенных старых зданий. Как только завернешь за угол — попадешь в слепую зону. На кирпичных стенах ни окон, ни камер. А пространство узкое, грязное и пустое. Локи подходит ближе к дальней стене, достает сигарету. Руки в черных перчатках тянут её к губам. Эхом отдается щелчок зажигалки. Еще один. Сигарета осталась незажженной. — Ты не зажег сигарету, — раздается за спиной голос. Кажется… детский? Лафейсон хмыкает, слегка оборачивается. — Зажигалка сломалась, — зачем-то трясет вполне работающей зажигалкой парень. Его действительно преследовал ребенок. Девочка с золотистыми кудрями, и отчего-то с сердитыми глазами. На ней неброское пальто бардового цвета, и сапожки, поношенные, но из натуральной кожи. — Как тебя зовут? — Со снисходительной улыбкой спрашивает студент, убирая сигарету за ухо. Он развернулся, стоит перед ней, держа дистанцию. — Элизабет Барретт, — гордо отвечает девочка, уверенная, что Локи это имя знает. — А ты Локи Лафейсон. — О, так ты знаешь мое имя, — наигранно удивляется. — Я знаю всё. Ты убил Чарльза. И подставил моего отца. Обвинения из уст девочки звучат строго, с ненавистью. И она справедлива. Ее мать скончалась от болезни, когда она была совсем малышкой. Отец — единственное, что было у нее. И из-за Лафейсона он незаслуженно обвинен в отравлении Чарльза. Она озлобленна, жаждет мести. — Сколько же тебе лет? — Игнорирует обвинения Лафейсон. Кажется, эта ситуация его забавляет. — Двенадцать, — едко выплёвывает ответ ребенок. Студент снисходительно хмыкает, прячет руки в карман. — И чего же ты хочешь? — Щурит глаза Лафейсон, наклоняя слегка голову. И девочке кажется, будто перед ней и не человек вовсе, скорее монстр в человеческом теле. Не могут люди быть такими чудовищными. У него ни стыда, ни совести. Он безжалостен, жесток. Ему ничего не стоило убить Чарльза и подставить невинных людей. — Я хочу справедливости, — строго отвечает девочка, — хочу, чтобы ты понес наказание за свои поступки. — Да ты, оказывается, борец за справедливость! — Ядовито улыбается студент. В глазах его загорается зеленым пламенем безумный азарт. — Это моя месть. Элизабет смотрит на него строго и бескомпромиссно. Ее глаза не выглядят детскими, но Локи отчего-то уверен, что это иллюзия. Где-то внутри, за не такими уж толстыми стенками, прячется напуганный ребенок. И студент намерен ребенка этого вывести на свет, ведь так проще ее раздавить. — Я всем расскажу. Все узнают правду о тебе, — уверенно заявляет девочка, сжимая кулаки. Руки у нее хрупкие, худощавые, с кривым и неаккуратным маникюром. Лак почти облез, так давно она ногти красила. — А тебе поверят? — С хриплым смешком спрашивает студент. И что-то ломается. Конечно, эта фраза не должна была оказать такое влияние. Просто ответ на этот вопрос так душит ребенка, что она не выдерживает. Иллюзия стойкости мгновенно распадается, и вот, перед ним стоит просто одинокая напуганная девочка. В глазах ее проявилась печаль, и слезы текут по лицу. Локи криво улыбается. Ему весело. Отсутствие сочувствия, к которому девочка так привыкла разбивает ее еще сильнее. Она снова вспоминает, что перед ней не человек, а злобное чудовище, лишённое сердечных чувств. Он лишил ее отца, а теперь смеется над ее горем. И печаль, и злость её закипают внутри. — Это ты…! — Всхлипывает прерывисто и хрипло. — Это ты должен сидеть в тюрьме! Голос ее дрожит, но кричит почти надрывисто. Она качает головой истерично, отнекиваясь от своих слов. — Нет! Тюрьма для тебя даже слишком хорошо, — сбавляет тон, — чтобы расплатиться за свои поступки, ты должен умереть! Конец слов своих Элизабет кричит на удивление громко, и Локи морщится брезгливо. Не любит когда кричат. Закатывает глаза, кривит губы. Это вызывает непонимание со стороны девочки. Она была уверенна, что эти слова вызовут другую реакцию. Ее слова ничего не значат для него, и это злит в разы сильнее. И она кричит со злости протяжно, надрывая голос, и захлебывается в слезах от бессилия. — Мой отец… из-за тебя он… — шепчет прерывисто девочка, слегка склоняясь вперед, отчего кудрявые волосы неаккуратно спадают на лицо. Она плачет, но злость обжигает ей легкие изнутри. Ненавидит. Она ненавидит Локи Лафейсона. Больше всего на свете. Ненавидит, ненавидит, ненавидит. Всем сердцем. Ее одолевает гнев и жажда мести. Взятый из кабинета отца пистолет, якобы для защиты, кажется лучшим решением. И красные от слез глаза распахиваются в мимолетном ужасе от собственных мыслей. Убить? А она точно сможет? Девочка склонилась еще сильнее, прижимает к себе руки, будто у нее болит живот. Ноги ее подкашиваются, голова слегка покачивается. Она вдруг всхлипывает очень громко, продолжая лить слезы. — Чудовище… — тихий голос слегка подрагивает, — ты ужасен! Элизабет так горько плачет. Не видит, как скептически дергает бровью студент, со скукой наблюдая за ней. Не видит, но знает. Чувствует на себе скучающий взгляд, слышит тихое хмыканье. Она плачет в голос. Не стесняясь. Рука ее тянется к отцовскому пистолету во внутреннем кармане пальто. — Я убью тебя! — Кричит девочка так громко, как может. Дрожащими руками она наставляет на него оружие, всхлипывает и замирает в удивлении, когда замечает не ту реакцию. Локи поднимает одну бровь, все с той же скукой, а потом улыбается совсем нездорово. Ему не страшно? Она же держит пистолет… почему он не боится? — Тоже хочешь в тюрьму? — Издевается студент. От вопроса стынет кровь. Детские глаза распахиваются в неясных эмоциях, и слезы скатываются по розовым щекам ребенка. Ненавидит. Она его ненавидит. И ненависть эта жрет ее изнутри, уничтожает ту Элизабет, что была раньше. — Позволь, я помогу тебе, — так ровно и спокойно звучит чужой голос, что девочка даже теряется. Локи улыбается так криво и ядовито, вызывая мурашки. Элизабет вздрагивает, когда парень аккуратно делает шаг в ее сторону. Но он поднимает ладони в перчатках, в смирительном жесте, пытаясь убедить ребенка в своей неопасности. — Ну же. Я лишь хочу помочь. По щекам ребенка продолжают стекать слезы, глаза ее выглядят отрешенными, пустыми за пеленой множества эмоций. Ей и страшно, и грустно, ненависть все еще горит где-то под сердцем, заставляя держать пистолет крепко, словно это последняя надежда. Непонимание происходящего уничтожает рассудок, и детский разум сломан неизлечимо. Локи подходит неспешно, крадясь, отчего девочке продолжает казаться, будто контроль над ситуацией в ее руках. Студент становится почти вплотную, и пистолет упирается куда-то в грудь. Из-за разницы в росте девочке приходится поднимать пистолет повыше, на уровне ее лица. Руки ее дрожат, держат неровно, не имея представления, куда нацелиться. Локи неспешно кладет левую руку на дуло, обхватывая пальцами, не позволяет пистолету трястись из-за дрожания чужих рук. Кожаные перчатки тихо скрипят при сгибании пальцев. Он держит ровно, уверенно. — Вот так, — тихо шепчет студент, задавая пистолету направление. Он тянет дуло ниже, к животу, заставляет ребенка опустить руки ниже. В глазах ее ужас и волнение переплетаются с озлобленной ненавистью и недоверием. Лафейсон растягивает губы в кривой улыбке, вызывая мерзкую дрожь по спине. — Ты ведь хочешь, чтобы я умер медленно и мучительно? Зеленые глаза горят азартом и безумным весельем, голос хриплый, но ровный. Большой палец правой руки он ставит спусковой крючок, поверх детских. И Элизабет выдыхает нервно, смотрит распахнутыми глазами то на пистолет, то вверх на лицо парня. По щеке скатывается последняя слеза, кровь стынет в жилах, заставляя ребенка поежится от мерзких мурашек. Она смотрит с непониманием на кожаные черные перчатки на чужих руках, поднимает голову вверх, обращаясь с последующим вопросом, полного ужаса на грани осознания. — Зачем тебе перчатки? — Неровно и с волнением выдыхает Элизабет, чувствуя, как стягивается узлом мерзкий страх где-то внизу живота. Локи улыбается чуть-ли не ласково, отвечает снисходительно. — Чтобы не оставить отпечаток и не сесть в тюрьму, как твой отец, глупая. От ужаса леденеет все внутри, и Элизабет даже дергает руками, выражая сопротивление, когда Лафейсон резко поднимает дуло пистолета к ее шее и выстреливает. Выстрел отдается эхом, тело девочки падает замертво, роняя пистолет. Лафейсон оступается, шагает назад, выдыхает судорожно. Кровь и ошметки черепа с мозгами разлетаются где-то позади. Растекается лужа крови вокруг девочки, липнет к ее золотистым кудрям. В детских глазах застыл посмертно ужас, из простреленного подбородка растекается стремительно кровь, пачкает худую шею. Кривая улыбка, полная безумия, не сползает с его лица, и он зажимает щеки рукой, в попытке убрать ее. Пальцы бьет легкая дрожь, хочется смеяться. Но он собирает остатки морали, сдерживает истеричный смех. Нужно уходить, и он спешит удалиться. Он выходит из заворота, спешит уйти как можно дальше. Проходит по ощущениям не так много, и сдается. Беспорядочный смех выбивается, и он идет неспешно, судорожно смеясь. Но тихий и неровный смех со временем сменяется куда более истеричным. И он сгибается, хохочет так, что подкашиваются ноги и его клонит в сторону. Локи валится боком о стену, загибается от смеха, и смеется хрипло, хаотично, совсем того не желая. Люди оглядываются, смотрят с осуждением, проходят мимо. Студент пытается идти, сотрясаясь и теряя равновесие от истеричного хохота. Снова зажимает пальцами щеки, в надежде стереть улыбку со своего лица и заглушить хриплый смех. Ему ведь уже не весело. Он сжимает лицо чрезмерно сильно, что слезы выступают на обезумевших глазах, и стекают аккуратно по пальцам без перчаток. Растрепанные волосы еще сильнее выбиваются, спадают на лицо, и Локи отчего-то горит нездоровым желанием их вырвать. Безумие застывает в зеленых глазах, хриплый смех стихает неспешно, и он замирает, согнувшись у кирпичной стены того же здания. Холодно. Почему так холодно? Он не чувствует пальцев ног и рук, влажные дорожки от слез на щеках леденеют от ветра. Он выдыхает судорожно, успокаивается. Бредет дальше по серым улицам, не замечая ничего вокруг. Он забрел в другой район, ничуть не лучше прежнего. Находит крохотный пустующий сквер, садится на лавочку, сразу облокачиваясь на спинку. Он запрокидывает голову, смотрит на скучное небо и думает, отчего же Паркер вечно смотрит в облака. Что он нашел там интересного? Обычное тусклое небо, слишком унылое, чтобы вызывать интерес. Но Локи не спускает с него глаз, смотрит пустым взглядом, желая добраться до истины. Телефон вибрирует в кармане пальто — сестра звонит. Отвечать совсем не хочется, и студент с трудом принимает вызов, хрипло здоровается, и чувствует, как пустота разъедает его внутри. Он не слушает слова сестры, она говорит что-то про Чарльза, наверное. В какой-то момент Локи достает сигарету. Придерживает ее зубами, отвечая что-то нейтральное сестре, и зажигает ее. Втягивает ядовитый дым поглубже и выдыхает блаженно, с наслаждением. — Ты только что закурил? — Застает врасплох студента девушка. Может, она услышала щелчок колесика от зажигалки. — Нет, — сухо и строго отвечает парень, снова втягивая. — Ты же обещал, что бросил. — Я и не курю, — врет студент, выдыхая дым. А небо и вправду отвратное. Сестра прощается, оставляет его в необходимой тишине. Где-то недалеко ездят машины, шумят деревья от ветра, теряя листья. Холодно. Чертовски холодно. Локи тушит сигарету, почти сразу достает вторую. Остановиться будет сложно. Неясно сколько времени он провел, развалившись на лавочке, зажигая снова и снова новую сигарету. Хочется остаться тут, провести вечность в этом беспорядочном моменте. Не будет для него лавочки роднее, и сигареты эти удивительно неплохие, хоть и самые дешевые. Облака плывут медленно, неохотно. Он не сводит с них взгляд. Все сидит, запрокинув голову, и наблюдает. Ему начинает нравиться. Теперь проще догадаться, почему Паркер вечно зависает вот так, глядя в небо. Локи не помнит, как добрался домой. Помнит, как просидел под душем около часа, пустым взглядом изучая стены. Он помнит, как стоял у зеркала, в попытке понять, что испытывает к отражению. На щеках фантомным холодом ощущаются недавние прикосновения его рук. Пальцы у него ледяные, а он все водил ими по щекам, оттягивал кожу, будто хотел убедиться, что это он и никто другой. В какой-то момент он даже перестал понимать, чувствует ли кожа прикосновения? Ему мерещилось, будто лицо онемело, как от анестезии, и никак не могло чувствовать и реагировать. И все расплывается в воспаленном сознании, убивает его рассудок. Он бредит, сходит с ума, путает вымысел с реальностью. Его одолевает и душит вопрос, почему он ничего не чувствует? Что же он, не человек что ли? Где чувства, что полагаются людям? Почему внутри него разрастается бездна безумного отчаянья? Он хочет жить, хочет чувствовать. Хочет вновь прикоснуться к неаккуратным кудрям ученого, и никогда-никогда не увидеть в его глазах разочарование.