***
Рабочий день длится медленно, тянется невыносимо. Пеппер почти с самого начала рабочего дня ставит Паркера перед фактом, что сегодня очередное собрание, на котором заменять Старка будет он. Ученый вздыхает тяжело, но молча кивает. Может мне всю его работу сделать? Чего мелочиться, пусть мне всю компанию спихнет, мне же делать нехуй. В коридоре много людей, но Поттс чудом умудряется уловить Лафейсона, и он тоже попадает под раздачу. Теперь Вирджиния спихивает на стажера свои обязанности, потому что из-за совещания ей некогда заниматься новым договором. Питер думает, насколько нецелесообразно доверять такое Лафейсону. И черт с ним, что стажер, но это же Локи, мало ли что он там «нахуевертит» в своих интересах. А студент слушает женщину внимательно, задает важные вопросы, игнорируя звонящий телефон. — Возьми трубку, — не выдерживает Вирджиния, после третьего звонка. И Локи отвечает неохотно, отходит в сторону. Какое-то время Питер мнется возле женщины, не понимая, стоит ли ему уйти, а может, подождать Лафейсона и поговорить с ним. А что он ему скажет? «Прости, ты странный, я не буду с тобой дружить» — так себе начало диалога. Студент довольно скоро возвращается, а потом выдает безэмоционально: — У меня отец умер. Вообще-то это сбивает с толку. Ни Паркер, ни Вирджиния не знают, как реагировать. Сочувствовать? Поздравлять? Но Локи говорит что-то еще про похороны завтра, и просит у Поттс отгул. Та освобождает его от работы на всю неделю. Может, она думала, что завтра только прощание, не похороны. Но прощание Локи уже пропустил, на счет смерти Одина ему звонили уже пару дней, просто он не брал трубку. Остались только сами похороны и поминки, устраивать которые никто не собирается. На похороны придется сходить. Студент кивает своим мыслям, и отходит в сторону своего кабинета, но Питер следует за ним. — Ты как? — Обеспокоенно спрашивает ученый, не понимая чужих чувств. — Ну, придется идти на похороны, выслушивать, какой Один замечательный и добродушный, почти святой человек. А потом придется идти в Асгард, где много-много важных дяденек будут возиться с наследством, и тому, кто получит в наследство компанию, я искренне сочувствую, потому что это и так один огромный геморрой, так еще и эти супер важные дяденьки будут трахать своими правилами, прямо без смазки, представляешь? — Саркастично и невесело описывает парень, и он прав. У Питера умерло достаточно родственников, чтобы понять, насколько долго и муторно возиться с этим дерьмом. Какое-то доверительное лицо, что-то там делает, что-то там решает. Питер так и не понял. Логично, все-все его родственники умерли до того, как ему исполнилось шестнадцать, а он хоть и был умным мальчиком, но все, что связано с юрисдикцией за гранью его понимания. А Локи еще в этом направлении учится. Сумасшедший. На эти слова ученого Лафейсон смеется невесело, а потом сообщает, что это ни разу не его выбор, и направление ему выбрал, как неожиданно, отец. «При передаче имущества, причисленного к наследству, главный дяденька — доверительное лицо» — говорит Лафейсон заученно. Питер не сильно вслушивается. «К нему переходят имущественные архивы, дяденька ими балуется, приводит в порядок, а когда выполнит всю грязную работу, он отдает имущество наследникам» — продолжает студент. Зачем он это рассказывает, ученый не понимает. В конце концов, Питер узнал это на «практике». Потом Локи говорит про других «супер важных дяденек», которые введут в курс дела наследника Асгарда. Почти как доверительное лицо, только назначенное не через суд и закон, а просто в Асгарде тусующееся. Просто какие-то дяденьки, приближенные к отцу, которые кратко расскажут несчастному наследнику, что и как в этом еще более несчастном Асгарде устроено. А потом какое-то время за наследником понаблюдают, а то вдруг тот обосрется в управлении, и что делать? — А какая там ебля с документами! — Воодушевленно комментирует студент. — Целая оргия, можно сказать. Питер хмыкает, думает, что это максимально в репертуаре Лафейсона. «Я всю эту вашу юрисдикцию в рот ебал» — отвечает студент. Компетентный юрист, сразу видно. — В Асгард придется идти сразу после похорон, уверен, там будет куча журналистов. Надеюсь, по телеку покажут, — слабо улыбается стажер. — Никогда не видел в СМИ особых новостей про Асгард, хотя компания довольно важная, — бурчит Паркер. — Отец в железном кулаке держал и журналистов и полицию. Да он вообще весь город тупо поимел, на самом деле. Что-что, а бизнесмен из него ебейший вышел. Жаль, что как человек он дерьмом оказался, — жмет плечами парень и останавливается у двери в свой кабинет. — Зайдешь или работать будем? — Работать, — делает выбор ученый. Локи согласно кивает, с хитрой улыбкой смотрит на друга, а потом ловко обхватывает пальцами чужой нос, показывает сложенные пальцы, будто держит что-то и смеется: — Я твой нос украл, — хохочет студент, сразу заходя в кабинет и закрывая перед Паркером дверь. Нелепый фокус для детей ввел ученого в ступор, но вызвал легкую улыбку, которую тот тщательно сдерживает, лишь приподнимая уголки губ.***
Надежды Локи сбылись, по телеку показывали. И Пеппер отвлекает Паркера от работы, чтобы посмотреть новости. Журналисты стоят организованно, у всех есть пропуск, значит разрешение в любом случае получено, интересно, кто это разрешение дал? Кто вообще является доверительным лицом Одина? Репортер говорит, что-то про скорое появление наследников, и оператор показывает главный вход, куда, вероятно, скоро зайдут дети Одина. По сторонам от входа «коридор» образованный двумя «полосами» журналистов. Повсюду охрана, организаторы и сотрудники Асгарда, но все они упорядочены, выполняют свою работу, не мешая остальным. Проход от главного входа остается чистым, все ждут появления наследников. А когда они появляются, начинается возня. Журналисты оживились, уже готовы задавать вопросы. Репортер что-то говорит, но объектив камеры направлен на вход, в момент, когда в дверях появляются три темных фигуры. Локи, Тор и Хела заходят в помещение с довольно важным видом. На их лицах не видно эмоций, а если они и есть, то это определенно что-то типа презрения. Походка у каждого из них гордая, плавная. На вопросы журналистов никто не дает ответа. Кто-то пытался поднести микрофон к Локи, что шел ближе к краю, но тот удивительно изящным движением кисти его от себя отмахнул. Это привлекает внимание оператора, и он снимает крупным кадром самого младшего. На лице у Лафейсона расцветает ядовитая улыбка. Питер смотрит на экран внимательно, изучая студента. На нем знакомые ботинки на платформе, и это вызывает неуместную улыбку у ученого. Он надел их, чтобы не казаться таким мелким на фоне брата? На фоне Тора кто угодно будет мелким, а его сестра еще и на каблуках. Он бы выглядел малявкой на их фоне. И все равно вид у Лафейсона непривычный, волосы уложены назад, одет он в строгий черный костюм, а громоздкое черное пальто выглядит на нем специфично? Агрессивно. Из-за грубой обуви и этого пальто, Локи выглядит будто агрессивно. А на лице его кривая улыбка, скорее оскал, и Питер думает, что уже и забыл про эту дьявольскую улыбку. Что-то не так. Улыбка у Лафейсона такая же ядовитая, как раньше, прямо как тогда, в день их знакомства. Но какая-то деталь отличается, и Питер старается понять быстрее, чем оператор сдвинет камеру. Глаза. Зеленые глаза обычно будто загораются ненавистью и жаждой крови, когда он так улыбается. А сейчас взгляд пустой, только натянутая и неестественная улыбка скрывает его настоящие эмоции. Журналисты спрашивают беспорядочно, но некоторые вопросы слышно отчетливо, и Паркер не хочет думать, насколько эти вопросы каверзные, неудобные и даже раздражающие. Кто-то спрашивает, очевидно, что-то совсем неуместное, отчего Локи хрипло смеется. Снимать это детально оператор не стал, камера сдвигается, показывает на экране мрачного Тора, а потом улыбающуюся Хелу. Питер неожиданно замечает, что ее улыбка точь в точь, как у Лафейсона. Такая же кривая улыбка, полная ненависти, вызывающая липкое отвращение и дискомфорт. Они проходят, вопросы остаются без ответов, журналисты негодуют. Репортер что-то говорит, про нотариуса и завещание. Два плюс два равно четыре, это они идут на встречу с нотариусом и доверительным лицом. Нотариус прочтет завещание, они узнают, кто и что получил. Журналисты тут еще не закончили, они будут ждать, когда наследники закончат с нотариусом, и попытаются узнать, кто унаследовал компанию. Удобно. Будто весь мир замирает в ожидании. Вместо прямого эфира теперь обычные новости, но Питер с Вирджинией смотрят и их. Говорят, про не самую свежую весть о смерти бизнесмена Чарльза, а потом новости меняются. Смерть дочери заключенного Джона Барретт признали самоубийством. Вещают, что Элизабет застрелила себя. Пеппер ужасается, сдвигает сочувствующе брови. — Какой кошмар, — тихо отзывается женщина. Питер кивает. — Весь интернет говорит об этом. Многие не согласны с этим, считают, что это не самоубийство, — рассказывает ученый. Он не фанат смотреть новости, особенно такие печальные. Но социальные сети кишат подобным, а это почему-то разлетелось. Все, что происходило на экране дальше, Паркер игнорировал. Но новости про Асгард возвращаются, немного неожиданно. Из коридора, куда не пускала журналистов охрана, выходит Лафейсон. Странно, что он один, странно, что теперь за ним следует охрана. На лице его безумная улыбка, почти похожа на довольную. Репортеру удалось подойти близко, и спросить, что он получил в наследство. Всем так интересно, кто получил компанию. Локи ломано смеется, и с энтузиазмом отвечает: — Ничего! — Натянуто улыбается студент. — Мой любимый отец ничего мне не оставил. Повисла какая-то тишина, но Лафейсон снова заливается хриплым хохотом. Он идет ко входу, окруженный уже не молчащими журналистами. Охрана расталкивает слишком активных, пытается дать проход парню. Но все кричат свои вопросы, возле него ютятся операторы, внимательно снимая, как он идет с широкой улыбкой и теперь уже горящим безумием взглядом. От некоторых вопросов он смеется хрипло, будто ему рассказали хорошую шутку, и походка у него расслабленная. Он идет так, как гуляют люди по парку. От Локи веет весельем. Он с упоением смотрит, как охрана сдерживает некоторых журналистов, он наслаждается их злыми лицами. Ему нравится, что никто из них не получил то, что хотел. Он в восторге от того, что каждый из них придет к своему начальнику и расскажет, что никаких комментариев наследники не дали. Операторы снимали его до самого выхода, до заранее открытых для него дверей. От чего студент улыбается еще шире, упиваясь самодовольством. Он бодро спускается по аккуратной лестнице, соскакивает с последних трех ступенек. Небольшая боль от приземления разжигается в ногах, но он звонко смеется, оборачивается. На улице холодно, ветер раздувает тяжелое пальто, портит идеальную укладку. Парень втягивает леденящий воздух полной грудью, и выдыхает с заметным облаком теплого воздуха. Отец ничего ему не оставил. Ни денег, ни имущества. Не то, чтобы Локи очень хотел, но из всей семьи у него одного проблемы с бюджетом. У Тора куча научных открытий, Хела умудрилась самостоятельно из ничего построить свою компанию. Компанию по созданию оружия, что не одобряет общественность, но очень одобряют военные. «В семье не без урода» — вспоминает студент. Достижений у него нет, да и работает он мальчиком на побегушках у доброй тети. Платят, конечно, хорошо, но Лафейсон настолько транжира, что деньги очень быстро уходят в никуда. Из-за последних дел денег не осталось, из-за отпуска деньги появятся нескоро. За учебу он еще не платил. Платил, вообще-то, обычно Один. Потому что отваливать сорок пять тысяч долларов в год на обучение Лафейсон ну никак не может. И учиться-то осталось, прости господи, год. Отец мог бы и заплатить, не разорился бы. Теперь Локи даже понятия не имеет, что делать. Даже если ему прямо сейчас заплатят за стажировку, оплатить год ему все равно не хватит. Придется искать альтернативный способ быстро заработать, потому что его вот-вот из университета выпрут. Мрачные мысли оккупировали его рассудок, не дают сосредоточиться ни на чем другом. Парень зачем-то едет в Старк Индастриз. На приход в компанию Вирджиния реагирует удивленно, напоминает, что освободила его на неделю. А он говорит, что не может не работать целую неделю, он тогда от зарплаты три гроша увидит. А она говорит, что он глупый, и зарплата будет совершенно обычная, без изменений. А он отвечает, что все равно хочет работать. «Ну, как хочешь, иди» — сдается Вирджиния, обеспокоенным взглядом изучая стажера. Студент кивает, уходит к своему рабочему месту. Поттс решает, что передаст поручения через Паркера. Ученому это не понравится, он рад, что хотя бы новости закончились, и он может вернуться к работе. Появление Пеппер его удручает. — Там Локи пришел, — замято информирует женщина. Питер сухо поднимает бровь. — Не проведаешь его? — Зачем? — Непонимающе спрашивает ученый, закрывая толстый блокнот с расчетами. — Кажется, он не в порядке. — Я имел в виду, зачем он пришел? — Питер хмыкает, печатает что-то на ноутбуке. — Говорит, работать хочет, — стушевалась Вирджиния. Сумасшедший. Паркер вздыхает, снова что-то делает в ноутбуке, выключает его. Он берет у Пеппер синюю папку, которую она попросила передать Лафейсону, и уходит к лифту. Не понимаю, почему всегда я должен с ним взаимодействовать. И почему Пеппер зачастила сталкивать меня с ним. Ученый мнется у двери, стучит негромко. А зайдя, тушуется на пороге, нелепо закрывая дверь. Локи стоит на стуле, перебирает папки на верхней полке стеллажа. На вошедшего он глянул мельком, спешно здороваясь. А потом берет стопку папок, соскакивает со стула, и сгружает это все на рабочий стол. — Пеппер просила передать, — нелепо поднимает одинокую папку, демонстрируя ее стажеру. Тот неясно указывает на полку стеллажа, и Питер поджимает губы, глупо кладя папку. Что мне делать, что мне делать, что мне делать? Надо заговорить с ним? Или молча уйти? Если заговорить, то что мне ему сказать? Как же я ненавижу социальные взаимодействия, не хочу ни с кем говорить. Не хочу с ним говорить. Не хочу о нем волноваться. Паркер вздыхает зажато, и заставляет себя заговорить. — Ты как? — Морщит нос от своей убогости ученый. Ну зачем, ну зачем, ну зачем. Почему я иду с ним на контакт, если не хочу. Или хочу? Чего я вообще хочу и не хочу? Лафейсон прекращает перебирать документы, выдыхает сдавленно, хмыкает невесело. — Я в порядке, — пытается улыбнуться студент, но брови дергаются так, будто он сейчас расплачется. Питер удивляется такой открытости, видит в зеленых глазах тревожность, и задыхается от внезапно появившейся эмпатии к этому студенту. — Я не знаю. Локи печально улыбается, чувствует, как горят щеки, и что слезы вот-вот польются. Вообще это несправедливо, ему не кажется, что тут есть повод плакать. Ну подумаешь, выпрут из университета. А потом из общаги. Ладно, не подумаешь, слезы уже готовы литься ручьем. — Эй ну ты чего? — Подходит ближе. Голос у него тихий, слегка взволнованный. И взгляд такой обеспокоенный, что Локи уже готов плакать не только потому, что с финансами проблема, но еще и потому что он настолько жалкий, что даже Питеру его жаль. Питер и сочувствие, это вообще что-то непривычное. — Насколько надо быть неудачником, чтобы быть ребенком миллиардера, но все равно быть нищиёбом, — шепчет разбито студент. В его глазах застыли слезы, но он намеренно не моргает, чтобы те ни в коем случае не скатывались по щекам, выдавая его. Унижаться перед Паркером так сильно не хочется. А ученый нелепо кладет тяжелую руку ему на плечо, надеется успокоить. — Вряд-ли ты мог избежать этого, — бросает как-то невпопад ученый, не зная, что надо говорить. Он вздрагивает и напрягается, когда Локи устало кладет голову на его плечо. Почему-то кажется, что такое уже было, и странное чувство дежавю накатывает с удивительной силой, но ничего вспомнить не удается. — Мне нечем платить за учебу, — всхлипывает парень, — а если меня выпрут из университета, то и из общаги тоже, и мне негде будет жить. Локи окончательно расклеился, и сдерживать слезы уже не получается. Рубашка ученого охотно впитывает чужие слезы, из-за чего стажер нервно меняет положение, чтобы слезы были где угодно, но не чужой одежде. В крепкое плечо он утыкается уже лбом, и черные волосы все же немного спадают, несмотря на обильное количество геля для укладки. Питер напряжен, не знает, что сказать. Легкие будто сдавлены ребрами, что дышать стало сложно. Куда деть руки ученый тоже не знает, положить на спину студента — неудобно, у него слишком тяжелая рука, а если положит на его затылок — испортит укладку. Почему он сочувствует? Почти все чужие проблемы он привык обесценивать и считать их нелепыми. Разве мне не должно быть безразлично? Почему мне хочется помочь? А если я просто помогу? Хотя, как… заплатить? Нет-нет-нет, я же не должен… даже думать не надо об этом. А может… мне же не сложно… прекратить! Хватит, я не хочу думать о нем. Кажется, Локи снова всхлипывает. Ладно, я сделаю это. — Все будет хорошо, никто тебя не выпрет. Закончишь ты свой университет, и квартира своя потом появится. Ты справишься с этим, — шепчет поддерживающе ученый, и Локи не может сдержать улыбку от мысли, какой же Питер все-таки замечательный.***
В университете Лафейсон ищет директора или декана, чтобы спросить, до какого ему нужно заплатить. А они говорят заплачено. Весь четвертый курс оплачен. Когда оплатили? Вчера. Быть не может. Отец из могилы оплатил? Или это доверительное лицо, приводя счета и неоплаченные долги отца в порядок, заплатил нечаянно. Локи звонит Тору, спрашивает номер этого доверительного лица, звонит и ему, уточняет. «Нет, не платил, плата за твою учебу долгом не считается» — звучит сухой ответ. «Вот сука, долгом не считается, а что это блять по-твоему» — шипит сердито Лафейсон, хотя звонок уже завершен. На работе сосредоточиться не удается, все мысли все равно о несчастном платеже. Вопросы остаются без ответа. Хочется чего-то вкусного, и студент плетется в столовую за газировкой. В другой стороне широкого и людного коридора парень замечает Старка, который что-то весело рассказывал мрачному Паркеру. Локи поднимает руку, привлекает внимание ученого, а тот пользуется предлогом и уходит от Энтони, будто ему срочно надо уйти. — Как теперь у тебя дела? — Любопытствует Паркер, улыбается как-то странно. Питер довольно редко улыбается, но какая же улыбка у него красивая, заразная, Локи не может не улыбаться в ответ. — У меня в жизни видимо может быть только две проблемы: не оплачена учеба и оплачена, но неизвестно кем, — нелепо рассказывает стажер. — Ну не мог же отец из могилы оплатить, это как-то неудобно. — Ну, технологии развиваются, люди прогрессируют, вдруг все же из могилы и оплатил. — Какие технологии, мы ему в гроб ничего не клали, телефон уж тем более, — улыбается Лафейсон. Они шагают в сторону столовой, заворачивают в более узкий коридор. — Даже на могилку ничего не положили? — Наигранно и шутливо удивляется ученый. — Ну, не знаю, я только на могильный камень харкнул, — нелепо рассказывает студент. Питер смеется. — Ты серьезно? — Продыхает от смеха ученый, но Локи кивает и сам смеется, отчего хохот продолжается. — Возможно, его нелюбовь ко мне была обоснована, — продолжает посмеиваться стажер. — Думаешь? — Издевается Паркер, и лицо у него почему-то такое смешное, что Лафейсон заливается хохотом еще сильнее. Пару минут они идут в тишине, иногда нарушаемой нелепыми смешками. Интересно, стоит ли ему знать, что это я заплатил? Типа, какая будет реакция? А может сказать ему? Нет, это тупо. А может…? — У меня мозги кипят, а я все не врубаюсь, кто заплатил, — забавно поджимает губы парень. Хочу сказать, хочу сказать. — Да забей. — Ну да, всего-то кто-то выкинул сорок пять тысяч баксов за мою учебу, так, мелочи, — ерничает стажёр. — Рутина, — хмыкает ученый. Сейчас как скажу, что это я заплатил, он ахуеет. Лицо у Локи довольно забавное, на нем будто написано, что он продолжает думать над этим. — Это даже не доверительное лицо Одина заплатил, а мог бы. Представляешь, я ему звоню, спрашиваю, а он говорит, что моё обучение долгом не является и сбросил. Гондон, понятно, почему Один ему доверял, — дуется Лафейсон. Питер смеется тихо. Поворачивается к студенту с неясными эмоциями. — Это я заплатил, — спокойно признается парень. У Лафейсона такое удивление на лице, что Паркер не может сдерживать улыбку. — С ума сошел?! — Возможно, — кивает ученый. Эмоции студента меняются мгновенно, смешиваются, и выглядит это завораживающе. Потому что обычно чувства Лафейсона скрыты за лживыми масками, а если он и открывается, то редко, и не так заметно. — Я верну, — настоятельно заявляет парень. — Нет, — тут же возражает Паркер, — я это не в долг делал. — Так нельзя, — тут же реагирует Лафейсон. — В смысле «нельзя»? — Не понимает ученый. — В прямом. Это неправильно, нельзя взять и отвалить сорок пять кусков за… за мою учебу, — сбивается студент. Он слегка тушуется, нервничает. И сердце колотится от невнятного волнения. Зеленые глаза выглядят расстроенными, брови напряжены, сведены к переносице взволнованно. — Успокойся. Отнесись к этому, как к внезапному подарку. — Ну уж нет, я верну, как заработаю, — настаивает стажер. Питер устало вздыхает. — Слушай, я сделал это не в долг. Может, мне хотелось тебя… обрадовать, а ты выглядишь так, будто сейчас расплачешься, — пытается втолковать Питер, и смотрит так непонятно, что Локи смутился. — Я понимаю, тебя видимо так воспитывали, но хотя бы мне сделай одолжение. Кажется, Лафейсон забыл, как дышать. Легкие сдавливает от волнения, пульс учащается. В зеленых глазах тысяча эмоций, и Паркер хмыкает устало: — Нужно уметь принимать помощь или подарки, как и давать. Мне жаль, что тебя этому не научили в детстве. — Я умею, но это слишком, — стушевался студент. Он выглядит расстроенно, так же, как и вчера в кабинете. Питер вздыхает тяжело, смотрит на парня неясным взглядом. Тот смутился еще сильнее, и шепчет сдавленно: — спасибо. — Не за что, — довольно улыбается ученый. Задумывается на секунду, что-то решает, а потом легко щелкает Лафейсона по носу, — пока, зануда. Питер уходит, собирается вернуться к работе. Думать о студенте все еще не хочется, но бескомпромиссно не получается. Все мысли все равно будут о нем.